В Сан-Гауте принимали журналистов, которые желали знать подробности о зверствах генералиссимуса. И так Кэти, которая всегда следила за событиями в мире, узнала о мяснике Экман-Рамиресе, человеке, чья резиденция охранялась артиллерией и беспощадными головорезами.
Когда человек с широкими запястьями вошел в ее жизнь, Кэти вспомнила именно об этом. Ей захотелось увидеть, как мясника из Читибанго разорвут в клочья. Она могла выбрать кого-то еще. Ее потрясающий спутник мог уничтожить кого угодно. Но ей хотелось выбрать кого-то подальше от Бостона и от генератора. Она хотела найти для своего нового знакомца достойного противника. Русские определенно не годились. В одно мгновение она остановила свой выбор на мяснике из Южной Америки. Она подумала о том, какой замечательный бой разыграют его знаменитые телохранители. Если этот Римо проиграет, она найдет, чем откупиться, если выиграет — она получит истинное наслаждение, присутствуя при этом.
Но самое главное, что ей сейчас было все равно, что произойдет. Ей хотелось быть рядом с Римо.
— Да, я совершенно уверена. Похоже, это именно те джунгли. У него была замечательная гасиенда.
— У всех здешних диктаторов такие, — сказал Римо.
— У него была островерхая шляпа.
— И это здесь не редкость.
— А нос у него не висел как слива, — сказала Кэти. — И волосы не такие, будто сделаны на пластиковой фабрике.
— Может, это Экман-Рамирес, — сказал Римо. Он видел однажды фотографию в журнале.
— Он сказал, что хорошо заплатит за опыт. Я и не знала, что это принесет столько страдания. Бедные животные.
— Ты сама видела это оружие?
— Он сказал, что оно у него есть. Он его спрятал. Я должна была догадаться.
— Почему? — спросил Римо.
Он заметил, что ей трудно идти по тропе. Местные посмотрели на его запястья и сразу стали ему доверять.
Почему, он не знал. Но он был уверен, что они смотрели на его запястья, когда говорили не только, где живет генералиссимус, но и где он сейчас.
— Все эти статьи. Я им не верила. Я думала, там все вранье, а ты говоришь, что это может принести вред людям.
— Ты что, не видела там животных? — спросил Римо.
— Видела. И видела, как они страдают. Да, — сказала Кэти.
Она сделала так, что ее блузка распахнулась, обнажив вздымающуюся грудь, блестевшую на сангаутском солнце. Кэти умела так изящно распахнуть блузку, что могла делать что угодно со взглядами мужчин, заставляя их наклоняться через стол, выворачивать под немыслимым углом шею и забывать о том, о чем они должны были в тот момент думать. Правильно распахнутая блузка была для нее так же незаменима, как портативный компьютер.
Но этого мужчину ее тело не интересовало. Казалось, он осязает все вокруг себя и знает, где тропа, чего он знать никак не мог. Ей он сказал, что он это чувствует.
— У тебя блузка расстегнулась, — сказал Римо.
Кэти подняла глаза и кокетливо на него взглянула.
— Правда?
И она дала ему возможность насладиться тем, что выпирало у нее из бюстгальтера.
— Да. Так почему ты решила, что не причинишь зла?
— Я слишком доверчива, — сказала она. Она вдруг поняла, что джунгли полны созданиями, которых она не видит. Какими-то существами с волосатыми лапами и мелкими зубами, которых, возможно показывали по телевизору, как они откладывают яйца или едят что-то такое же волосатое и зубастое.
Статьи в журналах не могут передать запах или то, что чувствуешь, когда проваливаешься в настил из листьев у тебя под ногами, туда, где наверняка куча этих волосатых страшилищ.
— Ты женат? — спросила она.
— Кажется, я уже говорил, что нет. Не ступай так тяжело, — сказал Римо.
— У меня прекрасная походка, — сказала Кэти.
Ее перестали волновать джунгли. Она вдруг обиделась.
— Вовсе нет. Хряп-хряп. Постарайся не давить на землю. Относись к ней, как к другу. Иди с ней вместе. И тебе, и ей будет легче, а мы не будем сообщать о своем приближении всем за холмом.
Кэти ничего не видела за густой листвой. И холма она не видела.
— Откуда ты знаешь, что там что-то есть?
— Знаю. Идем. Иди вместе с землей.
Вымотанная Кэти попробовала пойти вместе с землей, чтобы показать, что у нее ничего не получается, но поняла, что, следя за Римо и думая о том, что он сказал, она не просто идет, а скользит. Она закрыла глаза и тут же споткнулась. Ей надо было на него смотреть.
— Где ты этому научился?
— Научился, — ответил Римо.
— Это просто замечательно, — сказала она.
— Обыкновенно. Экман-Рамирес, он какой?
— Он социопат. Они самые искусные в мире лгуны. Ведь сумел же он меня убедить. Зря я не поверила статьям в журналах. Решила, что это пропаганда.
— Нет. Они просто не знают, что делают. Никто не знает, что делает. Никто. Эти типы спалят Землю своей штуковиной.
— Некоторые люди знают, — сказала Кэти. — Тот, кто научил тебя так ходить, знает. Наверняка знает. Или это была она?
— Он.
— Твой отец?
— Т-сс.
— Кто?
— Некто, и все, — сказал Римо.
Он подумал о Чиуне, отправившемся на поиски старого дерева и золота, собрания дани за тысячу лет. Кое-что давно потеряло свою цену, когда современные люди научились производить то, что раньше было редкостью. А остальное? Чего будет стоить рубин, если на Земле не останется никого, кто сможет его оценить? А Чиун все равно ушел.
— Знаешь, я без него не скучаю, — сказал Римо.
— Без того, кто тебя учил?
— Псих, вот и все. Всегда сам себе голова. Спорить с ним бесполезно.
— Тот, кто тебя учил?
— Никогда не мог. И не буду. Понять не могу, почему я этого из головы не выкину.
— Это ты про того, кто тебя учил? — снова переспросила Кэти.
— Смотри, как идешь, — сказал Римо.
— Я впервые вижу, как ты сердишься. Мне казалось, с тобой такого не бывает.
— Постарайся идти, как я сказал.
Это было уже второй раз. Ясно, что есть кто-то, кого он любит. Но что это за отношения? Не поэтому ли она его не интересует? Может, его вообще женщины не интересуют?
— Смотри, как идешь, — сказал он.
Оказалось, что он совершенно прав. Впереди показалась гора. А на самой ее вершине, словно белый драгоценный камень, под красной крышей была классическая гасиенда, окруженная отнюдь не классическими пулеметными гнездами. У ворот была свирепая стража, а на крыше было понатыкано столько антенн, что их хватило бы, чтобы направить атаку с воздуха на всю остальную часть Южной Америки. Земля вокруг гасиенды была ровная, укрыться там было невозможно.
— Ой-ой-ой, — сказала Кэти. — Мы туда никогда не попадем.
— Это защита только от бандитов. Куда он спрятал эту штуку?
— У него спроси, — сказала Кэти.
— Если ты боишься, можешь подождать здесь, я потом за тобой приду.
— Нет. Со мной все в порядке. Я в долгу перед человечеством и должна расплачиваться за принесенное мной зло, — сказала она.
Она вовсе не желала ограничиться этой мерзкой прогулкой по джунглям и пропустить сворачивание шей и крушение костей. Если бы она искала безопасности, то осталась бы в Лондоне, а этого послала бы в Тибет или еще куда.
— Держись рядом.
— Ни на шаг не отойду.
В Римо было нечто, что она заметила почти сразу — он действовал, следя за реакцией людей. Так, легко и просто, он прошел мимо пулеметных гнезд. Он помахал рукой. Ему помахали в ответ. Она поняла, что больше всего успокаивало то, что он невооружен. Он не представлял никакой угрозы. Угроза была спрятана глубоко-глубоко. Кэти чувствовала, как тело ее звенит, наслаждаясь опасностью. Ей стало интересно, убьет ли он ради нее охранника.
— Эй, — сказал Римо. — Я ищу генералиссимуса. У меня для него хорошие новости.
Охранник по-английски не говорил. Римо заговорил на своем испанском, но такого странного испанского Кэти раньше никогда не слышала — он больше походил на латинский и был слишком напевен, как будто его учителем был какой-то восточный человек.
— Генералиссимус не встречается с первым встречным, — сказал охранник, обратив внимание на запястья Римо.
Часов у него не было, значит это был не гринго, а гражданин этой страны. Охранник спросил Римо, почему тот не работает в поле, или не в горах с бандитами, или не в армии генералиссимуса. И что он здесь делает вместе с красоткой-гринго? Он что, хочет ее продать?
Римо сказал, что продавать он ее не хочет. Но он пришел, чтобы предложить генералиссимусу наивыгоднейшую сделку. Он может позволить Вождю увидеть рассвет. Охранник расхохотался.
Тогда Римо сделал одно движение. Его рука, казалось, скользнула по наглому лицу охранника. Движение было не быстрым, но Кэти успела заметить, как рука уже уходила от лица. Смеяться охранник перестал. Без губ и зубов смеяться невозможно. Охранник даже руками ничего делать не мог, только пытался остановить хлеставшую кровь. Он лишь быстро махнул рукой, указывая, что генералиссимус наверху. Неподалеку был еще один охранник. Он спустил курок пистолета. Но пистолет не выстрелил. Он опять согнул палец. Пистолет ничего не сделал, но показалось что-то красное. Причем из руки. Даже валяясь на земле, палец продолжал дергаться. Римо вместе с Кэти шел вперед. Охрана у пулеметов ничего не заметила. Она знала это, потому что они смотрели на нее и посылали ей воздушные поцелуи.
Охранники у ворот пытались кое-как себя спасти. Кэти потянула Римо за рукав.
— Ты их прикончишь?
— Нет. Было бы у меня рекомендательное письмо, я бы их даже не тронул.
— Но ты же начал с ними разбираться. Не понимаю, как ты можешь не доводить дело до конца. Ну, сам знаешь, шею сломать или еще что.
— Не люблю убивать без необходимости.
— Какого черта ты всех завел, а теперь вот так уходишь?
— Хотите их добить, леди, добивайте.
— Я не умею убивать, — сказала она. — Терпеть этого не могу. В мужчинах — особенно.
— Тсс-с, — сказал Римо.
— Что?
— Я думаю.
— Можешь не напрягаться.
— Где он тебя встречал, когда ты здесь была?
— Римо, все было так странно. От этого... несло странностью, я ничего не могла понять. Может, они специально так делали, не знаю.
— Иногда они так делают. Я спрашиваю, потому что, если у людей есть что-то, чем они действительно дорожат, они далеко от этого не уходят. А если уходят, то недалеко.
— На опыте узнал?
— Нет, меня научили.
— Тот человек научил?
— Не могла бы ты оставить эту тему? — отрезал Римо. — Просто оставить. Наверняка есть что-то, о чем ты не хочешь говорить.
Он осмотрел огромные холлы с мраморными полами и витражными окнами в два этажа. Дорогое дерево, отполированное до глубокого блеска. Стулья с высокими спинками. Позолоченные подсвечники.
На втором этаже он услышал смех и направился туда.
— Ты по смеху определяешь, где хозяин дома?
— Не знаю. Может быть. Терпеть не могу таких мест. Знаешь, такие, немного испанские, немного арабские, потому что это они создали испанский стиль. Что-то от майя. Что-то от ацтеков. И немного Калифорнии. Такая путаница. Не можешь понять, где же хозяин. Терпеть не могу когда смешивают стили.
Он пошел по лестнице, Кэти бежала, чтобы не отстать. Снаружи шумели охранники. Звенел сигнал тревоги. Римо не обращал на это никакого внимания. Потом он увидел, как в какую-то комнату вбежал офицер и запер за собой дверь. Римо метнулся следом, выбив замок как камень из пращи. Кэти, задыхаясь, догнала его. Рядом с ним было безопасно. Если, конечно, он знал, что это ты.
— Это я, — сказала она.
— Я знаю, — ответил Римо.
— Откуда?
— Я знаю. Пошли. Я работаю.
Работой было разоружение двух офицеров при медалях, которые целились в него из пистолетов. Разоружал их Римо, взяв за плечи. И опять он их не прикончил. А двух негодяев, которые бросили пистолеты, увидев, как у их товарищей оторвали руки, он даже не тронул. Он был почти мил, входя в следующую комнату, где еще один офицер сообщал генералиссимусу Экман-Рамиресу об опасности, исходящей от какого-то человека, который появился здесь, чтобы угрожать Его Высокопревосходительству.
Кэти поняла, что Римо умеет дразнить. И еще она поняла, что ей необходимо, чтобы он прикончил одного из этих людей, иначе она с ума сойдет от возбуждения.
— Давай, действуй, — сказала она.
Римо кивнул. Генералиссимус, как выяснилось, говорил по-английски. Больше того, он говорил по-английски совсем неплохо, даже быстро, особенно, когда ему было указано, что человек, прошедший сквозь его стражу, как сквозь папиросную бумагу, находится здесь.
— Чем могут помочь тебе в сем скромном доме, друг? — спросил генералиссимус.
У него были тонкие черты лица — небольшой изящный нос, светлые волосы, темные глаза. У него даже был сверкающий желтый передний зуб. В этой стране те, кто имел золото, всегда выставляли его напоказ.
Он, не отрываясь, смотрел на запястья Римо.
— Мне нужна ваша флюорокарбоновая штука.
— Боюсь, сэр, у меня нет ничего подобного. Но, если бы было, вы бы первый это имели.
— Ох, какой лжец, — шепнула Кэти. — Все эти мясники такие лжецы.
— Ваша прелестная спутница, что называет меня лжецом, кто она?
— Вы что, хотите сказать, что на этом самом месте не просили меня измерить оксидацию и жидкостную рефракцию ультрафиолетовой интенсивности при трансатлантическом угле наклона?
— Сеньора? — беспомощно переспросил генералиссимус.
— Малден. Негодяй, про Малден забыл?
— Малден? Я не знаю Малдена.
— Не знаешь о маленьких мертвых собачках? Не знаешь об озоновом слое? А о чем еще ты не знаешь?
— Не понимаю, о чем вы говорите, леди.
— Это он, — сказала Кэти.
То, что последовало за этим, поставило перед Кэти определенные проблемы. Она рассчитывала, что Римо тут же убьет генералиссимуса, предоставив тем самым ей полную свободу действий.
К сожалению, она и не подозревала о том, что Римо умеет делать с человеческими телами. Он просто пробежал двумя пальцами по позвоночнику генералиссимуса, после чего у того глаза превратились в лужу слез, а лицо побагровело от боли. А если генералиссимус так и будет отрицать свою причастность к установке и так и умрет? Тогда Римо догадается, что она солгала ему?
— Так они обычно говорят правду, — сказал Римо.
— Очевидно, он боится человека, на которого работает, больше, чем тебя. Посмотри на его лицо. Ему же больно.
— Поэтому-то они и говорят правду. Чтобы остановить боль.
Кэти увидела, как лицо побагровело, потом побледнело, потом опять побагровело. Казалось, что этот человек полностью контролирует нервную систему генералиссимуса.
— Это же были северные вьетнамцы, да? Вы им показали, как это работает, так? Для этого я вам и была нужна. Чтобы разработать оружие для Ханоя, — сказала Кэти. Она чувствовала его боль всем телом.
Генералиссимус, который в тот момент готов был признаться в убийстве Адама и Евы, выдохнул: “Да”. Особенно приятно было, когда боль отступила. Это было столь упоительно, что он с помощью Кэти даже сообщил подробности продажи оружия во Вьетнам. А еще признал свою вину и попросил прощения.
— Но ведь Ханой не к западу от Великобритании.
— К западу, если вокруг, — сказала Кэти.
— Я это сделал. Я продал эту страшную... штуку?
— Флюорокарбоновый генератор, — подсказала Кэти.
— Да, эту флюоро... штуку. Признаю.
— Кому в Ханое?
— Не знаю. Они просто приехали, погрузили и уехали, — сказал Генералиссимус.
Римо взглянул на Кэти. Она покачала головой.
— Ты — ученый, — сказал Римо. — Такое может быть?
— Вполне, вполне, — сказала она.
Она не знала, что они будут делать в Ханое. И что она будет делать — тоже. Но после такого возбуждения ей нужно достичь высшей точки наслаждения.
— Ты хочешь оставить его в живых? А если он предупредит остальных?
— Иногда это даже помогает, — сказал Римо. — Они все бросаются на защиту того, что не хотят отдавать тебе.
— Если бы ты его убил, мне бы было спокойнее. Я не могу уйти с тобой, зная, что этот генералиссимус со своими офицерами будут предупреждать твоих врагов. Мне так трудно, Римо. Я больше не могу.
И тогда она заплакала. Она отлично умела лить слезы. Обнаружила она в себе эту способность лет в пять, когда задушила своего хомячка и заставила весь дом искать убийцу бедняжки Пупси By, так звали зверька, который последний раз пискнул у нее в руках.
— Хорошо. Хорошо, — сказал Римо. — Хватит плакать. Посмотри, они уже мертвы.
На полу лежало два неподвижных тела. Голова генералиссимуса смотрела в потолок, руки офицера так и застыли истерически протянутыми к генералиссимусу, как когда он вбежал в кабинет, предупредить Вождя, что страшный человек и красавица прошли через его охрану, как нож сквозь масло.
— Я даже не заметила. Как ты это сделал? — спросила Кэти.
— Не обращай внимания, — сказал Римо. — Сделал и сделал.
— Пожалуйста, больше не торопись. К чему такая спешка? Неужели ты совсем не думаешь о других?
Доктор Кэтлин О’Доннел не видела небольших припухлостей на шеях обоих людей. Но врач генералиссимуса их видел. Сомнений не было. Оба позвоночника были переломаны и раздавлены. Удивительный случай, тем более, что охранники сообщили, что в комнату технику не проносили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27