запасная хижина где-то справа. Мое убежище с верным другом-конем ждало меня. Где? Где-то здесь, ярдах в десяти…Вон оно! Скорее внутрь. Серый радостно заржал.Я тут же рухнул на пол. Потом все-таки поднялся, чтобы закрыть дверь на замок. Холодно, н о относительно безопасно.Насколько? Они же не успокоятся. Они будут искать. Надо выбираться. Как можно скорее. Куда? Сколько идти? Две мили? Меньше? Больше?Только бы удрать отсюда. Там, внизу, можно укрыться от ледяного, пронизывающего ветра. Я облокотился на спину коня, закрепил подпругу, с трудом вскарабкался в седло. Нагнул голову, проехал в дверь. Прямо в буран…Жеребец, наверное, почувствовал, что хозяину плохо, очень плохо, поэтому, на удивление, совсем не сопротивлялся.А буря бушевала вовсю. Я направил бедное животное прямо к дому, откуда по-прежнему доносились злобные крики.Там, где дует ветер, нет снега. Значит, можно спокойно скакать, что мы и сделали. Туда, к моей заветной трещине в скале, дай только Бог не промахнуться.Сзади — верная смерть. Впереди — жгучий мороз, мили и мили трудного пути, но… все-таки шанс выжить и победить.Подумав так, я невольно обернулся в седле. В густом снегопаде еще не пропал тусклый свет. Окно.Я вытащил из седельной кобуры винчестер, замерзшими, негнущимися пальцами зарядил его и три раза подряд выстрелил по окну — вот вам!По крайней мере, теперь вы знаете, что я не сдался, что об этом нечего и мечтать.А теперь снежный буран!.. Глава 3 Холодно, жутко холодно. Надо как можно скорее найти начало той самой индейской тропы, узкой-преузкой, которую не всегда разглядишь даже при тихой погоде. Серый уже ходил по ней. И не раз. Он наверняка сообразит, куда идти. А уж если нет, то…Ветер бил прямо в лицо, я вжимал голову в воротник, чтобы хотя бы перевести дух. Снежный покров становился все толще и толще даже здесь на равнине. Несколько раз жеребец спотыкался. Он устал как черт, но что делать?Ох уж этот ветрище — словно железная стена, холодный-прехолодный, а мы прем ему навстречу! Серый вдруг снова споткнулся и чуть не упал. Слава Богу, не упал, но остановился и задрожал. Тут я вспомнил: где-то справа должен быть спуск. Может, это он и есть? И именно из-за него конь споткнулся?Ну что, рискнем? Давай, давай, вперед, родимый. Он сделал неуверенный шаг, еще один, еще… Вот она, та самая здоровенная ель! Здесь надо слезать.Каждое движение отдавалось дикой болью, тело кричало и вопило, ни одной здоровой косточки, но моего единственного верного друга — коня надо поберечь. Мы нужны друг другу, нужны, чтобы выжить. Дорогу вниз отсюда я теперь найду, но придется идти зигзагом между деревьями и валунами. Верхом это опаснее и труднее.Я повел его в поводу, время от времени притопывая ногами — пусть кровь хоть немножко разойдется. Нет, так долго я не продержусь. Надо найти укрытие от ледяного ветра — нависшую скалу, пещеру, упавшее дерево, все что угодно. Нам необходимо укрытие и костер. Немедленно!Мы шли и шли через снег и бурю, и я все время вертел головой, упрямо желая увидеть хоть что-нибудь подходящее. Ничего. Только ветер, воющий ветер и ослепительно белый снег.Сколько мы уже прошли? Четверть мили? Полмили? Больше?.. В голове было пусто, как я ни старался заставить себя вспомнить, есть ли поблизости местечко, где можно спрятаться от этого ужаса. Хоть ненадолго. Ведь человек в горах всегда отмечает такие места в памяти.Вдруг я поскользнулся и упал. Вот блин! Вставать уже совсем не хотелось… Серый, мой верный друг, нагнул морду и начал тыкать в меня своим мокрым носом. Тяжело вздохнув, я уперся руками и попробовал встать.Лед. Мои руки уперлись в лед. Вот почему я поскользнулся… под снегом был лед! Лед — это замерзшая вода. Значит, это, скорее всего, ручей, о котором говорил старый индеец. Ручей, вытекающий из пещеры!Пещеры?Тогда быстрей наверх. Осторожно нащупывая путь, чтобы, упаси Господи, не сойти с ручья, Серый понуро плелся за мной. Ветер, похоже, стал чуть тише. А может, всего лишь разыгралось мое продрогшее воображение? Нет, на самом деле стихает… Или нас прикрывает какой-нибудь выступ скалы…Меня уже трудно было назвать нормальным, что-либо соображавшим человеческим существом. Даже получеловеком. Холод напрочь заморозил мои мозги. Только одна мысль стучала в голове — либо мы сейчас найдем укрытие, либо оба подохнем.Я снова поскользнулся, чуть не упал, но все-таки удержался на ногах. Лед передо мной уходил куда-то вверх. Это же склон, пологий склон, откуда ручей стекал вниз! Подавшись чуть вправо, я попробовал найти просвет в густых кустах вдоль предполагаемого берега. Мы полезли вверх, но теперь поскользнулся и грохнулся мой жеребец.У нас ушли все силы на то, чтобы помочь ему подняться. Я задыхался от усталости и боли, противной ноющей боли во всем теле. Впереди что-то чернело. Дыра в сплошной стене кустов? Тогда туда! Ветер вдруг полностью стих. Но не холод.Узенькая тропа уходила куда-то вправо. Не важно. Вперед, только вперед! Останавливаться нельзя. Надо идти, надо что-то делать…Глаза постепенно привыкли к окружавшей темноте, и я разглядел, что мы оказались в закрытом пространстве диаметром футов тридцать, из которого виднелись по крайней мере два выхода. На полу валялись ветки — остатки прежних костров, наверху — щель, куда мог уходить дым.Медленно, с большим трудом я собрал в кучку несколько сучков, но руки настолько одеревенели, что я не сумел зажечь спичку. Ничего, надо немного подвигаться, тогда кровь скоро понесет тепло по телу.С подпругой пришлось повозиться, но все-таки удалось ее расстегнуть и снять с коня седло. Затем, очистив попону от налипшего снега и кусочков льда, я начал растирать своего серого друга, втирая тепло в него и в себя.Делать это пришлось долго, так как мои движения оставались пока весьма неуклюжими, но потом кровь все-таки побежала по жилам быстрее. Ну вот теперь совсем другое дело! Опустившись на колени, я аккуратно сложил костерок, добавив туда сухих листьев и шишек из крысиной норы. Осталось самое главное — чиркнуть спичкой по коробку! Я всегда испытывал чувство мальчишеской гордости, когда мне удавалось разжечь костер с одной спички. Слава Богу, сработало и на сей раз!Огонь вспыхнул, быстро разгорелся, весело пожирая длинные сухие ветки. Я подкинул еще и протянул руки к долгожданному теплу — наконец-то!Постепенно стало не только теплее, но и заметно светлее. Где же это мы оказались? Так, посмотрим: у стены куча хвороста и жестяное ведерко, несколько индейских горшков, черпак, обрывки конской упряжи… Да, похоже, здесь частенько бывали люди. Скорее всего, индейцы.Я набрал в ведерко снега у входа и поставил поближе к костру. Когда из него пошел пар, поднес его жеребцу, который выпил согревшуюся воду жадно и благодарно. Вот теперь можно заняться кофе.Пока вода вскипала, я насухо протер свой винчестер, а заодно и оба револьвера.Кстати о них. И тот, и другой стоили немало, но отец, даже если оказывался без гроша в кармане, никогда с ними не расставался. Этот вопрос меня впервые по-настоящему заинтересовал.Почему? Зачем папа, совсем не воинственный человек, всегда держал их при себе? Ведь он практически не вынимал их из кобуры — разве только для того, чтобы почистить и смазать, — и уж никогда не демонстрировал их на людях.До меня вдруг дошло, как мало я о нем знал. Мало? Да можно сказать, совсем ничего!Сидя здесь, в темной пещере, невольно прислушиваясь к завыванию ветра снаружи, я придвинулся поближе к огню и задумался о своем отце, таком необычном и глубоко одиноком человеке.Теперь-то понятно, насколько он был одинок, и в памяти стали всплывать вроде бы мелкие, но важные моменты — его неуклюжие попытки проявить чувства, полная потерянность, когда умерла мама…Нам никогда не удавалось поговорить о ней. Если я вдруг упоминал о ней, он тут же вставал и выходил из комнаты. Или отворачивался и молча смотрел куда-то в сторону. Наверное, ему все-таки хотелось думать, что мама не умерла, что она просто куда-то ненадолго отлучилась и скоро вернется.Вдруг передо мной отчетливо встал его образ. Я представил его в старом сюртуке с истертым вельветовым воротничком и тем не менее по-своему элегантным… Почему же я так мало знал о нем? Может, у него были причины скрывать что-то? Или он не хотел говорить о своей семье? Если, конечно, такая имелась.Где он родился, как оказался здесь на Западе, когда встретил маму? Все это осталось для меня загадкой. Само собой: ведь до настоящего момента я никогда даже не задумывался над этим.Как-то, когда мы сидели в своей комнате в отеле, папа читал газету, и что-то в ней вдруг вывело его из себя. Он скомкал ее и швырнул на пол, а потом с несвойственной ему злостью произнес: «Сынок, тебе нужно стать образованным человеком! Поступай как знаешь, но постарайся, обязательно постарайся получить образование!»Я подошел к выходу из пещеры, куда изредка врывались порывы ледяного ветра, и выглянул наружу. Не видно ни зги. Я знал, что мы отклонились от тропы, но насколько? И можно ли нас увидеть, когда буран стихнет?Надо еще раз проверить револьверы.Я выбрал из кучи дров полено потолще и подбросил его в костер. В пещере стало уже почти тепло. По крайней мере здесь мы не замерзнем.Интересно, как они там, Блейзер и те трое? Будут пытаться пробиться или застрянут в моей хижине? Кое-что из еды там оставалось. Трудно сказать сколько, но немного. Вряд ли хватит больше чем на неделю для одного, не говоря уж о четырех здоровенных мужиках. Кому-то из них придется помирать…Соорудив себе как мог спальное место между стеной пещеры и костром, я положил револьверы рядом, улегся на спину и, сцепив руки за головой, снова задумался об отце. Как же мало времени мы провели вместе! Пару раз ему вроде как очень хотелось поговорить, что-то мне рассказать, но у меня не возникло желания слушать. Сейчас, когда я вспомнил об этом, мне стало стыдно. Но тогда сопливому мальчишке совсем неинтересно показалось выслушивать про чье-то прошлое или про чье-то детство. Даже собственного отца. Меня волновала только собственная персона! Так невольно я упустил возможность узнать от него что-то важное, то, без чего хуже жить…Уже засыпая, я вдруг вспомнил мамины слова: «Почему ты не возвращаешься? Или есть причины и ты не можешь?»Он, наверное, что-то ответил, но я не помнил что. В памяти остались только ее слова: «Я боюсь не за нас. Я боюсь за тебя!»«Слишком поздно, — ответил он. — Старого уже не вернешь. — Затем, через минуту-другую. — Не могу я… Нельзя начинать все это снова. Пусть лучше никогда не узнают… «Чем были эти слова для меня тогда? Ничем. Пустым звуком. Разговором двух взрослых. Но почему я их не забыл? Почему вспомнил их сейчас?Теперь папы нет. И спросить не у кого.Но он не покончил с собой. Одно про папу я знал точно — он не из тех, кто опускает руки. Выиграл ли, проиграл ли, папа все равно пошел бы до конца.Эта мысль заставила меня задуматься о его пристрастии к картам. Ведь при жизни мамы отец к картам даже не прикасался. Играть на всю катушку он начал только последние два-три года.Однажды он даже с отвращением швырнул колоду на стол, раздраженно заметив: «Глаза б мои на них не глядели!»«Почему же ты не бросаешь играть, раз они тебе так противны?» — спросил я тогда.Папа молча постоял минуту-другую, тупо глядя в окно, затем грустно произнес: «Это единственный способ. Единственный шанс. Всего одна удачная игра — все, что мне надо!»Тогда я ему не поверил. Но сейчас… сейчас, когда я избитый и измученный лежал в пещере и меня подстерегали враги, призадумался. Ко мне стали постепенно, потихоньку, один за другим возвращаться маленькие кусочки той безвозвратно ушедшей жизни. Папа отличался очень скромными потребностями. Ему вроде бы ничего и не было нужно. Он даже не умел тратить деньги, когда они у него появлялись… Стоп, вот ответ: он пытался заработать их для меня!Я сел, подбросил несколько веток в огонь. Конечно же… Зачем еще? Помню, как-то раз папа бросил взгляд на мое драное пончо, на мои стоптанные сапоги, мою старую изношенную шляпу и сказал: «Какого хрена, неужели мой…»Свою мысль он, как всегда, не закончил. Взял шляпу и ушел и в тот же вечер просадил все наши общие тридцать четыре доллара.На следующее утро мне пришлось наняться на объездку диких мустангов по пятьдесят центов за штуку. Пару раз я грохнулся с них, но все-таки объездил. Когда нечего жрать, надо объезжать. Просто, как жизнь.А как-то я заболел, и папа ночь за ночью сидел у моей постели. Сколько мне тогда было? Одиннадцать или двенадцать? Да, наверное. Мысль о здоровье пришла мне в голову только один раз, когда я увидел папу без рубашки в ванной — две пулевые раны на левой стороне!Кажется, я тогда что-то заметил по этому поводу, а он вроде как отмахнулся и сменил тему. Но я не отставал, и он, чтобы скорее покончить с этим, сказал: «Было дело, в меня стреляли. Сейчас это уже не важно».Лежа уже почти в тепле, я попытался сложить все вместе, но… ничего не выходило, и тогда в голове начали роиться новые вопросы. Кем, собственно, был папа? Почему он не мог вернуться? А если мог, то куда и зачем?..К тому времени я согрелся настолько, что даже не поленился встать и выглянуть наружу. Снег валил по-прежнему, ветер не стихал тоже. Да, им придется несладко там в моей хижине, это уж точно. Когда застреваешь в горах во время снегопада, в любой момент жди беды. Кому-кому, а мне это известно совсем не по рассказам. Возле входа в пещеру валялось упавшее дерево, но моя попытка втащить его внутрь оказалась напрасной — дерево намертво примерзло к земле. Пришлось отломить ветку побольше, причем раздался хлопок, будто выстрел из ружья.Кроме того, я натаскал в пещеру кусков коры и разных обломков, за которыми не пришлось далеко ходить. В такую погоду лишних дров не бывает.Эта ночь тянулась долго, очень долго. Каждые несколько минут мне приходилось вставать, чтобы подкормить костер, а в холодную ветреную ночь аппетит у него всегда будь здоров. Слава Богу, дров у меня хватало…Когда наконец настал рассвет, я проснулся задубевшим от холода, а от костра осталась только кучка серой золы. Но теперь оживить его не составило большого труда.Слегка отогревшись у яркого огня, я подошел к выходу — что там происходит снаружи? Все стало белым-бело, и наши следы занесло. Ветер стих, но заметно похолодало. Лютый холод! Градусов тридцать, а то и больше, и, похоже, не на один день. Если они все-таки решатся меня искать, то наверняка найдут: мне надо поддерживать здесь огонь, чтобы не превратиться в сосульку, значит, они быстро учуят дым от костра…Несмотря на дрожь, я долго оглядывался вокруг и думал, думал, что делать дальше. Где-то ниже должна быть индейская деревушка, туда наверняка и ведет тропа. Но индейская тропа в горах обычно проходит через очень и очень опасные места. На ней можно ждать чего угодно. И все-таки мысль о том, что ни еды, ни дров нам надолго не хватит, заставила меня решиться — надо рискнуть!Вернувшись в пещеру, я подбросил в огонь еще пару веток потолще и начал седлать своего четвероногого друга. Он не выказал никакого неудовольствия. Похоже, эта темная, мрачная дыра в горе нравилась ему не больше, чем мне. Примерно через час мы вышли на свет Божий и на свою тропу. Куда бы она нас ни привела…Сначала мы ехали шагом, затем чуть-чуть рысью — пусть конь немного согреется, потом я слез и пошел рядом — мне тоже не мешало размяться и разогнать кровь. В кармане у меня лежали папины золотые часы: пройдем часа четыре, а там посмотрим. Одновременно буду высматривать новое укрытие, так как совсем неизвестно, насколько хватит сил у моего жеребца… или у меня самого.Вот мы нырнули в заросли — сломанные, изуродованные бурей деревья. Снег доходил до колена, а в некоторых местах в каньонах рядом с тропой его намело глубиной футов до двадцати пяти, а то и тридцати. Но сама тропа вела вниз, кружа между деревьями, огибая огромные скатившиеся с хребта валуны.Спустя четыре часа мы, собственно говоря, еще никуда не пришли. Ни следов человека, ни следов зверей. Ничего, а мои ноги снова превратились в ледяные колодки.Тропа опять загнула куда-то вверх и пошла по гигантской наклонной скале, покрытой толстым настом. С нее по меньшей мере мили на три вокруг открывалось совершенно пустынное безлюдное пространство без каких-либо признаков жизни.Только одинокий ветер угрожающе и таинственно завывал среди скал и ближайших горных вершин. Из-за давящего безмолвия даже конь мой чувствовал какое-то беспокойство, поэтому я обрадовался, когда увидел далеко внизу долину, хотя не без страха долго глядел на крутоватый склон, по которому придется спускаться первые футов шестьдесят или что-то около того. Серый настойчиво потянул за повод, а когда я отпустил его, без колебаний направился вниз по склону.Мы опять оказались в густых темных зарослях, посреди полного безмолвия. И снова никаких следов, абсолютно никаких.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23