— И езжай как сказано, — предупредил он. — Не старайся срезать углы. В этой стране короткие пути — самые длинные. Берегись индейцев… Они могут появиться, хотя не исключено, что все обойдется. Человек, который нам нужен, — траппер, его зовут Чип Юстон. Я не знаю, согласится ли он нам помочь, но если да, то он один стоит троих скотокрадов.Когда Джонни Мак-Гиверн ускакал по описанному пути, в объезд селений, Кон выехал на дорогу, по которой ожидалось нападение «Пяти решеток». Отъехав немного, он взобрался на холм и улегся, внимательно глядя вперед и прислушиваясь.Впрочем, Кон больше доверял слуху коня, чем своему собственному. Он специально выбрал полудикого горного мустанга, объезженного всего несколько месяцев назад, — хотел, чтобы конь был нервный… чтобы ловил каждый звук… а видел и слышал лучше человека.Кон спал чутко, просыпаясь время от времени и прислушиваясь, затем снова впадал в дрему. В свете утра оглядел равнину насколько хватало глаз — ни души. Из трубы дома поднимался ленивый дымок. Кон устало вскарабкался в седло и поехал обратно.— Они не приходили, — улыбнулся Тэй.— Они еще придут. Непременно.Он добрел до барака, упал на свою койку и заснул.Тэй и Леггет покараулят. Ему надо поспать. Глава 9 Проснувшись, Кон некоторое время лежал неподвижно, уставясь в потолок. В бараке было сумрачно и тихо, и снаружи не доносилось ни звука. Он не чувствовал себя вполне отдохнувшим, но усталость стала для него настолько привычной, что не являлась основанием валяться в постели.Но возникшее ощущение было больше, чем усталость. И может быть, как раз из-за него на Кона снова навалилось то безмерное, давящее чувство одиночества, которое посещало его порой.Что заставляло его вступать в бой за клеймо, которому он служил? Какая-то особенная честность? Или он просто держался зубами за это клеймо, за ранчо, на котором работал, как за единственную точку опоры в этом зыбком мире?Природа не одарила его, сказал он себе, большим воображением. Он просто делал то, что требовалось, и это составляло его кодекс чести — его самого и его отца, его семьи, его эпохи. Куда как просто выбросить всю эту сентиментальную чепуху за борт, послать к черту всякую ответственность — достаточно лишь оседлать коня и уехать подальше.Но Кон не мог так поступить, даже если бы пренебрег неизбежным чувством вины за брошенное дело. Быть мужчиной — значит брать на себя ответственность. Все очень просто. Быть мужчиной — значит что-то создавать, стараться сделать окружающий мир хоть чуточку легче для жизни, твоей и тех, кто пошел за тобой.Над этими убеждениями можно смеяться, или презрительно фыркать, или даже отказываться их признавать — но когда приходится подбивать бабки, решил для себя Кон, то в расчет идет лишь тот, кто посадил дерево, вырыл колодец или проложил дорогу.Он был одиночка — всегда, всю свою жизнь; колюч, как дикобраз, неуживчив, раздражителен. Внешне добродушный, сторонился людей, хорошо зная о ловушках, их окружающих. Однако, попав в ловушку, он не знал другого способа освободиться, кроме как драться до конца.Конагеру слишком много досталось в жизни непосильного труда, чтобы он смирился с тем, что вор или вандал уничтожал плоды усилий других людей. Хоть кое-кто и говорил, что ему на все наплевать. Но он не может отбросить те немногие и совсем простые жизненные правила, которые проросли в его сердце. Он жил согласно им.Опустив ноги на пол, Кон пошарил в поисках носков. Придется задержаться здесь подольше и устроить постирушку, подумал, глядя на то, что искал; но, вздохнув, натянул носки, сапоги и потопал ими. Дотянувшись до ремня с кобурой, застегнул его на бедрах и пошел к двери.В дверной косяк ударилась пуля, полетели щепки, и Кон отпрянул назад, чуть не упав. Развернувшись на пятках, бросился за винчестером.За открытой дверью по-прежнему стояла предательская тишина. Оглядев след пули, он встал на колени и проследил ее предположительную траекторию до небольшого холма в добрых четырех сотнях ярдов от барака. Не приближаясь к двери, Кон исследовал взглядом холм. Потом передвинулся к окну на дальней стороне барака. Как и думал, угол корраля и поилка для скота закрывали его со стороны прерии.Из большого дома не доносилось ни звука. Лошади в коррале стояли спокойно. Двигаясь по периметру комнаты, Кон изучил вид из двух других окон.Была ли это общая атака или дело рук взбешенного одиночки? Где Джонни Мак-Гиверн? Где Старик и Леггет? Потом вспомнил: он же сам послал Мак-Гиверна в горы за Чипом Юстоном.Окна на противоположной стороне барака выходили на конюшню и участок открытого пастбища, но ковбой не доверял тому, что видел. Равнина выглядела слишком плоской и невинной; а на ней вполне могли иметься ямки и ложбинки, достаточные для укрытия человека. Кон разгадал замысел нападавших: после выстрела в дверь он должен броситься к окну на противоположной стороне и получить пулю, едва высунувшись наружу.Кон непрерывно передвигался от окна к окну. Если там, в траве, действительно лежит убийца, лучше бы ему быть индейцем, потому что придется подождать… и немало.Конагер оценил угол корраля и колодец — прекрасное укрытие, но пока он понаблюдает и подождет. А крепко построенный барак при необходимости выдержит долгую осаду. Поскольку Кон так и не сделал ни одного выстрела, нападавшим предоставлялось думать, что он убит. Они выстрелили, когда его фигура возникла в дверях, потом он упал назад, исчезнув из виду. Если бандиты поверили в то, что он мертв, то скоро придут это проверить.Сделанный из дранки пол не скрипел, так что враги не слышали, как он передвигался. Медленно проползли полчаса. Кон налил себе кофе из кофейника, стоявшего на плите, — крепкий, обжигающий и очень вкусный.Никакой спешки. Конагер прошел через много стычек с индейцами и войн за пастбища и научился не торопиться. Он представлял себе, каково сейчас тем, кто лежит там, в засаде. Они заняли свои позиции до зари, с тех пор прошло более трех часов. И за все. время им лишь раз пришлось выстрелить. Холодная ночь миновала, все жарче пригревало солнце. Хорошо, если атакующие запаслись водой. А у него есть к тому же крыша над головой, кофе и прорва боеприпасов. Можно и подождать.Тем не менее он продолжал переходить от окна к окну, оставаясь в затененной глубине помещения. Всякому терпению есть предел, если только ты не индеец или не Кон Конагер.Внезапно произошло какое-то движение — точнее, за корралем мелькнула тень. Кто-то полз но земле, прячась за дальней стенкой сооружения, и приближался к угловому столбу — такому же, как тот, что Кон выбрал в качестве возможного укрытия. Из своего окна он не видел ползущего, но вдоль его пути поднимались легкие облачка пыли. Возможно, добравшись до угла, противник попытается встать на ноги под прикрытием углового столба и усилительных подпорок. В этом случае часть его тела покажется между жердями ограды.Конагер быстро пробежался вдоль всех окон и вернулся обратно. И снова заметил легкое облачко пыли. Он поднял раму — она, по счастью, не издала ни звука. Тщательно оценив место наиболее вероятного появления противника, Кон снял предохранитель, прицелился в просвет между жердями возле самого столба и замер.Струйка пота потекла, щекоча, по щеке и дальше на шею. Утро становилось все жарче, к тому же печка еще хранила ночное тепло. Его палец замер на курке и ждал.Вдруг в прицеле мелькнул голубой клочок, и Кон нажал на спуск. Так как противник находился от него не более чем в шестидесяти футах, раздался оглушительный удар пули, и Кон подумал, что попал в жердь, но тут же услыхал, как стукнула о жерди ограды падающая винтовка и застонал тяжело раненный.Это был первый выстрел Кона и всего лишь второй за все утро.Ответных выстрелов не последовало. Все опять успокоилось и затихло. Несколько минут Кон перебегал от окна к окну, ожидая немедленной атаки… Или они снова собираются ждать? Чего? Темноты?Неожиданно до него донесся душераздирающий стон из-за корраля.— Сильно задел? — тихо спросил он, надеясь, что его услышит только раненый.— Да, черт тебя побери!— Что ж, ты сам напросился. Я приглашений не рассылал.Ответа не последовало. Через минуту Кон сказал:— Если хочешь, позови своих приятелей, чтобы они помогли тебе, я позволю им подойти, но первый же, кто поднимет винтовку, будет убит.— Они не поверят тебе.— Это твои проблемы. Я не люблю смотреть, как человек мучается, кто бы он ни был, и мой тебе совет, если выживешь — заведи других приятелей… если эти к тебе не придут.— Я не могу… они не услышат.Голос раненого слабел, и Кон, подойдя к двери, крикнул:— Там у вас раненый. Если хотите его забрать, оставьте оружие и выходите. Но учтите: я убью первого, кто попытается стрелять.После долгого молчания раздался голос:— Не стреляй! Я выхожу!Осторожно сгорбившись, поднялся молодой кудрявый парень, готовый в любой момент упасть. Так как выстрела не последовало, он медленно двинулся дальше. Конагер слышал о нем. Его звали Скотт, новый кадр у Парнелла.— Хоть один пока не ссучился, — сказал Конагер. — У него еще есть шанс.Он говорил будто для себя, но достаточно громко, чтобы услышал раненый, если он еще не потерял сознание. Пуля, видимо, прошла навылет. В момент выстрела Кон вроде бы видел кончики патронов в его поясе чуть ниже точки прицела, но поручиться не мог.Скот спускался по склону, медленно и методично приближаясь к корралю.— У мальчика есть порох в пороховницах, — снова будто рассуждая вслух, заметил Конагер. — И бахвальство тоже, однако. Он словно в индейцев играет.Скотт добрался до раненого и снова выпрямился.— Эй, ты! Я не могу его унести! Он помрет раньше, чем мы куда-либо доберемся. У него все кишки разворочены.Очередная ловушка? Конагер не боялся ловушек. Те, которые он не применял сам, применялись против него.— Хорошо, малец, неси его сюда.— Мне снять кобуру?— Оставь при себе. Если хочешь испытать удачу, попытайся к ней прикоснуться. Я не убиваю тех, кто не нападает.Скотт поднял раненого и потащил к двери барака. С молчаливого согласия Кона бережно уложил его на койку.Раненым оказался Хай Джексон, один из двух парней, которых Конагер встретил на станции «Лошадиный Источник». Нижняя часть рубахи и штаны его набухли от крови. Пуля, как и предполагал Кон, прошла навылет, но ранение оказалось тяжелым.Скотт побледнел. Видимо, раньше ему не приходилось видеть так много крови. К тому же он сам был весь в крови — и руки и рубашка.— Можешь умыться у входа, — предложил ему Кон, — если хочешь рискнуть.Скотт взглянул на него.— А ты, значит, Кон Конагер. Ты, наверное, о нас не очень высокого мнения?— О банде дешевых ворюг, крадущих коров у соседей? Да, я о вас невысокого мнения. Будь у Смока Парнелла хоть на унцию гордости, он предпочел бы сам зарабатывать себе на жизнь, вместо того чтобы грабить стариков.Юноша вспыхнул, и Конагер холодно оглядел его.— Да, парень, если хочешь знать — я не нахожу ни на грош романтики в том, чем вы занимаетесь. И не считаю, что это дело требует мужества и возбуждает кровь, как думают некоторые. Те, с кем ты связался, — просто свора жадных воров.Скотт повернулся, чтобы уйти.— Подумай хорошенько, — крикнул ему вслед Конагер. — Я вижу, у тебя есть кое-какие добрые задатки. Чтобы прийти сюда за этим парнем, требовалось мужество. Посмотри получше, малец, что за карты у тебя на руках, и бросай банду к чертовой матери.— Они мои друзья, — обернулся Скотт.— Ему они тоже друзья. И знали его намного дольше, чем ты. А кто из них пришел за ним? И кто из них придет за тобой? Парень, ведь это чистое везенье, что ты сейчас стоишь тут и точишь лясы, а не лежишь на койке с развороченным нутром.— Ты можешь что-нибудь для него сделать?— А чего ради? Он пришел сюда по мою душу, ну и получил по заслугам. Но я помогу ему, парень, потому что уж такой я неисправимый идиот, — если выкрою время, обороняясь от твоих дружков. — Конагер осторожно посмотрел в окно. — Они ждут темноты, чтобы навалиться разом и покончить со мной. Что ж, я готов поспорить на все свои деньги, что уложу еще двоих, если не троих — и у тебя есть шанс оказаться одним из них.Скотт стоял неподвижно, бледный, по-прежнему раздираемый гневом и сомнениями.— Ты можешь остаться здесь, — предложил Конагер, — и позаботиться о своем друге, если он твой друг.— Ты доверяешь мне?— Ни на грош. Одно неверное движение — и я разнесу тебе череп. Но все же здесь для тебя безопаснее, чем там. Решай, парень.— Я… я не могу. Это предательство.— Это предательство предателей, и все. Ладно, малец, раз ты так решил — катись назад на свой холм, но, когда снова будешь спускаться — целься хорошенько, потому что я не промахнусь.— Тяжелый ты человек, Конагер.— Жизнь в нашей стране тяжелая. Но страна у нас неплохая, Скотт, и она станет еще лучше, если мы повесим или пристрелим некоторое количество вороватых крыс.Белее простыни, Скотт вышел из барака. Постояв в нерешительности, он начал свой долгий путь к холму. Конагер задумчиво следил за ним, понимая, как тяжел и долог выбранный юношей путь. Он возвращался к своим преступным приятелям, зная в глубине души, что не должен туда идти. Его вело неверно понятое чувство товарищества.Вдруг Конагер прокричал:— Скотт, скажи Смоку Парнеллу: если у него есть хоть на кроличий Хвост порядочности, пусть спустится сюда, и мы поговорим как мужчина с мужчиной. Он, говорят, большой мастер в стрельбе, а я — всего лишь ковбой.Едва Скотт перевалил за вершину холма, как его встретили Пит Кейзьюс, Тайл Кокер и сам Смок Парнелл.— Долгонько ты там прохлаждался, — процедил Смок. — Как Хай?— Он ранен в живот. Очень тяжело, насколько я понимаю.— Худо. Но зато, пока Конагер возится с ним, он не смотрит за нами, не так ли?Кудрявчик Скотт поднял на него глаза и пересказал предложение Конагера.— Я слышал, — беспечно отозвался Парнелл. — Но я не такой дурак. Птичка в ловушке, и надо лишь дождаться темноты.Кудрявчик Скотт опустился на землю. Он страстно желал оказаться где-нибудь в другом месте. Встреча с этим небритым, потрепанным, одиноким мужчиной в бараке произвела на него тяжелое впечатление. В нем было что-то такое…— С ним непросто сладить, — тихо заметил он. — К тому же мы до сих пор не знаем, где Леггет и Тэй.— Ха! Они давно сбежали. Потихоньку слиняли еще ночью. Этот придурок сражается за тех, кто его бросил!Поглядывая из окон, Кон промыл Джексону рану и перевязал его чем смог.В доме до сих пор не наблюдалось никаких признаков жизни. Возможно, его бросили и убрались потихоньку, пока он спал. Что ж, это неважно — он не уйдет. Пусть считают его тупым идиотом. Глава 10 Раненый потерял сознание и бормотал что-то невнятное, потом неожиданно попросил пить. Кон принес ему воды в ковшике с длинной ручкой и подержал, пока тот утолял жажду.Хай Джексон взглянул ему в глаза.— Я, кажется, совсем плох, да?— Честно сказать, да.— Ты Конагер?— Угу. А принес тебя сюда мальчишка Скотт.— Он… славный парень. Ему бы домой уехать.Хай Джексон лежал неподвижно, тяжело дыша. Он потерял много крови, и жить ему, по мнению Конагера, оставалось недолго.— Мне придется скоро оставить тебя одного. Как только стемнеет, вся твоя банда явится за мной.— Ты не бросишь меня, Конагер. Ты ведь сам знаешь, что не бросишь!— Ничего я такого не знаю. Но если я не уйду, то им придется хоронить четверых-пятерых ваших ребят вместе со мной. Я подобные заварушки видывал, и не раз.От дома потянулась тень, сгущаясь на лужайке перед бараком. Пора… иначе будет поздно.Он налил в кружку кофе и, прихлебывая, обошел комнату, заглядывая в окна; потом, рассовав по карманам патроны и взглянув еще раз на раненого, направился к дальнему окну.И снова он поглядел на дом. Где же Тэй и Леггет? И вдруг краем глаза увидел тень — тень бегущего человека. Стрелять было поздно. Он прозевал момент начала атаки.Кон бросился к окну, выходившему на корраль, и нырнул в него. Возле дальнего угла корраля шевельнулся человек, тишину вечера разорвал выстрел. Бегущий, скорчившись, упал. В то же мгновение раздались еще три выстрела, и все из дома!Еще один нападавший упал, и до Кона донеслись проклятия.Кто бы там ни затаился в доме, он весьма мудро выждал, чтобы атакующие поверили в отсутствие опасности с этой стороны. А теперь двое подстрелены, причем один, очевидно, погиб.Сгорбившись за углом корраля, Кон заметил какое-то мерцание — какое-то белое пятно. Приглядевшись, узнал листок бумаги, привязанный к кусту перекати-поля, — еще одно письмо вроде того, что нашел раньше. Листок был в пределах досягаемости, и Кон протянул руку, отвязал его и, не читая, сунул в карман.Напряженно всматриваясь в обманчиво изменившуюся в сумерках местность, он пытался вовремя засечь движение противника, но вокруг стояла тишина.Прошла еще минута, и он услышал шепот:— Тайл? Назад… отходим.Он отчетливо увидел силуэт ползущего человека. Кон держал револьвер в руке и наверняка мог увеличить счет поверженных врагов, но к чему?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14