— Да, он хотел пригнать племенное стадо. Мы надеемся вырастить хороших животных и года через три начать продавать их.— Если встречу вашего мужа, передам ему, что у вас все в порядке. — Мак-Клауд галантно прикоснулся к шляпе. — До встречи, мэм.Эви постояла возле хижины, пока дилижанс не скрылся за поворотом, затем повернулась к детям.— Ну, пошли, ребята, — позвала она. — У нас много работы.Вся семья была возбуждена неожиданным визитом. Лабан преисполнился гордости в связи со своей новой должностью. Он будет главным конюхом, по крайней мере пока не вернется папа, но и потом он его уговорит, чтобы ему оставили эту обязанность — под папиным присмотром, конечно.На закате Эви ушла подальше от хижины и постояла на краю дороги одна, подставив лицо легкому ветерку. Ее поглотила тишина. Она не уставала восхищаться здешними восходами и закатами, их мягкими красками, переливами цветов на холмах, шорохом ветра в траве. Небо и степь были здесь бесконечны; Эви подумала, что до приезда сюда она не ведала, что такое простор. А по запаху неправдоподобно чистого воздуха, свежего и прохладного, который в тихие вечера хотелось пить как воду из родника, угадывалось направление ветра: он мог нести аромат кедра и сосны, или цветущего шалфея, или креозотовых кустов с песчаных пустошей после дождя.Она взглянула под ноги, на следы от колес проехавшего дилижанса — первые следы на этой дороге после отъезда Джейкоба. И вдруг ее охватил ужас. Поверх следов дилижанса она увидела отпечатки неподкованных копыт… Индейцы!Но когда же они проехали? Как она их не заметила?Наверное, это случилось во время ужина, когда они сидели за столом. Дилижанс отправился в путь вскоре после полудня, а она с детьми продолжала работу в доме и во дворе. Лабан задавал корм животным… Да, индейцы проехали, пока они ужинали.Эви прошла немного по следу. Похоже, всадники — их было двое, — увидев хижину, остановились и, развернув коней, прислушивались к разговору.После ужина не прошло и часа. Эви резко повернулась и, подобрав юбку, поспешила к дому. Они могут и сейчас стоять под кедрами, наблюдая за ней. Она почти бежала.В дверях столкнулась с Лабаном, который вытряхивал сено из своей одежды. Руфь читала газету, оставленную недавними посетителями.— Что случилось, мама? — воскликнул Лабан, заметив ее тревогу.Она поколебалась одно мгновение, но сказать было надо.— Индейцы, Лабан. Там, на дороге, их следы. Они, должно быть, проехали мимо, пока мы ужинали. Надо соблюдать крайнюю осторожность.В ту ночь она оставила приоткрытым окно, выходившее на загон, и положила рядом с собой дробовик, предполагая, что скорее всего индейцы явятся за лошадьми. Всю ночь до самого утра она напряженно прислушивалась к звукам степи, но ничего, кроме привычного надрывного воя койотов, не уловила.
В ожидании следующего дилижанса Эви тщательно разровняла и утрамбовала земляной пол, а затем нарисовала на нем цветной узор. Еще раз оглядела пестрый «ковер» — так делала ее бабушка давным-давно, на ферме в Огайо. Потом поставила воду на огонь и приготовила обед.Грохот колес по камням и стук копыт они услышали задолго до появления дилижанса.Возницей снова оказался Чарли Мак-Клауд, но с дробовиком сидел длинный, сутулый мужчина с грубыми чертами лица и жестким ртом. На скуле у него виднелась ссадина, а под глазом синяк.— Это Кайова Стейплз, — представил Чарли. — Похоже, он налетел на что-то в темноте.Стейплз метнул на него яростный взгляд.— Я сцепился с одним вшивым бродягой, — зло процедил сквозь зубы Кайова. — Но недооценил его. В следующую нашу встречу одними кулаками мы не обойдемся.— Да брось ты, приятель, — усмехнулся Чарли. — Ты сам виноват. Есть люди, которых нельзя безнаказанно задевать, а ты его задел, и даже слишком сильно. Раскинь мозгами, и ты поймешь, что его трудно винить.— Я не стану его винить, — отрезал Стейплз. — Я его просто убью.Дилижанс вез всего одного пассажира, представительного мужчину в черном котелке и костюме. Он неуклюже слез с повозки, потянулся и направился к дому.— Мой тебе совет, Кайова, — оставь этого парня в покое, — очень серьезно сказал Чарли Мак-Клауд. — Я знаю таких людей. Они не ищут неприятностей, потому что повидали их в избытке, прошли огонь и воду, в одиночку охотились на бизонов, жили среди краснокожих и даже среди преступников. Для них все это — как для нас с тобой запрячь упряжку: обычная работа. Лучше держаться от таких подальше, если тебе дорога твоя шкура… и твоя репутация.Мак-Клауд и Кайова вдвоем распаковали привезенные припасы и сложили их в сторонке на полу. Накрыв на стол, Эви пригласила:— Прошу заморить червячка!— Лихо это у вас получается насчет заморить червячка, — высказался Чарли, допивая ароматный кофе. — Не будь я женат, миссис Тил, я как пить дать пришел бы к вам свататься.Эви вспыхнула.— Благодарю вас, мистер Мак-Клауд. Мне всегда нравилось смотреть, как мужчина отдает должное еде.Кайова взглянул на нее.— Краснокожие не появлялись?— Мы видели следы двух всадников, — ответил Лабан, — сразу как вы тогда уехали.— Они выслеживали нас, — решил охранник. — Вам нельзя терять бдительности, мэм. Побеспокойтесь обо всем заранее. Очень может быть, что в этом ваше спасение.Когда они уехали, Эви и Руфь убрали привезенные запасы, а Лабан снова принялся за строительство навеса. Навес получился не слишком красивый и вряд ли мог служить защитой от чего-либо, кроме ветра, но Эви, наблюдая издалека за мальчиком, не могла не отметить, что он работал уверенно и не без мастерства. Очевидно, видел, как это делал его отец или кто-то другой, а может, помогал в подобных работах.С тех пор как уехал отец, Лабан вставал все раньше и трудился все больше, а с сестренкой возился все реже. Перемена озадачивала Руфь. Ей казалось, что Лабан вдруг стал взрослым и далеким. Он трудился с огромной ответственностью, не ожидая, пока его попросят, — сам видел, за что надо браться, и уважение Руфи к брату росло вопреки ее воле. Она ловила себя на том, что разговаривает с ним как со старшим. Порой это бесило ее, но Лабан не замечал; иногда она нарочно дразнила его, стараясь привести в ярость, чтобы он бросился на нее с кулаками, но тот только снисходительно усмехался или, что еще хуже, просто не обращал на нее внимания.За прошедшую неделю дилижанс останавливался у Тилов дважды, а в день, когда он должен был прибыть снова, появились три всадника с табуном лошадей. Дюжину они намеревались оставить здесь.Вдруг вперед вырвался один из погонщиков, мальчишка лет семнадцати, и галопом помчался к хижине. Заметил Лабана и весело закричал:— Отворяй ворота, малыш! Лошадки прибыли! — Лабан бегом бросился разгораживать загон, и лошади устремились в него, а Джонни Мак-Гиверн, нагнувшись, положил жерди на место и широко улыбнулся: — Я слышал, ты здесь за конюха. За нами следом идет дилижанс, к полудню дотащится, так что будь на стреме. А как у вас насчет пожрать?— Сейчас я спрошу у мамы, — с достоинством ответил Лабан, не вполне понимая, как ему реагировать на такие вольные разговоры.— Меня зовут Крис Малер, сынок, — представился длинный, тощий и рыжий ковбой, у которого даже руки поросли рыжими волосами. — А этот недотепа, что щеголяет фонарем под глазом, — Кон Конагер. Лучше держись от него подальше, паренек, ему репей под седло попал.Конагер, худощавый смуглый мужчина лет тридцати пяти, черноволосый и черноусый, с многодневной щетиной, был одет в потертую куртку и кожаные штаны. На голове его красовалась видавшая виды черная шляпа. Каблуки его сапог стерлись почти до основания, а ореховые рукоятки револьверов блестели как отполированные от частого применения.Конагер посмотрел на Лабана очень серьезно.— Ты, парень, не очень-то доверяй россказням Криса. Я самый миролюбивый человек на свете.— А кто это вам фонарь подарил? — спросил Лабан.— Никто не дарил, — ответил Конагер. — Я заслужил его в честном бою.— У нас тут уже проезжал один человек с синяком, — вмешалась Руфь. — Его звали Кайова Стейплз. — Не дождавшись реакции на свои слова, она добавила: — Он сказал, что убьет того, кто засветил ему в глаз.Конагер ничего не ответил, но Крис Малер бросил на него острый взгляд и обратился к Руфи:— Малышка, мне кажется, тебя давно ждет мамочка.— Она виновата, что ли, — подал голос Джонни. — Если Кайова так сказал, значит, сказал, и все тут!Эви Тил вышла из двери, вытирая руки фартуком.— Не хотите ли перекусить, джентльмены? Дилижанс запаздывает, а еда готова.— С большим удовольствием, — откликнулся за всех Малер. — Пошли, Кон. Поедим и поедем дальше.Кон замешкался, изучая навес над загоном. Лабан следил за ним, с трепетом ожидая его оценки. Наконец Кон кивнул:— Неплохая работа, сынок. Ты все делал один?— Да, сэр.Кон глянул на него с любопытством.— «Сэр»! Хорошо звучит, прямо здорово. — Он подошел поближе, чтобы лучше рассмотреть навес. — А если ветки класть начиная с нижнего ряда и каждый последующий ряд с небольшим сдвигом поверх предыдущего, то дождь будет стекать по ним.— Спасибо, — сказал Лабан.Он поймал себя на том, что ему нравится этот суровый человек с обветренным лицом. Мужчина и мальчик вместе подошли к хижине. У двери Кон снял куртку и закатал рукава, чтобы умыться; затем причесал свои темные волосы, обернулся и посмотрел на бескрайнюю равнину.— Я люблю степь, — произнес он, показывая рукой вдаль. — Нет ничего лучше вольного простора.— Мы видели следы индейцев, — сообщил Лабан.Конагер быстро взглянул на него, потом сдвинул шляпу на затылок и осмотрел холмы позади хижины.— У вас винтовка-то хоть есть?— Нет, только дробовик.— Это хорошо, но лучше бы еще и винтовку. Когда вернется твой отец, он обязательно заведет себе винтовку.Они вошли в хижину.За обедом болтал в основном Малер, ему помог Джонни. Эви лучилась радостью, взволнованная обществом и довольная услышанными новостями, хотя они большей частью касались людей и событий, о которых она не имела понятия.Когда, окончив трапезу, ковбои вышли во двор, Малер задержался.— Ваша девочка сказала, что Кайова Стейплз угрожал убить человека, с которым он дрался. Это правда?— Да, но я думаю, он просто болтал.— Кайова не из тех, кто бросает слова на ветер. Он и вправду так решил.— А что произошло?— Да ерунда, всего-то неосторожный треп. Кайова выпил и пару раз налетел на Кона. Даже не скажу, что нарочно. Но и обойти его явно не старался. Что-то там они друг другу наговорили; Кайова-то, ясное дело, рассчитывал на перестрелку, но Кон его просто отлупил… послал в нокдаун. Потом они сцепились еще раз, и еще, но с этим бродягой — Конагером — лучше не связываться; ох и повыщипал же он Кайове шерсти!— И что теперь?— Откуда же мне знать? Конагер — кочевник, он никогда не сидит долго на одном месте. Вполне возможно, что исчезнет из наших краев раньше, чем они снова встретятся… но у него достаточно упрямства, чтобы остаться.— А кто он такой?Малер пожал плечами.— Его нанял Уайлди. Он не слишком любит рассказывать о себе… делает свое дело, и даже немного сверх того, но я бы сказал — он себе на уме, идет своей дорогой, и, по-моему, ему на всех накласть… прошу прощения, мэм.Моя посуду, Эви смотрела из окна, как Конагер затягивал подпругу. Он казался ей странным и одиноким, и ее сердце как-то само собой потянулось к нему, хотя он, по-видимому, и не заметил ее. К такому она привыкла. Мужчины и раньше-то не слишком обращали на нее внимание, а теперь, когда юность прошла, — чего ждать. Она даже не была уверена, что ее замечал Джейкоб, что он хоть раз задумался о том, чего ей хочется, о чем она мечтает. Он искал надежную жену, которая будет заботиться о его детях и поможет ему обосноваться в западных землях. С Джейкобом Тилом у нее не было никакого романа, да и быть не могло.Впрочем, имеет ли она право его осуждать? Когда они встретились, Эви просто потеряла голову от горя и безвыходности: деньги почти кончились, родственников нет. Куда ей податься? Джейкоб Тил искал помощницу, а она — защитника; оба нашли то, что хотели.Теперь на ее попечении двое детей. Она не уклонялась от своих обязанностей и полюбила обоих ребятишек, но нерастраченная женская нежность и жажда не материнской, а другой любви порой давали себя знать. Душа ее страдала от пустоты, невостребованных чувств, искала выхода. Ей был нужен кто-нибудь, чтобы выплеснуть их.Она вышла к дверям проводить всадников, уводивших небольшой табун на запад, к другим станциям. Вдвоем с Руфью они смотрели им вслед, пока не осела поднятая копытами пыль.Лабан опять принялся за навес. Он снимал и перекладывал кедровые и сосновые ветви на крыше.— Навес будет лучше держать воду, если я начну с нижнего ряда, а следующие уложу поверх со сдвигом, — объяснил он. — Просто не знаю, о чем я раньше думал.Они снова остались одни в наступившей тишине. Глава 3 Чтобы глотать поменьше пыли, Кон Конагер завязал нижнюю часть лица платком. Лишь однажды он обернулся, чтобы еще раз взглянуть на хижину, но она уже почти скрылась за огромным серым облаком, поднятым табуном.Экое гадство, сказал про себя Кон, бросить женщину с двумя детьми в таком месте. Но говоря так, он знал, что зачастую люди здесь не имеют выбора. В этой стране требуется рисковать; иногда риск оправдывается, иногда нет.Он не вспоминал о Кайове Стейплзе, дерзком человеке с репутацией бретера, который, по слухам, уже застрелил двоих — одного в Тин-Kan, в Колорадо, а другого в Мобите, штат Техас. Конагер на своем веку много перевидал таких типов, которые полагали себя большими мастерами в стрельбе, и даже помогал хоронить одного из них. Они появлялись и исчезали.Он почесал щетину на щеке и, вполглаза вглядываясь сквозь пыль, подумал, что неплохо бы откочевать на зиму в Тускон или даже в Калифорнию. Пару раз он нанимался водить туда стада — это гораздо приятней, чем подставлять спину северным ветрам в Техасе или Нью-Мексико.Молодость прошла, и пора бы уже где-то обосноваться. Двадцать два года провел в седле, настало время сменить его на уютное кресло на какой-нибудь веранде, или, уж на худой конец, провести хотя бы зиму в каком-нибудь сказочном отеле в Колорадо.Тут Кон фыркнул, выражая презрение к самому себе. Какие там отели? Ему сапоги-то новые не на что купить. Он всего лишь ковбой за тридцать долларов, и на большее рассчитывать не приходилось.Они гнали лошадей на рысях и, хотя солнце клонилось к закату, продолжали двигаться вперед. До следующей станции осталось не так уж далеко, и если поторопиться, то можно рассчитывать на теплую ночевку и готовую еду.Крис Малер подъехал к Конагеру:— Как считаешь, есть смысл спешить?— Мы вроде как деньги за это получаем — чего ж время тянуть? Уложимся до полуночи — хорошо, а мустангам ничего не сделается: умотай их сегодня — завтра они опять как огурчики.На станции Ред-Рок числилось два служащих, но, когда табун влился во двор, никаких признаков их ковбои не заметили. Мак-Гиверн подъехал к загону и открыл ворота. Лошади почуяли воду в поилке и устремились к ней.Только когда Малер заколотил кулаками в дверь, они осторожно приоткрылись.— Кто там? — послышался вопрос.Кон Конагер рявкнул в ответ:— Апостол с Божьей грамотой! Открывайте, сукины дети, пока я все тут не разнес!Скрипнули петли, и перед ними предстал человек в нижнем белье, с ружьем в руках.— Расседлывайте коней и заходите. Я поставлю кофе на огонь.Отведя лошадь в загон, Кон присоединился к остальным. Нежа в негнущихся пальцах чашку с кофе, чувствовал себя замерзшим и усталым. Если оставаться зимовать в этих краях, надо хоть куртку из овчины или бизоньей шкуры себе сообразить, а уезжать, когда Кайова ведет воинственные речи, нет резона… Придется повидаться с ним. Может, все треп, однако кто его знает…В промежутке между двумя чашками, в ожидании бобов и кукурузной лепешки, он стянул с себя сапоги. На носках обнаружилась новая дыра. Это напомнило ему анекдот о ковбое, который как-то раз по весне собрался помыть ноги и увидел на себе вторую пару носков, о которых не знал.Кон снова наполнил свою чашку и отхлебнул кофе, глядя в огонь. В пламени, плясавшем в очаге, сконцентрировался целый мир уюта, а он последнее время повсюду ловил его признаки.Станционному смотрителю было лет пятьдесят, если не больше, а конюх еще старше, однако они сумели найти свой очаг. Чем дальше, тем тяжелее становится жить бродягой. Холод донимает, все неприятней ночевать на голой земле. Человеку в его возрасте следует обязательно обзавестись домом — каким-нибудь местом, где можно повесить шляпу на гвоздь в ожидании заката.Не так страшен закат, если, ожидаешь его в своем гнезде, с миром в душе, глядя на свой пасущийся скот. Кон повертел сапоги. Каблуки стоптаны, подметки истончились. Какая удача, что он наездник, а не пешеход, а то бы они в момент развалились.Он никогда не имел своего дома. Его мать умерла, когда ему исполнилось четыре года, а отец подрядился на строительство железной дороги и не вернулся назад.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14
В ожидании следующего дилижанса Эви тщательно разровняла и утрамбовала земляной пол, а затем нарисовала на нем цветной узор. Еще раз оглядела пестрый «ковер» — так делала ее бабушка давным-давно, на ферме в Огайо. Потом поставила воду на огонь и приготовила обед.Грохот колес по камням и стук копыт они услышали задолго до появления дилижанса.Возницей снова оказался Чарли Мак-Клауд, но с дробовиком сидел длинный, сутулый мужчина с грубыми чертами лица и жестким ртом. На скуле у него виднелась ссадина, а под глазом синяк.— Это Кайова Стейплз, — представил Чарли. — Похоже, он налетел на что-то в темноте.Стейплз метнул на него яростный взгляд.— Я сцепился с одним вшивым бродягой, — зло процедил сквозь зубы Кайова. — Но недооценил его. В следующую нашу встречу одними кулаками мы не обойдемся.— Да брось ты, приятель, — усмехнулся Чарли. — Ты сам виноват. Есть люди, которых нельзя безнаказанно задевать, а ты его задел, и даже слишком сильно. Раскинь мозгами, и ты поймешь, что его трудно винить.— Я не стану его винить, — отрезал Стейплз. — Я его просто убью.Дилижанс вез всего одного пассажира, представительного мужчину в черном котелке и костюме. Он неуклюже слез с повозки, потянулся и направился к дому.— Мой тебе совет, Кайова, — оставь этого парня в покое, — очень серьезно сказал Чарли Мак-Клауд. — Я знаю таких людей. Они не ищут неприятностей, потому что повидали их в избытке, прошли огонь и воду, в одиночку охотились на бизонов, жили среди краснокожих и даже среди преступников. Для них все это — как для нас с тобой запрячь упряжку: обычная работа. Лучше держаться от таких подальше, если тебе дорога твоя шкура… и твоя репутация.Мак-Клауд и Кайова вдвоем распаковали привезенные припасы и сложили их в сторонке на полу. Накрыв на стол, Эви пригласила:— Прошу заморить червячка!— Лихо это у вас получается насчет заморить червячка, — высказался Чарли, допивая ароматный кофе. — Не будь я женат, миссис Тил, я как пить дать пришел бы к вам свататься.Эви вспыхнула.— Благодарю вас, мистер Мак-Клауд. Мне всегда нравилось смотреть, как мужчина отдает должное еде.Кайова взглянул на нее.— Краснокожие не появлялись?— Мы видели следы двух всадников, — ответил Лабан, — сразу как вы тогда уехали.— Они выслеживали нас, — решил охранник. — Вам нельзя терять бдительности, мэм. Побеспокойтесь обо всем заранее. Очень может быть, что в этом ваше спасение.Когда они уехали, Эви и Руфь убрали привезенные запасы, а Лабан снова принялся за строительство навеса. Навес получился не слишком красивый и вряд ли мог служить защитой от чего-либо, кроме ветра, но Эви, наблюдая издалека за мальчиком, не могла не отметить, что он работал уверенно и не без мастерства. Очевидно, видел, как это делал его отец или кто-то другой, а может, помогал в подобных работах.С тех пор как уехал отец, Лабан вставал все раньше и трудился все больше, а с сестренкой возился все реже. Перемена озадачивала Руфь. Ей казалось, что Лабан вдруг стал взрослым и далеким. Он трудился с огромной ответственностью, не ожидая, пока его попросят, — сам видел, за что надо браться, и уважение Руфи к брату росло вопреки ее воле. Она ловила себя на том, что разговаривает с ним как со старшим. Порой это бесило ее, но Лабан не замечал; иногда она нарочно дразнила его, стараясь привести в ярость, чтобы он бросился на нее с кулаками, но тот только снисходительно усмехался или, что еще хуже, просто не обращал на нее внимания.За прошедшую неделю дилижанс останавливался у Тилов дважды, а в день, когда он должен был прибыть снова, появились три всадника с табуном лошадей. Дюжину они намеревались оставить здесь.Вдруг вперед вырвался один из погонщиков, мальчишка лет семнадцати, и галопом помчался к хижине. Заметил Лабана и весело закричал:— Отворяй ворота, малыш! Лошадки прибыли! — Лабан бегом бросился разгораживать загон, и лошади устремились в него, а Джонни Мак-Гиверн, нагнувшись, положил жерди на место и широко улыбнулся: — Я слышал, ты здесь за конюха. За нами следом идет дилижанс, к полудню дотащится, так что будь на стреме. А как у вас насчет пожрать?— Сейчас я спрошу у мамы, — с достоинством ответил Лабан, не вполне понимая, как ему реагировать на такие вольные разговоры.— Меня зовут Крис Малер, сынок, — представился длинный, тощий и рыжий ковбой, у которого даже руки поросли рыжими волосами. — А этот недотепа, что щеголяет фонарем под глазом, — Кон Конагер. Лучше держись от него подальше, паренек, ему репей под седло попал.Конагер, худощавый смуглый мужчина лет тридцати пяти, черноволосый и черноусый, с многодневной щетиной, был одет в потертую куртку и кожаные штаны. На голове его красовалась видавшая виды черная шляпа. Каблуки его сапог стерлись почти до основания, а ореховые рукоятки револьверов блестели как отполированные от частого применения.Конагер посмотрел на Лабана очень серьезно.— Ты, парень, не очень-то доверяй россказням Криса. Я самый миролюбивый человек на свете.— А кто это вам фонарь подарил? — спросил Лабан.— Никто не дарил, — ответил Конагер. — Я заслужил его в честном бою.— У нас тут уже проезжал один человек с синяком, — вмешалась Руфь. — Его звали Кайова Стейплз. — Не дождавшись реакции на свои слова, она добавила: — Он сказал, что убьет того, кто засветил ему в глаз.Конагер ничего не ответил, но Крис Малер бросил на него острый взгляд и обратился к Руфи:— Малышка, мне кажется, тебя давно ждет мамочка.— Она виновата, что ли, — подал голос Джонни. — Если Кайова так сказал, значит, сказал, и все тут!Эви Тил вышла из двери, вытирая руки фартуком.— Не хотите ли перекусить, джентльмены? Дилижанс запаздывает, а еда готова.— С большим удовольствием, — откликнулся за всех Малер. — Пошли, Кон. Поедим и поедем дальше.Кон замешкался, изучая навес над загоном. Лабан следил за ним, с трепетом ожидая его оценки. Наконец Кон кивнул:— Неплохая работа, сынок. Ты все делал один?— Да, сэр.Кон глянул на него с любопытством.— «Сэр»! Хорошо звучит, прямо здорово. — Он подошел поближе, чтобы лучше рассмотреть навес. — А если ветки класть начиная с нижнего ряда и каждый последующий ряд с небольшим сдвигом поверх предыдущего, то дождь будет стекать по ним.— Спасибо, — сказал Лабан.Он поймал себя на том, что ему нравится этот суровый человек с обветренным лицом. Мужчина и мальчик вместе подошли к хижине. У двери Кон снял куртку и закатал рукава, чтобы умыться; затем причесал свои темные волосы, обернулся и посмотрел на бескрайнюю равнину.— Я люблю степь, — произнес он, показывая рукой вдаль. — Нет ничего лучше вольного простора.— Мы видели следы индейцев, — сообщил Лабан.Конагер быстро взглянул на него, потом сдвинул шляпу на затылок и осмотрел холмы позади хижины.— У вас винтовка-то хоть есть?— Нет, только дробовик.— Это хорошо, но лучше бы еще и винтовку. Когда вернется твой отец, он обязательно заведет себе винтовку.Они вошли в хижину.За обедом болтал в основном Малер, ему помог Джонни. Эви лучилась радостью, взволнованная обществом и довольная услышанными новостями, хотя они большей частью касались людей и событий, о которых она не имела понятия.Когда, окончив трапезу, ковбои вышли во двор, Малер задержался.— Ваша девочка сказала, что Кайова Стейплз угрожал убить человека, с которым он дрался. Это правда?— Да, но я думаю, он просто болтал.— Кайова не из тех, кто бросает слова на ветер. Он и вправду так решил.— А что произошло?— Да ерунда, всего-то неосторожный треп. Кайова выпил и пару раз налетел на Кона. Даже не скажу, что нарочно. Но и обойти его явно не старался. Что-то там они друг другу наговорили; Кайова-то, ясное дело, рассчитывал на перестрелку, но Кон его просто отлупил… послал в нокдаун. Потом они сцепились еще раз, и еще, но с этим бродягой — Конагером — лучше не связываться; ох и повыщипал же он Кайове шерсти!— И что теперь?— Откуда же мне знать? Конагер — кочевник, он никогда не сидит долго на одном месте. Вполне возможно, что исчезнет из наших краев раньше, чем они снова встретятся… но у него достаточно упрямства, чтобы остаться.— А кто он такой?Малер пожал плечами.— Его нанял Уайлди. Он не слишком любит рассказывать о себе… делает свое дело, и даже немного сверх того, но я бы сказал — он себе на уме, идет своей дорогой, и, по-моему, ему на всех накласть… прошу прощения, мэм.Моя посуду, Эви смотрела из окна, как Конагер затягивал подпругу. Он казался ей странным и одиноким, и ее сердце как-то само собой потянулось к нему, хотя он, по-видимому, и не заметил ее. К такому она привыкла. Мужчины и раньше-то не слишком обращали на нее внимание, а теперь, когда юность прошла, — чего ждать. Она даже не была уверена, что ее замечал Джейкоб, что он хоть раз задумался о том, чего ей хочется, о чем она мечтает. Он искал надежную жену, которая будет заботиться о его детях и поможет ему обосноваться в западных землях. С Джейкобом Тилом у нее не было никакого романа, да и быть не могло.Впрочем, имеет ли она право его осуждать? Когда они встретились, Эви просто потеряла голову от горя и безвыходности: деньги почти кончились, родственников нет. Куда ей податься? Джейкоб Тил искал помощницу, а она — защитника; оба нашли то, что хотели.Теперь на ее попечении двое детей. Она не уклонялась от своих обязанностей и полюбила обоих ребятишек, но нерастраченная женская нежность и жажда не материнской, а другой любви порой давали себя знать. Душа ее страдала от пустоты, невостребованных чувств, искала выхода. Ей был нужен кто-нибудь, чтобы выплеснуть их.Она вышла к дверям проводить всадников, уводивших небольшой табун на запад, к другим станциям. Вдвоем с Руфью они смотрели им вслед, пока не осела поднятая копытами пыль.Лабан опять принялся за навес. Он снимал и перекладывал кедровые и сосновые ветви на крыше.— Навес будет лучше держать воду, если я начну с нижнего ряда, а следующие уложу поверх со сдвигом, — объяснил он. — Просто не знаю, о чем я раньше думал.Они снова остались одни в наступившей тишине. Глава 3 Чтобы глотать поменьше пыли, Кон Конагер завязал нижнюю часть лица платком. Лишь однажды он обернулся, чтобы еще раз взглянуть на хижину, но она уже почти скрылась за огромным серым облаком, поднятым табуном.Экое гадство, сказал про себя Кон, бросить женщину с двумя детьми в таком месте. Но говоря так, он знал, что зачастую люди здесь не имеют выбора. В этой стране требуется рисковать; иногда риск оправдывается, иногда нет.Он не вспоминал о Кайове Стейплзе, дерзком человеке с репутацией бретера, который, по слухам, уже застрелил двоих — одного в Тин-Kan, в Колорадо, а другого в Мобите, штат Техас. Конагер на своем веку много перевидал таких типов, которые полагали себя большими мастерами в стрельбе, и даже помогал хоронить одного из них. Они появлялись и исчезали.Он почесал щетину на щеке и, вполглаза вглядываясь сквозь пыль, подумал, что неплохо бы откочевать на зиму в Тускон или даже в Калифорнию. Пару раз он нанимался водить туда стада — это гораздо приятней, чем подставлять спину северным ветрам в Техасе или Нью-Мексико.Молодость прошла, и пора бы уже где-то обосноваться. Двадцать два года провел в седле, настало время сменить его на уютное кресло на какой-нибудь веранде, или, уж на худой конец, провести хотя бы зиму в каком-нибудь сказочном отеле в Колорадо.Тут Кон фыркнул, выражая презрение к самому себе. Какие там отели? Ему сапоги-то новые не на что купить. Он всего лишь ковбой за тридцать долларов, и на большее рассчитывать не приходилось.Они гнали лошадей на рысях и, хотя солнце клонилось к закату, продолжали двигаться вперед. До следующей станции осталось не так уж далеко, и если поторопиться, то можно рассчитывать на теплую ночевку и готовую еду.Крис Малер подъехал к Конагеру:— Как считаешь, есть смысл спешить?— Мы вроде как деньги за это получаем — чего ж время тянуть? Уложимся до полуночи — хорошо, а мустангам ничего не сделается: умотай их сегодня — завтра они опять как огурчики.На станции Ред-Рок числилось два служащих, но, когда табун влился во двор, никаких признаков их ковбои не заметили. Мак-Гиверн подъехал к загону и открыл ворота. Лошади почуяли воду в поилке и устремились к ней.Только когда Малер заколотил кулаками в дверь, они осторожно приоткрылись.— Кто там? — послышался вопрос.Кон Конагер рявкнул в ответ:— Апостол с Божьей грамотой! Открывайте, сукины дети, пока я все тут не разнес!Скрипнули петли, и перед ними предстал человек в нижнем белье, с ружьем в руках.— Расседлывайте коней и заходите. Я поставлю кофе на огонь.Отведя лошадь в загон, Кон присоединился к остальным. Нежа в негнущихся пальцах чашку с кофе, чувствовал себя замерзшим и усталым. Если оставаться зимовать в этих краях, надо хоть куртку из овчины или бизоньей шкуры себе сообразить, а уезжать, когда Кайова ведет воинственные речи, нет резона… Придется повидаться с ним. Может, все треп, однако кто его знает…В промежутке между двумя чашками, в ожидании бобов и кукурузной лепешки, он стянул с себя сапоги. На носках обнаружилась новая дыра. Это напомнило ему анекдот о ковбое, который как-то раз по весне собрался помыть ноги и увидел на себе вторую пару носков, о которых не знал.Кон снова наполнил свою чашку и отхлебнул кофе, глядя в огонь. В пламени, плясавшем в очаге, сконцентрировался целый мир уюта, а он последнее время повсюду ловил его признаки.Станционному смотрителю было лет пятьдесят, если не больше, а конюх еще старше, однако они сумели найти свой очаг. Чем дальше, тем тяжелее становится жить бродягой. Холод донимает, все неприятней ночевать на голой земле. Человеку в его возрасте следует обязательно обзавестись домом — каким-нибудь местом, где можно повесить шляпу на гвоздь в ожидании заката.Не так страшен закат, если, ожидаешь его в своем гнезде, с миром в душе, глядя на свой пасущийся скот. Кон повертел сапоги. Каблуки стоптаны, подметки истончились. Какая удача, что он наездник, а не пешеход, а то бы они в момент развалились.Он никогда не имел своего дома. Его мать умерла, когда ему исполнилось четыре года, а отец подрядился на строительство железной дороги и не вернулся назад.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14