Разновидности ЛСД, встречающиеся на чёрном рынке – ЛСД раствор, который наносят на кусочки сахара или на промокашку – разлагаются в течение недель или нескольких месяцев.
Для такого сильнодействующего вещества как ЛСД, правильная дозировка имеет первостепенное значение. Здесь хорошо подходит принцип Парацельса: доза определяет, как будет действовать вещество, как лекарство, или, как яд. Дозировку препаратов с чёрного рынка невозможно контролировать, поскольку их силу действия никто не может гарантировать. Таким образом, одна из опасностей немедицинских экспериментов с ЛСД лежит в использовании препаратов неизвестного происхождения.
Случай доктора Лири
Доктор Тимоти Лири, который стал всемирно известен как апологет употребления наркотиков, необычайно сильно повлиял на распространение нелегального употребления ЛСД в Соединённых Штатах. Во время отпуска в Мексике в 1960, Лири попробовал легендарные «священные грибы», приобретённые по случаю у шамана. Во время действия грибов он вошёл в состояние религиозно-мистического экстаза, который он описывал как глубочайшее религиозное переживание своей жизни. С этого момента, доктор Лири, который в то время читал лекции по психологии в Гарвардском Университете (г. Кембридж, штат Массачусетс), полностью посвятил себя исследованию эффектов и возможностей применения психоделиков. Совместно с его коллегой доктором Ричардом Алпертом, он реализовал в университете различные научные проекты, в которых использовались ЛСД и псилоцибин, полученные нами к тому времени.
Применяя научную методологию, при помощи ЛСД и псилоцибина, они производили опыты по возвращению заключённых в общество, опыты с теологами и представителями духовенства, у которых при помощи психоделиков они вызывали религиозно-мистический экстаз, опыты по стимуляции творчества у художников и писателей. Даже такие люди как Олдос Хаксли, Артур Кёстлер и Аллен Гинзберг участвовали в этих исследованиях. Особое значение придавалось вопросу, до какой степени психическая подготовка и ожидания субъекта, а также внешняя среда эксперимента, способны влиять на характер психоделических состояний.
В январе 1963 доктор Лири прислал мне подробный отчёт об этих исследованиях, в которых он с энтузиазмом делился полученными положительными результатами и выражал свою уверенность в преимуществах и многообещающих возможностях такого использования этих активных веществ. В то же самое время, фирма Сандоз получила от Департамента Общественных Связей Гарвардского Университета запрос на поставку 100 г ЛСД и 25 кг псилоцибина, подписанный доктором Тимоти Лири. Потребность в таком громадном количестве (указанные числа соответствуют 1 миллиону доз ЛСД и 2.5 миллионам доз псилоцибина) обосновывалась расширением исследований в области органов и тканей и экспериментов с животными. Мы поставляли эти вещества при условии наличия лицензии на импорт, получаемой от здравоохранительных органов США. Немного позже мы получили заявку на поставку указанных количеств ЛСД и псилоцибина, и, совместно с этим, чек на 10000$ в качестве залога, но без необходимой лицензии на импорт. Эту заявку подписал доктор Лири, но уже не как лектор Гарвардского Университета, а как президент недавно созданной им организации Международная Федерация Внутренней Свободы (IFIF). Вдобавок к этому, поскольку наш запрос тогдашнему декану Гарвардского Университета показал, что университетское начальство не утвердило продолжение научных проектов Лири и Алперта, мы отвергли это предложение и возвратили депозит.
Вскоре после этого, Лири и Алперт были исключены из преподавательского состава Гарвардского Университета, потому что их исследования, вначале проводившиеся в академическом русле, потеряли свой научный характер. Эти эксперименты превратились в ЛСД вечеринки.
ЛСД путешествие – ЛСД как билет на полную приключений поездку в новые миры психического и физического экспириенса – стало последним писком моды среди студентов, быстро распространившись из Гарварда на другие университеты. Доктрина Лири о том, что ЛСД не только служит для поиска божественного начала и открытия себя, но и является самым сильным из когда-либо найденных афродизиаков, несомненно, внесла решающий вклад в распространение употребления ЛСД среди молодого поколения. Позднее, в интервью ежемесячному журналу Плейбой, Лири заметил, что возможность усиливать сексуальные ощущения и достигать сексуального экстаза при помощи ЛСД была главной причиной ЛСД бума.
После изгнания из Гарвардского Университета, Лири полностью превратился из лектора по психологии, занимающегося научными изысканиями, в мессию психоделического движения. Он и его друзья из IFIF организовали центр психоделических исследований в живописных окрестностях мексиканского городка Сиуатанехо. Я получил персональное приглашение от доктора Лири принять участие в спланированном на высшем уровне семинаре по психоделикам, который должен был пройти там в августе 1963. Я хотел с удовольствием принять это важное приглашение, тем более мне предлагали компенсацию дорожных расходов и бесплатное проживание, чтобы узнать на собственном опыте о методах, экспериментах и, в целом, об атмосфере этого центра психоделических исследований, о котором ходили противоречивые, и в какой-то степени удивительные, слухи. К сожалению, служебные обязанности не дали мне возможности слетать в тот раз в Мексику, чтобы получить личное впечатление об этом противоречивом проекте. Центр Психоделических Исследований в Сиуатанехо не просуществовал долго. Лири и его сторонники были высланы из страны мексиканским правительством. Лири же, который с этого времени стал не только мессией, но и великомучеником психоделического движения, вскоре получил поддержку от молодого нью-йоркского миллионера Уильяма Хичкока, владевшего недвижимостью, который выделил для Лири в качестве новой штаб-квартиры особняк в Миллбруке. Миллбрук стал домом для ещё одной организации, проповедовавшей психоделический, трансцендентальный подход к жизни, названной Фонд Касталия.
Во время путешествия по Индии в 1965 Лири обратился в индуизм. На следующий год он основал религиозную общину, носившую название Лига Духовных Открытий, сокращённо LSD (League for Spiritual Discovery).
Призыв Лири к молодёжи сформулирован в его знаменитом лозунге «Включайтесь, настраивайтесь, исчезайте!» (Turn on, tune in, drop out!), ставшим центральным догматом культуры хиппи. Последняя из этих заповедей, «исчезайте», была призывом к бегству от буржуазной жизни, к тому, чтобы повернуться спиной к обществу, бросить школу, институт, работу, и полностью посвятить себя истинной внутренней вселенной, изучению своей нервной системы, после того, как она открывалась при помощи ЛСД. Этот призыв больше всего выходил за психологические и религиозные рамки, и поэтому имел социальный и политический смысл. Понятно, почему Лири не только стал «enfant terrible» в университете и среди своих коллег по науке, психологов и психиатров, но и вызывал ярость у политических властей. За ним установили наблюдение и слежку, и, в конце концов, заключили в тюрьму. Серьёзные приговоры – десять лет заключения по обвинению судов Техаса и Калифорнии во владении ЛСД и марихуаной, и приговор (позже отменённый) «тридцать лет заключения за контрабанду марихуаны» – показывают, что наказания за эти нарушения законов были всего лишь предлогом: реальной же целью было спрятать за решётку подстрекателя и совратителя молодёжи, которого не удавалось преследовать иным образом. Ночью с 13 на 14 сентября 1970 Лири удалось совершить побег из калифорнийской тюрьмы в Сан Луис Обиспо. Сделав крюк через Алжир, где он общался с Элдриджем Кливером, лидером движения Чёрные Пантеры, проживавшим там в изгнании, Лири прибыл в Швейцарию и там попросил политического убежища.
Встреча с Тимоти Лири
Доктор жил со своей женой Розмари, в курортном городке Villars-sur-Ollon на западе Швейцарии. При посредничестве доктора Мастронарди, адвоката доктора Лири, мы установили контакт. 3 сентября 1971 я встретился с доктором Лири в привокзальном кафе в Лозанне. Наше взаимное сердечное приветствие, было как бы символом нашей роковой взаимосвязи через ЛСД. Лири был среднего роста, стройный, неунывающий, его смуглое молодое лицо с ясными смеющимися глазами обрамлялось слегка вьющимися волосами с примесью седины. Это делало его похожим скорее чемпиона по теннису, чем на бывшего лектора Гарварда. Мы отправились на машине в Buchillons, где в ресторане A la Grande Foret, за блюдом из рыбы и стаканом белого вина наконец-то состоялся разговор между отцом ЛСД и апостолом ЛСД.
Я выразил сожаление, что исследования ЛСД и псилоцибина в Гарвардском Университете, столь многообещающе начинавшиеся, выродились до такой степени, что их продолжение в академической среде стало невозможным.
Самое серьёзное моё возражение доктору Лири касалось распространения употребления ЛСД среди подростков. Лири не пытался опровергнуть моё мнение относительно особенной опасности ЛСД для молодёжи. Тем не менее, он утверждал, что я неоправданно упрекал его в склонении малолетних к употреблению наркотиков, поскольку подростков в США, в плане информированности и жизненного опыта, можно было сравнивать с взрослыми европейцами. Зрелость, пресыщенность и интеллектуальный застой очень рано достигаются в Соединённых Штатах. Поэтому, он считал ЛСД экспириенс важным, полезным и развивающим даже для очень молодых людей.
Далее в этой беседе я коснулся того, что Лири искал широкой рекламы своих исследований ЛСД и псилоцибина, поскольку он приглашал репортёров из газет и журналов на свои эксперименты, а также привлекал радио и телевидение. Акцент в этом случае делался скорее на рекламу, чем на объективную информацию. Лири отстаивал свою рекламную программу, потому что он ощущал свою историческую судьбоносную роль в том, чтобы сделать ЛСД известным всему миру. Ошеломляющие положительные эффекты такого распространения, особенно среди молодого поколения американцев, сделали бы некоторый вред – те несчастные случаи, произошедшие от неправильного использования ЛСД – незначительным по сравнению с пользой, своего рода маленькой жертвой.
Во время этого разговора я убедился, что Лири несправедливо огульно называли поборником употребления наркотиков. Он делал чёткое различие между психоделическими средствами – ЛСД, псилоцибином, мескалином, гашишем – в чьих благотворных эффектах он был убеждён, и наркотиками, вызывающими пристрастие: морфином, героином и т д., от употребления которых он неоднократно предостерегал.
От этой личной встречи у меня сложилось впечатление о докторе Лири, как об очаровательном человеке, убеждённом в своих целях, который отстаивал своё мнение с юмором, но бескомпромиссно; о человеке, который действительно витал в облаках оптимизма и веры в чудесную силу психоделиков, и, который, все же, был склонён недооценивать, или даже вообще не замечать практические сложности, неприятные моменты и опасности. Лири, как выразительно показал его дальнейший жизненный путь, также проявлял легкомыслие по отношению к опасностям и нападкам, касавшимся его самого.
Во время его пребывания в Швейцарии, я случайно встретился с Лири ещё раз, в феврале 1972 в Базеле, во время своего визита к Майклу Хоровицу, хранителю библиотеки имени Фитца Хью Ладлоу в Сан-Франциско, библиотеки, специализированной на литературе по лекарственным средствам. Мы отправились в мой дом недалеко от Бурга, где продолжили наш разговор, начатый в прошлом сентябре. Лири казался беспокойным и отстранённым, возможно из-за временного нездоровья, и наша дискуссия была в этот раз менее плодотворной. Это была моя последняя встреча с доктором Лири.
Он покинул Швейцарию в конце этого года, после развода со своей женой Розмари, в сопровождении своей новой подруги Джоанны Харкорт-Смит. После краткого пребывания в Австрии, где Лири принял участие в создании документального фильма о героине, Лири и его подруга отправились в Афганистан. В аэропорту Кабула он был задержан агентами американских спецслужб и был отправлен обратно в калифорнийскую тюрьму Сан Луис Обиспо.
После того, как ничего не было слышно о Лири на протяжении долгого времени, его имя снова появилось в газетах летом 1975 в связи с сообщением о помиловании и досрочном выходе их тюрьмы. Но его не выпускали до начала 1976. Я узнал от его друзей, что теперь он был занят психологическими проблемами космических путешествий и исследованиями взаимоотношений между нервной системой человека и межзвёздным пространством – то есть, проблемами, изучение которых не должно принести ему дельнейших сложностей со стороны власти и правительства.
Путешествия во вселенной души
Именно так озаглавил исламовед доктор Рудольф Гелпке свой отчёт об экспериментах с ЛСД и псилоцибином, который появился в издании Антайос в январе 1962, и это заглавие можно использовать для следующих описаний опытов с ЛСД. ЛСД путешествия и космические полёты похожи во многих отношениях. Оба мероприятия предполагают очень тщательную подготовку, подразумевая как меры предосторожности, так и цели, чтобы снизить до минимума опасности и получить по возможности наиболее ценные результаты. Как космонавты не могут оставаться в космосе, так и ЛСД экспериментаторы не могут остаться в трансцендентных сферах, им нужно вернуться на землю, в мир повседневности, где вновь приобретённый опыт подвергнется оценке.
Следующие отчёты были выбраны, чтобы показать насколько разным может быть ЛСД экспириенс. Конкретные побуждения, подтолкнувшие к эксперименту, имели решающее значение при их подборке. Эта подборка без исключения содержит только отчёты тех людей, которые не просто попробовали ЛСД из любопытства или как утончённый наркотик ради удовольствия, но тех, кто экспериментировал с ним в поисках расширения возможностей восприятия внутреннего и внешнего мира; тех, кто пытался с помощью этого химического ключа открыть новые «двери восприятия» (Уильям Блейк); или же, применяя сравнение Рудольфа Гелпке, тех, кто использовал ЛСД, чтобы преодолеть силу тяжести пространства и времени привычного восприятия мира, для того, чтобы таким образом прибыть к новой точке зрения и пониманию во «вселенной души».
Первые две цитаты взяты из ранее упомянутого отчёта Рудольфа Гелпке.
Танец духов ветра (0.075 мг ЛСД 23 июня 1961, 13:00)
После того, как я принял эту дозу, которая считается средней, я оживлённо беседовал со своими коллегами примерно до 14:00. После этого, я отправился в одиночестве в книжный магазин Вертмюллер, где препарат определённо начал действовать. Я заметил, что темы книг, в которых я спокойно копался в глубине магазина, совершенно мне безразличны, в то время как случайные детали обстановки внезапно сильно выделялись, и казались «многозначительными»… Теперь, спустя десять минут я встретился со знакомой супружеской четой, и мне пришлось вступить с ним в разговор, который, признаюсь, никак не был для меня приятным, хотя и не был особенно мучительным. Я следил за беседой (даже за собой) «как бы издалека». Вещи, о которых мы говорили (речь шла о персидских рассказах, которые я переводил) «принадлежали к другому миру»: миру, в котором я все ещё мог выражать себя (я совсем ещё недавно жил в нем и ещё помнил «правила игры»), но с которым у меня не осталось эмоциональной связи. Мой интерес к нему пропал – я просто делал вид, что этого не замечаю.
После того, как мне удалось освободиться, я прошёл дальше по городу по направлению к рынку. У меня не было «видений», я видел и слышал все так же, как и обычно, но, тем не менее, все изменилось неописуемым образом; «невидимые стеклянные стены» были повсюду. С каждым шагом, который я делал, я все больше и больше становился похожим на автомат. Меня особенно поразило, что я, как казалось, потерял контроль над мышцами лица – я был уверен, что моё лицо окаменело, стало совершенно невыразительным, пустым, вялым, похожим на маску. Единственное, что заставляло меня идти и продолжать двигаться, это то, что я помнил, что шёл и двигался «раньше». Но чем дальше я вспоминал, тем больше я сомневался. Я помню, мои собственные руки мешали мне: я опускал их в карманы, оставлял их болтаться, соединял их за спиной… как какие-то обременительные предметы, которые мы таскаем с собой, но никто не знает, куда их спрятать. У меня была такая же реакция на все моё тело. Я больше не знал, почему оно было там, и куда мне следовало идти. Смысл таких решений был утерян. Их можно было лишь с трудом воссоздать, косвенно, через воспоминания о прошлом. Я приложил определённое усилие, чтобы пройти короткое расстояние от рынка до дома, до которого я добрался примерно в 15:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19
Для такого сильнодействующего вещества как ЛСД, правильная дозировка имеет первостепенное значение. Здесь хорошо подходит принцип Парацельса: доза определяет, как будет действовать вещество, как лекарство, или, как яд. Дозировку препаратов с чёрного рынка невозможно контролировать, поскольку их силу действия никто не может гарантировать. Таким образом, одна из опасностей немедицинских экспериментов с ЛСД лежит в использовании препаратов неизвестного происхождения.
Случай доктора Лири
Доктор Тимоти Лири, который стал всемирно известен как апологет употребления наркотиков, необычайно сильно повлиял на распространение нелегального употребления ЛСД в Соединённых Штатах. Во время отпуска в Мексике в 1960, Лири попробовал легендарные «священные грибы», приобретённые по случаю у шамана. Во время действия грибов он вошёл в состояние религиозно-мистического экстаза, который он описывал как глубочайшее религиозное переживание своей жизни. С этого момента, доктор Лири, который в то время читал лекции по психологии в Гарвардском Университете (г. Кембридж, штат Массачусетс), полностью посвятил себя исследованию эффектов и возможностей применения психоделиков. Совместно с его коллегой доктором Ричардом Алпертом, он реализовал в университете различные научные проекты, в которых использовались ЛСД и псилоцибин, полученные нами к тому времени.
Применяя научную методологию, при помощи ЛСД и псилоцибина, они производили опыты по возвращению заключённых в общество, опыты с теологами и представителями духовенства, у которых при помощи психоделиков они вызывали религиозно-мистический экстаз, опыты по стимуляции творчества у художников и писателей. Даже такие люди как Олдос Хаксли, Артур Кёстлер и Аллен Гинзберг участвовали в этих исследованиях. Особое значение придавалось вопросу, до какой степени психическая подготовка и ожидания субъекта, а также внешняя среда эксперимента, способны влиять на характер психоделических состояний.
В январе 1963 доктор Лири прислал мне подробный отчёт об этих исследованиях, в которых он с энтузиазмом делился полученными положительными результатами и выражал свою уверенность в преимуществах и многообещающих возможностях такого использования этих активных веществ. В то же самое время, фирма Сандоз получила от Департамента Общественных Связей Гарвардского Университета запрос на поставку 100 г ЛСД и 25 кг псилоцибина, подписанный доктором Тимоти Лири. Потребность в таком громадном количестве (указанные числа соответствуют 1 миллиону доз ЛСД и 2.5 миллионам доз псилоцибина) обосновывалась расширением исследований в области органов и тканей и экспериментов с животными. Мы поставляли эти вещества при условии наличия лицензии на импорт, получаемой от здравоохранительных органов США. Немного позже мы получили заявку на поставку указанных количеств ЛСД и псилоцибина, и, совместно с этим, чек на 10000$ в качестве залога, но без необходимой лицензии на импорт. Эту заявку подписал доктор Лири, но уже не как лектор Гарвардского Университета, а как президент недавно созданной им организации Международная Федерация Внутренней Свободы (IFIF). Вдобавок к этому, поскольку наш запрос тогдашнему декану Гарвардского Университета показал, что университетское начальство не утвердило продолжение научных проектов Лири и Алперта, мы отвергли это предложение и возвратили депозит.
Вскоре после этого, Лири и Алперт были исключены из преподавательского состава Гарвардского Университета, потому что их исследования, вначале проводившиеся в академическом русле, потеряли свой научный характер. Эти эксперименты превратились в ЛСД вечеринки.
ЛСД путешествие – ЛСД как билет на полную приключений поездку в новые миры психического и физического экспириенса – стало последним писком моды среди студентов, быстро распространившись из Гарварда на другие университеты. Доктрина Лири о том, что ЛСД не только служит для поиска божественного начала и открытия себя, но и является самым сильным из когда-либо найденных афродизиаков, несомненно, внесла решающий вклад в распространение употребления ЛСД среди молодого поколения. Позднее, в интервью ежемесячному журналу Плейбой, Лири заметил, что возможность усиливать сексуальные ощущения и достигать сексуального экстаза при помощи ЛСД была главной причиной ЛСД бума.
После изгнания из Гарвардского Университета, Лири полностью превратился из лектора по психологии, занимающегося научными изысканиями, в мессию психоделического движения. Он и его друзья из IFIF организовали центр психоделических исследований в живописных окрестностях мексиканского городка Сиуатанехо. Я получил персональное приглашение от доктора Лири принять участие в спланированном на высшем уровне семинаре по психоделикам, который должен был пройти там в августе 1963. Я хотел с удовольствием принять это важное приглашение, тем более мне предлагали компенсацию дорожных расходов и бесплатное проживание, чтобы узнать на собственном опыте о методах, экспериментах и, в целом, об атмосфере этого центра психоделических исследований, о котором ходили противоречивые, и в какой-то степени удивительные, слухи. К сожалению, служебные обязанности не дали мне возможности слетать в тот раз в Мексику, чтобы получить личное впечатление об этом противоречивом проекте. Центр Психоделических Исследований в Сиуатанехо не просуществовал долго. Лири и его сторонники были высланы из страны мексиканским правительством. Лири же, который с этого времени стал не только мессией, но и великомучеником психоделического движения, вскоре получил поддержку от молодого нью-йоркского миллионера Уильяма Хичкока, владевшего недвижимостью, который выделил для Лири в качестве новой штаб-квартиры особняк в Миллбруке. Миллбрук стал домом для ещё одной организации, проповедовавшей психоделический, трансцендентальный подход к жизни, названной Фонд Касталия.
Во время путешествия по Индии в 1965 Лири обратился в индуизм. На следующий год он основал религиозную общину, носившую название Лига Духовных Открытий, сокращённо LSD (League for Spiritual Discovery).
Призыв Лири к молодёжи сформулирован в его знаменитом лозунге «Включайтесь, настраивайтесь, исчезайте!» (Turn on, tune in, drop out!), ставшим центральным догматом культуры хиппи. Последняя из этих заповедей, «исчезайте», была призывом к бегству от буржуазной жизни, к тому, чтобы повернуться спиной к обществу, бросить школу, институт, работу, и полностью посвятить себя истинной внутренней вселенной, изучению своей нервной системы, после того, как она открывалась при помощи ЛСД. Этот призыв больше всего выходил за психологические и религиозные рамки, и поэтому имел социальный и политический смысл. Понятно, почему Лири не только стал «enfant terrible» в университете и среди своих коллег по науке, психологов и психиатров, но и вызывал ярость у политических властей. За ним установили наблюдение и слежку, и, в конце концов, заключили в тюрьму. Серьёзные приговоры – десять лет заключения по обвинению судов Техаса и Калифорнии во владении ЛСД и марихуаной, и приговор (позже отменённый) «тридцать лет заключения за контрабанду марихуаны» – показывают, что наказания за эти нарушения законов были всего лишь предлогом: реальной же целью было спрятать за решётку подстрекателя и совратителя молодёжи, которого не удавалось преследовать иным образом. Ночью с 13 на 14 сентября 1970 Лири удалось совершить побег из калифорнийской тюрьмы в Сан Луис Обиспо. Сделав крюк через Алжир, где он общался с Элдриджем Кливером, лидером движения Чёрные Пантеры, проживавшим там в изгнании, Лири прибыл в Швейцарию и там попросил политического убежища.
Встреча с Тимоти Лири
Доктор жил со своей женой Розмари, в курортном городке Villars-sur-Ollon на западе Швейцарии. При посредничестве доктора Мастронарди, адвоката доктора Лири, мы установили контакт. 3 сентября 1971 я встретился с доктором Лири в привокзальном кафе в Лозанне. Наше взаимное сердечное приветствие, было как бы символом нашей роковой взаимосвязи через ЛСД. Лири был среднего роста, стройный, неунывающий, его смуглое молодое лицо с ясными смеющимися глазами обрамлялось слегка вьющимися волосами с примесью седины. Это делало его похожим скорее чемпиона по теннису, чем на бывшего лектора Гарварда. Мы отправились на машине в Buchillons, где в ресторане A la Grande Foret, за блюдом из рыбы и стаканом белого вина наконец-то состоялся разговор между отцом ЛСД и апостолом ЛСД.
Я выразил сожаление, что исследования ЛСД и псилоцибина в Гарвардском Университете, столь многообещающе начинавшиеся, выродились до такой степени, что их продолжение в академической среде стало невозможным.
Самое серьёзное моё возражение доктору Лири касалось распространения употребления ЛСД среди подростков. Лири не пытался опровергнуть моё мнение относительно особенной опасности ЛСД для молодёжи. Тем не менее, он утверждал, что я неоправданно упрекал его в склонении малолетних к употреблению наркотиков, поскольку подростков в США, в плане информированности и жизненного опыта, можно было сравнивать с взрослыми европейцами. Зрелость, пресыщенность и интеллектуальный застой очень рано достигаются в Соединённых Штатах. Поэтому, он считал ЛСД экспириенс важным, полезным и развивающим даже для очень молодых людей.
Далее в этой беседе я коснулся того, что Лири искал широкой рекламы своих исследований ЛСД и псилоцибина, поскольку он приглашал репортёров из газет и журналов на свои эксперименты, а также привлекал радио и телевидение. Акцент в этом случае делался скорее на рекламу, чем на объективную информацию. Лири отстаивал свою рекламную программу, потому что он ощущал свою историческую судьбоносную роль в том, чтобы сделать ЛСД известным всему миру. Ошеломляющие положительные эффекты такого распространения, особенно среди молодого поколения американцев, сделали бы некоторый вред – те несчастные случаи, произошедшие от неправильного использования ЛСД – незначительным по сравнению с пользой, своего рода маленькой жертвой.
Во время этого разговора я убедился, что Лири несправедливо огульно называли поборником употребления наркотиков. Он делал чёткое различие между психоделическими средствами – ЛСД, псилоцибином, мескалином, гашишем – в чьих благотворных эффектах он был убеждён, и наркотиками, вызывающими пристрастие: морфином, героином и т д., от употребления которых он неоднократно предостерегал.
От этой личной встречи у меня сложилось впечатление о докторе Лири, как об очаровательном человеке, убеждённом в своих целях, который отстаивал своё мнение с юмором, но бескомпромиссно; о человеке, который действительно витал в облаках оптимизма и веры в чудесную силу психоделиков, и, который, все же, был склонён недооценивать, или даже вообще не замечать практические сложности, неприятные моменты и опасности. Лири, как выразительно показал его дальнейший жизненный путь, также проявлял легкомыслие по отношению к опасностям и нападкам, касавшимся его самого.
Во время его пребывания в Швейцарии, я случайно встретился с Лири ещё раз, в феврале 1972 в Базеле, во время своего визита к Майклу Хоровицу, хранителю библиотеки имени Фитца Хью Ладлоу в Сан-Франциско, библиотеки, специализированной на литературе по лекарственным средствам. Мы отправились в мой дом недалеко от Бурга, где продолжили наш разговор, начатый в прошлом сентябре. Лири казался беспокойным и отстранённым, возможно из-за временного нездоровья, и наша дискуссия была в этот раз менее плодотворной. Это была моя последняя встреча с доктором Лири.
Он покинул Швейцарию в конце этого года, после развода со своей женой Розмари, в сопровождении своей новой подруги Джоанны Харкорт-Смит. После краткого пребывания в Австрии, где Лири принял участие в создании документального фильма о героине, Лири и его подруга отправились в Афганистан. В аэропорту Кабула он был задержан агентами американских спецслужб и был отправлен обратно в калифорнийскую тюрьму Сан Луис Обиспо.
После того, как ничего не было слышно о Лири на протяжении долгого времени, его имя снова появилось в газетах летом 1975 в связи с сообщением о помиловании и досрочном выходе их тюрьмы. Но его не выпускали до начала 1976. Я узнал от его друзей, что теперь он был занят психологическими проблемами космических путешествий и исследованиями взаимоотношений между нервной системой человека и межзвёздным пространством – то есть, проблемами, изучение которых не должно принести ему дельнейших сложностей со стороны власти и правительства.
Путешествия во вселенной души
Именно так озаглавил исламовед доктор Рудольф Гелпке свой отчёт об экспериментах с ЛСД и псилоцибином, который появился в издании Антайос в январе 1962, и это заглавие можно использовать для следующих описаний опытов с ЛСД. ЛСД путешествия и космические полёты похожи во многих отношениях. Оба мероприятия предполагают очень тщательную подготовку, подразумевая как меры предосторожности, так и цели, чтобы снизить до минимума опасности и получить по возможности наиболее ценные результаты. Как космонавты не могут оставаться в космосе, так и ЛСД экспериментаторы не могут остаться в трансцендентных сферах, им нужно вернуться на землю, в мир повседневности, где вновь приобретённый опыт подвергнется оценке.
Следующие отчёты были выбраны, чтобы показать насколько разным может быть ЛСД экспириенс. Конкретные побуждения, подтолкнувшие к эксперименту, имели решающее значение при их подборке. Эта подборка без исключения содержит только отчёты тех людей, которые не просто попробовали ЛСД из любопытства или как утончённый наркотик ради удовольствия, но тех, кто экспериментировал с ним в поисках расширения возможностей восприятия внутреннего и внешнего мира; тех, кто пытался с помощью этого химического ключа открыть новые «двери восприятия» (Уильям Блейк); или же, применяя сравнение Рудольфа Гелпке, тех, кто использовал ЛСД, чтобы преодолеть силу тяжести пространства и времени привычного восприятия мира, для того, чтобы таким образом прибыть к новой точке зрения и пониманию во «вселенной души».
Первые две цитаты взяты из ранее упомянутого отчёта Рудольфа Гелпке.
Танец духов ветра (0.075 мг ЛСД 23 июня 1961, 13:00)
После того, как я принял эту дозу, которая считается средней, я оживлённо беседовал со своими коллегами примерно до 14:00. После этого, я отправился в одиночестве в книжный магазин Вертмюллер, где препарат определённо начал действовать. Я заметил, что темы книг, в которых я спокойно копался в глубине магазина, совершенно мне безразличны, в то время как случайные детали обстановки внезапно сильно выделялись, и казались «многозначительными»… Теперь, спустя десять минут я встретился со знакомой супружеской четой, и мне пришлось вступить с ним в разговор, который, признаюсь, никак не был для меня приятным, хотя и не был особенно мучительным. Я следил за беседой (даже за собой) «как бы издалека». Вещи, о которых мы говорили (речь шла о персидских рассказах, которые я переводил) «принадлежали к другому миру»: миру, в котором я все ещё мог выражать себя (я совсем ещё недавно жил в нем и ещё помнил «правила игры»), но с которым у меня не осталось эмоциональной связи. Мой интерес к нему пропал – я просто делал вид, что этого не замечаю.
После того, как мне удалось освободиться, я прошёл дальше по городу по направлению к рынку. У меня не было «видений», я видел и слышал все так же, как и обычно, но, тем не менее, все изменилось неописуемым образом; «невидимые стеклянные стены» были повсюду. С каждым шагом, который я делал, я все больше и больше становился похожим на автомат. Меня особенно поразило, что я, как казалось, потерял контроль над мышцами лица – я был уверен, что моё лицо окаменело, стало совершенно невыразительным, пустым, вялым, похожим на маску. Единственное, что заставляло меня идти и продолжать двигаться, это то, что я помнил, что шёл и двигался «раньше». Но чем дальше я вспоминал, тем больше я сомневался. Я помню, мои собственные руки мешали мне: я опускал их в карманы, оставлял их болтаться, соединял их за спиной… как какие-то обременительные предметы, которые мы таскаем с собой, но никто не знает, куда их спрятать. У меня была такая же реакция на все моё тело. Я больше не знал, почему оно было там, и куда мне следовало идти. Смысл таких решений был утерян. Их можно было лишь с трудом воссоздать, косвенно, через воспоминания о прошлом. Я приложил определённое усилие, чтобы пройти короткое расстояние от рынка до дома, до которого я добрался примерно в 15:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19