Главный удар был нанесен с плацдарма западнее Широкого. В образовавшуюся во вражеской обороне брешь сразу же устремилась конно-механизированная группа генерал-лейтенанта И. А. Плиева. Достигнув Нового Буга, она должна была пройтись по гитлеровским тылам в районе Николаева.
На авиацию нашего корпуса возлагалась задача по прикрытию и поддержке действий группы Плиева. До сих пор там в качестве авиационного представителя находился командир дивизии, а теперь его должен был сменить начальник штаба полковник Д. Русанов, переброску которого в группу поручили мне.
На По-2 вылетаем в тыл врага.
Как пригодился мне опыт полетов по оврагам! Благо их много в тех краях, они здорово нас с Русановым выручили.
На подходе к Новой Одессе встретились с «мессерами». Что против них По-2! Беззащитная мишень. Но По-2 – вездеход. Я снизился до самой земли, пошел «ползать» по глубоким оврагам. «Мессеры» носятся над нами, стреляют, а причинить вреда не могут. А вот когда выскочили на Южный Буг, стали пересекать его – тут пришлось совсем туго. Кричу Русанову:
– Пойдем к казакам и с ходу сядем?
– Давай, – отвечает он, – иначе вообще не доберемся.
Снова «поползли» над кустами. Вот и лагерь казаков. В центре – небольшая площадка. Убираю газ, шлепаемся прямо на нее. Тормозов на По-2 нет. Он бежит, а «мессеры», как ошалелые, клюют его. Пришлось нам на ходу выскочить. Когда я потом подошел к нашему «небесному тихоходу», он имел жалкий вид: перкаль с крыльев содрана, элероны изрешечены.
– Как назад полетишь? – сокрушенно спросил Русанов.
– Что-нибудь придумаем.
Нас тут же обступили обрадовавшиеся нашему прилету казаки и казачки. Были они одеты кто во что горазд, но у каждого мужчины на голове красовалась кубанка.
Казачки тут же занялись ремонтом По-2: притащили куски брезента, стали им залатывать дыры на плоскостях. Ребята, которые помоложе, где-то раздобыли горючего – пополнили баки. Попрощавшись со всеми, я отправился домой, надеясь, что больше не придется летать этим маршрутом.
Только надежды эти не оправдались. В Кривом Роге, где теперь на площадке базировалась наша эскадрилья, я узнал, что нам приказано прикрывать Ли-2, перебрасывающие оружие, боеприпасы, продовольствие, медикаменты в группу Плиева.
Что ж, нет худа без добра: хоть маршрут хорошо знаю.
Труженик Ли-2 – самый беззащитный самолет из всех, которые нам приходилось встречать. Тяжело груженный, вооруженный одним пулеметом, он лишен малейших шансов на спасение при встрече с противником. И в то же время на войне без него невозможно было обойтись: другого столь удобного транспортного средства тогда не имелось.
Но прикрытие Ли-2 – не для свободных охотников. Все приступили к выполнению новой задачи без особого энтузиазма. Требовалось в срочном порядке поднять настроение летчиков. Провели партийно-комсомольское собрание. Я рассказал, в каких тяжелых условиях сражаются плиевцы, как остро нуждаются они в помощи.
Удивительной силой обладает вовремя сказанное нужное слово! Когда людям ясно, почему им велят то, а не иное, они трудятся с утроенной энергией.
Протяженность маршрута Ли-2 была около 130 километров. Но все осложнялось тем, что летать надо было днем, пересекая линию фронта. «Транспортники» выходили в заданный район и по сигналам с земли, подаваемым по радио или ракетами, сбрасывали на парашютах свой груз.
«Мессеры» остервенело атаковали наши группы. Из-под каждого куста били зенитки. С трудом прорывая завесу огня, мы пробивались к группе Плиева. Наши ребята сдержали слово: ни один Ли-2 не был потерян. Но погиб Виктор Кузнецов. Отбивая атаку «мессеров», он вскочил в облака, не справился с управлением, вошел в штопор, а выйти из него не смог: не хватило высоты. Упал на территорию, занятую казаками. Его сразу же вытащили из-под обломков Ла-5. К месту падения самолета немедленно выехал командир дивизии полковник А. Селиверстов, наблюдавший за воздушным боем с земли. На его руках Виктор скончался. Всем было не по себе: не уберегли самого молодого, но подававшего надежды боевого товарища.
Опыт прикрытия Ли-2 пригодился нам, когда в районе Березнеговатого – Снегиревки попала в котел 6-я немецкая армия. Фашисты бросили туда под прикрытием «мес-сершмиттов» целые косяки Ю-52 с продовольствием и боеприпасами. Только немногим из них удалось прорваться сквозь наш заслон: мы жгли Ю-52 один за другим.
11 марта освобожден Херсон. Правобережье Днепра полностью очищено от фашистских оккупантов!
В эти дни в газетах было опубликовано Постановление Верховного Совета Украинской ССР, в котором выражалась искренняя благодарность доблестной Красной Армии, великому русскому народу, всем народам Советского Союза, Советскому правительству, Коммунистической партии за освобождение украинской земли от гитлеровской нечисти, за неоценимую помощь в восстановлении разрушенного фашистами народного хозяйства.
В эскадрилье состоялся митинг, на котором было зачитано это постановление. Наши авиаторы поклялись и впредь беспошадно громить врага на земле и в воздухе вплоть до полного его уничтожения.
– На благодарность правительства Украины ответим новыми боевыми подвигами, новыми сокрушительными ударами по врагу! – сказал коммунист лейтенант Олег Смирнов.
Такие митинги проходили во всех наших частях. Они вызвали волну нового патриотического подъема. Летчики эскадрильи стали драться с особой ожесточенностью. Немало фашистских асов вогнали они в землю в районе Вознесенска – Николаева.
24 марта освобожден Вознесенск. Но вместе с этой радостной вестью пришла и другая, печальная: в тот же день в районе Березовки был сбит командир 306-й Краснознаменной штурмовой авиационной дивизии полковник Александр Филиппович Исупов.
Слава о его подвигах шла по всему фронту. Армейская и фронтовая газеты не раз рассказывали о сокрушительных ударах по врагу, наносимых штурмовиками под его командованием.
И вот он сбит над оккупированной территорией, взят в плен.
О трагической судьбе этого прекрасного человека, бывшего комиссара полка, заместителя командира дивизии по политической части, мы узнали уже после войны. Он был направлен в лагерь Маутхаузен. Там пытались заставить его стать на путь измены, поручили ему выступить перед пленными. Свою пламенную, страстную речь под свист асэсовской плетки отважный сокол закончил словами:
– Да здравствует Советская Родина!
Его заточили в блок смерти № 20. Он не пал духом – стал готовить побег военнопленных. Тайный план был раскрыт, полковника А. Ф. Исупова зверски казнили на глазах у пленников Маутхаузена.
…Наши войска неудержимо развивали наступление. Мы беспрестанно меняли полевые аэродромы.
На северной окраине Кривого Рога мне довелось произвести еще одну вынужденную посадку прямо на огороде железнодорожника. Нет, меня не подбили. Мы с Кала– шонком после боя с «юнкерсами» возвращались на аэродром, а тут, как назло, сгустился туман. Пока решали, что предпринять, горючее кончилось. Калашонок сел на «живот» на южной окраине Кривого Рога, мне удалось дотянуть до северной.
Самолет не получил особых повреждений, но все же было жаль его до слез: он ведь новенький, и не просто Ла-5, а Ла-5фн – с повышенной мощностью мотора, Я его совсем недавно получил,
Начиная с Баштанки, всем нам не терпелось поскорее увидеть славную Одессу, хотя бы с воздуха. Будут ли фашисты упорно отстаивать важный для них приморский город?
В последний день марта майор Онуфриенко решил лично слетать на разведку в район Одессы. Мне предложил быть его ведомым. Я с радостью согласился. Еще бы, в такой полет с таким летчиком!
Перед тем как занять места в кабинах, Онуфриенко сказал мне:
– В воздухе будь особенно осмотрительным. Открою тебе свой секрет: я – дальтоник. Это усложняет мне поиск цели.
– Понял, Григорий Денисович, – ответил я, немного опешив от такой новости. Ведь Онуфриенко был незаурядным летчиком. И это при таком зрении… Удивительный все-таки человек! Околдовал меня с первой встречи и до сих пор продолжает поражать…
Летели спокойно. Просматривали дороги, переправы, определяли, куда и сколько движется вражеских войск.
Оставалось километров пятьдесят до Одессы. Ее облет не входил в наши планы. Но как тут удержаться!
– Пойдем посмотрим, как живет Одесса, – передал по радио Онуфриенко.
У меня сильней забилось сердце: сейчас увижу Черное море. То самое море… У синей волны его началась моя фронтовая жизнь.
Километров за пятнадцать до города сделали горку, осмотрелись, снова снизились и на бреющем продолжали путь.
Что я знал о героической Одессе? Источником моих познаний были книги, песни, рассказы шестаковцов. Но их оказалось достаточно, чтобы запомнить и полюбить этот необычный по своей судьбе южный город.
Вот встает перед нами его широкая панорама, бросаются в глаза развалины кварталов, улицы, забитые фашистской военной техникой, порт, у причалов которого скопилось множество кораблей.
А еще дальше – Черное море.
Я видел его осенью и не знал, что оно бывает такой ослепительной голубизны. Недаром говорят, что весной все обновляется.
Бурю чувств вызвало во мне это краткое свидание с морем. Возникшее в душе приподнятое, праздничное настроение не смогли омрачить даже густые разрывы зенитных снарядов.
Здравствуй, море! Я вернулся к тебе через все невзгоды, сквозь грозы, сквозь огненное небо.
Мы пришли в тот край, где родилась боевая слава Льва Львовича Шестакова и его орлов. Это они взлетали прямо с улиц города для отражения вражеских налетов. Это они принесли отсюда на далекий азербайджанский аэродром высокий бойцовский дух, непоколебимую веру в нашу победу, которые, как эстафету, передали нам. Может быть, благодаря именно этому мы и смогли прийти сюда, чтобы продолжить героическое дело шестаковцев…
Онуфриенко, бывавший в Одессе до войны, быстро сориентировался, по железнодорожным путям мы вышли прямо на городской вокзал. Он битком набит людьми и техникой. Фашисты спешно грузятся в эшелоны, идет эвакуация войск.
Мы с ходу зашли на штурмовку эшелонов. Потом еще разок. На вокзале поднялась невообразимая паника, фашисты все бросали и разбегались. Мы с малой высоты били по крышам вагонов. Загрохотали взрывы, вспыхнули пожары.
Вот какую первую «визитную карточку» оставили мы фашистам на одесском вокзале.
Вернулись на полевой аэродром Петропавловский – там гости: московские артисты во главе со Львом Свердлиным. Он полюбился нам по фильмам «Жди меня», «Насреддин в Бухаре». Мы страшно обрадовались встрече с ним и его коллегами. Онуфриенко на радостях, пока готовили сцену, показал гостям высший пилотаж. Артисты пришли в неописуемый восторг. Через каких-то полчаса все стали своими, казалось, что мы давным-давно знаем друг друга.
Концерт прошел весело, под бурные аплодисменты. Кроме нашего полка на нем присутствовало полсела.
Наутро артисты захотели посмотреть наши боевые машины, разошлись по эскадрильям. Летчики усаживали их в кабины, рассказывали что к чему.
Свердлин поинтересовался, как удается в воздухе попадать в самолет противника.
Онуфриенко начал было объяснять, а потом передумал, стал оглядываться. Увидел на краю летного поля заброшенную мазанку, сказал своему технику:
– Проверь, нет ли там кого, закрой газетой окно и возвращайся сюда. Техник все сделал.
– А теперь. Лев Наумович, я вам покажу, как мы в воздухе стреляем. Это будет убедительнее, – предложил Онуфриенко.
Он взлетел, набрал небольшую высоту, развернулся и пошел прямо на мазанку, в какой-то миг дал короткую очередь – газета в проеме окна исчезла.
Теперь аплодировали гости.
– Такое не часто увидишь, – восхищались они, – настоящий артист!
«Вот тебе и дальтоник», – подумал я.
Свердлин оказался уроженцем Астрахани. Для меня это было приятным открытием. Мы поговорили, вспомнили наш родной город, нашлись у нас и общие знакомые.
– Если буду в Астрахани – обязательно расскажу, как сражаются наши земляки, – пообещал Свердлин на прощание.
Долго еще вспоминали мы эту встречу с артистами. Дорого было нам их внимание, они ради нас тоже ведь совершили подвиг – приехали в такое время на фронт.
Наступило утро нового дня.
Примчался к нам посыльный из штаба полка:
– Срочно готовиться к перелету.
Я тут же поднял всю эскадрилью. Султан-Галиов, протирая спросонья глаза, как-то ехидно улыбнулся:
– Шутка это, наверное, командир, ведь сегодня первое апреля.
А что, если и в самом деле шутка? Григорий Денисович вполне мог ее выкинуть. Но тут мы увидели, что и другие помчались на аэродром.
Через час приземлились в поле у Старой Кантакузинки. Оказывается, там уже находился 866-й полк соседней дивизии, работавший на «яках».
Различие в самолетах тут же стало предметом бурного обсуждения их достоинств, перешедшего в спор, разрешить который можно было только в воздухе.
Онуфриенко взлетел и выполнил головокружительный каскад фигур высшего пилотажа.
Командир 866-го полка подполковник Н. Кузин решил не оставаться в долгу – он приказал одному из лучших своих летчиков командиру эскадрильи капитану Александру Колдунову подняться в воздух и показать, на что способен истребитель Як-1.
Саша Колдунов попал на фронт необычным путем. Он находился в запасном полку и рвался в бой – ему хотелось воевать. Но командование не торопилось его, как и многих других, отпускать. Тогда Саша пошел на крайность: при отправке на фронт очередной группы летчиков спрятался в чехлах на борту Ли-2 и «зайцем» прибыл в боевую часть. Возвращать Колдунова в тыл не стали – и не прогадали.
За год он вырос в превосходного воздушного бойца, возглавил эскадрилью, а потом стал дважды Героем Советского Союза.
И вот Саша ушел в небо доказать, что Як-1 не уступает Ла-5. И доказал, успешно повторив все проделанное Онуфриенко, выполнив кое-что свое.
Мнение наблюдавших за этим необычным состязанием было единодушным: и машины, и летчики равноценны.
От Старой Кантакузинки уже рукой подать до Одессы.
Вместе с наступающими войсками в освобождаемые города и села возвращались партийные и советские работники. Как-то нашей эскадрилье поручили сопровождать группы По-2. Предупредили:
– Задание особо ответственное!
Прикрытие По-2 – дело не простое. Слишком уж они тихоходные. Приходится стараться, чтобы не уйти вперед, обеспечить надежную охрану. Нам пришлось несколько раз сопровождать шестерки По-2 на аэродром, расположенный километрах в пятнадцати от Одессы, и оттуда на окраину города.
Изрядно уставшие, мы расположились вблизи города на ночлег, познакомились с теми, кого оберегали. Это оказались руководители одесских партийных и административных органов, люди, на плечи которых теперь логла вся тяжесть забот о восстановлении приморского города.
На обратном пути заметили странный паровоз, который медленно двигался к Одессе, оставляя за собой разрушенную колею. Прошлись на бреющем – видим, у паровоза сзади крюк, им он режет шпалы, разрушает путь. Ударили по черному паровозу. Он пустил пары. Готов, значит. Но только отошли – опять начал двигаться. Послал Кирилюка – тот дал очередь, от которой паровоз взорвался.
Прошло еще два дня – Одесса стала нашей. Мы перебазировались на полевые аэродромы сначала в Риуховку, затем в Раздельную.
А вскоре пришла невеселая весть: наша эскадрилья расформировывается. Почему?
Полки, из которых мы ушли, потеряли многих опытных летчиков. Командиров мало устраивало необстрелянное пополнение, и они настояли на возвращении своих опытных воздушных бойцов.
Более чем трехмесячное существование эскадрильи охотников ознаменовалось десятками сбитых фашистских самолетов, множеством уничтоженной боевой техники на земле. Очень жаль было терять дружный, сплоченный, боевой коллектив. Он мог бы многое и многое еще сделать. Однако пришлось расставаться.
Григорий Онуфриенко тут же предложил мне перейти командиром эскадрильи к нему в полк.
Предложение заманчивое. Но как же быть со своим родным коллективом? Как расценят товарищи мой поступок? Будет ли кому-нибудь в радость мой уход из полка? И тут я вспомнил Ермилова… То, что было между нами, как-то затушевалось. Но он и другим приносил огорчения, многие страдали из-за него.
Нет, служить рядом с таким человеком – это не по мне. Правда, там я узнал и прекрасных людей, у которых многому научился. Евтодиенко, Шахбазян, Девкин – этих уже нет в живых, но с ними я рос как воздушный боец. Шевырин, Овчинников, Устинов, Онискевич… Нет, тяжело все-таки расставаться с тем, что стало частицей твоего сердца.
Долгими и тяжелыми были мои раздумья. Онуфриенко это видел и обратился к командиру дивизии. Последовал приказ, который поставил, как говорится, точку над «и».
Так я стал командиром первой эскадрильи 31-го Краснознаменного, ордена Кутузова III степени истребительного авиационного полка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34