Нас должны прикрывать «яки». Мы подошли к аэродрому Капорье, где, готовые к вылету, находились истребители сопровождения. Я даю зеленую ракету – истребители не взлетают, даю вторую – снова никак не реагируют. Зарядил третью, смотрю, истребители пошли на взлет. Я положил заряженную ракетницу в одну из ниш своей кабины и, конечно, тут же забыл о ней.
Установили радиосвязь с истребителями. Переговоры вели открытым текстом. Позывные элементарные. Они называли нас «торпедоносец», мы их – «як». Летели на малой высоте, метров двадцать-тридцать. У истребителей запас горючего небольшой, эти стрекозы не для дальних полетов, и вскоре они попросили разрешения возвратиться на аэродром. Пришлось отпустить их, хотя мы как раз подлетали к опасному району, где не исключалась встреча с истребителями противника.
В районе Виндавы обнаружили фашистский конвой – большой транспорт шел под охраной двух сторожевых кораблей. Видимость хорошая, мы увидели их километров за тридцать. А нам показалось: противник совсем рядом. Неудивительно – первый боевой вылет, опыта – никакого! Соколов, ведущий, километров за двадцать до цели (вместо пяти, как положено) подает команду: «В атаку!» По этой команде, как нас и учили, топмачтовик на максимальной скорости вышел вперед, чтобы огнем пулеметов и бомбовым ударом по кораблям охранения обеспечить успешную атаку торпедоносцу.
Вы уже знаете, что схема взаимодействия рассчитана так, чтобы сбрасывание бомб топмачтовиком и пуск торпеды торпедосцем происходили одновременно. У нас этого не получилась, так как начали атаку слишком далеко от цели. В результате корабли сосредоточили весь огонь по нашему самолету. В самый момент сбрасывания бомб между мотором и задней кабиной разорвался снаряд. Я почувствовал сильный удар в правый бок, но поначалу не обратил на это внимания, потому что в кабине загорелись сигнальные ракеты. Они находились над задним люком. Я быстро наклонился над люком и стал срывать патронташ с горящими ракетами. С трудом мне удалось все-таки сорвать его и выбросить в море.
Пока я возился, мы вышли из зоны обстрела, и противник перенес весь огонь на самолет Соколова. Он на минимальной скорости подходил к точке сбрасывания торпеды. Маневрировать летчик уже фактически не мог и представлял собой отличную мишень. От прямого попадания самолет взорвался в воздухе. Вместе с Соколовым погибли штурман Володя Мясоедов и стрелок-радист Коля Хрищенюк.
Занятый ракетами, я не видел ни попаданий бомб в корабль, ни гибели экипажа Соколова. О случившемся прокричал мне по переговорному устройству Николаев. Не теряя времени, я схватил авиационный фотоаппарат и через нижний люк сделал несколько снимков конвоя. После их проявления на земле мы четко увидели как, оседая на корму, тонул транспорт.
* * *
Я дал летчику курс на обратный маршрут и только тогда у меня появилась возможность заняться собой. Правый бок жгло как огнем. Провел рукой – она в крови. Ранен! В глазах замельтешило, вроде бы начало подташнивать и я боялся потерять сознание… Забегая вперед, скажу, что осколки попали в поясницу и, на мое счастье, застряли перед самым позвоночником.
Глянув вверх, я увидел, что из башни стрелка-радиста свисает правая рука Иванова и по ней течет кровь. Кричу: «Игорь, ты живой?». «Руку задело, – отвечает, – не могу пошевелить». «А другая?». «Другая нормально». «Как самочувствие?» «Терпимо, долетим». «Ладно, Николаеву не говори, пусть летит спокойно».
По моим расчетам до аэродрома было недалеко, когда Иванов прокричал: «Сзади заходят два истребителя, а чьи – не пойму». Я посмотрел назад. Действительно, нас взяли «в клещи» два тупорылых ястребка. «Фоки» это или «лавочки» – кто его знает, спереди не определишь. Они догоняют, скорость у них побольше нашей… Игорь одной рукой стрелять не может, сигнальные ракеты сгорели. Я крикнул Николаеву, чтобы он покачал самолет с крыла на крыло, дескать, я – свой!
Николаев выжимал из машины все, что мог. Скорость была предельная. Мы видели, как встречный поток воздуха заворачивал рваные края обшивки на пробоинах. Тем не менее, истребители настигали нас, вот-вот откроют огонь! И тут меня осенило. Ракетница! Она же заряжена! Я ведь не успел выстрелить третий раз над Капорье! Я быстро схватил ракетницу, высунул руку в люк и выстрелил. Истребители сразу одновременно отвернули в сторону и, когда они закладывали вираж, на крыльях мелькнули ярко-красные звезды. Свои!
Ну, а дальше… Посадку произвели нормально, на свой аэродром. Только здесь Николаев узнал, что мы с Игорем ранены. Его же самого, к удивлению, даже не зацепило. А ведь самолет получил два прямых попадания 37-миллиметровых снарядов – в носовую часть и в мотогондолу и более ста пятидесяти осколочных и пулевых пробоин… Это была моя первая победа, мой первый урок войны.
…Я поманил взглядом Добрицкого и мы ушли к себе – я знал, что молодежь еще долго не отпустит от себя Конько: Николаю Ивановичу было о чем рассказать. После недолгого лечения в госпитале они вместе с летчиком младшим лейтенантом Александром Богачевым и стрелком-радистом Игорем Ивановым составили самый боевой в полку экипаж. С каждым их вылетом росло количество потопленных вражеских транспортов и боевых кораблей, росло и количество орденов на груди у Николая Ивановича. Не раз наградные листы на лейтенанта Н.И. Конько заканчивались фразой: «Достоин высокой правительственной награды – присвоения звания Героя Советского Союза». Но… носить Золотую Звезду Героя ему так и не пришлось.
Минные постановки… И днем-то даже носков собственных унтов не увидишь из-за тумана, а уж ночью… Но даже в то декабрьское ненастье полк непрерывно получал от штаба ВВС флота задания на постановку мин. Это диктовалось необходимостью: не имея возможности применять авиацию для массированных ударов по конвоям, командование искало другие формы борьбы с ними. «Ночников» у нас по-прежнему было раз-два и обчелся. Мещерин, Тимофеев, Борисов, Богачев да и я сам, вылетая почти каждую ночь, изрядно подустали. Поэтому продолжали готовить «новичков» из числа наиболее опытных бывших перегонщиков. Сначала летали с ними днем, в условиях ограниченной видимости: при низкой и сплошной облачности, в снегопад, потом перешли к полетам в темное время суток. Постепенно ряды «ночников» пополнялись. И нам стало легче, и все боевые задания выполнялись неукоснительно. В последние дни декабря каждая мина, поставленная в фарватерах Либавы, Виндавы и Данцигской бухты, была как бы новогодним подарком Родине. Хотелось, конечно, подарков «повеселее», поярче, с фейерверками, с торпедными и бомбовыми салютами на просторах Балтики, но… погода не позволяла.
Для новогоднего ужина столы накрыли в клубе – длинном дощатом бараке, самом вместительном помещении, которое смогли отыскать. Установили елку, электрики красиво иллюминировали ее цветными фонариками. Девушки из батальона аэродромного обслуживания украсили стены и потолок гирляндами из цветной бумаги, свежими хвойными ветками. Словом, постарались сделать все возможное, чтобы у каждого в душе поселился праздник.
Открывая новогодний вечер, я коротко подвел итоги нашей боевой деятельности за минувший год, назвал наиболее отличившихся офицеров, сержантов и солдат, поздравил всех с наступающим 1945 годом, годом – мы все горячо верили в это – нашей победы. Вспомнили мы и о наших боевых товарищах, отдавших свои жизни за Отчизну, чьих могил не найти нам в бескрайних просторах Балтики… А потом вручили награды и памятные подарки, зачитали поздравительные телеграммы вышестоящих начальников, смотрели довоенные кинофильмы, веселились, танцевали…
Да, мы не сомневались, что вступаем в последний год войны. Победа виделась каждому. Враг изгнан со всей территории нашей страны, за исключением небольшого кусочка здесь, в Курляндии. Красная Армия принесла освобождение народам Румынии, Болгарии, Югославии. Начались бои за освобождение Венгрии, Польши.
Впереди нас ждали тяжелые бои на вражеской земле, и прежде всего в Восточной Пруссии – вековом очаге агрессии. И мы были готовы к ним.
Часть 9
«Немецкие транспорты идут на дно»
К концу 1944 года немецкое командование, ослабив боевой состав кораблей на других театрах военных действий, сосредоточило значительные силы своего флота на Балтийском море. Сюда входили: два старых линейных корабля – «Шлезвиг-Гольштейн» и «Шлезиен», 4 тяжелых крейсера – «Лютцов», «Адмирал Шеер», «Принц Ойген» и «Зейдлиц», 4 легких крейсера, свыше 200 подводных лодок, до 30 эсминцев и миноносцев, около 200 десантных судов, 70 торпедных катеров, 64 тральщика, а также большое количество сторожевых кораблей и катерных тральщиков.*
Основная часть этого флота базировалась в портах и военно-морских базах в южной части Балтийского моря – в Пиллау, Данциге, Гдыне, Свинемюнде. В Либаве и Виндаве находились тральщики, охранявшие подходы к базам и противодействующие нашей авиации и подводным лодкам.
Обеспечение безопасности своего флота, охрану побережья и поддержку сухопутных войск противник возлагал на развитую мощную береговую оборону, оснащенную артиллерией крупного калибра и многочисленными зенитными батареями. Кроме того, на Балтийском театре военных действий базировалось более 500 вражеских самолетов, главным образом истребителей. Все это давало возможность противнику значительно усилить охрану конвоев на переходе в море и на стоянках. Даже отдельные транспорты зачастую шли в сопровождении миноносцев, сторожевых кораблей, подводных лодок.
* * *
Обстановка на фронтах требовала наращивать удары по вражеским кораблям. С этой целью сначала штурмовики, а с ними и наша третья эскадрилья под командованием капитана К.А. Мещерина, перебазировалась на небольшой аэродром вблизи литовского курортного городка Паланга. А немного погодя сюда перелетел и весь наш полк. Теперь у нас не стало порожних маршрутных полетов над территорией, занятой гитлеровцами, а истребители смогли сопровождать нас от взлета до посадки. Здесь мы находились как бы на середине морского пути между портами северной Германии и Либавой, так что, едва поднявшись в воздух, вскоре уже могли вступить в бой. К числу преимуществ нового места базирования следует отнести и то, что местность эта хорошо была знакома летному составу. Мы знали здесь каждый овраг на земле, каждое отдельно стоящее дерево, каждый хуторок, потому что именно по этому своеобразному коридору между Курляндской группировкой на севере и линией фронта на юге мы в последнее время чаще всего выходили на морские коммуникации и по нему же возвращались обратно в Паневежис.
Правда, говоря откровенно, для торпедоносцев аэродром был не совсем удобным. Наши тяжелые двухмоторные самолеты не очень-то могли здесь «разгуляться»: посадка при плохой погоде даже днем, не говоря уже о ночи, всегда становилась рискованной. Ну, а если самолет подбит?.. К тому же, беспокоила и близость фронта – гитлеровцы не раз преподносили нам сюрпризы в виде интенсивных артиллерийских обстрелов со стороны Мемеля. А вскоре после перебазирования к нам пожаловали «гости» – немецкие истребители-штурмовики. К счастью, им не удалось натворить много бед. В воздух поднялись наши «яки» и противнику пришлось убраться восвояси.
* * *
Теперь непогода была для нас не так страшна – рядом шумело море. Вылеты на боевые задания стали более частыми, потери врага – ощутимее. Вот несколько выдержек из сообщений Совинформбюро тех дней:
– За 16 января: «Авиация Краснознаменного Балтийского флота в Балтийском море потопила 2 транспорта противника водоизмещением 14000 тонн и сторожевой корабль…»
– За 17 января: «Авиация Краснознаменного Балтийского флота потопила в южной части Балтийского моря вражеский транспорт водоизмещением 7000 тонн…»
И так почти каждый день. 28 января, например, летчики нашего полка потопили на подходе к Мемелю транспорт противника с живой силой и техникой. Все самолеты вернулись на свой аэродром, не имея серьезных повреждений. 29 января были потоплены три транспорта общим водоизмещением 16000 тонн и самоходный понтон.
Газета «Правда» 2-го февраля 1945 года опубликовала статью «Транспорты идут на дно». Выдержку из нее мне хочется процитировать.
«…Разведка вновь обнаружила большой караван противника, вышедший из порта Либава. Он состоял из 6 транспортов и кораблей охранения в составе миноносца, сторожевого корабля, трех тральщиков и восьми быстроходных десантных барж. Через несколько минут в воздух начали подниматься торпедоносцы 51-го минно-торпедного авиаполка, находящиеся в повышенной готовности. Первым вылетело звено, ведомое командиром звена Богачевым. Противник открыл сильный заградительный огнь. У самолета младшего лейтенанта Кулинича еще на подходе к цели прямым попаданием снаряда был подбит один мотор. Казалось, катастрофа неизбежна, но это не остановило отважного летчика. На одном работающем моторе, в сложных метеусловиях, маневрируя на малой высоте, молодой, без достаточного опыта, торпедоносец Виктор Кулинич сближается с целью, выходит на выгодные курсовые углы и поражает транспорт. А затем приводит поврежденный самолет на свой аэродром и бдагополучно производит посадку. Младший лейтенант Богачев атаковал головной, тяжело груженный транспорт и пустил его на дно.
Вторая пара командира звена Репина и летчика Полюшкина атаковала крупный транспорт, который шел в центре конвоя. От прямого попадания бомб и торпед транспорт загорелся и затонул.
Через 40 минут, в сумерках в воздух поднялись еще два торпедоносца: ведущий – командир полка Орленко (штурман Сазонов, начальник связи Быков) и ведомый – командир эскадрильи Макарихин. Когда экипажи подошли к цели, то караван уже расстроился. Часть судов осталась подбирать плавающих на обломках людей, остальные полным ходом пошли на юго-запад. Цели распределились так: ведущий атаковал головной транспорт, шедший в первой группе разделившегося конвоя, и потопил его. Макрихин атаковал концевой транспорт второй группы. Его атака тоже увенчалась успехом.
И только наступление темноты и сгустившийся над морем туман помешали полному разгрому вражеского конвоя».
И сами результаты боевых вылетов, и то, что действия полка отметила главная газета страны, приносили глубокое моральное удовлетворение. По достоинству оценивая действия наших «старичков» и набирающейся опыта молодежи, я особенно порадовался за капитана Макарихина. Федор Николаевич прибыл к нам как раз в канун Октябрьских праздников. Одно время он работал в Ейском авиаучилище и там дал путевку в небо некоторым нашим летчикам, в том числе и Богачеву. Потом он вместе с ними служил в полку перегонщиков. Поэтому, встретив у нас в полку многих старых знакомых, он легко и быстро вошел в коллектив. Мы назначили его командиром 2-ой эскадрильи вместо убывшего после ранения майора Ковалева. Тот вылет на перехват конвоя был у него вторым (о первом мне хочется рассказать особо). И сразу такой успех!
* * *
А вскоре мы одержали здесь еще одну большую победу. К Либаве шли транспорт и танкер под охраной нескольких боевых кораблей. Для прикрытия каравана из Либавы поднялось до двух десятков истребителей. Противник особенно оберегал танкер «Засниц», который, как выяснилось позже, вез 5000 тонн горючего, крайне необходимого для танков и другой боевой техники. Наши истребители из 21-го авиаполка связали боем «фоккеров» и «мессершмиттов», штурмовики подавляли огонь зенитной артиллерии кораблей. Командир звена Д.К. Башаев – с торпедой и его ведомые летчики – В.Г. Мартынов и А.А. Бровченко – с бомбами, потопили два тральщика из охранения. А подошедшая затем пара торпедоносцев во главе с А.А. Богачевым отправила «Засниц» на дно моря. Летчики 15-го разведполка подарили нам целую серию хороших фотоснимков – с момента обнаружения «Засница» до его потопления. Вот идет он безмятежно в сопровождении охраны, а вот – погружается в морскую пучину.
28 января наши войска овладели Мемелем. За активное участие в овладении таким важным портом и городом, проявленные при этом мужество и отвагу Верховный Главнокомандующий объявил всему личному составу полка благодарность. После освобождения Таллинна, а затем Пярну, это была третья благодарность Верховного. Но главное… Главное состояло в том, что за эту операцию полк удостоился награждения орденом Боевого Красного Знамени. На пурпурном бархате родного 51 МТАП заалел первый боевой орден!
Так успешно начинался для нас победный 1945 год.
…Стало известно, что у одного из причалов мемельского порта пришвартован сильно поврежденный нашей авиацией немецкий транспорт. Это уже интересно! Посоветовались с Ивановым и Добрицким:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19
Установили радиосвязь с истребителями. Переговоры вели открытым текстом. Позывные элементарные. Они называли нас «торпедоносец», мы их – «як». Летели на малой высоте, метров двадцать-тридцать. У истребителей запас горючего небольшой, эти стрекозы не для дальних полетов, и вскоре они попросили разрешения возвратиться на аэродром. Пришлось отпустить их, хотя мы как раз подлетали к опасному району, где не исключалась встреча с истребителями противника.
В районе Виндавы обнаружили фашистский конвой – большой транспорт шел под охраной двух сторожевых кораблей. Видимость хорошая, мы увидели их километров за тридцать. А нам показалось: противник совсем рядом. Неудивительно – первый боевой вылет, опыта – никакого! Соколов, ведущий, километров за двадцать до цели (вместо пяти, как положено) подает команду: «В атаку!» По этой команде, как нас и учили, топмачтовик на максимальной скорости вышел вперед, чтобы огнем пулеметов и бомбовым ударом по кораблям охранения обеспечить успешную атаку торпедоносцу.
Вы уже знаете, что схема взаимодействия рассчитана так, чтобы сбрасывание бомб топмачтовиком и пуск торпеды торпедосцем происходили одновременно. У нас этого не получилась, так как начали атаку слишком далеко от цели. В результате корабли сосредоточили весь огонь по нашему самолету. В самый момент сбрасывания бомб между мотором и задней кабиной разорвался снаряд. Я почувствовал сильный удар в правый бок, но поначалу не обратил на это внимания, потому что в кабине загорелись сигнальные ракеты. Они находились над задним люком. Я быстро наклонился над люком и стал срывать патронташ с горящими ракетами. С трудом мне удалось все-таки сорвать его и выбросить в море.
Пока я возился, мы вышли из зоны обстрела, и противник перенес весь огонь на самолет Соколова. Он на минимальной скорости подходил к точке сбрасывания торпеды. Маневрировать летчик уже фактически не мог и представлял собой отличную мишень. От прямого попадания самолет взорвался в воздухе. Вместе с Соколовым погибли штурман Володя Мясоедов и стрелок-радист Коля Хрищенюк.
Занятый ракетами, я не видел ни попаданий бомб в корабль, ни гибели экипажа Соколова. О случившемся прокричал мне по переговорному устройству Николаев. Не теряя времени, я схватил авиационный фотоаппарат и через нижний люк сделал несколько снимков конвоя. После их проявления на земле мы четко увидели как, оседая на корму, тонул транспорт.
* * *
Я дал летчику курс на обратный маршрут и только тогда у меня появилась возможность заняться собой. Правый бок жгло как огнем. Провел рукой – она в крови. Ранен! В глазах замельтешило, вроде бы начало подташнивать и я боялся потерять сознание… Забегая вперед, скажу, что осколки попали в поясницу и, на мое счастье, застряли перед самым позвоночником.
Глянув вверх, я увидел, что из башни стрелка-радиста свисает правая рука Иванова и по ней течет кровь. Кричу: «Игорь, ты живой?». «Руку задело, – отвечает, – не могу пошевелить». «А другая?». «Другая нормально». «Как самочувствие?» «Терпимо, долетим». «Ладно, Николаеву не говори, пусть летит спокойно».
По моим расчетам до аэродрома было недалеко, когда Иванов прокричал: «Сзади заходят два истребителя, а чьи – не пойму». Я посмотрел назад. Действительно, нас взяли «в клещи» два тупорылых ястребка. «Фоки» это или «лавочки» – кто его знает, спереди не определишь. Они догоняют, скорость у них побольше нашей… Игорь одной рукой стрелять не может, сигнальные ракеты сгорели. Я крикнул Николаеву, чтобы он покачал самолет с крыла на крыло, дескать, я – свой!
Николаев выжимал из машины все, что мог. Скорость была предельная. Мы видели, как встречный поток воздуха заворачивал рваные края обшивки на пробоинах. Тем не менее, истребители настигали нас, вот-вот откроют огонь! И тут меня осенило. Ракетница! Она же заряжена! Я ведь не успел выстрелить третий раз над Капорье! Я быстро схватил ракетницу, высунул руку в люк и выстрелил. Истребители сразу одновременно отвернули в сторону и, когда они закладывали вираж, на крыльях мелькнули ярко-красные звезды. Свои!
Ну, а дальше… Посадку произвели нормально, на свой аэродром. Только здесь Николаев узнал, что мы с Игорем ранены. Его же самого, к удивлению, даже не зацепило. А ведь самолет получил два прямых попадания 37-миллиметровых снарядов – в носовую часть и в мотогондолу и более ста пятидесяти осколочных и пулевых пробоин… Это была моя первая победа, мой первый урок войны.
…Я поманил взглядом Добрицкого и мы ушли к себе – я знал, что молодежь еще долго не отпустит от себя Конько: Николаю Ивановичу было о чем рассказать. После недолгого лечения в госпитале они вместе с летчиком младшим лейтенантом Александром Богачевым и стрелком-радистом Игорем Ивановым составили самый боевой в полку экипаж. С каждым их вылетом росло количество потопленных вражеских транспортов и боевых кораблей, росло и количество орденов на груди у Николая Ивановича. Не раз наградные листы на лейтенанта Н.И. Конько заканчивались фразой: «Достоин высокой правительственной награды – присвоения звания Героя Советского Союза». Но… носить Золотую Звезду Героя ему так и не пришлось.
Минные постановки… И днем-то даже носков собственных унтов не увидишь из-за тумана, а уж ночью… Но даже в то декабрьское ненастье полк непрерывно получал от штаба ВВС флота задания на постановку мин. Это диктовалось необходимостью: не имея возможности применять авиацию для массированных ударов по конвоям, командование искало другие формы борьбы с ними. «Ночников» у нас по-прежнему было раз-два и обчелся. Мещерин, Тимофеев, Борисов, Богачев да и я сам, вылетая почти каждую ночь, изрядно подустали. Поэтому продолжали готовить «новичков» из числа наиболее опытных бывших перегонщиков. Сначала летали с ними днем, в условиях ограниченной видимости: при низкой и сплошной облачности, в снегопад, потом перешли к полетам в темное время суток. Постепенно ряды «ночников» пополнялись. И нам стало легче, и все боевые задания выполнялись неукоснительно. В последние дни декабря каждая мина, поставленная в фарватерах Либавы, Виндавы и Данцигской бухты, была как бы новогодним подарком Родине. Хотелось, конечно, подарков «повеселее», поярче, с фейерверками, с торпедными и бомбовыми салютами на просторах Балтики, но… погода не позволяла.
Для новогоднего ужина столы накрыли в клубе – длинном дощатом бараке, самом вместительном помещении, которое смогли отыскать. Установили елку, электрики красиво иллюминировали ее цветными фонариками. Девушки из батальона аэродромного обслуживания украсили стены и потолок гирляндами из цветной бумаги, свежими хвойными ветками. Словом, постарались сделать все возможное, чтобы у каждого в душе поселился праздник.
Открывая новогодний вечер, я коротко подвел итоги нашей боевой деятельности за минувший год, назвал наиболее отличившихся офицеров, сержантов и солдат, поздравил всех с наступающим 1945 годом, годом – мы все горячо верили в это – нашей победы. Вспомнили мы и о наших боевых товарищах, отдавших свои жизни за Отчизну, чьих могил не найти нам в бескрайних просторах Балтики… А потом вручили награды и памятные подарки, зачитали поздравительные телеграммы вышестоящих начальников, смотрели довоенные кинофильмы, веселились, танцевали…
Да, мы не сомневались, что вступаем в последний год войны. Победа виделась каждому. Враг изгнан со всей территории нашей страны, за исключением небольшого кусочка здесь, в Курляндии. Красная Армия принесла освобождение народам Румынии, Болгарии, Югославии. Начались бои за освобождение Венгрии, Польши.
Впереди нас ждали тяжелые бои на вражеской земле, и прежде всего в Восточной Пруссии – вековом очаге агрессии. И мы были готовы к ним.
Часть 9
«Немецкие транспорты идут на дно»
К концу 1944 года немецкое командование, ослабив боевой состав кораблей на других театрах военных действий, сосредоточило значительные силы своего флота на Балтийском море. Сюда входили: два старых линейных корабля – «Шлезвиг-Гольштейн» и «Шлезиен», 4 тяжелых крейсера – «Лютцов», «Адмирал Шеер», «Принц Ойген» и «Зейдлиц», 4 легких крейсера, свыше 200 подводных лодок, до 30 эсминцев и миноносцев, около 200 десантных судов, 70 торпедных катеров, 64 тральщика, а также большое количество сторожевых кораблей и катерных тральщиков.*
Основная часть этого флота базировалась в портах и военно-морских базах в южной части Балтийского моря – в Пиллау, Данциге, Гдыне, Свинемюнде. В Либаве и Виндаве находились тральщики, охранявшие подходы к базам и противодействующие нашей авиации и подводным лодкам.
Обеспечение безопасности своего флота, охрану побережья и поддержку сухопутных войск противник возлагал на развитую мощную береговую оборону, оснащенную артиллерией крупного калибра и многочисленными зенитными батареями. Кроме того, на Балтийском театре военных действий базировалось более 500 вражеских самолетов, главным образом истребителей. Все это давало возможность противнику значительно усилить охрану конвоев на переходе в море и на стоянках. Даже отдельные транспорты зачастую шли в сопровождении миноносцев, сторожевых кораблей, подводных лодок.
* * *
Обстановка на фронтах требовала наращивать удары по вражеским кораблям. С этой целью сначала штурмовики, а с ними и наша третья эскадрилья под командованием капитана К.А. Мещерина, перебазировалась на небольшой аэродром вблизи литовского курортного городка Паланга. А немного погодя сюда перелетел и весь наш полк. Теперь у нас не стало порожних маршрутных полетов над территорией, занятой гитлеровцами, а истребители смогли сопровождать нас от взлета до посадки. Здесь мы находились как бы на середине морского пути между портами северной Германии и Либавой, так что, едва поднявшись в воздух, вскоре уже могли вступить в бой. К числу преимуществ нового места базирования следует отнести и то, что местность эта хорошо была знакома летному составу. Мы знали здесь каждый овраг на земле, каждое отдельно стоящее дерево, каждый хуторок, потому что именно по этому своеобразному коридору между Курляндской группировкой на севере и линией фронта на юге мы в последнее время чаще всего выходили на морские коммуникации и по нему же возвращались обратно в Паневежис.
Правда, говоря откровенно, для торпедоносцев аэродром был не совсем удобным. Наши тяжелые двухмоторные самолеты не очень-то могли здесь «разгуляться»: посадка при плохой погоде даже днем, не говоря уже о ночи, всегда становилась рискованной. Ну, а если самолет подбит?.. К тому же, беспокоила и близость фронта – гитлеровцы не раз преподносили нам сюрпризы в виде интенсивных артиллерийских обстрелов со стороны Мемеля. А вскоре после перебазирования к нам пожаловали «гости» – немецкие истребители-штурмовики. К счастью, им не удалось натворить много бед. В воздух поднялись наши «яки» и противнику пришлось убраться восвояси.
* * *
Теперь непогода была для нас не так страшна – рядом шумело море. Вылеты на боевые задания стали более частыми, потери врага – ощутимее. Вот несколько выдержек из сообщений Совинформбюро тех дней:
– За 16 января: «Авиация Краснознаменного Балтийского флота в Балтийском море потопила 2 транспорта противника водоизмещением 14000 тонн и сторожевой корабль…»
– За 17 января: «Авиация Краснознаменного Балтийского флота потопила в южной части Балтийского моря вражеский транспорт водоизмещением 7000 тонн…»
И так почти каждый день. 28 января, например, летчики нашего полка потопили на подходе к Мемелю транспорт противника с живой силой и техникой. Все самолеты вернулись на свой аэродром, не имея серьезных повреждений. 29 января были потоплены три транспорта общим водоизмещением 16000 тонн и самоходный понтон.
Газета «Правда» 2-го февраля 1945 года опубликовала статью «Транспорты идут на дно». Выдержку из нее мне хочется процитировать.
«…Разведка вновь обнаружила большой караван противника, вышедший из порта Либава. Он состоял из 6 транспортов и кораблей охранения в составе миноносца, сторожевого корабля, трех тральщиков и восьми быстроходных десантных барж. Через несколько минут в воздух начали подниматься торпедоносцы 51-го минно-торпедного авиаполка, находящиеся в повышенной готовности. Первым вылетело звено, ведомое командиром звена Богачевым. Противник открыл сильный заградительный огнь. У самолета младшего лейтенанта Кулинича еще на подходе к цели прямым попаданием снаряда был подбит один мотор. Казалось, катастрофа неизбежна, но это не остановило отважного летчика. На одном работающем моторе, в сложных метеусловиях, маневрируя на малой высоте, молодой, без достаточного опыта, торпедоносец Виктор Кулинич сближается с целью, выходит на выгодные курсовые углы и поражает транспорт. А затем приводит поврежденный самолет на свой аэродром и бдагополучно производит посадку. Младший лейтенант Богачев атаковал головной, тяжело груженный транспорт и пустил его на дно.
Вторая пара командира звена Репина и летчика Полюшкина атаковала крупный транспорт, который шел в центре конвоя. От прямого попадания бомб и торпед транспорт загорелся и затонул.
Через 40 минут, в сумерках в воздух поднялись еще два торпедоносца: ведущий – командир полка Орленко (штурман Сазонов, начальник связи Быков) и ведомый – командир эскадрильи Макарихин. Когда экипажи подошли к цели, то караван уже расстроился. Часть судов осталась подбирать плавающих на обломках людей, остальные полным ходом пошли на юго-запад. Цели распределились так: ведущий атаковал головной транспорт, шедший в первой группе разделившегося конвоя, и потопил его. Макрихин атаковал концевой транспорт второй группы. Его атака тоже увенчалась успехом.
И только наступление темноты и сгустившийся над морем туман помешали полному разгрому вражеского конвоя».
И сами результаты боевых вылетов, и то, что действия полка отметила главная газета страны, приносили глубокое моральное удовлетворение. По достоинству оценивая действия наших «старичков» и набирающейся опыта молодежи, я особенно порадовался за капитана Макарихина. Федор Николаевич прибыл к нам как раз в канун Октябрьских праздников. Одно время он работал в Ейском авиаучилище и там дал путевку в небо некоторым нашим летчикам, в том числе и Богачеву. Потом он вместе с ними служил в полку перегонщиков. Поэтому, встретив у нас в полку многих старых знакомых, он легко и быстро вошел в коллектив. Мы назначили его командиром 2-ой эскадрильи вместо убывшего после ранения майора Ковалева. Тот вылет на перехват конвоя был у него вторым (о первом мне хочется рассказать особо). И сразу такой успех!
* * *
А вскоре мы одержали здесь еще одну большую победу. К Либаве шли транспорт и танкер под охраной нескольких боевых кораблей. Для прикрытия каравана из Либавы поднялось до двух десятков истребителей. Противник особенно оберегал танкер «Засниц», который, как выяснилось позже, вез 5000 тонн горючего, крайне необходимого для танков и другой боевой техники. Наши истребители из 21-го авиаполка связали боем «фоккеров» и «мессершмиттов», штурмовики подавляли огонь зенитной артиллерии кораблей. Командир звена Д.К. Башаев – с торпедой и его ведомые летчики – В.Г. Мартынов и А.А. Бровченко – с бомбами, потопили два тральщика из охранения. А подошедшая затем пара торпедоносцев во главе с А.А. Богачевым отправила «Засниц» на дно моря. Летчики 15-го разведполка подарили нам целую серию хороших фотоснимков – с момента обнаружения «Засница» до его потопления. Вот идет он безмятежно в сопровождении охраны, а вот – погружается в морскую пучину.
28 января наши войска овладели Мемелем. За активное участие в овладении таким важным портом и городом, проявленные при этом мужество и отвагу Верховный Главнокомандующий объявил всему личному составу полка благодарность. После освобождения Таллинна, а затем Пярну, это была третья благодарность Верховного. Но главное… Главное состояло в том, что за эту операцию полк удостоился награждения орденом Боевого Красного Знамени. На пурпурном бархате родного 51 МТАП заалел первый боевой орден!
Так успешно начинался для нас победный 1945 год.
…Стало известно, что у одного из причалов мемельского порта пришвартован сильно поврежденный нашей авиацией немецкий транспорт. Это уже интересно! Посоветовались с Ивановым и Добрицким:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19