Что ученик обещал помочь с работой. Парень порядочный, не подведет. Скоро все изменится... Папа сказал, что пойдет в комнату, приляжет, опять прихватило сердце. Бабушка его отговоркам уже не верила, проворчала, как всегда, что «лучше бы он маленьким...»
Когда она через полчаса вошла в комнату, папа уже умер.
Насчет того, что муж никому не нужен, жена Светка сказала в сердцах, сгоряча. На похоронах была тьма народу. Самого разного народу, от милицейских полковников до наркоманов, бросавших в яму шприцы.
Маэстро так и не смогли закрепить на груди руки, не держались. Пришлось связать ниткой. Он лежал в гробу, спокойный, серьезный, незнакомый.
Слушая рассказ, вспоминал я Учителя, уснувшего однажды на пляже, на топчане. Глядя тогда на него спящего, видя совершенно расслабленное незнакомое лицо его, думал: «Как же он, должно быть, устал...»
Во время рассказа о похоронах не к месту подумал о том, что теперь так и не узнаю, как бросать монету, чтобы выпадала одна сторона. Может быть, кто-то и знает секрет, но, даже нарвавшись на знатока, никогда не посмею спросить. Единственный человек, к которому не считал зазорным приставать с расспросами, был Учитель.
И еще вспомнил почему-то себя, начинающего. Было мне тогда двадцать лет. Жизнь представлялась приключенческим фильмом, в котором разрешалось сыграть самые необычные, самые интересные роли. Причем, как у всякого фильма такого жанра, у этого предполагался хороший конец...
Маэстро облачили в костюм, единственный в доме. Во внутренний карман положили колоду, приготовленную для игры в Москве.
Когда поднесли крышку гроба, начали устанавливать... нитка, держащая сцепленными кисти, неожиданно порвалась. Руки Маэстро свободно распались в разные стороны...
Послесловие
В первом, трехгодичной давности варианте «Записок» этой главы не было.
Некоторые книги при переиздании снабжаются предупреждением: «Издание такое-то, дополненное». Книги эти – обычно научного жанра или справочники.
«Записки» не претендуют на уровень исследовательского труда. Повторяю: они – всего лишь свободные воспоминания о конкретных историях и конкретных людях. О людях в первую очередь.
Но несмотря на то, что опус этот – не учебник и не справочник, мне приспичило подправить его и дополнить.
Чего вдруг?..
За три года после первого издания кое-что в этой жизни напроисходило. Времечко нынешнее навыкидывало фортелей. Как было не отразить это?..
Я так поначалу и предполагал: брать поочередно главы и дополнять их. Скажем, в главе «о том, где играют», попытаться описать страсти, кипящие в казино.
Взялся уже, но понял: не потяну. Нет в душе созвучия казиношным страстям. Тот, кто взращен на живой музыке, кто сам играл на живых инструментах, сразу распознает фальшь синтезатора.
А какое может быть дополнение к главам «О репутации», «О совести», «О благородстве»? Нынешним игрокам, тем, кто в будущем засядет за мемуары, эти разделы придется опустить. За недостатком иллюстраций.
Главу «О том, как себя вести» пришлось бы переделать подчистую. Выправленная, она начиналась бы примерно так: «Собираясь на игру с малознакомым партнером, не забудьте дослать патрон в патронник...»
Зато сколько можно было бы дописать к главе «О том, как заканчивают». Шурика с Шахматистом не без гордости помянуть. Не помянуть – вспомнить. Не пускают их нынче в казино Лас-Вегаса. Доигрались.
Впрочем, это единственное, радующее душу дополнение. Остальные – банально-тосксливые. Опять же: кого-то застрелили, кто-то спился, кто-то остался без крова. Зачем об этом лишний раз писать?
Идея дополнения каждой из глав провалилась.
И все же право на «Исправление и дополнение» я добыл. Очень уж мне хотелось вставить в новый вариант «Записок» один эпизод. Случившийся недавно, два года назад. Собственно, это не совсем эпизод.
В полном виде история тянет на сюжет для отдельной книги. Но книга... Это, возможно, потом. А пока что...
Тогда у меня была странная, несколько нервная полоса. Полоса предложений. Они были двух видов. Отдельные граждане предлагали себя в качестве учеников. Отдельные издатели предлагали взяться за «Одессу бандитскую» или «Бандитскую Украину». (Был бум бандитских книжных серий). Ни то ни другое меня не занимало. Я только-только выбрался не без потрясений из одной из многих своих репортерских историй. Переводя дух, с удовольствием ушел с головой в работу над новой книгой.
А тут визитеры, как сговорились: «Давай – учи».
Или: «Не выпендривайся, подписывай контракт». Это уже и не предложения были. Требования.
Накануне того самого эпизода у меня как раз состоялся вполне бесцеремонный разговор с одним дядечкой из Киева. Дядечка заявился ко мне домой и битый час настаивал на моем участии в проекте «Украина бандитская». Невнятно втолковывал, зачем ему нужен именно я. Хотя бы в качестве сборщика материала.
Самым удивительным было то, что я все-таки в эту история влез. Конечно, не благодаря дядечкиным втолковываниям, и несколько позже. Но все-таки... И влез благодаря тому самому эпизоду.
До того как я (и не только я) оказался по ноздри втянутым в трясину злосчастного проекта, произошла та встреча. Я многим обязан ей. Без нее вряд ли бы выбрался из топи, но, правда, и вряд ли бы подался в совсем уж гиблые места...
Не могу удержаться, чтобы не начать с немудреной банальной сентенции: все знакомства, встречи в этой жизни обязательно что-то дают нам, что-то открывают. Только большинство встреч мы не считаем открытиями. Из-за их незначительности.
Эта встреча оказалась открытием незаурядным. Впрочем, как оно обычно и бывает, сначала, в момент самой встречи, я этого как следует не понял...
Если бы между этим эпизодом-встречей и визитом дяди-киевлянина прошло больше времени, я, может, и не связал бы их воедино.
Но их разделяли всего два дня.
Очередной дядя обнаружился возле меня, когда я собирался усесться в свою машину на стоянке. Неожиданно обнаружился, пока я открывал дверцу. Внезапно возник рядышком, словно прятался на корточках за соседним джипом.
По облику его трудно было представить сидящим на корточках. Этот дядя выглядел куда респектабельней предыдущего. Импозантный, сухой гражданин лет пятидесяти с большущим стильным носом и в очках. Но сразу же и ощутилось: эта импозантность – всего лишь маска знающего себе цену закройщика престижного ателье.
Он окликнул меня по отчеству и, когда я обернулся, поприветствовал с закройщицкой улыбкой.
– Доброе утро, – и пояснил свое возникновение: – Не мог дозвониться. Дай, думаю, подъеду. – Он извиняющимся жестом указал на стоящий за его спиной джип. То ли указал, то ли приглашал сесть в него.
Я сразу решил: «Опять...»
Изобразив воспитанную улыбку, кивнул, здороваясь.
Закройщик улыбке обрадовался. С достоинством расцвел. Представился:
– Иннокентий Львович. – И поведал, вроде как оправдываясь: – Оказавшись в Одессе, обидно было упустить случай пообщаться с автором.
Я учтиво исполнил застенчивость. Поинтересовался:
– Вы, простите, откуда?
– Из Москвы.
Я не поверил. Был уверен, что он и недавний киевлянин из одной шайки.
Должно быть, ательешный этикет требовал теперь моей реплики, потому что собеседник затих, подержал паузу.
Я молчал.
Тогда подал реплику он:
– У нас к вам серьезное предложение. Может, подъедем в гостиницу? Там и поговорим.
Я глянул на часы. Для приличия. Спешить мне было некуда.
После утренней отсидки за компьютером решил податься на пляж Десятой улицы Большого Фонтана. Рассчитывал отвлечься. Постоять за спинами уцелевших могикан-преферансистов. Подпитаться энергией, которую в юности беспечно рассеивал именно в этом месте.
Но и ознакомление с предложением закройщика обещало отвлечь от утренней работы-медитации.
В любом случае, каждое предложение стоит выслушивать. Иди знай, как и что в этой жизни обернется.
Я присмотрелся. За тонированным стеклом автомобиля просматривался силуэт водителя.
– Час у меня есть...
– С головой, – заверил собеседник.
– Езжайте. Я – за вами.
По дворцовой лестнице гостиницы «Красная» мы с закройщиком поднимались вдвоем. Водитель остался в джипе.
Вахтер, когда проходили мимо, подобрался. Разве что только честь не отдал. На меня пялился испуганно. Не знаю, кем для него был постоялец, но то, что тот уважительно пропустил меня вперед, потрясло старика.
Номер, к которому вел меня Иннокентий, оказался на втором этаже. Я вспомнил его еще до того, как мы вошли, у двери. Лучший номер гостиницы. Апартаменты. В нем много лет назад обыгрывали директора ленинградского универмага.
Вспомнилось, что директор все не мог успокоиться, огорчался тому, что ему пришлось ждать, когда из номера выселится принц. И мы огорчались. Тому, что не «хлопнули» работника торговли до переселения сюда. Столько, можно сказать, наших денег пустил на ветер, обитая в этой роскоши.
Роскошь с тех пор уцелела. Кажется, ее даже прибыло. К антикварной обстановке: озолоченной гнутой мебели, зеркалам, коврам добавилось несколько огромных картин.
В номере был только один человек.
Если интеллигентно-импозантный Иннокентий Львович производил впечатление закройщика престижного ателье, то человек в апартаментах мог быть клиентом этого ателье. При всей своей внешней беспородности.
Когда мы вошли (сначала, постучав, заглянул мой провожатый, потом пригласил жестом меня), он восседал в кресле, похожем на трон. Разговаривал по телефону.
Никак не отреагировал на наш приход. Еще несколько минут говорил, вернее слушал. Потом произнес в трубку только одно слово:
– Да. – И положил трубку.
Я к этому моменту уже устроился на мягком уголке. Уже успел разглядеть его.
Внешность у обитателя этих королевско-директорских хором, повторюсь, была вполне беспородной. Затруднительно даже выделить, что было самой впечатляющей деталью его физиономии. Изъеденная то ли оспой, то ли угрями кожа, махонькие, как пуговки, глубоко посаженные глаза и похожий на скрученную наспех дулю нос. И все это при выцветших бровях и плешивости. Вряд ли безукоризненность костюма могла исправить впечатление.
Выправило его другое. Я сразу понял: породы в этом уродце на десяток принцев, не говоря уже о завмагах. Она угадывалась с первого взгляда. Во властности, исходящей от него. Во флюидах уверенности, что все в этой жизни происходит так, как хочет он. Причем такое положение дел его даже не радовало. Принималось как норма.
И все же он мне улыбнулся. Улыбки таких субъектов обычно не предвещают ничего хорошего. В них не больше искренности, чем в оскале проголодавшейся гюрзы.
– Приветствую самого уважаемого мной преферансиста, – издал он хрипло.
Выбравшись из-за стола, хозяин апартаментов обнаружил рост намного ниже среднего и широченный торс. Направился ко мне.
– Добрый день, – улыбнулся и я. Насколько мог, искренне.
Прежде чем присесть рядом со мной на диван, он протянул широченную морщинистую кисть. Представился:
– Сева.
С отсутствием отчества я спорить не стал.
Иннокентий по-прежнему пребывал на ногах поодаль от нас. Как ввел меня, усадил, так сразу и самоустранился. По-видимому, этого требовал этикет.
Наблюдать церемониал было занятно.
– Правильно, – одобрил молчание хозяин. – Не против, если я перейду сразу к делу? Привычка не размазывать.
Я взглядом одобрил привычку.
Он кивнул и выдал:
– Как вы понимаете, кроме желания, как говорят у вас в Одессе, поговорить за жизнь, нас привело и дело...
Это я понимал.
– У меня к вам предложение. Думаю, оно не покажется вам неожиданным...
«Еще бы», – мелькнуло у меня.
– Я хочу предложить вам... – Он сделал паузу.
«Ну, что ты тянешь, – подумал я, доброжелательно улыбаясь. – Обещал же не размазывать».
– Организовать у нас в Москве школу игроков.
Я почувствовал, как по-дурацки стала стекать с меня маска-улыбка. Спохватился, поправил ее. Только спросил:
– В каком смысле?
– Буду с вами откровенен. Заурядная игра меня не интересует. Из уже готовых игроков вы будете делать профессионалов.
– Вы серьезно? – спросил я. Искренне.
Он улыбнулся с укоризной: как я мог заподозрить его в несерьезности. Пояснил:
– В «Записках» вы многого недоговорили. Но чувствуется... – Многозначительным взглядом он дал понять, что кое-что разглядел между строк.
А я все пытался собраться с мыслями. Сосчитать его. Поймать на том, что нужно ему совсем другое. Но зацепиться мне было не за что. Если он – по издательским делам, то... Эта легенда, насчет школы шулеров ничего ему не дает. Может, действительно...
– Нет, – взял и бухнул я.
Он не удивился. Кивнул.
– Я так и думал. И вас не интересует, как я себе это вижу?
– Как? – после паузы спросил я.
Моя благоразумная заинтересованность вызвала в нем одобрение. Он принялся излагать:
– Вы будете жить на дачной окраине Москвы. Особняк построен по европроекту. В вашем распоряжении автомобиль с шофером. – Он улыбнулся, пояснил: – В Москве так удобнее. Свободы перемещения – никакой. Зарплата...
– Он осекся. – Скажем, тысяч пять в месяц. Ну и процент со всех будущих выигрышей ваших подопечных. Вы же сами все знаете... – Он давал понять, что главу «Об учениках» читал внимательно.
Черт возьми!.. Когда-то такое предложение показалось бы...
– Нет, – сказал я.
– Я так и думал. И вас не интересует, кто ученики?
– Кто? – вновь после паузы спросил я.
– Вот, – подчеркнуто заметил он. Дескать, в этом-то все и дело. – Учеников вы будете выбирать сами. Есть очень интересные кандидатуры.
Я смотрел на него с сочувствием. Жалко стало обескураживать его, всемогущего. Дело было даже не в том, что я не соглашусь. Пусть за обучение возьмусь не я – кто-то другой. Его ошибка в том, что он полагает: ученики не проблема. Даже ему с его властными замашками не под силу снабдить перспективных игроков генами шулерства. Я-то за свой предыдущий опыт усвоил, что без них, без генов, все учение – псу под хвост.
– Нет, – в третий раз повторил я.
– Почему? – спросил он.
Я решил растолковать. В конце концов, за всю свою суету он вправе был получить хотя бы разъяснения.
– Во-первых, я уже при деле. Во-вторых... Ваша идея – утопия. Шулером сделать невозможно. Или почти невозможно. Кандидаты, о которых вы говорите, могут быть очень неплохими игроками, но этого недостаточно. Нужен божий дар.
– Вы сказали, почти невозможно, – попробовал он поймать меня на слове.
– Оговорился.
Мы помолчали.
– Хотите, скажу, что по этому поводу думаю? Прямо скажу. Как привык? – спросил он.
Я не ответил. Смотрел на него полуравнодушно-полуожидающе.
– Думаю, в «Записках», как бы это выразиться... все несколько преувеличено.
Я не спорил. Постарался придать взгляду исключительное безразличие.
– Я, как человек, готовый вложить в это дело серьезные деньги, обязан был это предусмотреть. Если бы даже вы согласились, вам бы пришлось пройти экзамен...
Я хмыкнул. Посчитал, что уже имею право на некоторое хамство.
– Неужели отказались бы сыграть с начинающим игроком? С кандидатом? – спросил он.
– Я дал обет.
– Вы дали обет не играть на деньги. Но в виде поединка...
Я смотрел на него снисходительно. Уже случалось нарываться на жаждущих доказательств.
Сейчас не сомневался: игрок, которого припас для экзамена этот уродец, не подарок. Но не собирался играть не по причине сомнения в исходе. Этот распорядитель чужими поступками действовал на нервы.
– Я бы посоветовал вам взять другого учителя, – заметил я.
– Кого? – тут же спросил он. Деловито спросил.
С истинным интересом.
Я вдруг задумался. Кто из наших подошел бы для его проекта. И растерялся. Все, хоть что-то из себя представляющие, либо съехали, либо спились, либо... Не о кого споткнуться, вспоминая. Надо же...
– Вы написали, что мечтали найти достойного ученика, передать ему секреты, – проговорил он.
– Это время прошло.
– Вдруг кандидат вас заинтересует.
– Это невозможно. – Я встал.
– Одну минуту, – изрек Сева и бросил взгляд на Иннокентия.
Тот немедля вышел.
– У вас в Москве есть приличные исполнители, – уже миролюбиво заговорил я. – Зачем искать людей на стороне?
– Как их найдешь? – поддержал тему он.
Я подумал, что если бы меня действительно заинтересовал проект и я хотел бы помочь собеседнику, то добыл бы для него координаты Мопса, диспетчера столичных «катал» и гастролеров, снабжающего их игрой. Мопс знает все и всех. Насколько я слышал, он до сих пор при деле. Крестный отец одесских исполнителей при недавней встрече сетовал, что Мопс неплохо устроился, а коллег-провинциалов забыл.
– Да и зачем все это? – спросил я. – Ну, натаскаете вы людей. Где брать лохов? Нынче все по казино. Попробуй их оттуда смани. – Я усмехнулся.
Так и застыл с усмешкой, превратившейся в растерянность.
Дверь в номер открылась, и в проеме ее возникла девчонка-подросток лет пятнадцати, одетая в джинсы и футболку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
Когда она через полчаса вошла в комнату, папа уже умер.
Насчет того, что муж никому не нужен, жена Светка сказала в сердцах, сгоряча. На похоронах была тьма народу. Самого разного народу, от милицейских полковников до наркоманов, бросавших в яму шприцы.
Маэстро так и не смогли закрепить на груди руки, не держались. Пришлось связать ниткой. Он лежал в гробу, спокойный, серьезный, незнакомый.
Слушая рассказ, вспоминал я Учителя, уснувшего однажды на пляже, на топчане. Глядя тогда на него спящего, видя совершенно расслабленное незнакомое лицо его, думал: «Как же он, должно быть, устал...»
Во время рассказа о похоронах не к месту подумал о том, что теперь так и не узнаю, как бросать монету, чтобы выпадала одна сторона. Может быть, кто-то и знает секрет, но, даже нарвавшись на знатока, никогда не посмею спросить. Единственный человек, к которому не считал зазорным приставать с расспросами, был Учитель.
И еще вспомнил почему-то себя, начинающего. Было мне тогда двадцать лет. Жизнь представлялась приключенческим фильмом, в котором разрешалось сыграть самые необычные, самые интересные роли. Причем, как у всякого фильма такого жанра, у этого предполагался хороший конец...
Маэстро облачили в костюм, единственный в доме. Во внутренний карман положили колоду, приготовленную для игры в Москве.
Когда поднесли крышку гроба, начали устанавливать... нитка, держащая сцепленными кисти, неожиданно порвалась. Руки Маэстро свободно распались в разные стороны...
Послесловие
В первом, трехгодичной давности варианте «Записок» этой главы не было.
Некоторые книги при переиздании снабжаются предупреждением: «Издание такое-то, дополненное». Книги эти – обычно научного жанра или справочники.
«Записки» не претендуют на уровень исследовательского труда. Повторяю: они – всего лишь свободные воспоминания о конкретных историях и конкретных людях. О людях в первую очередь.
Но несмотря на то, что опус этот – не учебник и не справочник, мне приспичило подправить его и дополнить.
Чего вдруг?..
За три года после первого издания кое-что в этой жизни напроисходило. Времечко нынешнее навыкидывало фортелей. Как было не отразить это?..
Я так поначалу и предполагал: брать поочередно главы и дополнять их. Скажем, в главе «о том, где играют», попытаться описать страсти, кипящие в казино.
Взялся уже, но понял: не потяну. Нет в душе созвучия казиношным страстям. Тот, кто взращен на живой музыке, кто сам играл на живых инструментах, сразу распознает фальшь синтезатора.
А какое может быть дополнение к главам «О репутации», «О совести», «О благородстве»? Нынешним игрокам, тем, кто в будущем засядет за мемуары, эти разделы придется опустить. За недостатком иллюстраций.
Главу «О том, как себя вести» пришлось бы переделать подчистую. Выправленная, она начиналась бы примерно так: «Собираясь на игру с малознакомым партнером, не забудьте дослать патрон в патронник...»
Зато сколько можно было бы дописать к главе «О том, как заканчивают». Шурика с Шахматистом не без гордости помянуть. Не помянуть – вспомнить. Не пускают их нынче в казино Лас-Вегаса. Доигрались.
Впрочем, это единственное, радующее душу дополнение. Остальные – банально-тосксливые. Опять же: кого-то застрелили, кто-то спился, кто-то остался без крова. Зачем об этом лишний раз писать?
Идея дополнения каждой из глав провалилась.
И все же право на «Исправление и дополнение» я добыл. Очень уж мне хотелось вставить в новый вариант «Записок» один эпизод. Случившийся недавно, два года назад. Собственно, это не совсем эпизод.
В полном виде история тянет на сюжет для отдельной книги. Но книга... Это, возможно, потом. А пока что...
Тогда у меня была странная, несколько нервная полоса. Полоса предложений. Они были двух видов. Отдельные граждане предлагали себя в качестве учеников. Отдельные издатели предлагали взяться за «Одессу бандитскую» или «Бандитскую Украину». (Был бум бандитских книжных серий). Ни то ни другое меня не занимало. Я только-только выбрался не без потрясений из одной из многих своих репортерских историй. Переводя дух, с удовольствием ушел с головой в работу над новой книгой.
А тут визитеры, как сговорились: «Давай – учи».
Или: «Не выпендривайся, подписывай контракт». Это уже и не предложения были. Требования.
Накануне того самого эпизода у меня как раз состоялся вполне бесцеремонный разговор с одним дядечкой из Киева. Дядечка заявился ко мне домой и битый час настаивал на моем участии в проекте «Украина бандитская». Невнятно втолковывал, зачем ему нужен именно я. Хотя бы в качестве сборщика материала.
Самым удивительным было то, что я все-таки в эту история влез. Конечно, не благодаря дядечкиным втолковываниям, и несколько позже. Но все-таки... И влез благодаря тому самому эпизоду.
До того как я (и не только я) оказался по ноздри втянутым в трясину злосчастного проекта, произошла та встреча. Я многим обязан ей. Без нее вряд ли бы выбрался из топи, но, правда, и вряд ли бы подался в совсем уж гиблые места...
Не могу удержаться, чтобы не начать с немудреной банальной сентенции: все знакомства, встречи в этой жизни обязательно что-то дают нам, что-то открывают. Только большинство встреч мы не считаем открытиями. Из-за их незначительности.
Эта встреча оказалась открытием незаурядным. Впрочем, как оно обычно и бывает, сначала, в момент самой встречи, я этого как следует не понял...
Если бы между этим эпизодом-встречей и визитом дяди-киевлянина прошло больше времени, я, может, и не связал бы их воедино.
Но их разделяли всего два дня.
Очередной дядя обнаружился возле меня, когда я собирался усесться в свою машину на стоянке. Неожиданно обнаружился, пока я открывал дверцу. Внезапно возник рядышком, словно прятался на корточках за соседним джипом.
По облику его трудно было представить сидящим на корточках. Этот дядя выглядел куда респектабельней предыдущего. Импозантный, сухой гражданин лет пятидесяти с большущим стильным носом и в очках. Но сразу же и ощутилось: эта импозантность – всего лишь маска знающего себе цену закройщика престижного ателье.
Он окликнул меня по отчеству и, когда я обернулся, поприветствовал с закройщицкой улыбкой.
– Доброе утро, – и пояснил свое возникновение: – Не мог дозвониться. Дай, думаю, подъеду. – Он извиняющимся жестом указал на стоящий за его спиной джип. То ли указал, то ли приглашал сесть в него.
Я сразу решил: «Опять...»
Изобразив воспитанную улыбку, кивнул, здороваясь.
Закройщик улыбке обрадовался. С достоинством расцвел. Представился:
– Иннокентий Львович. – И поведал, вроде как оправдываясь: – Оказавшись в Одессе, обидно было упустить случай пообщаться с автором.
Я учтиво исполнил застенчивость. Поинтересовался:
– Вы, простите, откуда?
– Из Москвы.
Я не поверил. Был уверен, что он и недавний киевлянин из одной шайки.
Должно быть, ательешный этикет требовал теперь моей реплики, потому что собеседник затих, подержал паузу.
Я молчал.
Тогда подал реплику он:
– У нас к вам серьезное предложение. Может, подъедем в гостиницу? Там и поговорим.
Я глянул на часы. Для приличия. Спешить мне было некуда.
После утренней отсидки за компьютером решил податься на пляж Десятой улицы Большого Фонтана. Рассчитывал отвлечься. Постоять за спинами уцелевших могикан-преферансистов. Подпитаться энергией, которую в юности беспечно рассеивал именно в этом месте.
Но и ознакомление с предложением закройщика обещало отвлечь от утренней работы-медитации.
В любом случае, каждое предложение стоит выслушивать. Иди знай, как и что в этой жизни обернется.
Я присмотрелся. За тонированным стеклом автомобиля просматривался силуэт водителя.
– Час у меня есть...
– С головой, – заверил собеседник.
– Езжайте. Я – за вами.
По дворцовой лестнице гостиницы «Красная» мы с закройщиком поднимались вдвоем. Водитель остался в джипе.
Вахтер, когда проходили мимо, подобрался. Разве что только честь не отдал. На меня пялился испуганно. Не знаю, кем для него был постоялец, но то, что тот уважительно пропустил меня вперед, потрясло старика.
Номер, к которому вел меня Иннокентий, оказался на втором этаже. Я вспомнил его еще до того, как мы вошли, у двери. Лучший номер гостиницы. Апартаменты. В нем много лет назад обыгрывали директора ленинградского универмага.
Вспомнилось, что директор все не мог успокоиться, огорчался тому, что ему пришлось ждать, когда из номера выселится принц. И мы огорчались. Тому, что не «хлопнули» работника торговли до переселения сюда. Столько, можно сказать, наших денег пустил на ветер, обитая в этой роскоши.
Роскошь с тех пор уцелела. Кажется, ее даже прибыло. К антикварной обстановке: озолоченной гнутой мебели, зеркалам, коврам добавилось несколько огромных картин.
В номере был только один человек.
Если интеллигентно-импозантный Иннокентий Львович производил впечатление закройщика престижного ателье, то человек в апартаментах мог быть клиентом этого ателье. При всей своей внешней беспородности.
Когда мы вошли (сначала, постучав, заглянул мой провожатый, потом пригласил жестом меня), он восседал в кресле, похожем на трон. Разговаривал по телефону.
Никак не отреагировал на наш приход. Еще несколько минут говорил, вернее слушал. Потом произнес в трубку только одно слово:
– Да. – И положил трубку.
Я к этому моменту уже устроился на мягком уголке. Уже успел разглядеть его.
Внешность у обитателя этих королевско-директорских хором, повторюсь, была вполне беспородной. Затруднительно даже выделить, что было самой впечатляющей деталью его физиономии. Изъеденная то ли оспой, то ли угрями кожа, махонькие, как пуговки, глубоко посаженные глаза и похожий на скрученную наспех дулю нос. И все это при выцветших бровях и плешивости. Вряд ли безукоризненность костюма могла исправить впечатление.
Выправило его другое. Я сразу понял: породы в этом уродце на десяток принцев, не говоря уже о завмагах. Она угадывалась с первого взгляда. Во властности, исходящей от него. Во флюидах уверенности, что все в этой жизни происходит так, как хочет он. Причем такое положение дел его даже не радовало. Принималось как норма.
И все же он мне улыбнулся. Улыбки таких субъектов обычно не предвещают ничего хорошего. В них не больше искренности, чем в оскале проголодавшейся гюрзы.
– Приветствую самого уважаемого мной преферансиста, – издал он хрипло.
Выбравшись из-за стола, хозяин апартаментов обнаружил рост намного ниже среднего и широченный торс. Направился ко мне.
– Добрый день, – улыбнулся и я. Насколько мог, искренне.
Прежде чем присесть рядом со мной на диван, он протянул широченную морщинистую кисть. Представился:
– Сева.
С отсутствием отчества я спорить не стал.
Иннокентий по-прежнему пребывал на ногах поодаль от нас. Как ввел меня, усадил, так сразу и самоустранился. По-видимому, этого требовал этикет.
Наблюдать церемониал было занятно.
– Правильно, – одобрил молчание хозяин. – Не против, если я перейду сразу к делу? Привычка не размазывать.
Я взглядом одобрил привычку.
Он кивнул и выдал:
– Как вы понимаете, кроме желания, как говорят у вас в Одессе, поговорить за жизнь, нас привело и дело...
Это я понимал.
– У меня к вам предложение. Думаю, оно не покажется вам неожиданным...
«Еще бы», – мелькнуло у меня.
– Я хочу предложить вам... – Он сделал паузу.
«Ну, что ты тянешь, – подумал я, доброжелательно улыбаясь. – Обещал же не размазывать».
– Организовать у нас в Москве школу игроков.
Я почувствовал, как по-дурацки стала стекать с меня маска-улыбка. Спохватился, поправил ее. Только спросил:
– В каком смысле?
– Буду с вами откровенен. Заурядная игра меня не интересует. Из уже готовых игроков вы будете делать профессионалов.
– Вы серьезно? – спросил я. Искренне.
Он улыбнулся с укоризной: как я мог заподозрить его в несерьезности. Пояснил:
– В «Записках» вы многого недоговорили. Но чувствуется... – Многозначительным взглядом он дал понять, что кое-что разглядел между строк.
А я все пытался собраться с мыслями. Сосчитать его. Поймать на том, что нужно ему совсем другое. Но зацепиться мне было не за что. Если он – по издательским делам, то... Эта легенда, насчет школы шулеров ничего ему не дает. Может, действительно...
– Нет, – взял и бухнул я.
Он не удивился. Кивнул.
– Я так и думал. И вас не интересует, как я себе это вижу?
– Как? – после паузы спросил я.
Моя благоразумная заинтересованность вызвала в нем одобрение. Он принялся излагать:
– Вы будете жить на дачной окраине Москвы. Особняк построен по европроекту. В вашем распоряжении автомобиль с шофером. – Он улыбнулся, пояснил: – В Москве так удобнее. Свободы перемещения – никакой. Зарплата...
– Он осекся. – Скажем, тысяч пять в месяц. Ну и процент со всех будущих выигрышей ваших подопечных. Вы же сами все знаете... – Он давал понять, что главу «Об учениках» читал внимательно.
Черт возьми!.. Когда-то такое предложение показалось бы...
– Нет, – сказал я.
– Я так и думал. И вас не интересует, кто ученики?
– Кто? – вновь после паузы спросил я.
– Вот, – подчеркнуто заметил он. Дескать, в этом-то все и дело. – Учеников вы будете выбирать сами. Есть очень интересные кандидатуры.
Я смотрел на него с сочувствием. Жалко стало обескураживать его, всемогущего. Дело было даже не в том, что я не соглашусь. Пусть за обучение возьмусь не я – кто-то другой. Его ошибка в том, что он полагает: ученики не проблема. Даже ему с его властными замашками не под силу снабдить перспективных игроков генами шулерства. Я-то за свой предыдущий опыт усвоил, что без них, без генов, все учение – псу под хвост.
– Нет, – в третий раз повторил я.
– Почему? – спросил он.
Я решил растолковать. В конце концов, за всю свою суету он вправе был получить хотя бы разъяснения.
– Во-первых, я уже при деле. Во-вторых... Ваша идея – утопия. Шулером сделать невозможно. Или почти невозможно. Кандидаты, о которых вы говорите, могут быть очень неплохими игроками, но этого недостаточно. Нужен божий дар.
– Вы сказали, почти невозможно, – попробовал он поймать меня на слове.
– Оговорился.
Мы помолчали.
– Хотите, скажу, что по этому поводу думаю? Прямо скажу. Как привык? – спросил он.
Я не ответил. Смотрел на него полуравнодушно-полуожидающе.
– Думаю, в «Записках», как бы это выразиться... все несколько преувеличено.
Я не спорил. Постарался придать взгляду исключительное безразличие.
– Я, как человек, готовый вложить в это дело серьезные деньги, обязан был это предусмотреть. Если бы даже вы согласились, вам бы пришлось пройти экзамен...
Я хмыкнул. Посчитал, что уже имею право на некоторое хамство.
– Неужели отказались бы сыграть с начинающим игроком? С кандидатом? – спросил он.
– Я дал обет.
– Вы дали обет не играть на деньги. Но в виде поединка...
Я смотрел на него снисходительно. Уже случалось нарываться на жаждущих доказательств.
Сейчас не сомневался: игрок, которого припас для экзамена этот уродец, не подарок. Но не собирался играть не по причине сомнения в исходе. Этот распорядитель чужими поступками действовал на нервы.
– Я бы посоветовал вам взять другого учителя, – заметил я.
– Кого? – тут же спросил он. Деловито спросил.
С истинным интересом.
Я вдруг задумался. Кто из наших подошел бы для его проекта. И растерялся. Все, хоть что-то из себя представляющие, либо съехали, либо спились, либо... Не о кого споткнуться, вспоминая. Надо же...
– Вы написали, что мечтали найти достойного ученика, передать ему секреты, – проговорил он.
– Это время прошло.
– Вдруг кандидат вас заинтересует.
– Это невозможно. – Я встал.
– Одну минуту, – изрек Сева и бросил взгляд на Иннокентия.
Тот немедля вышел.
– У вас в Москве есть приличные исполнители, – уже миролюбиво заговорил я. – Зачем искать людей на стороне?
– Как их найдешь? – поддержал тему он.
Я подумал, что если бы меня действительно заинтересовал проект и я хотел бы помочь собеседнику, то добыл бы для него координаты Мопса, диспетчера столичных «катал» и гастролеров, снабжающего их игрой. Мопс знает все и всех. Насколько я слышал, он до сих пор при деле. Крестный отец одесских исполнителей при недавней встрече сетовал, что Мопс неплохо устроился, а коллег-провинциалов забыл.
– Да и зачем все это? – спросил я. – Ну, натаскаете вы людей. Где брать лохов? Нынче все по казино. Попробуй их оттуда смани. – Я усмехнулся.
Так и застыл с усмешкой, превратившейся в растерянность.
Дверь в номер открылась, и в проеме ее возникла девчонка-подросток лет пятнадцати, одетая в джинсы и футболку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29