Каждый день рано утром он целовал на прощание Эвелин и уезжал на машине со своими пластинками. Используя в качестве руководства телефонную книгу, он методично объехал все магазины розничной продажи пластинок в округе. Каждый день, кроме воскресенья, по четырнадцать часов в сутки Нат проигрывал пластинки перед владельцами магазинов и получал заказы.К середине августа Нат получил заявки почти на восемь тысяч пластинок. Однажды в воскресенье он собрал их все вместе и поехал в Ист-Ориндж, чтобы показать своему тестю. Саймон Эдвардс понятия не имел о джазе, ненавидел подростков с их дебильными причудами, но он кое-что понимал в бизнесе. Нат не успел даже сформулировать свою просьбу, как Саймон без лишних слов достал чековую книжку, и Нат уехал в этот вечер из дома Эдвардсов с двадцатью пятью тысячами долларов.На следующий день в девять часов утра Нат направился с чеком на завод «Лонг-Айленд сити» и сделал заказ на десять тысяч пластинок. Диски были готовы в среду, после Дня труда. Нат забрал их с завода и привез домой, превратив таким образом гостиную в складское помещение. Затем он поменял свой красный спортивный «гудзон» на более вместительную машину, на которой стал развозить диски по магазинам.В начале ноября у Ната была уже своя компания и офис из двух комнат, выходящих на вентиляционную шахту поблизости от здания «Билл билдинг», а в конце этого же месяца Нат начал выплачивать по частям долг своему тестю. Магия знаменитых имен и патриотический зов аплодисментов, раздававшихся на армейских концертах, делали свое дело, и Нат едва успевал выполнять заказы.Он работал по восемнадцать часов в сутки, постоянно посещая магазины розничной торговли и справляясь о спросе на диски. Вскоре он убедился, что на пластинки, которые быстрее всего раскупали, вновь поступили заказы. Он боролся с заводом за скорейшие поставки, отмахивался от бесталанных музыкантов, желающих записываться для него, оплачивал счета, заполнял накладные, делал заказы на ярлыки и конверты, торговался, подтасовывал цифры о доходах и расходах, и деньги, таким образом, были в работе, делая еще большие деньги.Для Ната эти дни пронеслись как одно мгновение, для Эвелин же тянулась каждая минута.Она изнывала одна от скуки в своем красивом доме в Грейт Нек и наконец спросила у Ната, могла ли она быть ему полезной в офисе. Нат был в восторге.Теперь Эвелин и Нат стали ездить в город вместе. Нат обучил ее основам делопроизводства, растолковал, какие счета должны подписываться сразу, а какие могли ждать. Со временем Эвелин все лучше и лучше печатала на машинке. Вначале все ее увлекало и все казалось интересным.Бизнес был миром, в котором жил Нат и который был чужд для Эвелин.Привыкнув приезжать каждый день в город, Эвелин обнаружила, что в офисе можно чувствовать себя такой же одинокой, как и в пустом доме. Нат был всегда занят – слишком занят, чтобы поговорить с ней, слишком занят, чтобы поехать с ней куда-нибудь пообедать. Унылый офис наводил тоску, мебель, оставленная прежним хозяином, была вся исцарапана и имела уродливый вид. Контора располагалась достаточно далеко от Пятой авеню, и Эвелин не могла ходить туда в обеденное время, чтобы делать покупки; кроме того, сама работа, когда она всему научилась, уже не казалась ей такой привлекательной и интересной. Жизнь текла монотонно и однообразно. Вместо того чтобы считать часы до прихода Ната домой, в Грейт Нек, Эвелин считала сейчас часы до его прихода в офис, ожидая того момента, когда они сядут в машину и уедут домой.Эвелин пыталась не роптать. Ведь в конечном итоге Нат так много работал ради нее, ради них двоих – ради их будущего. Она винила сама себя: разве можно обижаться на то, что Нат уделяет больше внимания делам, чем жене? Она говорила себе, что если бы действительно была ему хорошей супругой, то гордилась бы его успехами, а не ревновала его к работе.Потом однажды ее вдруг осенило: ее скука и обиды не имели никакого отношения к восемнадцатичасовому рабочему дню Ната. Ей нужно было то, в чем нуждается всякая женщина. Ей нужны были дети. Дети – это такое же свидетельство женского успеха, как деньги и власть – свидетельство успеха мужчины.И вместо того, чтобы считать часы в сутках, Эвелин принялась считать дни в месяце.
В сентябре 1947 года Эвелин забеременела.Она слишком долго ждала этого события и сперва подумала, что ошиблась в расчетах. Эвелин решила никому ни о чем не говорить на тот случай, если ее надежды не оправдаются. Она загибала пальцы, продолжая считать. В октябре месячные вновь не пришли, а в ноябре гинеколог Мартин Коллманн подтвердил, что она беременна.После официального диагноза врача Эвелин позволила себе поверить в то, что все это правда: у нее действительно в конце концов будет ребенок. Хотя она никогда себе в этом не признавалась и, конечно, никогда не делилась своими опасениями с Натом, в ее жизни были минуты, когда ей казалось, что с ней что-то не так и что в ней есть некая ущербность, из-за которой у нее никогда не будет детей. Сейчас, когда все страхи рассеялись, Эвелин не терпелось рассказать Нату об этом радостном событии.Когда Нат пришел домой, Эвелин дала ему спокойно принять душ и переодеться, смешала ему семь к одному ледяное мартини, как он любил, охладила стаканы, взбила подушки на диване, подогрела немного сырных палочек и достала полотняные коктейльные салфетки, которые им подарили на свадьбу. Она делала все медленно, не торопясь, наслаждаясь томлением, которое ей приносило ожидание того момента, когда она обо всем расскажет Нату и тот посмотрит на нее взглядом, полным любви, гордости и удивления. Эвелин держалась, сколько могла, и когда наконец поняла, что не может терпеть больше ни минуты, попросила:– А ну-ка, отгадай!Она почувствовала гордость от того, что ей удалось сказать это таким небрежным тоном. Кто бы мог подумать, что она такая хорошая актриса. Еще никогда в жизни она не ощущала себя такой важной и значительной.– Ну и сколько раз я могу отгадывать? – спросил Нат.– Как обычно – три, – ответила Эвелин. Ей нравилась их игра, и сейчас она вся сгорала от нетерпения услышать первую отгадку Ната.– Ты беременна, – сказал Нат и, посчитав на пальцах, добавил: – Ребенок должен родиться в июне.Она хотела удивить его, а все вышло наоборот. Кто был ошарашен, так это она сама.– У тебя нет месячных с сентября. – уточнил Нат.– Но как ты узнал? – Выходит, у нее не было от мужа никаких секретов?– Я умею считать, – сказал Нат. – У тебя все как по часам. Каждые 29 дней. А кроме того, – добавил Нат с ухмылкой, – сейчас ты, как никогда, сексуальна.Эвелин покраснела.– Твои соски стали более чувствительными. Они твердеют, едва я к ним прикасаюсь. Твои груди увеличились и не вмещаются в бюстгальтер. И там ты быстрее становишься влажной.– Нат!Эвелин почувствовала, как ее щеки заливаются румянцем. Она не привыкла к такому языку. Их разговоры в постели были ласковы и нежны на детский манер. Они никогда не были столь открыто интимными. В ту минуту Эвелин ощутила, как у нее стали твердеть соски, а влагалище увлажнилось, хотя сейчас к ней никто не прикасался.В тот вечер они так и не поужинали. Их любовные ласки были как-то по-новому чувственны и нежны. Эвелин никогда раньше не приходило в голову, что беременность не только может осуществить ее мечтания, но и придать новую окраску ее сексуальным ощущениям. Впервые в жизни Эвелин почувствовала себя настоящей женщиной.На следующей неделе Нат предложил Эвелин не приходить в офис. Он вполне мог себе позволить нанять секретаря и хотел бы, чтобы она не волновалась и наслаждалась своей беременностью. Сейчас, когда Эвелин готовилась стать матерью, Нат хотел утвердиться как человек, содержащий семью. Он ненавидел свое собственное детство, лишенное родительской любви.Сейчас, когда Эвелин была беременна, находиться дома, в Грейт Нек, доставляло ей большое удовольствие. В ожидании ребенка она не чувствовала себя одинокой, дни проходили очень быстро. Она составляла списки имен мальчиков и девочек, делала рождественские покупки и ждала, умиротворенная и счастливая, разрешения.Прошел День Благодарения, а затем и Рождество. «Интересно, какими будут эти праздники на следующий год», – думали про себя Нат и Эвелин. К Дню Благодарения их ребенку исполнится пять месяцев, а к Рождеству – уже полгода. Их ребенок никогда не будет плакать по ночам или хныкать, как обычные дети. Он будет этаким чистеньким и улыбающимся розанчиком, сошедшим с обложки журнала. Первый ребенок сблизит их еще больше и будет даром судьбы, даром их бессмертной любви.– Ты кого хочешь, мальчика или девочку? – спросила Эвелин, когда они возвращались от родителей с рождественских праздников.– Мне все равно. У нас будет двое детей – и мальчик и девочка. А значит, этот вопрос не имеет сейчас для меня никакого значения. Я не прав?Эвелин согласилась.– Только я все же надеюсь, что сперва у нас будет мальчик.– Если будет мальчик, мы будем любить его, если девочка – тоже будем любить ее, – сказал Нат, сняв одну руку с руля, и погладил жену по еще не очень большому животу.– Ты когда-нибудь думал о том, что у нас могут быть двойняшки? – Эта мысль внезапно пронеслась в голове Эвелин.– О, Господи! – воскликнул Нат и рассмеялся смехом самого счастливого в мире мужчины.В ночь накануне Нового года шел сильный снег. Эвелин проснулась среди ночи, дрожа от холода. Она подумала, что забыла закрыть окна в доме. Когда она включила ночник и откинула одеяло, она вдруг увидела, что ее ночная рубашка вся в крови. Насквозь промокла и постель. Эвелин, не вставая, коснулась рукой Ната:– Нат!Ее била дрожь, пока Нат вызывал доктора Коллманна. Он старался не думать о том, что с ней произошло.Доктор Коллманн задал только один вопрос. Его интересовал цвет крови.– Она ярко-красная, – ответил Нат.Доктор Коллманн сказал, чтобы срочно вызвали «скорую помощь» и что он сам их встретит на входе в больницу Нассау Каунти.Эвелин положили на носилки, покрытые мягкой резиновой подстилкой. Кровь шла не переставая. «Скорая помощь» мчалась, разрезая воем сирены темноту и безмолвие снежной декабрьской ночи. Но Эвелин почти ничего не слышала. Она была в полузабытьи.Доктор Коллманн ждал, пока санитары поднесут носилки к смотровому столу.– Вы можете спасти нашего ребенка? – спросила Эвелин, когда ее положили на стол.Яркий верхний свет брызнул в глаза Эвелин, и она уже не понимала, что отвечает ей доктор Коллманн. Она лежала с раскинутыми и прикрепленными к столу ногами, удивляясь, почему не чувствует боли. На белом кафеле виднелись лужи крови. Ей стало очень неловко от того, что она запачкала безупречно чистый пол, и, когда уже хотела извиниться за это, она внезапно провалилась в темноту.Когда Эвелин очнулась, было два часа дня первого января 1948 года, и она знала, что потеряла ребенка. 6 Три недели спустя после выкидыша Эвелин пошла к доктору Коллманну. Он долго и внимательно осматривал, исследовал и ощупывал ее, пока она, с лодыжками в «стременах», лежала, распростершись, на холодном металле смотрового стола. Ее целомудренно прикрыли простыней. Рядом суетилась предупредительная сестра, в чьи обязанности входило успокаивать пациенток, а также выступать свидетелем, если какая-нибудь истеричка обвинит доктора в непристойном поведении.Когда Эвелин снова оделась, заправила блузку, выровняла швы на чулках, сестра проводила ее в кабинет доктора и закрыла дверь, оставив их наедине. Старый кабинет доктора Коллманна был в рабочем беспорядке, но выглядел так же уютно, как и его хозяин. Стены были обшиты деревянными панелями, а две из них полностью закрывали стеллажи с книгами по медицине в красных, зеленых и синих переплетах спокойных тонов. Комната и доктор Коллманн внушали доверие.– Вам все равно этот ребенок был бы ни к чему, – сказал доктор Коллманн.– Ни к чему? – Эвелин не постигала смысла его слов.– Выкидыши – естественный способ защиты вида от неполноценных особей.Невысокий толстяк доктор больше походил на пухлого пингвина, чем на одного из лучших гинекологов Восточного побережья. Заполнявшие его приемную женщины называли себя «девочками Коллманна» и неизменно влюблялись в него. Эвелин не была исключением.– У меня что-то не так? – Этот вопрос преследовал Эвелин со времени выкидыша. Она снова и снова спрашивала себя, почему она потеряла ребенка. Что с ней?– У вас все в порядке. И вы находитесь в превосходном состоянии.– Тогда почему…Эвелин не пришлось закончить вопрос. Доктору Коллманну задавали его прежде сотни раз в подобных случаях. Как врач, он понимал, какое глубокое потрясение испытывает женщина, когда теряет долгожданного ребенка. Его задачей было ободрить ее, вернуть все на свои места.– Иногда плод развивается неправильно. Такое случается гораздо чаще, чем вы думаете. – Доктор Коллманн избегал употреблять специфический язык медицины. Он уже давно обнаружил, что термины удручают пациентов.– Вы хотите сказать, что мой ребенок не был нормальным? – Эвелин ужаснулась. Она хотела знать все, какой бы страшной ни оказалась правда.– Я не знаю, – покачал головой доктор Коллманн.– Не знаете?– Без вскрытия – нет. – Доктор Коллманн хотел прервать поток вопросов, которые не могли принести ничего, кроме боли.– Вскрытие? Ребенка? – Эвелин содрогнулась.– Обстоятельства иногда вынуждают идти на это, хотя в случае с таким маленьким ребенком, как ваш, вскрытие вряд ли что-то прояснит.Эвелин задумалась над словами доктора. Что же произошло внутри нее самой, о чем она не догадывалась и чему никак не могла помочь?– Тогда почему?– Вы задаете вопрос, на который нет ответа. Знаете ли, миссис Баум, врачи не обладают сверхъестественными способностями. Иногда нам неизвестны причины происходящего.– А какие причины могут быть? Назовите мне хоть некоторые.Доктор понял, что Эвелин не успокоится, и заговорил:– Причин может быть множество. Для того чтобы ребенок родился в срок, здоровым и невредимым, миллионы клеток должны развиваться в нужной последовательности и нужным путем. Одной из наиболее распространенных причин является то, что недостаточно развиваются легкие и сердце. Иногда пуповина обвивается вокруг шеи младенца и душит его. Порой он захлебывается в плодных водах… Вы уверены, что хотите узнать все возможные причины?– Только одно, – сказала Эвелин. – Это была моя вина?Эвелин была уверена, что сделала что-то не так. В ней росло убеждение, что с ней было что-то не в порядке. Она чувствовала себя виноватой и не сомневалась, что потеряла ребенка из-за собственной ущербности.– Это была моя вина? – прошептала Эвелин.– Нет. Совершенно очевидно, что за вами нет никакой вины. И думать забудьте о подобных глупостях. Выкидыш – еще не конец света.– А мне кажется, что так оно и есть.Пережитое отдалило Эвелин от всех – Ната, матери, отца. Они были очень внимательны к ней, но ей до них не было дела.– Поверьте, это не конец света и не ваша вина. – Доктор Коллманн умел выглядеть удивительно бодрым.– Что мне делать? – Эвелин услышала в своем голосе жалобу и устыдилась. Но ей так хотелось, чтобы кто-то подсказал, что делать. Пусть тот, кто знает больше нее, объяснит ей, что теперь делать, чтобы все снова стало хорошо, и она сделает это.– Что вам делать? – переспросил доктор Коллманн. – Забудьте все, ступайте домой, займитесь своими делами. Забеременейте снова, как только сможете. Лучшего средства нет.Впервые Эвелин улыбнулась:– Так просто? Пойти домой и забеременеть?– Очень просто. – Доктор Коллманн ткнул рукой в сторону приемной, заполненной женщинами с разными сроками беременности. – Женщины только и делают, что беременеют.
Советы легче давать, чем им следовать. Прошло три года, прежде чем Эвелин снова забеременела. В начале марта 1951 года, на девятой неделе беременности, она снова выкинула. У нее не было никаких опасных признаков, и вдруг начались острые спазмы. Все было кончено в десять минут в ванной комнате. Рядом никого не было, на этот раз не выли сирены в ночи и врачи не склоняли над ней свои лица.В последующие дни Эвелин отказывалась от пищи, отказывалась одеваться, отказывалась выходить из дому. Она молчала и не пыталась объяснить близким, что любая случайная встреча на улице или в магазине с беременной женщиной или ребенком причиняет ей невыносимую боль. Она боялась пройти мимо школы, мимо площадки для игр или даже мимо витрины детского магазина. Окружающий мир страшил ее, потому что в улыбке ребенка, в нахмуренных бровях матери, в пустой детской коляске ей виделось осуждение.Нат и ее родители встревожились. Эвелин похудела, стала беспокойной, вздрагивала от малейшего шороха. Близкие окружили Эвелин заботой и сообща убедили ее показаться доктору Коллманну. Мать отвезла ее к доктору и сидела рядом в приемной, пока сестра не позвала Эвелин в кабинет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
В сентябре 1947 года Эвелин забеременела.Она слишком долго ждала этого события и сперва подумала, что ошиблась в расчетах. Эвелин решила никому ни о чем не говорить на тот случай, если ее надежды не оправдаются. Она загибала пальцы, продолжая считать. В октябре месячные вновь не пришли, а в ноябре гинеколог Мартин Коллманн подтвердил, что она беременна.После официального диагноза врача Эвелин позволила себе поверить в то, что все это правда: у нее действительно в конце концов будет ребенок. Хотя она никогда себе в этом не признавалась и, конечно, никогда не делилась своими опасениями с Натом, в ее жизни были минуты, когда ей казалось, что с ней что-то не так и что в ней есть некая ущербность, из-за которой у нее никогда не будет детей. Сейчас, когда все страхи рассеялись, Эвелин не терпелось рассказать Нату об этом радостном событии.Когда Нат пришел домой, Эвелин дала ему спокойно принять душ и переодеться, смешала ему семь к одному ледяное мартини, как он любил, охладила стаканы, взбила подушки на диване, подогрела немного сырных палочек и достала полотняные коктейльные салфетки, которые им подарили на свадьбу. Она делала все медленно, не торопясь, наслаждаясь томлением, которое ей приносило ожидание того момента, когда она обо всем расскажет Нату и тот посмотрит на нее взглядом, полным любви, гордости и удивления. Эвелин держалась, сколько могла, и когда наконец поняла, что не может терпеть больше ни минуты, попросила:– А ну-ка, отгадай!Она почувствовала гордость от того, что ей удалось сказать это таким небрежным тоном. Кто бы мог подумать, что она такая хорошая актриса. Еще никогда в жизни она не ощущала себя такой важной и значительной.– Ну и сколько раз я могу отгадывать? – спросил Нат.– Как обычно – три, – ответила Эвелин. Ей нравилась их игра, и сейчас она вся сгорала от нетерпения услышать первую отгадку Ната.– Ты беременна, – сказал Нат и, посчитав на пальцах, добавил: – Ребенок должен родиться в июне.Она хотела удивить его, а все вышло наоборот. Кто был ошарашен, так это она сама.– У тебя нет месячных с сентября. – уточнил Нат.– Но как ты узнал? – Выходит, у нее не было от мужа никаких секретов?– Я умею считать, – сказал Нат. – У тебя все как по часам. Каждые 29 дней. А кроме того, – добавил Нат с ухмылкой, – сейчас ты, как никогда, сексуальна.Эвелин покраснела.– Твои соски стали более чувствительными. Они твердеют, едва я к ним прикасаюсь. Твои груди увеличились и не вмещаются в бюстгальтер. И там ты быстрее становишься влажной.– Нат!Эвелин почувствовала, как ее щеки заливаются румянцем. Она не привыкла к такому языку. Их разговоры в постели были ласковы и нежны на детский манер. Они никогда не были столь открыто интимными. В ту минуту Эвелин ощутила, как у нее стали твердеть соски, а влагалище увлажнилось, хотя сейчас к ней никто не прикасался.В тот вечер они так и не поужинали. Их любовные ласки были как-то по-новому чувственны и нежны. Эвелин никогда раньше не приходило в голову, что беременность не только может осуществить ее мечтания, но и придать новую окраску ее сексуальным ощущениям. Впервые в жизни Эвелин почувствовала себя настоящей женщиной.На следующей неделе Нат предложил Эвелин не приходить в офис. Он вполне мог себе позволить нанять секретаря и хотел бы, чтобы она не волновалась и наслаждалась своей беременностью. Сейчас, когда Эвелин готовилась стать матерью, Нат хотел утвердиться как человек, содержащий семью. Он ненавидел свое собственное детство, лишенное родительской любви.Сейчас, когда Эвелин была беременна, находиться дома, в Грейт Нек, доставляло ей большое удовольствие. В ожидании ребенка она не чувствовала себя одинокой, дни проходили очень быстро. Она составляла списки имен мальчиков и девочек, делала рождественские покупки и ждала, умиротворенная и счастливая, разрешения.Прошел День Благодарения, а затем и Рождество. «Интересно, какими будут эти праздники на следующий год», – думали про себя Нат и Эвелин. К Дню Благодарения их ребенку исполнится пять месяцев, а к Рождеству – уже полгода. Их ребенок никогда не будет плакать по ночам или хныкать, как обычные дети. Он будет этаким чистеньким и улыбающимся розанчиком, сошедшим с обложки журнала. Первый ребенок сблизит их еще больше и будет даром судьбы, даром их бессмертной любви.– Ты кого хочешь, мальчика или девочку? – спросила Эвелин, когда они возвращались от родителей с рождественских праздников.– Мне все равно. У нас будет двое детей – и мальчик и девочка. А значит, этот вопрос не имеет сейчас для меня никакого значения. Я не прав?Эвелин согласилась.– Только я все же надеюсь, что сперва у нас будет мальчик.– Если будет мальчик, мы будем любить его, если девочка – тоже будем любить ее, – сказал Нат, сняв одну руку с руля, и погладил жену по еще не очень большому животу.– Ты когда-нибудь думал о том, что у нас могут быть двойняшки? – Эта мысль внезапно пронеслась в голове Эвелин.– О, Господи! – воскликнул Нат и рассмеялся смехом самого счастливого в мире мужчины.В ночь накануне Нового года шел сильный снег. Эвелин проснулась среди ночи, дрожа от холода. Она подумала, что забыла закрыть окна в доме. Когда она включила ночник и откинула одеяло, она вдруг увидела, что ее ночная рубашка вся в крови. Насквозь промокла и постель. Эвелин, не вставая, коснулась рукой Ната:– Нат!Ее била дрожь, пока Нат вызывал доктора Коллманна. Он старался не думать о том, что с ней произошло.Доктор Коллманн задал только один вопрос. Его интересовал цвет крови.– Она ярко-красная, – ответил Нат.Доктор Коллманн сказал, чтобы срочно вызвали «скорую помощь» и что он сам их встретит на входе в больницу Нассау Каунти.Эвелин положили на носилки, покрытые мягкой резиновой подстилкой. Кровь шла не переставая. «Скорая помощь» мчалась, разрезая воем сирены темноту и безмолвие снежной декабрьской ночи. Но Эвелин почти ничего не слышала. Она была в полузабытьи.Доктор Коллманн ждал, пока санитары поднесут носилки к смотровому столу.– Вы можете спасти нашего ребенка? – спросила Эвелин, когда ее положили на стол.Яркий верхний свет брызнул в глаза Эвелин, и она уже не понимала, что отвечает ей доктор Коллманн. Она лежала с раскинутыми и прикрепленными к столу ногами, удивляясь, почему не чувствует боли. На белом кафеле виднелись лужи крови. Ей стало очень неловко от того, что она запачкала безупречно чистый пол, и, когда уже хотела извиниться за это, она внезапно провалилась в темноту.Когда Эвелин очнулась, было два часа дня первого января 1948 года, и она знала, что потеряла ребенка. 6 Три недели спустя после выкидыша Эвелин пошла к доктору Коллманну. Он долго и внимательно осматривал, исследовал и ощупывал ее, пока она, с лодыжками в «стременах», лежала, распростершись, на холодном металле смотрового стола. Ее целомудренно прикрыли простыней. Рядом суетилась предупредительная сестра, в чьи обязанности входило успокаивать пациенток, а также выступать свидетелем, если какая-нибудь истеричка обвинит доктора в непристойном поведении.Когда Эвелин снова оделась, заправила блузку, выровняла швы на чулках, сестра проводила ее в кабинет доктора и закрыла дверь, оставив их наедине. Старый кабинет доктора Коллманна был в рабочем беспорядке, но выглядел так же уютно, как и его хозяин. Стены были обшиты деревянными панелями, а две из них полностью закрывали стеллажи с книгами по медицине в красных, зеленых и синих переплетах спокойных тонов. Комната и доктор Коллманн внушали доверие.– Вам все равно этот ребенок был бы ни к чему, – сказал доктор Коллманн.– Ни к чему? – Эвелин не постигала смысла его слов.– Выкидыши – естественный способ защиты вида от неполноценных особей.Невысокий толстяк доктор больше походил на пухлого пингвина, чем на одного из лучших гинекологов Восточного побережья. Заполнявшие его приемную женщины называли себя «девочками Коллманна» и неизменно влюблялись в него. Эвелин не была исключением.– У меня что-то не так? – Этот вопрос преследовал Эвелин со времени выкидыша. Она снова и снова спрашивала себя, почему она потеряла ребенка. Что с ней?– У вас все в порядке. И вы находитесь в превосходном состоянии.– Тогда почему…Эвелин не пришлось закончить вопрос. Доктору Коллманну задавали его прежде сотни раз в подобных случаях. Как врач, он понимал, какое глубокое потрясение испытывает женщина, когда теряет долгожданного ребенка. Его задачей было ободрить ее, вернуть все на свои места.– Иногда плод развивается неправильно. Такое случается гораздо чаще, чем вы думаете. – Доктор Коллманн избегал употреблять специфический язык медицины. Он уже давно обнаружил, что термины удручают пациентов.– Вы хотите сказать, что мой ребенок не был нормальным? – Эвелин ужаснулась. Она хотела знать все, какой бы страшной ни оказалась правда.– Я не знаю, – покачал головой доктор Коллманн.– Не знаете?– Без вскрытия – нет. – Доктор Коллманн хотел прервать поток вопросов, которые не могли принести ничего, кроме боли.– Вскрытие? Ребенка? – Эвелин содрогнулась.– Обстоятельства иногда вынуждают идти на это, хотя в случае с таким маленьким ребенком, как ваш, вскрытие вряд ли что-то прояснит.Эвелин задумалась над словами доктора. Что же произошло внутри нее самой, о чем она не догадывалась и чему никак не могла помочь?– Тогда почему?– Вы задаете вопрос, на который нет ответа. Знаете ли, миссис Баум, врачи не обладают сверхъестественными способностями. Иногда нам неизвестны причины происходящего.– А какие причины могут быть? Назовите мне хоть некоторые.Доктор понял, что Эвелин не успокоится, и заговорил:– Причин может быть множество. Для того чтобы ребенок родился в срок, здоровым и невредимым, миллионы клеток должны развиваться в нужной последовательности и нужным путем. Одной из наиболее распространенных причин является то, что недостаточно развиваются легкие и сердце. Иногда пуповина обвивается вокруг шеи младенца и душит его. Порой он захлебывается в плодных водах… Вы уверены, что хотите узнать все возможные причины?– Только одно, – сказала Эвелин. – Это была моя вина?Эвелин была уверена, что сделала что-то не так. В ней росло убеждение, что с ней было что-то не в порядке. Она чувствовала себя виноватой и не сомневалась, что потеряла ребенка из-за собственной ущербности.– Это была моя вина? – прошептала Эвелин.– Нет. Совершенно очевидно, что за вами нет никакой вины. И думать забудьте о подобных глупостях. Выкидыш – еще не конец света.– А мне кажется, что так оно и есть.Пережитое отдалило Эвелин от всех – Ната, матери, отца. Они были очень внимательны к ней, но ей до них не было дела.– Поверьте, это не конец света и не ваша вина. – Доктор Коллманн умел выглядеть удивительно бодрым.– Что мне делать? – Эвелин услышала в своем голосе жалобу и устыдилась. Но ей так хотелось, чтобы кто-то подсказал, что делать. Пусть тот, кто знает больше нее, объяснит ей, что теперь делать, чтобы все снова стало хорошо, и она сделает это.– Что вам делать? – переспросил доктор Коллманн. – Забудьте все, ступайте домой, займитесь своими делами. Забеременейте снова, как только сможете. Лучшего средства нет.Впервые Эвелин улыбнулась:– Так просто? Пойти домой и забеременеть?– Очень просто. – Доктор Коллманн ткнул рукой в сторону приемной, заполненной женщинами с разными сроками беременности. – Женщины только и делают, что беременеют.
Советы легче давать, чем им следовать. Прошло три года, прежде чем Эвелин снова забеременела. В начале марта 1951 года, на девятой неделе беременности, она снова выкинула. У нее не было никаких опасных признаков, и вдруг начались острые спазмы. Все было кончено в десять минут в ванной комнате. Рядом никого не было, на этот раз не выли сирены в ночи и врачи не склоняли над ней свои лица.В последующие дни Эвелин отказывалась от пищи, отказывалась одеваться, отказывалась выходить из дому. Она молчала и не пыталась объяснить близким, что любая случайная встреча на улице или в магазине с беременной женщиной или ребенком причиняет ей невыносимую боль. Она боялась пройти мимо школы, мимо площадки для игр или даже мимо витрины детского магазина. Окружающий мир страшил ее, потому что в улыбке ребенка, в нахмуренных бровях матери, в пустой детской коляске ей виделось осуждение.Нат и ее родители встревожились. Эвелин похудела, стала беспокойной, вздрагивала от малейшего шороха. Близкие окружили Эвелин заботой и сообща убедили ее показаться доктору Коллманну. Мать отвезла ее к доктору и сидела рядом в приемной, пока сестра не позвала Эвелин в кабинет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32