— Да, но...— Но что?— Дело в том, что мы с ним расстались в последний раз при не очень простых обстоятельствах.— Неужели вы не могли сообщить об этом хоть немного раньше?— Вообще-то, Роджер, я вам говорил. Наверно, вы пропустили это мимо ушей.— О боже, конечно, это мое упущение. Значит, нам дали пинка под зад?— В некотором роде. Это длинная история. Не стоит тратить время на подробный рассказ. Просто с его отрядом произошло несчастье, и несколько человек погибло. Я, конечно, не имел к этому никакого отношения, но вы должны знать, как некоторые истолковывают подобные вещи.— И поэтому вы внезапно испугались? Превосходно выбрали время. Примите мои поздравления.— Что-то мне сегодня не по себе. Если я заявлюсь туда, вы не сможете почувствовать, что он из себя представляет и как с ним следует обращаться. Мое присутствие сразу лишит всю операцию нужного темпа. Будет лучше, если я попадусь ему на глаза немного попозже.— Помилуй бог, вы говорите как влюбленный школьник, не решающийся попросить девочку выйти с ним на лестницу.— Это все довольно сложно. Не смотрите прямо на него.— Но мы здесь далеко...Однако Эрл Суэггер, стоявший внизу, повел себя так, будто почувствовал, что за ним следят. Он вскинул взгляд, и наблюдатели едва успели укрыться в тень, чтобы их не увидели.— Поняли? У него невероятные рефлексы. Он чувствует точно так же, как хищник чувствует опасность. Это его естественная агрессия. Вы уставились на него, он почувствовал это. Именно поэтому он сумел так прославиться на Тихом океане.— Вы просто смешны, — сказал Роджер. — Ладно, Уолтер, прячьтесь здесь, наверху, от предмета вашей пламенной страсти. Вы будете Сирано, а я сыграю роль Кристиана Сирано. Кристиан — персонажи пьесы Э. Ростана «Сирано де Бержерак». Сирано, талантливый поэт, но очень некрасивый человек, пишет от имени Кристиана Невильета, своего товарища по гвардейскому полку, любовные письма Роксане, в которую они оба влюблены.
.— Вперед, Большой Уиннетка! — ответил Уолтер.
— О боже, сержант Суэггер, вам совершенно не нужно стоять по стойке «смирно», — сердечным тоном произнес Роджер, пуская в ход все свое блистательное обаяние завсегдатая клуба Индиан-Хилл. Оно помогало ему добиваться нужной цели и там, и в Гарварде, и даже в армии, и больше всего, конечно, в ЦРУ. Ивенс нисколько не сомневался, что оно поможет ему и сейчас.— Сэр? — откликнулся Суэггер, окинув пристальным взглядом своего более молодого, более худощавого и намного более привлекательного собеседника.Роджеру на мгновение показалось, что он видит перед собой не столько лицо, сколько спартанский щит с живыми глазами: бронза, кость и кожа, пропеченная на солнце до коричневого цвета, покрытая рубцами и вмятинами, и полуприкрытые веками серые глаза, казавшиеся почти безмятежными. Он поспешил продолжить свой монолог:— Я хочу сказать, что это место охраняется американской морской пехотой. К тому же мы находимся на Кубе, считайте что в нашем сорок девятом штате. Это практически Майами.— Сэр, я всего лишь пытаюсь присматривать за происходящим, — сказал провинциальный полицейский.— Позвольте представиться. Меня зовут Родж Ивенс, я занимаюсь кое-какой работой в шифровальной группе здесь, наверху.— Да, сэр. А я предположил, что вы тайный агент.Роджер непринужденно рассмеялся:— Могу сказать, что был бы не против: от этого, наверно, жизнь приобрела бы немножко остроты. Нет, я всего лишь слежу за тем, чтобы секретные депеши, идущие в Вашингтон, оставались секретными для большинства народа. Застегиваю пуговицы, чтобы их потом расстегивал кто-то другой. Вот и все. Работа непыльная, и к тому же у меня остается много времени, чтобы играть в теннис. А вы играете?— Нет, сэр.— Помилуйте! Человек с вашей боевой биографией не должен называть сэром парня с таким послужным списком, как мой. Все должно быть наоборот.— Возможно, но разве вам так уж много известно обо мне?— Сержант, позвольте мне сразу же предупредить вас, что в посольстве невозможно сохранить тайну. Так что всем известно и о медали, которой вас наградили за Иводзиму, и о звездах за участие в пяти сражениях. Ну а у меня всего лишь одна.— Все это было очень давно. Я почти не вспоминаю об этом.Великолепно! Роджер, как и намеревался, выполнил самую подходящую подачу — начал разыгрывать тему армейского братства, а этот арканзасский парень ничего и не заметил. Впрочем, Роджер не собирался выигрывать партию без всякой борьбы.— А я, напротив, вспоминаю, и даже чертовски часто, — ответил он. — Ни до, ни после со мной не случалось ничего столь же значительного. Я вовсе не герой, сержант, не такой человек, как вы, но я пытался вести себя как следует. Меня даже слегка подстрелили в Европе. Я тоже был сержантом. Знаете что, раз уж вам кажется, что вы должны стоять здесь, то позвольте мне принести вам что-нибудь выпить. У вас очень уж напряженный вид.— Я уже давно не пью. Все нормально. Я не слишком увлекаюсь вечеринками, вот и все. Просто стою здесь, как тупица-вол среди коровьего стада, и только позволяю себе время от времени стрельнуть глазом на ту или иную девочку. А вот конгрессмен, похоже, радуется.Проклятье! Роджер испытал немалое разочарование, убедившись, что этот тип отказался играть предложенный им гамбит на тему войны и фронтового братства.— Ну, если верить тем сплетням, которые мне доводилось слышать, он живет воспоминаниями о том, что значит радоваться. Во всяком случае, думаю, вам будет приятно узнать, что это всего лишь разминка. Посол любит такие сборища для узкого круга, на которых можно показать персоналу и его приятелям-миллионерам, насколько он важная птица. Но в следующий понедельник к нему соберется весь остров для куда более формального приема. О, это будет кое-что! Кинозвезды, спортивные звезды, Хемингуэй, прорва газетчиков, вероятно, несколько театральных актеров, много больших шишек из корпораций, лучшие красавицы и дамы с сомнительной репутацией. Несколько бандитов, несколько шулеров. Они называют себя «спортсменами». Если вам не нравится эта вечеринка, то от той вас просто затошнит.— Спасибо за предупреждение.— Вы уверены, что ничего не хотите?— Все нормально.Между ними не возникло вообще никакого контакта. Эрла Суэггера совершенно не заинтересовал Роджер Сент-Джон Ивенс, и Роджер отчетливо ощущал неприветливость собеседника, которую не могли нейтрализовать сети обаяния, так старательно расставляемые молодым дипломатом. Он почувствовал в глубине души, что это сильно его задело. Ведь он как-никак был знаменитостью: красивый, любезный, превосходный спортсмен, герой войны, все считали его самым лучшим парнем и в один голос утверждали, что он далеко пойдет.Но Эрл лишь стоял себе, неподвижный, словно римский центурион, его лицо было сосредоточенным, но нисколько не встревоженным, его глаза, похоже, не упускали ни единого движения, однако в них нельзя было увидеть даже намека на беспокойство. Он только наблюдал, неторопливо обводя зал взглядом.Его наряд нисколько не подходил для званого приема, но даже если Эрл дал себе труд обратить на это внимание (что было маловероятно), подобное его нисколько не волновало. Купленный в магазине готового платья костюм-хаки даже не успел обмяться, но уже казался мешковатым и лоснящимся, к тому же он был узок в плечах. Роджер подавил искушение дать Эрлу адрес своего портного.Но в следующий момент Роджер заметил еще кое-что — бугор слева под пиджаком, почти под мышкой, где никаким буграм быть не полагается.— Вы вооружены?— Да, сэр. Сегодня и ежедневно.Роджер обошел Суэггера сбоку и опознал рукоять пистолета, на полдюйма высовывавшуюся из наплечной кобуры. Ивенсу сразу полегчало: все-таки оружие он не проглядел.— О, — сказал он, — добрый старый сорок пятый? У меня тоже был такой.— Почти угадали, — ответил Эрл. — Да, это и впрямь казенная модель, но не сорок пятый. Она называется «супер» тридцать восьмого калибра.Об оружии Роджер знал очень мало.— «Супер»? Он, должно быть, сильно отдает?— Намного слабее, чем сорок пятый. И что важно, в нем на два патрона больше. Девять. Он стреляет маленькими легкими пульками. Они почти вдвое легче, чем сорок пятого калибра, зато намного быстрее. Пробивают чуть ли не все на свете. Я прикинул, что если нужно будет стрелять — а я чертовски надеюсь, что обойдется без этого, — то из автомобиля или по автомобилю. А с сорок пятыми бывает так, что они даже не пробивают автомобильную дверь.Роджер почувствовал прилив радости. Он нащупал тему!— Ну как же! — воскликнул он. — Я ведь знаю, вы стрелок, охотник. Не хотите пострелять голубей, пока будете гостить у нас? Знаете что, я хотел бы свести вас с Хемингуэем. Он замечательный охотник. Будь я проклят, это должно быть то еще зрелище! Вы герой, он герой; вы ему наверняка понравитесь. Готов держать пари, что вы прекрасно стреляете из охотничьего ружья.— Мне приходилось стрелять уток. У нас в Арканзасе осенью затопляют рисовые поля, и туда слетается множество диких уток. Какие прекрасные зорьки мы с другом встречали там! Надеюсь, что скоро можно будет взять на уток и моего мальчишку.— Хемингуэй... — произнес Роджер, полностью погрузившись в свои прожекты. — Действительно, давайте-ка я это устрою! Небольшая вечеринка и экскурсия со стрельбой. Вы, Хэм и, возможно, посол отправитесь в Финка-Вихия. Там мы поохотимся, а потом будем жарить уток, пить вино или ромовый пунш, водку. Я знаю Хэма еще с войны. Он вам понравится. Это мужчина из мужчин. Подождите, он еще дома покажет вам свои трофеи. У него есть голова такого буйвола, что вы просто не поверите своим глазам. О, это будет прямо-таки великолепно, скажете, нет?— Ммм... — протянул Эрл. — А кто такой этот... Хемингуэй?Прежде чем Роджер ощутил невероятность того факта, что полицейский никогда не слышал о самом известном из всех американских писателей, на сцене появился новый персонаж. Это был Лейн Броджинс, уже заметно выпивший и, совершенно очевидно, с поручением от Гарри.— Ивенс, сержант Эрл, приветик. Отличный вечерок, Ивенс. Вы, парни, знаете, куда стукнуть мотыгой, и будь я проклят, если Гарри не оценит этого.— Кое-что соображаем, — ответил Роджер. — А я как раз говорил сержанту Суэггеру, что это только разминка. Зато в следующий понедельник взойдут все звезды.— Знаете, это прекрасная идея! Гарри это наверняка понравится. Эрл, расслабьтесь. Вы сейчас не на дежурстве.— Все нормально.— У меня такое ощущение, что сержант Суэггер расслабится только в могиле, да и то вряд ли, — заметил Роджер.Суэггер впервые за весь вечер позволил себе чуть заметную улыбку. Роджер изо всех сил старался польстить ему: дело было нелегким, но он был в нем мастером, и в конце концов его усилия начали давать плоды.— Знаете что, — сказал Суэггер, — пожалуй, я выпил бы кока-колы.— Одним махом, старина! — живо отозвался Роджер.Он щелкнул пальцами, и тут же появился официант.— El Coca-Cola, por favor Кока-колу, пожалуйста (исп.).
, — распорядился он и кивком головы отправил официанта выполнять заказ. — Я как раз говорил сержанту Суэггеру, что мог бы попытаться организовать охоту на голубей. До меня дошел слух, что он большой мастер ружейной охоты. Так уж получилось, что я немного знаком с Хемингуэем, и мы все могли бы завалиться в Финка-Вихию и пострелять там по голубям. Хэм тоже большой любитель палить из двустволки.— А кто такой этот Хемингуэй? — спросил Лейн Броджинс и, не дожидаясь ответа, повернулся к Эрлу, — Сержант Эрл, вам лучше допить свою колу, отправиться домой и хорошенько выспаться. Конгрессмен решил, что он должен прежде всего познакомиться с кубинской преступностью — чтобы получить о ней личное впечатление. А это означает, что завтра нам предстоит совершить экскурсию по городу. Кто знает, с чем там придется столкнуться?— Помилуй бог, куда же вы собрались? — спросил Роджер.— На Санха, — с готовностью ответил Броджинс — Знаете, улица в Centra, где шлюхи, театр «Шанхай» и...— Санха... — повторил Роджер, передернув плечами, что ясно давало понять, насколько безвкусным он счел это упоминание. — Сержант, пожалуй, вам стоит взять парочку «суперов» тридцать восемь. 6 Советское торговое представительство находилось на верхнем этаже Дома Миссий, занимавшего номера 25 и 27 в той части центра Гаваны, которая раньше была известна как Las Murallas — Стены. Некогда облик всего этого района определяли стены старого города, которые теперь полностью стушевались в ходе строительного бума. Тут и там стремительно, как ракеты, к небу взмывали спроектированные американцами и построенные на деньги американцев небоскребы, так что Гавана довольно быстро приобретала облик части Майами. Однако Дом Миссий был построен по проекту француза и поэтому не имел смелого, устремленного ввысь модернистского облика, характерного для Новой Гаваны периода второго правления режима Батисты; скорее он походил на Барселону или Мадрид двадцатых годов, а не на Лас-Вегас пятидесятых.Спешнев, обутый в эспадрильи Сандалии на веревочной подошве.
, одетый в рубашку и мешковатые брюки в крестьянском стиле, сидел напротив облаченного в костюм молодого человека с зачесанными назад блестящими от бриллиантина волосами, больше походившего на американского инвестора, чем на резидента советской разведки. Аркадий Пашин был молодым, блестящим, пугающим, презираемым, обладающим серьезными связями, энергичным, неутомимым, безжалостным, честолюбивым человеком и являлся для Спешнева большущей и болезненной занозой в заднице.— Спешнев, вы должны были прибыть в десять утра. Сейчас уже десять ноль-пять. Это неприемлемо, это недопустимо, это нежелательно. Мы обязаны соблюдать строжайшую дисциплину. У нас не хватает людей, не хватает денег, нет вообще почти никаких ресурсов. Вы что же, не понимаете, что только дисциплина, и еще раз дисциплина, а также старательная работа могут помочь нам пережить эти тяжелые времена и добиться успеха?— Пашин, меня предупреждали, что вы чудовище. Но, молодой человек, я даже представить себе не мог, что вы любите тешиться такими мелкими уколами, — тепло улыбнулся Спешнев.— Знаешь что, старый козел, — проговорил побледневший до синевы Пашин, почти не шевеля тонкими губами, — я тебя сюда не вызывал. У меня здесь запушено множество многообещающих проектов. Это идея какого-то трусливого московского гения, не догадывающегося о том, что здесь творится. И мне не нужен трухлявый старый идол, не желающий подчиняться, не соблюдающий субординацию и тратящий впустую мое время и народные деньги.— Сегодня прекрасный весенний солнечный день. Старик немного погулял, понюхал цветочки, подышал свежим морским воздухом. Конечно, Хозяин за такое преступление снова отправил бы меня в Гулаг, но у вас, Пашин, руки коротки. По крайней мере, пока. Вам придется продолжать игру. Таков приказ. Так что сколько бы дерьма вы ни пытались на меня вывалить, это останется чистой самодеятельностью и послужит только для вашего утешения.— Мне уже говорили, что вы гордец. — Пашин снова заговорил на «вы». — Прямо кинозвезда из Коминтерна. Тщеславие, нарциссизм, самовлюбленность. Именно поэтому вы никогда не станете настоящим советским человеком. Вы ни за что не согласитесь упустить возможность лишний раз пококетничать с зеркалом, вы слишком истрепались для того, чтобы оставаться специалистом.— Я всего лишь скромный слуга народа. Поэтому давайте называть все и всех своими именами. Меня зовут зэк номер сорок семь пятнадцать.— Ладно, ладно. Это нас никуда не приведет. У вас есть задание, которое нужно выполнить; именно поэтому вы оказались здесь. Полагаю, что вы уже взялись за дело.— Я вам не подотчетен, Пашин.— Да, но мои донесения могут пойти вам на пользу, а могут и повредить. Разве не было бы лучше, если бы мои донесения служили вам, а ваши — мне?— И ваши и мои донесения должны служить революции, и ничему больше. Но что касается дела, могу сказать: да, я кое-что отрыл. Я видел нашего молодого принца. Вы знаете, что у него есть прозвище? Насколько я понимаю, это вы его открыли. Значит, вы уже давно оседлали эту лошадку. Вероятно, вас раздражает то, что развитие контактов с ним поручили мне, сочтя вас недостаточно опытным. Так вот, прозвище говорит о его силе, его перспективах, его огромных возможностях и о вашем превосходном чутье на такие вещи. Вам известно это прозвище?— Меня не интересуют всякие...— Его называют «Куском Сала». Очевидно, он настолько торопится в социалистическое будущее, что частенько забывает мыться. Тьфу! Вы, наверно, почуяли его раньше, чем увидели. Я терпеть не могу грязных людей, особенно если у них нет для этого серьезных причин. Я провел девять лет, даже близко не видя ванны, и кончились они совсем недавно. Это было очень неприятно. Поэтому на всем протяжении того короткого отрезка жизни, который мне остался, я буду принимать ванну каждый день.
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Эрл Суэггер - 3. Гавана'
1 2 3 4 5 6 7
.— Вперед, Большой Уиннетка! — ответил Уолтер.
— О боже, сержант Суэггер, вам совершенно не нужно стоять по стойке «смирно», — сердечным тоном произнес Роджер, пуская в ход все свое блистательное обаяние завсегдатая клуба Индиан-Хилл. Оно помогало ему добиваться нужной цели и там, и в Гарварде, и даже в армии, и больше всего, конечно, в ЦРУ. Ивенс нисколько не сомневался, что оно поможет ему и сейчас.— Сэр? — откликнулся Суэггер, окинув пристальным взглядом своего более молодого, более худощавого и намного более привлекательного собеседника.Роджеру на мгновение показалось, что он видит перед собой не столько лицо, сколько спартанский щит с живыми глазами: бронза, кость и кожа, пропеченная на солнце до коричневого цвета, покрытая рубцами и вмятинами, и полуприкрытые веками серые глаза, казавшиеся почти безмятежными. Он поспешил продолжить свой монолог:— Я хочу сказать, что это место охраняется американской морской пехотой. К тому же мы находимся на Кубе, считайте что в нашем сорок девятом штате. Это практически Майами.— Сэр, я всего лишь пытаюсь присматривать за происходящим, — сказал провинциальный полицейский.— Позвольте представиться. Меня зовут Родж Ивенс, я занимаюсь кое-какой работой в шифровальной группе здесь, наверху.— Да, сэр. А я предположил, что вы тайный агент.Роджер непринужденно рассмеялся:— Могу сказать, что был бы не против: от этого, наверно, жизнь приобрела бы немножко остроты. Нет, я всего лишь слежу за тем, чтобы секретные депеши, идущие в Вашингтон, оставались секретными для большинства народа. Застегиваю пуговицы, чтобы их потом расстегивал кто-то другой. Вот и все. Работа непыльная, и к тому же у меня остается много времени, чтобы играть в теннис. А вы играете?— Нет, сэр.— Помилуйте! Человек с вашей боевой биографией не должен называть сэром парня с таким послужным списком, как мой. Все должно быть наоборот.— Возможно, но разве вам так уж много известно обо мне?— Сержант, позвольте мне сразу же предупредить вас, что в посольстве невозможно сохранить тайну. Так что всем известно и о медали, которой вас наградили за Иводзиму, и о звездах за участие в пяти сражениях. Ну а у меня всего лишь одна.— Все это было очень давно. Я почти не вспоминаю об этом.Великолепно! Роджер, как и намеревался, выполнил самую подходящую подачу — начал разыгрывать тему армейского братства, а этот арканзасский парень ничего и не заметил. Впрочем, Роджер не собирался выигрывать партию без всякой борьбы.— А я, напротив, вспоминаю, и даже чертовски часто, — ответил он. — Ни до, ни после со мной не случалось ничего столь же значительного. Я вовсе не герой, сержант, не такой человек, как вы, но я пытался вести себя как следует. Меня даже слегка подстрелили в Европе. Я тоже был сержантом. Знаете что, раз уж вам кажется, что вы должны стоять здесь, то позвольте мне принести вам что-нибудь выпить. У вас очень уж напряженный вид.— Я уже давно не пью. Все нормально. Я не слишком увлекаюсь вечеринками, вот и все. Просто стою здесь, как тупица-вол среди коровьего стада, и только позволяю себе время от времени стрельнуть глазом на ту или иную девочку. А вот конгрессмен, похоже, радуется.Проклятье! Роджер испытал немалое разочарование, убедившись, что этот тип отказался играть предложенный им гамбит на тему войны и фронтового братства.— Ну, если верить тем сплетням, которые мне доводилось слышать, он живет воспоминаниями о том, что значит радоваться. Во всяком случае, думаю, вам будет приятно узнать, что это всего лишь разминка. Посол любит такие сборища для узкого круга, на которых можно показать персоналу и его приятелям-миллионерам, насколько он важная птица. Но в следующий понедельник к нему соберется весь остров для куда более формального приема. О, это будет кое-что! Кинозвезды, спортивные звезды, Хемингуэй, прорва газетчиков, вероятно, несколько театральных актеров, много больших шишек из корпораций, лучшие красавицы и дамы с сомнительной репутацией. Несколько бандитов, несколько шулеров. Они называют себя «спортсменами». Если вам не нравится эта вечеринка, то от той вас просто затошнит.— Спасибо за предупреждение.— Вы уверены, что ничего не хотите?— Все нормально.Между ними не возникло вообще никакого контакта. Эрла Суэггера совершенно не заинтересовал Роджер Сент-Джон Ивенс, и Роджер отчетливо ощущал неприветливость собеседника, которую не могли нейтрализовать сети обаяния, так старательно расставляемые молодым дипломатом. Он почувствовал в глубине души, что это сильно его задело. Ведь он как-никак был знаменитостью: красивый, любезный, превосходный спортсмен, герой войны, все считали его самым лучшим парнем и в один голос утверждали, что он далеко пойдет.Но Эрл лишь стоял себе, неподвижный, словно римский центурион, его лицо было сосредоточенным, но нисколько не встревоженным, его глаза, похоже, не упускали ни единого движения, однако в них нельзя было увидеть даже намека на беспокойство. Он только наблюдал, неторопливо обводя зал взглядом.Его наряд нисколько не подходил для званого приема, но даже если Эрл дал себе труд обратить на это внимание (что было маловероятно), подобное его нисколько не волновало. Купленный в магазине готового платья костюм-хаки даже не успел обмяться, но уже казался мешковатым и лоснящимся, к тому же он был узок в плечах. Роджер подавил искушение дать Эрлу адрес своего портного.Но в следующий момент Роджер заметил еще кое-что — бугор слева под пиджаком, почти под мышкой, где никаким буграм быть не полагается.— Вы вооружены?— Да, сэр. Сегодня и ежедневно.Роджер обошел Суэггера сбоку и опознал рукоять пистолета, на полдюйма высовывавшуюся из наплечной кобуры. Ивенсу сразу полегчало: все-таки оружие он не проглядел.— О, — сказал он, — добрый старый сорок пятый? У меня тоже был такой.— Почти угадали, — ответил Эрл. — Да, это и впрямь казенная модель, но не сорок пятый. Она называется «супер» тридцать восьмого калибра.Об оружии Роджер знал очень мало.— «Супер»? Он, должно быть, сильно отдает?— Намного слабее, чем сорок пятый. И что важно, в нем на два патрона больше. Девять. Он стреляет маленькими легкими пульками. Они почти вдвое легче, чем сорок пятого калибра, зато намного быстрее. Пробивают чуть ли не все на свете. Я прикинул, что если нужно будет стрелять — а я чертовски надеюсь, что обойдется без этого, — то из автомобиля или по автомобилю. А с сорок пятыми бывает так, что они даже не пробивают автомобильную дверь.Роджер почувствовал прилив радости. Он нащупал тему!— Ну как же! — воскликнул он. — Я ведь знаю, вы стрелок, охотник. Не хотите пострелять голубей, пока будете гостить у нас? Знаете что, я хотел бы свести вас с Хемингуэем. Он замечательный охотник. Будь я проклят, это должно быть то еще зрелище! Вы герой, он герой; вы ему наверняка понравитесь. Готов держать пари, что вы прекрасно стреляете из охотничьего ружья.— Мне приходилось стрелять уток. У нас в Арканзасе осенью затопляют рисовые поля, и туда слетается множество диких уток. Какие прекрасные зорьки мы с другом встречали там! Надеюсь, что скоро можно будет взять на уток и моего мальчишку.— Хемингуэй... — произнес Роджер, полностью погрузившись в свои прожекты. — Действительно, давайте-ка я это устрою! Небольшая вечеринка и экскурсия со стрельбой. Вы, Хэм и, возможно, посол отправитесь в Финка-Вихия. Там мы поохотимся, а потом будем жарить уток, пить вино или ромовый пунш, водку. Я знаю Хэма еще с войны. Он вам понравится. Это мужчина из мужчин. Подождите, он еще дома покажет вам свои трофеи. У него есть голова такого буйвола, что вы просто не поверите своим глазам. О, это будет прямо-таки великолепно, скажете, нет?— Ммм... — протянул Эрл. — А кто такой этот... Хемингуэй?Прежде чем Роджер ощутил невероятность того факта, что полицейский никогда не слышал о самом известном из всех американских писателей, на сцене появился новый персонаж. Это был Лейн Броджинс, уже заметно выпивший и, совершенно очевидно, с поручением от Гарри.— Ивенс, сержант Эрл, приветик. Отличный вечерок, Ивенс. Вы, парни, знаете, куда стукнуть мотыгой, и будь я проклят, если Гарри не оценит этого.— Кое-что соображаем, — ответил Роджер. — А я как раз говорил сержанту Суэггеру, что это только разминка. Зато в следующий понедельник взойдут все звезды.— Знаете, это прекрасная идея! Гарри это наверняка понравится. Эрл, расслабьтесь. Вы сейчас не на дежурстве.— Все нормально.— У меня такое ощущение, что сержант Суэггер расслабится только в могиле, да и то вряд ли, — заметил Роджер.Суэггер впервые за весь вечер позволил себе чуть заметную улыбку. Роджер изо всех сил старался польстить ему: дело было нелегким, но он был в нем мастером, и в конце концов его усилия начали давать плоды.— Знаете что, — сказал Суэггер, — пожалуй, я выпил бы кока-колы.— Одним махом, старина! — живо отозвался Роджер.Он щелкнул пальцами, и тут же появился официант.— El Coca-Cola, por favor Кока-колу, пожалуйста (исп.).
, — распорядился он и кивком головы отправил официанта выполнять заказ. — Я как раз говорил сержанту Суэггеру, что мог бы попытаться организовать охоту на голубей. До меня дошел слух, что он большой мастер ружейной охоты. Так уж получилось, что я немного знаком с Хемингуэем, и мы все могли бы завалиться в Финка-Вихию и пострелять там по голубям. Хэм тоже большой любитель палить из двустволки.— А кто такой этот Хемингуэй? — спросил Лейн Броджинс и, не дожидаясь ответа, повернулся к Эрлу, — Сержант Эрл, вам лучше допить свою колу, отправиться домой и хорошенько выспаться. Конгрессмен решил, что он должен прежде всего познакомиться с кубинской преступностью — чтобы получить о ней личное впечатление. А это означает, что завтра нам предстоит совершить экскурсию по городу. Кто знает, с чем там придется столкнуться?— Помилуй бог, куда же вы собрались? — спросил Роджер.— На Санха, — с готовностью ответил Броджинс — Знаете, улица в Centra, где шлюхи, театр «Шанхай» и...— Санха... — повторил Роджер, передернув плечами, что ясно давало понять, насколько безвкусным он счел это упоминание. — Сержант, пожалуй, вам стоит взять парочку «суперов» тридцать восемь. 6 Советское торговое представительство находилось на верхнем этаже Дома Миссий, занимавшего номера 25 и 27 в той части центра Гаваны, которая раньше была известна как Las Murallas — Стены. Некогда облик всего этого района определяли стены старого города, которые теперь полностью стушевались в ходе строительного бума. Тут и там стремительно, как ракеты, к небу взмывали спроектированные американцами и построенные на деньги американцев небоскребы, так что Гавана довольно быстро приобретала облик части Майами. Однако Дом Миссий был построен по проекту француза и поэтому не имел смелого, устремленного ввысь модернистского облика, характерного для Новой Гаваны периода второго правления режима Батисты; скорее он походил на Барселону или Мадрид двадцатых годов, а не на Лас-Вегас пятидесятых.Спешнев, обутый в эспадрильи Сандалии на веревочной подошве.
, одетый в рубашку и мешковатые брюки в крестьянском стиле, сидел напротив облаченного в костюм молодого человека с зачесанными назад блестящими от бриллиантина волосами, больше походившего на американского инвестора, чем на резидента советской разведки. Аркадий Пашин был молодым, блестящим, пугающим, презираемым, обладающим серьезными связями, энергичным, неутомимым, безжалостным, честолюбивым человеком и являлся для Спешнева большущей и болезненной занозой в заднице.— Спешнев, вы должны были прибыть в десять утра. Сейчас уже десять ноль-пять. Это неприемлемо, это недопустимо, это нежелательно. Мы обязаны соблюдать строжайшую дисциплину. У нас не хватает людей, не хватает денег, нет вообще почти никаких ресурсов. Вы что же, не понимаете, что только дисциплина, и еще раз дисциплина, а также старательная работа могут помочь нам пережить эти тяжелые времена и добиться успеха?— Пашин, меня предупреждали, что вы чудовище. Но, молодой человек, я даже представить себе не мог, что вы любите тешиться такими мелкими уколами, — тепло улыбнулся Спешнев.— Знаешь что, старый козел, — проговорил побледневший до синевы Пашин, почти не шевеля тонкими губами, — я тебя сюда не вызывал. У меня здесь запушено множество многообещающих проектов. Это идея какого-то трусливого московского гения, не догадывающегося о том, что здесь творится. И мне не нужен трухлявый старый идол, не желающий подчиняться, не соблюдающий субординацию и тратящий впустую мое время и народные деньги.— Сегодня прекрасный весенний солнечный день. Старик немного погулял, понюхал цветочки, подышал свежим морским воздухом. Конечно, Хозяин за такое преступление снова отправил бы меня в Гулаг, но у вас, Пашин, руки коротки. По крайней мере, пока. Вам придется продолжать игру. Таков приказ. Так что сколько бы дерьма вы ни пытались на меня вывалить, это останется чистой самодеятельностью и послужит только для вашего утешения.— Мне уже говорили, что вы гордец. — Пашин снова заговорил на «вы». — Прямо кинозвезда из Коминтерна. Тщеславие, нарциссизм, самовлюбленность. Именно поэтому вы никогда не станете настоящим советским человеком. Вы ни за что не согласитесь упустить возможность лишний раз пококетничать с зеркалом, вы слишком истрепались для того, чтобы оставаться специалистом.— Я всего лишь скромный слуга народа. Поэтому давайте называть все и всех своими именами. Меня зовут зэк номер сорок семь пятнадцать.— Ладно, ладно. Это нас никуда не приведет. У вас есть задание, которое нужно выполнить; именно поэтому вы оказались здесь. Полагаю, что вы уже взялись за дело.— Я вам не подотчетен, Пашин.— Да, но мои донесения могут пойти вам на пользу, а могут и повредить. Разве не было бы лучше, если бы мои донесения служили вам, а ваши — мне?— И ваши и мои донесения должны служить революции, и ничему больше. Но что касается дела, могу сказать: да, я кое-что отрыл. Я видел нашего молодого принца. Вы знаете, что у него есть прозвище? Насколько я понимаю, это вы его открыли. Значит, вы уже давно оседлали эту лошадку. Вероятно, вас раздражает то, что развитие контактов с ним поручили мне, сочтя вас недостаточно опытным. Так вот, прозвище говорит о его силе, его перспективах, его огромных возможностях и о вашем превосходном чутье на такие вещи. Вам известно это прозвище?— Меня не интересуют всякие...— Его называют «Куском Сала». Очевидно, он настолько торопится в социалистическое будущее, что частенько забывает мыться. Тьфу! Вы, наверно, почуяли его раньше, чем увидели. Я терпеть не могу грязных людей, особенно если у них нет для этого серьезных причин. Я провел девять лет, даже близко не видя ванны, и кончились они совсем недавно. Это было очень неприятно. Поэтому на всем протяжении того короткого отрезка жизни, который мне остался, я буду принимать ванну каждый день.
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Эрл Суэггер - 3. Гавана'
1 2 3 4 5 6 7