А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


– Алло?
– Доброе утро, миссис Стреттон. Вы просили вас разбудить. Сейчас пять часов, – раздался в трубке голос гостиничной телефонистки.
– Спасибо, – ответила Мередит, повесила трубку и включила лампу. Посмотрев на часы, увидела, что и вправду уже пять. Неужели она всю ночь провела на диване? Должно быть, теперь все тело будет ныть. Хотя, с другой стороны, диван был широкий и удобный, ничуть не хуже кровати.
Скоро приедет Патси, подумала Мередит и заторопилась в ванную, скинула халат и встала под душ. Как хорошо, что она упаковала вещи накануне!
Час спустя Мередит стояла в холле гостиницы «Кларидж» и ожидала прибытия Патси, которая должна была отвезти их на север Англии.
8
Утро выдалось скучное и хмурое, свинцовые облака грозили пролиться дождем, и когда Патси на своем «Эстон-Мартине» вырулила на дорогу, дождик уже начал накрапывать.
Мередит откинулась на спинку сиденья, вполуха слушая радио. Мысли ее были заняты делами. Она на мгновение закрыла глаза и тут же против воли задремала, убаюканная теплом автомобиля и льющейся из приемника музыкой.
– Поспи-поспи, – кинула на нее быстрый взгляд Патси и снова уставилась на дорогу. – Если устала, вовсе не обязательно разговаривать.
– Я в порядке, – ответила Мередит, открывая глаза и выпрямляясь. – Я отлично выспалась, хотя и провела всю ночь на диване.
– А почему на диване?
– Ночью у меня сна не было ни в одном глазу, мысли одолели. Поэтому я решила встать, а потом задремала прямо в гостиной.
– Надеюсь, это не мысли о Риде Джеймисоне не давали тебе уснуть? – нахмурилась Патси, бросая на Мередит озабоченный взгляд.
– Конечно, нет.
– Ну и слава Богу, он не стоит бессонной ночи.
– Да уж. Я довольна, что поговорила с ним откровенно, Патси. – Мередит криво усмехнулась. – Кажется, в первый и единственный раз он внимательно меня выслушал.
– Что ты имеешь в виду?
– Понимаешь, мне всегда казалось, что на самом деле Рид не слушает, о чем я говорю. По-моему, его всегда заботило, что скажет он сам, поэтому он не больно-то вслушивался в мои слова.
– Большинство людей страдают этим недугом, – хмыкнула Патси. – Каждый занят только собой. И никто никого на самом деле не слушает. Кроме тебя. Ты – лучший в мире слушатель.
– Я научилась этому у Амелии. Она научила меня, как важно уметь слушать. Она всегда говорила: «Ты ничему в жизни не научишься, если будешь только говорить». Как она была права! Но, впрочем, она всегда и во всем была права. Амелия столькому меня научила! – Последовала небольшая пауза, и Мередит добавила: – Она была самым замечательным человеком, которого я когда-либо знала.
– Жаль, что я ее не знала, – сказала Пат-си. – Занятно: ты заговорила сейчас об Амелии, а я думала о ней вчера вечером, о том, как повлияла она на наши жизни, на мою, конечно, только косвенно. Ты подумай, если бы Джон Рафаэльсон не был ее, а потом твоим адвокатом, ты бы никогда не познакомилась с его братом, который был лучшим другом моего отца, и мы бы с тобой никогда не встретились, так ведь?
Мередит улыбнулась.
– Верно. Мне так жаль, что ты не знала Амелию. Она была совершенно необыкновенной. – Мередит вздохнула. – Знаешь, ей бы сейчас было всего шестьдесят два. Совсем не старая.
– А Джеку? Сколько было бы ему?
– Он был на четыре года моложе Амелии, ему в конце этого месяца исполнилось бы пятьдесят восемь…
– Как печально для тебя, что они умерли так рано.
– Да… Амелия пыталась держаться после его смерти, но она словно потухла. Она не выдержала. Я всегда считала, что она умерла от разбитого сердца, если такое, конечно, возможно.
– Думаю, возможно. С моей матерью произошло то же самое… Она недолго прожила после смерти отца. Я видела, что она потеряла всякий интерес к жизни. Когда мама умерла, моя тетя мне рассказала, что мама все время повторяла: «Я хочу уйти к Уинстону». Она почти перестала есть. Она словно потеряла аппетит ко всему, в том числе к самой жизни. Мне кажется, она просто решила умереть.
– Вот и Амелия тоже, хотя она прожила почти год после гибели Джека. Что ж, это вполне понятно. Люди, долгое время жившие вместе, не в силах вынести потерю близкого человека, и для них это настоящая трагедия.
– Да, одиночество – хуже смерти.
– Амелия однажды так и сказала: «Одиночество – это один из видов смерти». Она любила меня, любила Кэт, но Джек был светом ее жизни. Без него она потеряла raison d'etre. Я тебе рассказывала, что они знали друг друга с самого детства?
– Нет, никогда. Они что, вместе росли?
– Почти. У ее родителей был загородный дом в Корнуэлл-бридже, недалеко от Серебряного озера, и они дружили с Сильверами. Джек и Амелия повстречались, когда ей было четырнадцать, а ему – десять, и они стали лучшими друзьями. Понимаешь, они оба были единственными детьми, и родители их, в свою очередь, были единственными детьми – так что никаких братьев и сестер, даже двоюродных. «Когда я вырасту, я на тебе женюсь», – все время твердил Джек, а она только смеялась и говорила, что не выйдет замуж за того, кто младше ее. Но они-таки поженились, едва ему минуло двадцать. А потом Амелия упала с лошади… Господи, их жизнь сложилась бы совсем по-другому, если бы не это. Но тут уж ничего не поделаешь – так распорядилась судьба… По крайней мере, Амелия мне так говорила.
– В каком смысле?
– В самом прямом, Патси. Амелия считала, что никто не может играть с судьбой. Или изменить ее. Che sera sera, все время повторяла она, «что будет, то будет». Такой у нее был жизненный принцип, своего рода философия. Она говорила, что именно судьба привела меня в «Серебряное озеро» в тот майский день 1969 года. Что я просто следую своей судьбе, так же как и она сама, и Джек. «Значит, мне на роду было написано сидеть в этом кресле, не знаю уж почему», – это ее слова. – Мередит замолчала, искоса поглядев на Патси. – Если верить Амелии, то это судьба привела меня к ним. И, как я тебе уже много раз говорила, они совершенно изменили мою жизнь. Но и я тоже изменила их жизнь – к лучшему… для всех нас. Они дали мне любовь, теплоту, понимание и настоящий родной дом, которого у меня до тех пор никогда не было. А я дала Джеку и Амелии то, чего им так не хватало и чего они оба всегда страстно желали…
– Ты стала для них сестрой, которой ни у одного из них не было.
– Да, до некоторой степени я стала им почти родной. Но я не это имела в виду. Я говорю о Кэт. Мой ребенок стал их ребенком. Как же они ее любили!
– Я знаю. Они бы гордились ею сейчас. Она превратилась в чудесную молодую женщину. Как тебе кажется, они с Кейтом обручатся?
– Да, и очень скоро. У Кэт хорошо развита интуиция, и она мне на днях сказала, что Кейт вот-вот должен сделать предложение.
– Надеюсь, я получу приглашение на свадьбу?
– Не будь дурочкой, конечно, получишь. Кэт тебя любит и никогда не забудет, как ты ее опекала в тот год, когда она жила в Лондоне. Да и я тоже, если на то пошло. Благодаря тебе я могла спокойно спать, не беспокоясь о дочери, которая живет одна в чужой стране.
– А мне очень нравилось ее опекать, быть кем-то вроде старшей сестры. Свадьбу устроите в «Серебряном озере»?
– Где же еще? Кэт ни о каком другом месте и слышать не хочет, она не меньше меня любит «Серебряное озеро». И вообще там очень удобно устраивать прием. Бланш в ажитации, начала все заранее планировать: шатер, меню, цветы, места для гостей. Но ты будешь жить у меня.
– Замечательно, спасибо. Ой, Мередит, как же прекрасно любить и быть любимой! Я так рада за Кэт, что она нашла своего мужчину. Вот бы мне тоже…
– Когда ищешь, никогда не находишь. – Мередит снова откинулась на спинку сиденья и прикрыла глаза. – К тому же, знаешь, мужчина – это еще не ответ на все вопросы.
– Что правда, то правда! – Патси внимательно поглядела на дорогу и вполголоса чертыхнулась. Дождь хлестал по ветровому стеклу, и даже «дворники» не могли с ним справиться. – Когда же эта паршивая погода кончится!
– Хочешь, я поведу машину?
– Нет, спасибо. Я знаю дорогу, как свои пять пальцев. Не забывай, она ведет на север Англии.
– Твое любимое место.
– Во всяком случае одно из любимых, – улыбнулась Патси.
Мередит замолчала, погруженная в собственные мысли.
Патси сосредоточилась на дороге. Дул сильный ветер, было очень холодно, размокшая дорога стала скользкой из-за снега с дождем.
Глядя вперед, Патси размышляла о Мередит, о ее приезде в «Серебряное озеро» много лет назад, о том, как за один день изменилась ее жизнь. Какая необыкновенная история! Патси знала, что очень быстро Мередит стала для Амелии совершенно незаменимой, что женщины необычайно сблизились, обнаружив друг в друге удивительное родство душ. Джек тоже скоро стал во всем на нее полагаться. Мередит рассказывала, что он учил ее управлять отелем, всему, что сам знал о гостиничном деле. Да, о том времени и о Сильверах Мередит говорила много и охотно. Но она никогда не упоминала о своей жизни в Австралии. Фактически все, что существовало до ее приезда в «Серебряное озеро», было покрыто мраком. Словно та часть ее жизни представляла собой тайну, которую Мередит никому не хотела открывать. Патси не имела привычки совать нос не в свое дело, поэтому не задавала никаких вопросов. Она уважала право Мередит на личную тайну. Мередит повернулась к ней и сказала:
– Может быть, тебе покажется это смешным, но у меня такое ощущение, что ты явно предпочитаешь гостиницу в Райпоне. «Скелл-Гарт» тебе больше нравится, так?
Эти слова застали Патси врасплох.
– Почему ты так считаешь?
– Просто знаю. Достаточно тебя послушать, и все ясно как дважды два. К тому же ты очень любишь Йоркшир, ты ведь там выросла.
– Я снова тебе повторю: я хочу, чтобы ты выбрала сама. Правда-правда. Не хочу на тебя давить.
– Что-то не так с гостиницей в Озерном крае?
– Отнюдь. Ты сама видела фотографии.
– Да, на снимках все выглядит просто великолепно. Ты говоришь, что отель очень хорош, прекрасно отделан, но я чувствую: что-то в тебе противится этой покупке. Я тебя отлично изучила.
– Там слишком много подушек, – пробурчала Патси.
Мередит расхохоталась.
– Никак не можешь забыть, – сказала она, вспоминая, что именно так сама отозвалась о гостинице, которую они собирались купить полгода назад. – Значит, ты считаешь, там перебор по части украшательства?
– Что-то вроде этого… Везде роскошь и комфорт, сразу расслабляешься. Но, несмотря на все эти чудесные драпировки и ковры, на красивую старинную мебель, в «Херонсайде» нет изюминки. Ты всегда говоришь, что для отеля очень важно быть необычным, немного даже странным, – именно это придает ему неповторимый шарм.
– Оригинальность – это то, что мы особенно ценим. – Мередит покосилась на подругу и кивнула в подтверждение своих слов. – Да, я вижу, что «Херонсайд» тебе явно не нравится.
– Просто он меня совсем не трогает, – призналась Патси.
– Слушай, а зачем мы тогда туда едем? Почему бы нам не отправиться прямо в Райпон?
– Потому что «Херонсайд» – отличная гостиница, и я хочу, чтобы ты сама ее посмотрела. Она не потребует больших затрат, так как уже была переоборудована два года назад; вдобавок природа там красивая. И вообще я не уверена, что права. Мередит, я действительно очень хочу, чтобы ты сама решила.
– Ладно. Но ты редко ошибаешься, Патси. И вкусы у нас с тобой одинаковые.
9
Утро вторника выдалось солнечное, чистое и холодное – Мередит любила такое начало дня. На ослепительно голубом небе не было ни единого облачка, солнце пока дарило мало тепла, но зато уж сияло вовсю.
Стрелки часов показывали девять, когда Мередит, надев ботинки и дубленку, пришла в Стадли-парк. Она торопливо шагала по длинной аллее, где росли величественные старые липы. Аллея вела к церкви, видневшейся на вершине холма. Миссис Миллер сказала, что оттуда до аббатства всего несколько минут пешком.
Вчера днем, приехав в Райпон, они с Патси отправились прямиком в «Скелл-Гарт-хаус». Расположенная между двумя деревеньками Стадли-Ройял и Элдфильд, усадьба стояла на берегу реки Скелл, а на противоположном берегу возвышалось аббатство Фонтейнс.
Познакомив чету Миллеров с Мередит, Патси объяснила хозяевам, что они хотели бы остановиться на ночь в «Скелл-Гарт». Зимой, да еще среди недели, свободных номеров было предостаточно, и Клаудиа Миллер предоставила гостям самим выбрать себе комнаты.
– Думаю, нам подойдут смежные номера наверху, – сказала Патси, шагая следом за хозяйкой по широкой лестнице. – Те, что выходят окнами на аббатство Фонтейнс.
Едва войдя в комнату, Патси потащила Мередит к окну.
– Ты только взгляни, какая красота! – воскликнула она. – Посмотри на аббатство! Это одна из двух знаменитейших руин Англии.
Мередит обвела взглядом пологие лужайки и сады, покрытые сейчас снегом, и впилась глазами в аббатство. Оно возвышалось посреди белоснежного поля – огромное, темное, величественное; его четкий силуэт на фоне зеленовато-серого неба поражал древней таинственной красотой. У Мередит перехватило дух. Действительно, зрелище потрясающее! По-другому и не скажешь, подумала она.
– Аббатство на удивление хорошо сохранилось, – заметил Билл Миллер. – Там все время работают каменщики: стараются уберечь его от разрушения. Сами понимаете – национальное достояние.
В этот самый момент Мередит, сама не понимая зачем, решила посмотреть на аббатство поближе. Руины аббатства каким-то странным образом притягивали ее к себе.
Подруги выпили с Миллерами чаю, а остаток дня решили посвятить осмотру «Скелл-Гарт-хаус», построенного еще в девятнадцатом веке. К тому времени, когда они обсудили с хозяевами все достоинства и недостатки отеля, уже стемнело. «Я схожу туда завтра, перед отъездом», – подумала Мередит, преисполненная твердой решимости наведаться в аббатство – решимости, причины которой сама не понимала.
На следующее утро, когда она заканчивала свой завтрак, в столовую вошла Клаудиа Миллер и спросила, не надо ли чего-нибудь еще. Мередит воспользовалась случаем и спросила, как добраться до аббатства Фонтейнс.
– Вы можете дойти пешком, это удобнее всего. Только наденьте сапоги, если вы взяли их с собой, или хотя бы ботинки. Дорогу развезло от снега. – И Клаудиа подробно объяснила, как пройти к аббатству.
«Я уже почти пришла», – сказала себе Мередит, взобравшись наконец на вершину холма. Она оглядела церковь, столь живописную под снегом, и памятник, стоявший неподалеку, потом взглянула на озеро внизу, сверкавшее на солнце. Чуть поодаль, вверх по течению реки Скелл, и располагалось аббатство.
Мередит стояла на холме и, прикрыв рукой глаза от солнца, смотрела на руины. Ей показалось, что сегодня аббатство выглядит еще внушительнее, чем вчера. Так оно и есть, ведь сейчас она стоит почти рядом с ними и смотрит не через окно, а при ярком утреннем солнце.
Неожиданно Мередит вздрогнула, словно ее обожгло ледяным дуновением ветра. Но сегодня ветра не было и в помине. «Кто-то прошел по моей могиле», – пробормотала она себе под нос и вдруг сообразила, что сказала какую-то странную фразу, которую никогда в своей жизни не употребляла.
Непонятное чувство охватило ее. Мередит стояла совершенно спокойно, но все ее чувства были напряжены. И тут внезапно она поняла, что это было: действительное ощущение, что она уже была здесь, стояла на этом самом месте, на этом самом холме и глядела на эти средневековые руины. Пейзаж вокруг был ей знаком. Мередит снова вздрогнула. «Deja vu», как говорят французы, «уже виденное однажды». Но она никогда в жизни здесь не бывала, она вообще никогда не была в Йоркшире.
Эти древние руины что-то пробудили в ней. Они манили ее, настойчиво звали к себе. И Мередит торопливо начала спускаться с холма, снег хрустел под ногами. Она почти бежала, поскальзываясь и спотыкаясь. Несколько раз чуть не упала, но бег не замедляла.
Наконец, совершенно выбившись из сил, она остановилась посреди разрушенного монастыря.
Крыши на нем не было, и ярко-голубое небо раскинулось над головой, словно огромный шатер, и огромные полукруглые окна без стекол усиливали это впечатление. Медленно поворачиваясь, Мередит осмотрелась. Ей пришлось запрокинуть голову, чтобы посмотреть на взмывающие ввысь каменные стены с зазубренными краями, на частично уцелевшие огромные колонны с капителями, покрытыми снегом. Время здесь словно остановилось.
Мередит залюбовалась этой величественной картиной, и вдруг ее сердце стиснуло странное чувство утраты. Такое острое, сильное, всеподавляющее, что из глаз сами собой брызнули слезы. Горло перехватило, и Мередит снова поразилась самой себе.
«Здесь у меня что-то отняли… Что-то, представляющее для меня огромную ценность. Я была здесь раньше. Я знаю это древнее место… Это каким-то образом составляет часть меня самой. Что же я здесь потеряла? Господи, что? Что-то дороже, чем жизнь. Частичку своей души… своего сердца. Почему мне так кажется? Что могут значить для меня эти руины?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24