Нет такого закона, который требовал бы, чтобы я женился только на ровне себе. А если вы считаете, что бездетный брак свидетельствует о вашем бесплодии, то мне это ничуть не мешает. У меня есть три младших брата, и один из них уже успел обзавестись наследником. Я хочу сделать вас своей женой. Умоляю вас принять мое предложение.
С минуту Кристина молча смотрела на герцога, не в силах вымолвить ни слова. Обеими руками она вцепилась в спинку скамьи. В самые ответственные моменты ей в голову неизменно лезли нелепейшие мысли, и этот раз не стал исключением.
«Я стану герцогиней Бьюкасл, — подумала она. — Я смогу носить горностаевые плащи и тиару». Так, во всяком случае, в ее понимании выглядела герцогиня. Кристина никогда всерьез не размышляла о преимуществах, которые дает столь высокий титул, ибо не ожидала, что ей когда-нибудь предложат принять его.
Но в следующее мгновение до нее начал доходить смысл некоторых его слов, и это вернуло ей утраченное хладнокровие.
«Девственница… ровня себе… ваш бездетный брак… бесплодие… я хочу сделать вас своей женой…»
Она с силой вцепилась в скамейку, чувствуя, как закипающий в ней гнев готов вот-вот вырваться наружу.
— Это большая честь для меня, ваша светлость, — отчеканила Кристина, раздувая ноздри, — но я отказываюсь от этой чести.
Герцог был удивлен, не на шутку озадачен. Его брови взметнулись вверх. Кристина ждала, что сейчас у него в руке появится этот проклятый монокль — и вот тогда она уже не сдержалась бы, — но, как выяснилось, сегодня герцог забыл взять его с собой.
— Я полагал, что оскорбил вас, предложив нечто менее значимое, чем брак.
— Да, это верно, — согласилась Кристина.
— А потом вы решили, что я собирался повторить свое предложение.
Брови Кристины сошлись у переносицы. Разве она была не права? Разве тогда он хотел просить ее руки? В это трудно было поверить. Никакой мужчина не станет делать предложение женщине, от которой только что с легкостью получил то, чего хотел. Но тогда почему сейчас герцог стоит перед ней и просит стать его женой?
— Вы обидели меня, — проговорила она.
В его взгляде отразилось холодное презрение.
— Разве моего извинения недостаточно для того, чтобы залечить вашу раненую гордость? — осведомился он. — Вы упорно отвергаете мое предложение о замужестве из-за того, что сердитесь? Я в самом деле готов извиниться перед вами. Я не хотел вас обидеть.
— Верю, — сказала Кристина, обходя скамейку и усаживаясь на нее, прежде чем ей откажут ноги и она мешком свалится на землю, в очередной раз заставив герцога помогать ей, — верю, что не хотели. Это ведь большая честь — занять положение любовницы герцога Бьюкасла.
Его взгляд пронзил ее насквозь.
— Я же попросил прощения, — раздраженно процедил он.
— Я могла бы сделать огромное одолжение другой женщине, — продолжала Кристина, — став вашей женой и оставив место любовницы вакантным.
Она не просто забыла о манерах — она вела себя вульгарно, но остановиться уже не могла.
«Девственница… ровня мне… ваш бездетный брак… бесплодие… я хочу сделать вас своей женой…»
Его взгляд, если такое вообще было возможно, потяжелел.
— Я считаю необходимым сохранять верность семье, миссис Деррик. Если я когда-нибудь женюсь, то моя супруга будет единственной женщиной в моей жизни до конца дней.
Кристина обрадовалась, что сидит, потому что ее ноги вдруг превратились в вату.
— Возможно, — проговорила она, — только этой женщиной буду не я.
У нее не было ничего, кроме старых, поблекших платьев в заплатках, она едва сводила концы с концами, почти целиком зависела от матери, влачила весьма скучное существование; она даже перестала мечтать, потому что мечтать стало не о чем, — и вот теперь она сидит на скамейке в саду и отказывается от предложения стать герцогиней. Она, похоже, окончательно сошла с ума.
Герцог развернулся, как будто собираясь уходить, но вдруг остановился и через плечо взглянул на Кристину:
— Я считал, что вы ко мне неравнодушны. Вопреки общераспространенному мнению люди не теряют в глазах друг друга физической привлекательности после одного совокупления. Ваши надежды на благополучную жизнь здесь выглядят весьма бледно. Положение герцогини Бьюкасл даст вам несравненно больше. Вы отказываетесь из желания наказать меня, миссис Деррик? А вы не боитесь, что тем самым приговорите и себя тоже? Я могу дать вам все, о чем вы только мечтали…
Осознание того, что она готова была поддаться искушению — будь она проклята, именно искушению, — вновь раздуло пламя гнева в душе Кристины.
— Неужели? — резко осведомилась она. — Вы станете мужем с мягким характером, добрым сердцем и чувством юмора? Человеком, который любит людей и детей, любит дурачиться и совершать безрассудные поступки? Который не состоит целиком изо льда? Человеком с сердцем? Человеком, который может одновременно быть партнером, другом и любовником? Вот о чем я всю жизнь мечтала, ваша светлость. Вы можете дать это мне? Хоть что-нибудь из этого?
Он так долго смотрел на нее своими невозможными стальными глазами, что Кристине пришлось призвать на помощь все свои силы, чтобы не закричать.
— Значит, вам нужен человек с сердцем, — мягко проговорил герцог. — Да, вы правы, миссис Деррик: у меня, по всей видимости, его нет. И, как следствие, я не обладаю ни одним из качеств, которые вы мечтали увидеть в своем супруге. Прошу прощения за то, что отнял у вас время и снова обидел вас.
На этот раз он действительно ушел — прошел под аркой, спустился по лестнице, вышел из ворот сада, которые плотно закрыл за собой, и направился по дороге к трактиру, где, очевидно, оставил свою карету. Вряд ли он долго задержится в столь недостойном его месте.
Кристина смотрела вслед герцогу до тех пор, пока он окончательно не исчез из виду. Потом она перевела взгляд на свои ладони, сжатые так сильно, что побелели костяшки пальцев.
— Проклятие, — выругалась она вслух, — проклятие, проклятие, проклятие!
А потом она разразилась громкими рыданиями, которые невозможно было сдержать, несмотря на то, что их могли услышать из гостиной или с улицы.
Кристина плакала, пока нос у нее не покраснел, а в горле и груди не появилась характерная тяжесть. Лицо у нее теперь, скорее всего, стало красным, опухшим и уродливым. Она плакала до тех пор, пока не выплакала все слезы.
Как она ненавидела его!
Человек с сердцем.
«Да, вы правы, миссис Деррик: у меня, по всей видимости, его нет».
Когда герцог произносил эти слова, он как-то по-особенному смотрел на нее.
Что он хотел сказать этим взглядом?
Он разбил ей сердце, вот в чем дело. Он разбил ей сердце.
И она ненавидела его, ненавидела его, ненавидела его!
Глава 11
Вулфрик ничуть не удивился, получив приглашение на бракосочетание мисс Одри Уайзман с сэром Льюисом Уайзманом, назначенное на конец февраля. Торжество должно было пройти в Лондоне в церкви Святого Георгия на Ганновер-сквер, причем в это время года большинство представителей высшего света вряд ли успеет прибыть в столицу. Сезон начнется только после Пасхи. Понятно, почему леди Моубери с сыном стремились заполучить в качестве гостей всех мало-мальски уважаемых людей. Кроме того, Вулфрик был другом виконта Моубери, и его скорее всего пригласили бы в любом случае.
За исключением десяти дней, проведенных под Рождество в гостях у Эйдана с Евой, герцог с последних дней осени постоянно находился в столице, хотя у него не было никакой причины возвращаться до начала заседаний в палате лордов. Несколько месяцев он провел в поездках по стране, посетил некоторые из своих имений, где присутствовал на многочисленных приемах в свою честь, организованных титулованными соседями. При других обстоятельствах он был бы рад вернуться в Линдсей-Холл и оставался бы дома до начала новой парламентской сессии.
Но стоило ему попасть в родовое гнездо, как его снова охватывало двойственное ощущение любви к дому и невыносимого беспокойства. Особняк казался таким пугающе пустым — странная мысль, когда именно одиночества так не хватало герцогу вдали от дома. Даже Морган, младшая из его сестер, уехала из Линдсей-Холла вместе со своей гувернанткой больше двух лет назад. Она вышла замуж и родила двоих детей, причем ее младший сын родился совсем недавно, в феврале. Когда Вулфрик унаследовал титул, она была двухлетней малышкой. Он воспринимал ее скорее как дочь, нежели сестру, хотя не понимал этого до ее отъезда из дома, а вернее, до дня ее свадьбы.
Герцог вернулся в столицу, где по крайней мере были его клубы и другие тщательно подобранные мероприятия, способные развлечь его.
Кроме того, ему необходимо было обзавестись новой любовницей. Не то чтобы он так уж стремился к этому, но у него имелись физические потребности, которые требовали удовлетворения, а для того, чтобы пользоваться услугами случайных шлюх, он был чересчур разборчив. Его сексуальные предпочтения всегда тяготели к постоянству и моногамии.
Однако к концу февраля у герцога по-прежнему не было любовницы, хотя однажды он пригласил на ужин одну известную актрису, после того как искренне восхитился ее игрой в театре и неожиданно появился за кулисами по окончании спектакля. Он всерьез намеревался обсудить с ней условия соглашения, и она ясно дала понять, что с удовольствием примет его предложения и готова скрепить договор проведенной вместе ночью еще до того, как будут оговорены последние детали. Вместо этого герцог побеседовал с ней о театральном искусстве, а потом проводил до дома, щедро заплатив за потраченное время. Хотя красивая, образованная и весьма обходительная леди Фальконбридж по-прежнему была полностью в его распоряжении и они несколько раз даже появлялись на людях вдвоем, герцог так ни разу и не затронул интересующей их обоих темы. Отчего-то он медлил, чего с ним прежде никогда не случалось.
Вулфрик не удивился, когда получил приглашение на свадьбу, но все не мог решиться ответить на него. Моубери состояли в родстве с Элриками и Ринейблами, которые непременно будут в числе гостей. Он знал этих людей уже много лет и никогда не питал к ним особой неприязни, поэтому встреча с ними не могла быть для него тягостной. Однако не так давно — хотя на самом деле с того времени прошло уже больше полугода — он провел в их обществе две недели в Скофилд-Парке. Разумеется, жених и невеста были в числе приглашенных, так же как мать и братья невесты.
Вулфрик предпочел бы не вспоминать о досадном недоразумении, которое приключилось с ним на том домашнем празднике, когда он позволил себе отойти от привычной манеры поведения. Он решил обо всем забыть и считал, что ему это удалось. А почему бы и нет? Связь с миссис Деррик была чистым безумием, и герцог был счастлив, что его частная жизнь никоим образом не пострадала. И все-таки он не желал, чтобы ему напоминали об этом.
Однако герцог привык быть вежливым и в любой ситуации вести себя так, как диктуют правила приличия. Он написал короткий утвердительный ответ и приказал секретарю отослать его леди Моубери.
Несмотря на то, что Кристина очень любила Мелани, Гектора, Джастина и Одри, а также леди Моубери, она ни за что не приняла бы приглашения на свадьбу в феврале, если бы не произошло нечто экстраординарное. Да и как вообще могла она отправиться на торжество? Бракосочетание должно было состояться в Лондоне. Она, конечно, понимала, что проблема заключается не в расстоянии. Мелани с Берти, разумеется, поедут в столицу в своей карете и с радостью согласятся взять ее с собой. Они скорее всего даже предложат ей остановиться у них, хотя к приглашению леди Моубери приложила записку, в которой сообщала, что она будет рада видеть родственницу у себя.
Но как она может ехать, если ей совершенно нечего надеть, да к тому же в числе приглашенных будут Бэзил с Гермионой? За много месяцев, прошедших с летнего праздника в Скофилде, Кристина так и не избавилась от тяжести на сердце, вызванной их откровенно недоброжелательным отношением. Их ненависть не убавилась за два года, они точно так же не хотели считать ее своей. Никогда больше она не попалась бы им на пути по собственной воле.
Однако спустя час после того, как она написала вежливый отказ леди Моубери и положила конверт возле часов на каминной полке в гостиной, чтобы с первым же почтальоном отослать его, случилось нечто в самом деле экстраординарное. В коттедж «Гиацинт» доставили письмо от Бэзила, к которому прилагался чек на внушительную сумму. Честно говоря, Кристине она показалась целым состоянием, поскольку ее личный доход ограничивался теми деньгами, которые она получала в школе, а назвать их карманными значило преуменьшить их значение.
В коротком, весьма резком письме, приложенном к чеку, Бэзил сообщал родственнице, что эти деньги должны быть потрачены на новую одежду и иные личные нужды. Кристина, несомненно, захочет присутствовать на свадьбе их кузины, а кроме того, она приходится ему снохой и, значит, находится под его ответственностью. Гермиона довела до его сведения, что летний гардероб Кристины давно нуждается в обновлении.
В письме не содержалось ни заверений в любви и прощении, ни извинений, ни приветов семье, ни приписки от Гермионы, ни новостей об их жизни и о жизни их сыновей, ни вопросов относительно ее существования — только краткое изложение того, чего от нее ждут.
Первым порывом Кристины было вернуть чек вместе с еще более резким и бесстрастным письмом, чем то, которое прислал Бэзил. Но в тот момент, когда она читала письмо, положив на колени банковский чек, в комнату вошла Элеонора. Сестра искала шелк для вышивания такого цвета, какого не оказалось в ее коробке для рукоделия.
— Ты выглядишь так, словно увидела привидение, — заметила Элеонора, покончив со своим делом.
— Посмотри-ка на это. — Кристина протянула сестре письмо и чек.
Прочитав записку и бросив взгляд на чек, Элеонора недоуменно подняла брови.
— Прошлым летом в Скофилде они оба вели себя так, словно с большим удовольствием избавили бы мир от моего присутствия, если бы только нашли законный способ сделать это.
— Я полагаю, ты намереваешься вернуть деньги, — заметила Элеонора, — поддавшись уговорам уязвленного самолюбия. На балу в последний вечер праздника они были очень вежливы со мной и с мамой. Помню, они сидели вместе с нами за ужином и были очень милы.
Кристина этого не знала.
— Но я не могу принять от них деньги…
— Почему? — осведомилась Элеонора. — Ты вдова единственного брата виконта Элрика, и тебе в самом деле нужны новые платья. Ты и так проявила достаточное упрямство, не позволив маме заплатить за новые туалеты.
Элеонора сказала правду. Оскар оставил ее без пенни, но Кристине казалось неприличным зависеть от матери, чьего дохода от поместья отца с трудом хватало на удовлетворение их со старшей дочерью нужд.
— Здесь достаточно денег, чтобы с относительной роскошью одеть нас троих на следующее лето, — заметила она, — но я не могу принять их — ведь эти люди ни капли не любят меня.
— Деньги предназначаются тебе, — повторила сестра, тыча пальцем в письмо. — Виконт Элрик выразился предельно ясно. Если они тебя не любят, зачем было присылать их? Мне кажется, это нечто вроде предложения мира.
— Они до сих пор винят меня в смерти Оскара. — Кристина вздохнула. — Бэзил обожал его, а поскольку Гермиона обожает Бэзила, она и его брата также полюбила.
— Но как они могут винить тебя? — раздраженно воскликнула Элеонора. — Я никогда не могла понять этого. Он был на охоте, а ты нет. Ты что, должна была помешать ему ехать?
Кристина пожала плечами. Она так и не смогла рассказать правду о смерти Оскара, и невозможность довериться даже любимым сестре с матерью тяжелым грузом лежала у нее на душе.
— Так ты думаешь, это действительно шаг к перемирию? — нахмурилась она.
— А зачем еще им было посылать тебе деньги? — настаивала Элеонора.
В самом деле, зачем? Быть может, они сожалели о некоторых словах, сказанных в ее адрес во время двухнедельного пребывания в Скофилде, и теперь готовы протянуть ей нечто вроде оливковой ветви? Если она вернет деньги, то обидит их и тем самым навсегда сохранит вражду, разгоревшуюся не по ее воле. В глубине души Кристина чувствовала, что они это заслужили, но она никогда не умела ненавидеть и таить на кого-то злобу. Она больше не хотела ненавидеть своих родственников и уж точно не хотела снова причинять им боль. А может, Бэзил вдруг понял, что она последняя ниточка, связывающая ее с покойным братом?
Кристина проглотила комок в горле.
Возможно, Гермиона испугалась, что она появится на свадьбе в обносках и опозорит всех. Может быть, это единственная причина, по которой она получила чек? Но зачем всегда думать о людях плохо? Что станет с ее жизнью, если она будет смотреть на все пессимистично?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
С минуту Кристина молча смотрела на герцога, не в силах вымолвить ни слова. Обеими руками она вцепилась в спинку скамьи. В самые ответственные моменты ей в голову неизменно лезли нелепейшие мысли, и этот раз не стал исключением.
«Я стану герцогиней Бьюкасл, — подумала она. — Я смогу носить горностаевые плащи и тиару». Так, во всяком случае, в ее понимании выглядела герцогиня. Кристина никогда всерьез не размышляла о преимуществах, которые дает столь высокий титул, ибо не ожидала, что ей когда-нибудь предложат принять его.
Но в следующее мгновение до нее начал доходить смысл некоторых его слов, и это вернуло ей утраченное хладнокровие.
«Девственница… ровня себе… ваш бездетный брак… бесплодие… я хочу сделать вас своей женой…»
Она с силой вцепилась в скамейку, чувствуя, как закипающий в ней гнев готов вот-вот вырваться наружу.
— Это большая честь для меня, ваша светлость, — отчеканила Кристина, раздувая ноздри, — но я отказываюсь от этой чести.
Герцог был удивлен, не на шутку озадачен. Его брови взметнулись вверх. Кристина ждала, что сейчас у него в руке появится этот проклятый монокль — и вот тогда она уже не сдержалась бы, — но, как выяснилось, сегодня герцог забыл взять его с собой.
— Я полагал, что оскорбил вас, предложив нечто менее значимое, чем брак.
— Да, это верно, — согласилась Кристина.
— А потом вы решили, что я собирался повторить свое предложение.
Брови Кристины сошлись у переносицы. Разве она была не права? Разве тогда он хотел просить ее руки? В это трудно было поверить. Никакой мужчина не станет делать предложение женщине, от которой только что с легкостью получил то, чего хотел. Но тогда почему сейчас герцог стоит перед ней и просит стать его женой?
— Вы обидели меня, — проговорила она.
В его взгляде отразилось холодное презрение.
— Разве моего извинения недостаточно для того, чтобы залечить вашу раненую гордость? — осведомился он. — Вы упорно отвергаете мое предложение о замужестве из-за того, что сердитесь? Я в самом деле готов извиниться перед вами. Я не хотел вас обидеть.
— Верю, — сказала Кристина, обходя скамейку и усаживаясь на нее, прежде чем ей откажут ноги и она мешком свалится на землю, в очередной раз заставив герцога помогать ей, — верю, что не хотели. Это ведь большая честь — занять положение любовницы герцога Бьюкасла.
Его взгляд пронзил ее насквозь.
— Я же попросил прощения, — раздраженно процедил он.
— Я могла бы сделать огромное одолжение другой женщине, — продолжала Кристина, — став вашей женой и оставив место любовницы вакантным.
Она не просто забыла о манерах — она вела себя вульгарно, но остановиться уже не могла.
«Девственница… ровня мне… ваш бездетный брак… бесплодие… я хочу сделать вас своей женой…»
Его взгляд, если такое вообще было возможно, потяжелел.
— Я считаю необходимым сохранять верность семье, миссис Деррик. Если я когда-нибудь женюсь, то моя супруга будет единственной женщиной в моей жизни до конца дней.
Кристина обрадовалась, что сидит, потому что ее ноги вдруг превратились в вату.
— Возможно, — проговорила она, — только этой женщиной буду не я.
У нее не было ничего, кроме старых, поблекших платьев в заплатках, она едва сводила концы с концами, почти целиком зависела от матери, влачила весьма скучное существование; она даже перестала мечтать, потому что мечтать стало не о чем, — и вот теперь она сидит на скамейке в саду и отказывается от предложения стать герцогиней. Она, похоже, окончательно сошла с ума.
Герцог развернулся, как будто собираясь уходить, но вдруг остановился и через плечо взглянул на Кристину:
— Я считал, что вы ко мне неравнодушны. Вопреки общераспространенному мнению люди не теряют в глазах друг друга физической привлекательности после одного совокупления. Ваши надежды на благополучную жизнь здесь выглядят весьма бледно. Положение герцогини Бьюкасл даст вам несравненно больше. Вы отказываетесь из желания наказать меня, миссис Деррик? А вы не боитесь, что тем самым приговорите и себя тоже? Я могу дать вам все, о чем вы только мечтали…
Осознание того, что она готова была поддаться искушению — будь она проклята, именно искушению, — вновь раздуло пламя гнева в душе Кристины.
— Неужели? — резко осведомилась она. — Вы станете мужем с мягким характером, добрым сердцем и чувством юмора? Человеком, который любит людей и детей, любит дурачиться и совершать безрассудные поступки? Который не состоит целиком изо льда? Человеком с сердцем? Человеком, который может одновременно быть партнером, другом и любовником? Вот о чем я всю жизнь мечтала, ваша светлость. Вы можете дать это мне? Хоть что-нибудь из этого?
Он так долго смотрел на нее своими невозможными стальными глазами, что Кристине пришлось призвать на помощь все свои силы, чтобы не закричать.
— Значит, вам нужен человек с сердцем, — мягко проговорил герцог. — Да, вы правы, миссис Деррик: у меня, по всей видимости, его нет. И, как следствие, я не обладаю ни одним из качеств, которые вы мечтали увидеть в своем супруге. Прошу прощения за то, что отнял у вас время и снова обидел вас.
На этот раз он действительно ушел — прошел под аркой, спустился по лестнице, вышел из ворот сада, которые плотно закрыл за собой, и направился по дороге к трактиру, где, очевидно, оставил свою карету. Вряд ли он долго задержится в столь недостойном его месте.
Кристина смотрела вслед герцогу до тех пор, пока он окончательно не исчез из виду. Потом она перевела взгляд на свои ладони, сжатые так сильно, что побелели костяшки пальцев.
— Проклятие, — выругалась она вслух, — проклятие, проклятие, проклятие!
А потом она разразилась громкими рыданиями, которые невозможно было сдержать, несмотря на то, что их могли услышать из гостиной или с улицы.
Кристина плакала, пока нос у нее не покраснел, а в горле и груди не появилась характерная тяжесть. Лицо у нее теперь, скорее всего, стало красным, опухшим и уродливым. Она плакала до тех пор, пока не выплакала все слезы.
Как она ненавидела его!
Человек с сердцем.
«Да, вы правы, миссис Деррик: у меня, по всей видимости, его нет».
Когда герцог произносил эти слова, он как-то по-особенному смотрел на нее.
Что он хотел сказать этим взглядом?
Он разбил ей сердце, вот в чем дело. Он разбил ей сердце.
И она ненавидела его, ненавидела его, ненавидела его!
Глава 11
Вулфрик ничуть не удивился, получив приглашение на бракосочетание мисс Одри Уайзман с сэром Льюисом Уайзманом, назначенное на конец февраля. Торжество должно было пройти в Лондоне в церкви Святого Георгия на Ганновер-сквер, причем в это время года большинство представителей высшего света вряд ли успеет прибыть в столицу. Сезон начнется только после Пасхи. Понятно, почему леди Моубери с сыном стремились заполучить в качестве гостей всех мало-мальски уважаемых людей. Кроме того, Вулфрик был другом виконта Моубери, и его скорее всего пригласили бы в любом случае.
За исключением десяти дней, проведенных под Рождество в гостях у Эйдана с Евой, герцог с последних дней осени постоянно находился в столице, хотя у него не было никакой причины возвращаться до начала заседаний в палате лордов. Несколько месяцев он провел в поездках по стране, посетил некоторые из своих имений, где присутствовал на многочисленных приемах в свою честь, организованных титулованными соседями. При других обстоятельствах он был бы рад вернуться в Линдсей-Холл и оставался бы дома до начала новой парламентской сессии.
Но стоило ему попасть в родовое гнездо, как его снова охватывало двойственное ощущение любви к дому и невыносимого беспокойства. Особняк казался таким пугающе пустым — странная мысль, когда именно одиночества так не хватало герцогу вдали от дома. Даже Морган, младшая из его сестер, уехала из Линдсей-Холла вместе со своей гувернанткой больше двух лет назад. Она вышла замуж и родила двоих детей, причем ее младший сын родился совсем недавно, в феврале. Когда Вулфрик унаследовал титул, она была двухлетней малышкой. Он воспринимал ее скорее как дочь, нежели сестру, хотя не понимал этого до ее отъезда из дома, а вернее, до дня ее свадьбы.
Герцог вернулся в столицу, где по крайней мере были его клубы и другие тщательно подобранные мероприятия, способные развлечь его.
Кроме того, ему необходимо было обзавестись новой любовницей. Не то чтобы он так уж стремился к этому, но у него имелись физические потребности, которые требовали удовлетворения, а для того, чтобы пользоваться услугами случайных шлюх, он был чересчур разборчив. Его сексуальные предпочтения всегда тяготели к постоянству и моногамии.
Однако к концу февраля у герцога по-прежнему не было любовницы, хотя однажды он пригласил на ужин одну известную актрису, после того как искренне восхитился ее игрой в театре и неожиданно появился за кулисами по окончании спектакля. Он всерьез намеревался обсудить с ней условия соглашения, и она ясно дала понять, что с удовольствием примет его предложения и готова скрепить договор проведенной вместе ночью еще до того, как будут оговорены последние детали. Вместо этого герцог побеседовал с ней о театральном искусстве, а потом проводил до дома, щедро заплатив за потраченное время. Хотя красивая, образованная и весьма обходительная леди Фальконбридж по-прежнему была полностью в его распоряжении и они несколько раз даже появлялись на людях вдвоем, герцог так ни разу и не затронул интересующей их обоих темы. Отчего-то он медлил, чего с ним прежде никогда не случалось.
Вулфрик не удивился, когда получил приглашение на свадьбу, но все не мог решиться ответить на него. Моубери состояли в родстве с Элриками и Ринейблами, которые непременно будут в числе гостей. Он знал этих людей уже много лет и никогда не питал к ним особой неприязни, поэтому встреча с ними не могла быть для него тягостной. Однако не так давно — хотя на самом деле с того времени прошло уже больше полугода — он провел в их обществе две недели в Скофилд-Парке. Разумеется, жених и невеста были в числе приглашенных, так же как мать и братья невесты.
Вулфрик предпочел бы не вспоминать о досадном недоразумении, которое приключилось с ним на том домашнем празднике, когда он позволил себе отойти от привычной манеры поведения. Он решил обо всем забыть и считал, что ему это удалось. А почему бы и нет? Связь с миссис Деррик была чистым безумием, и герцог был счастлив, что его частная жизнь никоим образом не пострадала. И все-таки он не желал, чтобы ему напоминали об этом.
Однако герцог привык быть вежливым и в любой ситуации вести себя так, как диктуют правила приличия. Он написал короткий утвердительный ответ и приказал секретарю отослать его леди Моубери.
Несмотря на то, что Кристина очень любила Мелани, Гектора, Джастина и Одри, а также леди Моубери, она ни за что не приняла бы приглашения на свадьбу в феврале, если бы не произошло нечто экстраординарное. Да и как вообще могла она отправиться на торжество? Бракосочетание должно было состояться в Лондоне. Она, конечно, понимала, что проблема заключается не в расстоянии. Мелани с Берти, разумеется, поедут в столицу в своей карете и с радостью согласятся взять ее с собой. Они скорее всего даже предложат ей остановиться у них, хотя к приглашению леди Моубери приложила записку, в которой сообщала, что она будет рада видеть родственницу у себя.
Но как она может ехать, если ей совершенно нечего надеть, да к тому же в числе приглашенных будут Бэзил с Гермионой? За много месяцев, прошедших с летнего праздника в Скофилде, Кристина так и не избавилась от тяжести на сердце, вызванной их откровенно недоброжелательным отношением. Их ненависть не убавилась за два года, они точно так же не хотели считать ее своей. Никогда больше она не попалась бы им на пути по собственной воле.
Однако спустя час после того, как она написала вежливый отказ леди Моубери и положила конверт возле часов на каминной полке в гостиной, чтобы с первым же почтальоном отослать его, случилось нечто в самом деле экстраординарное. В коттедж «Гиацинт» доставили письмо от Бэзила, к которому прилагался чек на внушительную сумму. Честно говоря, Кристине она показалась целым состоянием, поскольку ее личный доход ограничивался теми деньгами, которые она получала в школе, а назвать их карманными значило преуменьшить их значение.
В коротком, весьма резком письме, приложенном к чеку, Бэзил сообщал родственнице, что эти деньги должны быть потрачены на новую одежду и иные личные нужды. Кристина, несомненно, захочет присутствовать на свадьбе их кузины, а кроме того, она приходится ему снохой и, значит, находится под его ответственностью. Гермиона довела до его сведения, что летний гардероб Кристины давно нуждается в обновлении.
В письме не содержалось ни заверений в любви и прощении, ни извинений, ни приветов семье, ни приписки от Гермионы, ни новостей об их жизни и о жизни их сыновей, ни вопросов относительно ее существования — только краткое изложение того, чего от нее ждут.
Первым порывом Кристины было вернуть чек вместе с еще более резким и бесстрастным письмом, чем то, которое прислал Бэзил. Но в тот момент, когда она читала письмо, положив на колени банковский чек, в комнату вошла Элеонора. Сестра искала шелк для вышивания такого цвета, какого не оказалось в ее коробке для рукоделия.
— Ты выглядишь так, словно увидела привидение, — заметила Элеонора, покончив со своим делом.
— Посмотри-ка на это. — Кристина протянула сестре письмо и чек.
Прочитав записку и бросив взгляд на чек, Элеонора недоуменно подняла брови.
— Прошлым летом в Скофилде они оба вели себя так, словно с большим удовольствием избавили бы мир от моего присутствия, если бы только нашли законный способ сделать это.
— Я полагаю, ты намереваешься вернуть деньги, — заметила Элеонора, — поддавшись уговорам уязвленного самолюбия. На балу в последний вечер праздника они были очень вежливы со мной и с мамой. Помню, они сидели вместе с нами за ужином и были очень милы.
Кристина этого не знала.
— Но я не могу принять от них деньги…
— Почему? — осведомилась Элеонора. — Ты вдова единственного брата виконта Элрика, и тебе в самом деле нужны новые платья. Ты и так проявила достаточное упрямство, не позволив маме заплатить за новые туалеты.
Элеонора сказала правду. Оскар оставил ее без пенни, но Кристине казалось неприличным зависеть от матери, чьего дохода от поместья отца с трудом хватало на удовлетворение их со старшей дочерью нужд.
— Здесь достаточно денег, чтобы с относительной роскошью одеть нас троих на следующее лето, — заметила она, — но я не могу принять их — ведь эти люди ни капли не любят меня.
— Деньги предназначаются тебе, — повторила сестра, тыча пальцем в письмо. — Виконт Элрик выразился предельно ясно. Если они тебя не любят, зачем было присылать их? Мне кажется, это нечто вроде предложения мира.
— Они до сих пор винят меня в смерти Оскара. — Кристина вздохнула. — Бэзил обожал его, а поскольку Гермиона обожает Бэзила, она и его брата также полюбила.
— Но как они могут винить тебя? — раздраженно воскликнула Элеонора. — Я никогда не могла понять этого. Он был на охоте, а ты нет. Ты что, должна была помешать ему ехать?
Кристина пожала плечами. Она так и не смогла рассказать правду о смерти Оскара, и невозможность довериться даже любимым сестре с матерью тяжелым грузом лежала у нее на душе.
— Так ты думаешь, это действительно шаг к перемирию? — нахмурилась она.
— А зачем еще им было посылать тебе деньги? — настаивала Элеонора.
В самом деле, зачем? Быть может, они сожалели о некоторых словах, сказанных в ее адрес во время двухнедельного пребывания в Скофилде, и теперь готовы протянуть ей нечто вроде оливковой ветви? Если она вернет деньги, то обидит их и тем самым навсегда сохранит вражду, разгоревшуюся не по ее воле. В глубине души Кристина чувствовала, что они это заслужили, но она никогда не умела ненавидеть и таить на кого-то злобу. Она больше не хотела ненавидеть своих родственников и уж точно не хотела снова причинять им боль. А может, Бэзил вдруг понял, что она последняя ниточка, связывающая ее с покойным братом?
Кристина проглотила комок в горле.
Возможно, Гермиона испугалась, что она появится на свадьбе в обносках и опозорит всех. Может быть, это единственная причина, по которой она получила чек? Но зачем всегда думать о людях плохо? Что станет с ее жизнью, если она будет смотреть на все пессимистично?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35