- А вы кто такой, чтобы интересоваться?
Шут достал из-за парапета милиционерскую фуражку. Надел ее на голову. Сиреневая женщина посмотрела на него долгим, сожалеющим взглядом.
- Умоляю. Я видела фильмы о милиционерах. Довольно плохие. Но фильма, сделанного милиционером, не видела, даже плохого.
Шут (дядя Шура) развел руками.
Ольга резко повернулась к женщине.
- Вы всерьез думаете, что я мерзавка? Я не такая!
- Какая разница, такая ты или не такая. Не такая - научим. Важны задатки. Чтоб я еще пошла работать на детскую картину!
- А кто вас заставляет? - спросил Тимоша.
- А ты молчи, боевая киса-мяу. Зоопарк в одном лице.
Тимоша снова сжал кулаки.
Женщина вытащила из сумки открытку.
- Возьми. Здесь написан наш адрес и мое имя. Покажешь на проходной. Я тебя жду. Я уверена, мы полюбим друг друга. - Женщина погладила Ольгу по щеке. Пошла сгорбившись.
Дядя Шура отобрал у Ольги открытку, разорвал ее и бросил клочки в воду.
- А я, может быть, славы хочу, - вяло возразила Ольга.
- Хватит! Прославилась.
- Не хватит! - крикнула Ольга.
- Не кричи. Я взываю к твоему рассудку. Короче - к уму.
- Это самое легкое! Когда нельзя воззвать к рассудку того, кто виноват, взывают к рассудку того, кто прав. Почему, когда один обидел другого, обиженному говорят: прости его, ты должен быть умнее? Почему обиженные всегда должны быть умнее обидчиков? Почему умному всегда говорят - уступи? Почему дуракам и хамам такая привилегия?
- Почему? - угрюмо спросил Тимоша.
Шут (дядя Шура) снял фуражку, лоб вытер носовым платком. Открыл рот, и изо рта у него стали вылезать шарики - розовенькие, голубенькие, зелененькие, лимонные, ясненькие, - короче говоря, разноцветные шарики.
- Не знаете, - грустно сказала Ольга.
- Эй! - раздался крик. - Эй, где вы?! - На набережную вылетели Аркашка с Ольгиным нерпичьим портфелем и Боба. - Вот вы где! Мы запарились. Мы весь парк обегали.
Ольга взяла у Аркашки портфель.
Аркашка старательно дышал, обогащая свою загнанную кровь кислородом.
Он отдышался наконец. Стащил Ольгу с парапета.
- Прячься быстрее. Сюда бабушки мчатся. Три квартала висели у меня на пятках. В парке я их сбросил со следа. Они сейчас здесь будут, зуб даю - у моей бабушки нюх чувствительный.
- Дядя Шура, спрячьте меня, - попросила Ольга.
Дядя Шура открыл дверь будки. В этой будке некогда стоял милиционер-регулировщик, но повесили над перекрестком светофор-автомат - и регулировщик оказался ненужным. Будку оставили на всякий случай: вдруг автомат испортится.
Первой на набережную выбежала старуха Маша, за нею - старуха Даша. Они подозрительно оглядели компанию.
- Кто ее видел?
- Куда она делась?
- Шурка, отвечай, ты ее схватил? - спросила старуха Маша и, не дав времени шуту на ответ, заголосила: - Вся в рыжую Марфу! Родная бабка лежит под уколом, валерьяновку стаканами пьет. А она гуляет. Она обиделась. У нее нервы. Где она?
- Я сказал - топиться пошла, - ответил за всех Аркашка.
- А я тебя за ухо.
Аркашка безучастно подставил голову.
- Отрывайте, все равно когда-нибудь оторвете.
Боба вступил в игру печально возвышенный, закатив глаза к небу:
- Она утопилась. Она действительно утопилась. Встала на парапет. Руки вот так. Сказала: "Я всех прощаю, всех, всех". Потом сказала: "Прощайте, природа и небо, одни только вы меня понимали". И бултых...
- Господи, твоя воля! - Старуха Маша перекрестилась. Спину выпрямила и заговорила грустным возвышенным голосом: - Что же мы Клаше-то скажем?.. Такая хорошенькая, славная такая. А уж вежливая, а уж воспитанная. Умница. А какие у нее волосики были чудесные. Я таких отродясь никогда не видела, как огонек...
- И ты не бросился ее спасать, такую девчонку? - тихо спросила Бобу старая дворничиха.
- Я не мог. Я простуженный. - Боба закашлялся хрипло и засипел: - У меня катар.
- А ты? Почему не прыгнул? - спросила дворничиха у Тимоши.
- Я? Вы меня спрашиваете?
- Бестолковый! Тебя, а то кого же?
- Я? Почему я не прыгнул? - Тимоша не сразу нашелся. - На меня столбняк напал. Я вроде окаменел. Вот так, - Тимоша выпрямился, нижняя челюсть у него на минуточку отвалилась.
Дворничиха засмеялась, на него глядя, но вдруг сморщилась вся и заплакала.
- Ты чего? - Старуха Маша бросилась к подруге, принялась тормошить ее, утешать. - Что ты, что ты, Даша? Ты, никак, плачешь? Если уж Даша заплакала, значит, в самом деле что-то серьезное произошло, - сказала она и снова принялась тормошить и утешать подругу. - Даша, не плачь. Ну, Даша. Такая девчонка была! Абрикосинка наша-а-а!..
Плакала Маша.
Плакала Даша.
- Такая девчонка была... За такую девчонку не только в воду - в огонь можно прыгнуть. А они, видишь, простуженные, в столбняке. Лоботрясы. Я бы на их-то месте в такую девчонку влюбилась по гроб жизни.
- Спокойно, тетя Даша, спокойно, - остановил ее шут. - Это другая тема. Сегодня мы ее не касаемся.
- Про любовь в твоем театре нельзя, - вздохнула дворничиха. - Говори, куда ты дел Ольгу? Ее бабка в постели лежит, в ожидании инфаркта, мы по городу бегаем на больных ногах. Куда ты ее дел?
- Куда ты ее дел? Говори, Шурка, - поддакнула старуха Маша.
- Никуда, - ответил шут. - Она домой поехала.
- Врешь ведь.
- Точно. Взяла такси и поехала. Все видели.
Старая дворничиха оглядела всех. Все смотрели на нее искренними, правдивыми глазами.
- У, мазурики!
- Аркадий, пойдем. Пойдем, внучек.
Аркашка увернулся от ласковой руки своей бабушки.
- Чего это ты от бабушки бегаешь? - изумилась старуха Маша и, увидев, что старая дворничиха уже направилась уходить, крикнула ей: - Даша, ну куда ты? Раз она живая, можно не торопиться. - И тут же ловко ухватила зазевавшегося Аркашку за ухо - даже вазелин не помог. - Домой, прошептала она сладострастно, - за рояль!
Аркашка вопил:
- Отпусти ухо! Я этого не потерплю.
- Потерпишь. Мы и не такое терпели, и ты потерпишь. Нас родители вожжами учили поперек спины - мы молчали. А вас за ухо тронешь - вы в крик. Щепетильные шибко.
Когда она уволокла Аркашку, Ольга вылезла из будки регулировщика.
- Я и не знала, что я такая хорошая, - сказала она. - Как странно. Это зачем, дядя Шура?
- Не задавай вопросов - тема исчерпана, - сказал ей шут.
- Но... - сунулся Боба.
Шут (дядя Шура) милиционерскую фуражку надел и в милиционерский свисток засвистел.
- Пр-рекратить!
По свистку остановилась проходившая мимо "Волга". Таксист подбежал к дядя Шуре.
- Нарушил, товарищ начальник. Я понимаю. Осознаю. Нарушил.
- По-моему, вы ехали как положено.
- Шутите. Ха-ха-ха! Милиция всегда права. Милиция не останавливает тех, кто правильно ездит. Клянусь, больше не повторится. Не везет мне. Кругом не везет.
Таксист сказал шуту на ухо:
- Фиаско. Пардон, я вас и в этой красивой фуражке узнал. И я вам скажу - фиаско. Я ей, простите, предложение сделал.
- Согласилась? - нервно поинтересовался дядя Шура.
Таксист посмотрел на него понимающе.
- Я же говорю: фиаско. Поясняю: наотрез отказала.
Дядя Шура вздохнул облегченно, лоб платком вытер, достал из-за парапета свой красивый букет.
- Отвезите домой эту девочку.
- Эту рыженькую? Какой рыжик, морковочка. А ну, молодые люди, в машину.
- Дядя Шура, оштрафуйте его, - попросила Ольга.
- Поедем, морковочка. Штрафы, рыженькая, не твое дело.
- Дядя Шура, оштрафуйте его хоть совсем ненамного. Хоть на десять копеек, - попросила Ольга.
Таксист взял ее и понес. И когда машина отъехала, шут снял с головы фуражку.
- Что я могу поделать, если нет такого закона, по которому бы штрафовали за слово "РЫЖИЙ".
Девушка-продавщица бежала по набережной. Она махала рукой дяде Шуре и улыбалась.
Шут (дядя Шура) быстро фуражку спрятал, с гранитного парапета букет цветов взял, девушке навстречу шагнул, сам себе нечаянно на ногу наступил и упал - растянулся. Рассыпались цветы. Шут сел, сам над собой заплакал. А вокруг смеются.
Все смеются, все, кто участвовал в этой истории. Бабки-старухи смеются, шикарный охотник смеется, гражданин в макинтоше смеется, бородатые парни и девушка в джинсах, старик с продуктовой сумкой смеется. Тимоша, Боба, Аркашка смеются. Ольга тоже.
Шут встал, отряхнулся. Послал девушке-продавщице воздушный поцелуй мол, не огорчайся.
Смеются вокруг. А девушка чуть не плачет.
- Не торопитесь смеяться, - грустно сказал шут.
Он вынул из-за пазухи розу, подал ее девушке-продавщице. Роза заполнила обе ее ладони, яркая, жгучая, необыкновенно прекрасная.
- О досточтимый зритель, - сказал шут, - не торопитесь смеяться...

1 2 3 4 5 6 7 8