- Этот не умрет - культурен до упора. - Чернобородый сплюнул. Павлин!
За его спиной послышался смех. Над парапетом торчала Ольга. Волосы ее горели осенним пламенем. Ольга смеялась, била кулаком по граниту.
- Да здравствует солнце, да скроется тьма! - сказал ей чернобородый.
- Чего смеешься? Смех всегда подозрителен, - сказал другой.
- И вас дразнят. - Ольга залезла на парапет. Уселась между парнями. И меня дразнят.
- Нас не дразнят. Нам просто не доверяют.
Ольга провела по голове расческой. Волосы ее подсохли и теперь сияли под солнцем.
- Я думала, мне плохо. А вам еще хуже. Вы бородатые, я рыжая. Вот встретились... А этот мужчина дальтоник. Он не различает красок.
Парни захохотали.
- Павлин-дальтоник...
Ольга спрыгнула с парапета. Надела свитер. Поежилась.
- Хорошо, что я вас встретила. Теперь мне будет гораздо легче. Почему, а? Я знаю, что смеются не только надо мной одной, - и мне легче. А вы не великие люди?
- Нет пока. Но мы постараемся, - серьезно ответил ей парень с разноцветной растительностью.
- Постарайтесь, а то вам житья не дадут. Бороды разрешаются только великим. - Вдруг Ольга потускнела и сникла. - Хотя что вам, вы можете бороды сбрить.
- Что ты! Слово даем!
- Мы уже столько вытерпели. Мы теперь как булат.
- Я тоже не стану расстраиваться, - развеселилась Ольга. - Это зачем же я должна расстраиваться из-за дураков?
- Ты уже почти гениальная, - сказал ей чернобородый.
- Смейтесь, я не обижусь. Я рыжая, вы бородатые. Нам бы сюда еще лысого. Полный набор.
Прямо к ним по дорожке шагал подвыпивший старикан с продуктовой сумкой. Он остановился, хихикнул:
- Р-рыженькая... - Сделал из пальцев козу, пощекотал Ольгу и еще хихикнул: - Рыжик! - Потом он оглядел парней и насупился.
- Папаша, вы, конечно, культурный человек, - торопливо сказал ему парень с разноцветной бородой. - Мы вас очень уважаем, папаша. Не нужно нас разочаровывать. Не надо. Мы все знаем. Мы исправимся.
- Я ч-человек к-культурный. Я к к-культуре всю жизнь стремлюсь и приближаюсь. - Старикан сделал строгие глаза, скомандовал: - Обрить! Наголо!
Парень с разноцветной бородой отвел старика в сторону.
- Идите, папаша, отдыхайте. Дома вас старушка ждет, пирогов напекла с яблоками.
- Напекла? - спросил старикан недоверчиво. - Точно знаешь? Старуха меня уважает. И я ее уважаю. Сонюшка, я иду-у!.. - заорал он нараспев. Потом подмигнул и спросил хитро: - Ребятушки, а зачем вам эти бороды проклятые? Вы же русские люди, зачем вам волосья жевать? А может, вы не русские? Может, скрываетесь? А ну, покажь документы!
Парень с разноцветной бородой снова обхватил старика за плечи.
- А чего ты мне сказать не даешь? Отпусти меня, я сказать желаю. Требую разговора! Ребятушки, вы же советские люди. Зачем вам эта гадость на подбородке?
- Дураков считать, - угрюмо сказал чернобородый.
Старик хихикнул, кашлянул.
- Молодец, сынок. Люблю молодцов. Я молодой был проворный... Погоди, это ты кого дураком назвал? Ага, пьяного обидели. Я вам в папаши годен, а вы обижать. Советская молодежь... "Мы рождены, чтоб сказку сделать былью..." - запел он строго и величественно, отчего задрожал весь. Потом плюнул себе на подбородок, утерся и сказал: - Тьфу на вас.
- Вы, папаша, не плюйтесь, вы прямо кулаком действуйте, - посоветовал ему чернобородый. - Прямо в зубы.
- Э-э, не обманешь. Нынче народ не тот. Ему в морду дашь, а он драться лезет. Сбрейте, а? - Старик повесил сумку на сучок, снял пиджак, сложил его аккуратно, оправил рубашку под ремнем, выпятил грудь и рукой взмахнул. - Я что сказал?! - закричал он. - Развелось всяких рыжих и бородатых. - И заплакал: - Сбрейте, а? Дайте мне сто лет прожить.
- Пожалуйста, - сказал парень с бородой разноцветной. - Мы подарим вам вечность. Нам, папаша, не жалко.
- Ау-у! О-ля-ля! Где вы? - На дорожку выбежала запыхавшаяся девушка в джинсах.
- Поехали! - Она увидела Ольгу, сказала: - Абрикосинка, подосиновик, настурция!
И не успела Ольга ответить, девушка уже командовала:
- Пошевеливайтесь, до нуля остались мгновения... Не мешкайте, бородатые. Обленились тут без меня.
Парни подхватили рюкзак и мотор.
- Куда ж вы, сынки? - обиженно спросил старик. - И не поговорили как следует...
Снизу, с воды, раздался хохот, загремели уключины. Звук весел пошел по воде, удаляясь.
- А может, всех бородатых в застенок? А может, всех бородатых на каторгу? И наголо! - бормотал старик в неуверенности.
Ольга от него отвернулась.
Старик пиджак свой поднял, почистил.
- "Мы рождены, чтоб сказку сделать былью..." - запел он. - Слушай мою команду! Обрить! Наголо!
Когда Ольга обернулась, старик сказал ей:
- Умные? Им кажется, что они выше? А почему они выше? Хамье! - И запел нежно: - Сонюшка, я иду-у... - И пошел сквозь кусты.
- Я знаю, что я теперь буду делать, - сказала Ольга. - Я теперь буду смеяться.
Мимо нее по дорожке шла сиреневая женщина с заграничным портфельчиком. Вслед за женщиной, словно на поводке, торопилась девчонка с черными кудрями, та самая девчонка, которая, конечно, покрасивее Ольги.
- Вы только на меня посмотрите, - говорила эта девчонка. - Я для вас в самый раз.
- Я на тебя уже посмотрела.
- Я сниматься хочу.
- Все хотят.
- А я больше всех хочу. Я три года перед зеркалом упражнялась.
- Все упражняются. И не морочь ты мне голову.
- Я умею петь басом. - Девчонка запела на непонятном языке с восточным акцентом. И заплясала. И так увлеклась, что не заметила даже, как женщина скрылась.
- Тьфу! - сказала она, обнаружив побег. - Стоило глотку портить. Строит из себя режиссершу, а сама ассистентка. Что она понимает! Уж если я им не нравлюсь, тогда понятно, почему нет хороших картин.
Ольга вскочила на парапет.
- Ничего тебе не понятно. Черная ты ворона. Бутылка из-под чернил! Кривляка! Ну, что уставилась? - Ольга принялась петь, кстати, тоже на непонятном языке, и плясать. - Подумаешь, - сказал она, отдуваясь. - Так петь и плясать все могут, только стесняются. Еще перед зеркалом упражнялась три года. Не могла это время на дело потратить. Черная ночь ты. Копоть!
Девчонка попятилась. Ольга соскочила с парапета, взмахнула руками.
- Кар-ррр! Ты в зеркало не видела, какая ты уродина? Ты посмотри и умри от досады. Я сейчас прысну!
Девчонка вскрикнула и пустилась бежать.
- Наповал! - сказала Ольга. Посмотрела вокруг, в глазах ее сверкал боевой огонь. - Берегитесь, - сказала она. - Я буду смеяться над всеми!
КАРТИНА ВОСЬМАЯ
Вечер приблизился к городу, он развел темные краски на площадях и на улицах. На другом берегу реки дома тесно прижались друг к другу, как заговорщики. Ветер утих.
Из парка на набережную вышла Ольга. Увидела шута (дядю Шуру), обрадовалась. Шут стоял с букетом цветов, важный и бледный.
- Дядя Шура! - крикнула Ольга.
Шут вздрогнул, поморщился от досады.
- Опять ты? Могу я иметь личную жизнь?
Ольга засмеялась.
- Чего ты смеешься? Не смейся.
Ольга уселась рядом.
- Дядя Шура, у вас глупый вид. Ха-ха-ха. Ну до чего же у вас глупый вид!
- Перестань хохотать, - сказал ей шут (дядя Шура). - Это тебя не касается, какой у меня вид.
- Как же... Вы, наверно, влюбились. Потеха. Комедия... Дядя Шура, вы элегантны, как торшер.
Шут посмотрел на Ольгу печальными глазами.
- Иди-ка ты лучше домой.
- А что, и смеяться нельзя? - спросила Ольга.
- Смейся, - сказал ей шут.
- Ну и буду. Я теперь решила так жить. Я теперь над всеми буду смеяться. Я теперь всем покажу.
- Смейся, - сказал шут (дядя Шура). - Показывай.
- Сейчас. - Ольга огляделась.
По набережной гуляли нарядные люди - воскресенье было. Прямо к ним шел Тимоша. Он смотрел на Ольгу большими глазами.
- Ага! - Ольга заерзала от нетерпения. - Иди, иди. Ну, подходи поближе... - Голос ее стал мягким и сладким, как пастила.
Тимоша подошел, облокотился на парапет.
- Хорошо, что я тебя разыскал.
- Это просто отлично, даже прекрасно, - сказала Ольга. - Дорогой Тимоша. Юрик!
Тимоша помигал немного.
- Ты на нас не сердись...
Ольга перебила его:
- Что это у тебя с носом?
- А что? - Тимоша потрогал свой нос.
- Он же у тебя как огурец. Ты, когда чай пьешь, лимон носом давишь. А уши! Уши - как у слона. Ты, когда спишь, ушами глаза закрываешь.
Тимоша слегка отодвинулся.
- Ну, ты даешь, ну, я пошел.
- Иди, иди, - Ольга ему улыбнулась. - Иди червяков копай. Носатый крот. Неудачный потомок слона. Червячный спекулянт. Лопоухий щенок. Ушастый головастик. Боевая киса-мяу. Шестью шесть!
Тимоша сжал кулаки, пододвинулся к Ольге и, не зная, как ему поступить, спросил дядю Шуру:
- Что с ней?
Дядя Шура пожал плечами.
Тимоша снова уставился на Ольгу.
- Неужели? - прошептал он. - Ой-ей-ей... Может, ты пить хочешь? Я сейчас. Я тебе принесу лимонаду. - Он оглядывался на бегу и сокрушенно качал головой.
Ольга откашлялась.
- Вот балбес! Он что, не понимает, что я над ним смеюсь? Бывают такие, которые не понимают.
- Смейся, смейся, - сказал дядя Шура. - Показывай. Над товарищами смеяться легче всего. На крайний случай, их можно обвинить в отсутствии чувства юмора.
- Какой он товарищ! Все они только и думают, как бы меня побольнее боднуть.
Как раз в этот момент мимо них проходил гражданин в макинтоше. Он остановился напротив шута (дяди Шуры).
- Здравствуйте, - сказала Ольга. - Вы еще не поправились? Вы меня узнали?
- Здравствуйте, дитё, - ответил ей гражданин. - Во-первых, я никогда не болел. Во-вторых, я тебя, конечно, узнал. Мне это легко дается. Хоть я лично и не имею детей, но все дети мира - мои дети. Цветы жизни... Гражданин потянул носом. - Аромат. - Он наклонился к дяди Шуриному букету. - Разрешите насладиться? Прекрасные эфироносы. Дары природы.
Он посмотрел величественным взором вдаль.
- Да, ничего не скажешь, наша река одна из красивейших городских рек мира. Не правда ли, в этом понятии есть какая-то глубина.
- И ширина, - пискнула Ольга.
- И ширина, - согласился мужчина.
- И длина, - рискнула Ольга.
- И длина, - спокойно и терпеливо согласился мужчина. - А между прочим, вы ведь прохожих ногами мараете. Вы уже не дети, чтобы сидеть верхом на парапете.
- А где нужно сидеть? На тротуаре? - спросила Ольга.
Гражданин улыбнулся ей:
- Я терпелив. Дома сидеть нужно. Изучать классику высочайших умов.
На реке печально прокричал буксир, и, словно эхо, откликнулся ему другой голос:
- Сынки-и, где вы-ы? Уплыли! - На набережную вылез подвыпивший старикан с продуктовой сумкой. - Сынки-и, я вас простил. Мне с вами поговорить желательно. Я без разговора болею... - Старикан увидел Ольгу обрадовался. Сделал из пальцев козу. - Рыженькая. Забодаю, забодаю. Рыжичек, я их простил, а они уплыли. Я им в папаши годен, в деды. А может быть, наголо? - Старик махнул рукой, словно у него в руке была сабля. Всех - наголо!
- А вы не кричите, - сказал ему гражданин в макинтоше. - Люди любуются красотой нашего прекрасного города, а вы кричите.
Старикан приподнял свою сумку.
- Наклонись, милый. У меня в этой сумке два утюга лежат. Я тебе дам по кумполу, ты и расколешься, как арбуз.
- Что?! - Гражданин в макинтоше голос повысил: - Вы, простите, ихтиозавр.
- А ты-то? Верблюд нестриженый. Павлин!
- Старое чудовище!
- Чертополох мокрый. Горшок с букетом.
- Ха-ха-ха, - сказала Ольга. - Я прысну.
Шут (дядя Шура) вытащил милиционерский свисток. Свистнул, призывая к порядку. Гражданин в макинтоше и старикан разом повернулись.
- Мы ничего, - сказал старикан. - Мы вот встретились. - Старикан обнял макинтоша. - Здравствуй, друг Петя!
- То есть как это - ничего? Сначала обзывает, а потом ничего? Я вам не Петя!
Старикан посмотрел на него с презрением. Обнял шута (дядю Шуру).
- Действий не было. Нецензурщины - не дай бог. Сынок, закон не нарушен!.. Георгинчик! - сказал он гражданину и пошел, потряхивая сумкой. - Сонюшка, я иду-у!..
Гражданин в макинтоше приподнял свою модную шляпу.
- Извините, закон действительно не нарушен. Не смею мешать. Я все понимаю. Вы на посту. - И он удалился на цыпочках, чтобы ни звука, ни шороха.
- Смейся, ты хотела смеяться, - сказал Ольге шут.
- Сейчас. - Ольга прокашлялась.
Прибежал Тимоша с бутылкой.
- На, попей лимонаду.
Ольга взяла у него лимонад, отпила глоток. Вдохнула свежего воздуха, который, как и подобает, немножко припахивал нефтью.
- У тебя что, никакого самолюбия нет? И ты не обиделся? Серый ты, как туман.
Тимоша крепился, хотя видно было по всему, что это дело дается ему с трудом.
- Что ж на тебя обижаться? Смешно на тебя обижаться. Мне тебя очень жаль.
- Это почему тебе меня жаль? - воскликнула Ольга. - Это зачем?
- Что я, не человек? Что, у меня сердца нет? Ты не волнуйся, тебе вредно волноваться. Хочешь, я тебе мороженое принесу?
Ольга повернулась к шуту (дяде Шуре).
- Чего он ко мне лезет с нежностями? Он что, с ума сошел?
- Ты не волнуйся, ты не волнуйся, - сказал Тимоша.
Ольга уставилась перед собой, окончательно сбитая с толку.
- Дядя Шура, что происходит? Может, он принимает меня за сумасшедшую? Асфальтовая голова. Зоопарк в одном лице.
- Смейся, - сказал ей шут.
Тимоша тронул его за локоть.
- Вы "скорую помощь" вызвали? - Он спросил это шепотом, но Ольга услышала.
- С чего это ты придумал? Зачем "скорую помощь"? Я не больная.
- А чего ты кричишь как сумасшедшая? - озлился Тимоша. - Чего ты говорила, что у меня уши глаза закрывают?
Ольга сложила руки на коленях, сгорбилась.
- Так, значит, над тобой смеяться нельзя?
- А чего надо мной смеяться? Уши у меня как уши, как у всех людей. Нос как нос. Голова как голова, как у всех головы.
- И у меня волосы как волосы! Как у всех волосы. Видели, дядя Шура, лучше быть сумасшедшей, чем рыжей. Сумасшедшей почтение, и ласковое обхождение, и лимонад. - Она бросила бутылку в реку и захохотала. Смеялась она сухим неестественным смехом, похожим на плач. Что-то ломалось в этом смехе, стонало и вот-вот должно было рухнуть. - Юрик, я сумасшедшая! Живо за лимонадом! Ха-ха-ха...
В шорохе, в треске нейлона возникла возле них сиреневая женщина с заграничным портфельчиком в клетку.
- Прелесть! Находка! Ты думаешь, это легко? Напрасно ты так думаешь, - сказала она полным восхищения и усталости голосом. - А глаза! Какие глаза. Крупным планом. Все будут в восторге.
Ольга отодвинулась от нее.
- Что с вами?
- Вы, наверно, побывали на юге и перегрелись, - сказал Тимоша.
Женщина не обратила внимания на эти слова. Она смотрела на Ольгу, как смотрят художники на еще не законченное полотно.
- Ты нам подходишь. Роль прямо для тебя написана. - Женщина спохватилась, объяснила: - Я с киностудии. Мы тебя будем пробовать. Ты рада?
- Ужасно рада, - сказала Ольга. - Я вся в восторге. Я умею петь басом. - Ольга запела: - Ля-лям-ля-лям, ля-ли-ля-лям...
Женщина остановила ее:
- Это детали... - И заговорила так, словно перед ней был еще некто и к этому некто она обращала свои слова: - Представьте себе: умная девочка, одаренная, смелая. В силу этих перечисленных качеств она всех презирает, даже мальчика, в которого влюблена. Трагично. Как ты находишь? - спросила она у Тимоши.
- Я в этом не понимаю, - сказал Тимоша.
- Я сяду. Я так устала. - Женщина уселась на парапет. - Пять тысяч мальчиков, пять тысяч девочек - с ума сойти... Итак, в своем тщеславии наша героиня пытается встать над обществом. Ничего не прощая, взыскательная и надменная, поднимается наша героиня к своему неизбежному краху. Ее ненавидит весь класс, ненавидит вся школа. Но ничего не могут с ней поделать. Все хлопочут вокруг нее одной. А что поделать? Она хорошо учится. Выгонять из школы нельзя. А как быть? Поэтому крах у нее будет моральный.
- Ну, вы даете, - сказал Тимоша. - Таких не бывает. Такую бы в два счета приземлили.
- Ничего не понимает, - сказала Ольга и улыбнулась женщине. Потом она строго посмотрела на Тимошу. - Ну что ты можешь понимать, ты, серый, как туман?
- Да, да, конечно. Хорошая фраза. - Женщина посмотрела на Ольгу и слегка от нее отодвинулась. - Эту фразу мы впишем в сценарий. Ты ее сама придумала? Голова кругом. "И мальчики кровавые в глазах..."
Ольга кивнула:
- Сама.
Тимоша сжал кулаки.
- Шестью шесть, - сказала Ольга.
Тимоша сжал кулаки еще крепче.
- Зоопарк в одном лице, - сказала Ольга. - Ну, ударь, ударь. Я теперь актриса, я теперь на вас чихаю. - Ольга захохотала, а когда отсмеялась, спросила у женщины: - Хотите, я научу вас сводить бородавки?
- Но у меня нет бородавок, - сказала женщина.
Ольга оглядела ее с головы до ног.
- Как мне вас жаль. Ничего-то у вас нет: ни красоты, ни вкуса, ни такта, ни даже бородавок.
Женщина еще дальше отодвинулась от Ольги. Поежилась.
- М-да, - сказала она. - Находка, нечего сказать. - И кисло добавила: - Прелестно, этот текст мы впишем в сценарий. В жизни не соглашусь работать на детской картине. Пять тысяч мальчиков, пять тысяч девочек - и все поют басом. Повальное бедствие.
- Не хочу я сниматься, - сказала Ольга тоскливым, затравленным голосом. - Оставьте меня в покое.
- Ай, не морочь ты мне голову. Ты нам подходишь. Я за тобой уже целый час наблюдаю.
- Вы считаете такой срок достаточным? - спросил шут (дядя Шура).
1 2 3 4 5 6 7 8