А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Шреник предупредил меня, что прежде, чем мы перейдем непосредственно к делу, придется пройти определенный ритуал, но я не предполагала, что это будет нечто настолько первобытное.
Слуга открыл шкаф в старинном португальском стиле, единственный предмет мебели в комнате, за исключением жестяной коробки, стоявшей между нашими двумя циновками, и извлек оттуда несколько мешочков из выцветшей красной ткани. Я сделала глоток чая из прозрачной китайской чашечки и развязала первый мешочек. Внутри находились эротические миниатюры, демонстрировавшие характерное для дешевых местных поделок преувеличенное внимание к деталям.
– Не стоит пенисы изображать столь яркой гуашью, – заметила я. – И у женщин волосы на лобке слишком четко выписаны. И все же не так уж и плохо. – Я взглянула прямо в глаза своему экзаменатору. – Для копий.
Перекупщик ничего не ответил, но глаза его сузились.
Следующий мешочек оказался более многообещающим. Первая работа – изображение девушки с глазами газели, созерцающей муссонные облака из дворцового окна, развалилась на четыре кусочка, как только я взяла ее. На второй, с пятнами плесени и сильно поврежденной белыми муравьями, в темно-оранжевых и ржаво-красных тонах были изображены фигуры, сидящие за низким восьмиугольным столом.
– Марвари, – воскликнула я. – Потрясающе!
Глаза перекупщика сверкнули.
– Очень хорошая копия. – У меня начали потеть ладони. – Конец девятнадцатого – начало двадцатого века, как мне кажется.
ШЛЕП! Еще одна маленькая жизнь прервалась.
– Тот период, когда нашим художникам разрешалось ходить в музеи и делать копии, – сказал перекупщик. – Вот почему они так хороши. Теперь они копируют с чужих копий. Или, хуже того, руководствуются собственным воображением.
Он махнул рукой слуге, который завязал оставшиеся мешочки и снова положил их в шкаф.
– Итак. Мы установили, что вы не принадлежите к числу туристов, которых интересуют непристойные картинки. Теперь показывайте, что вы хотите мне предложить, мадам. Или говорите, что хотите приобрести.
Затем в течение следующих двадцати минут мы исполняли сложный индийский торговый менуэт, в ходе которого я сообщила, что у меня имеется коллекция очень ценных (без точного указания цены) монет эпохи Великих Моголов, полученных достаточно специфическим способом (его подробности раскрывать крайне нежелательно), и я хотела бы их в ближайшем (неопределенном) будущем продать, для чего была бы рада воспользоваться его услугами при том условии, конечно, если еще одна заинтересованная сторона не предложит мне за них большую сумму.
– Дорогая юная леди, – произнес мухолов, значительно смягчившийся в ходе этого традиционного восточного «танца», – не могу представить себе никого, кто смог бы предложить вам больше, чем я.
– Но он действительно предложил мне значительно больше. Единственное, что удержало меня... дело в том, что я законопослушная гражданка Индии, несмотря на то, что временно проживаю в Англии, и мне не хотелось бы, чтобы эта коллекция ценнейших индийских монет ушла из страны и чтобы ее перепродажей занимался англичанин, совершенно равнодушный к нашей культуре.
Глаза перекупщика закрылись от удовольствия.
– А, ну вот вы и выпустили кота из мешка. И вас обманул ваш посредник. Только один англичанин-перекупщик может предложить столь же высокую цену за вещи... сомнительного происхождения, что и я. И он в последнее время ничего не покупает, а только продает.
– Кого вы имеете в виду? – спросила я. Он улыбнулся и пожал плечами. – Скорее всего это кто-то другой. – Я извлекла монетку Анменна из кармана и несколько раз подбросила ее, чтобы он смог ею полюбоваться. – Несколько дней назад я продала ему целый мешок таких монет.
Перекупщик привстал и резко наклонился вперед:
– Но зачем Анменну?..
Он увидел, что я улыбаюсь, и мгновенно закрыл рот, так, словно в конце концов все-таки поймал и проглотил свою муху. Затем он изобразил на лице некое подобие вежливой улыбки и сказал, что, если я передумаю, его предложение будет в силе до конца месяца.
10
Сатиш Айзекс не жалел своего времени для любого, кто разделял его энтузиазм относительно Музея ран и увечий. Те новые воплощения, которые он создавал в этом крошечном уголке Центрального отдела реквизита, стали его семьей, и он управлял ими, словно суровый патриарх.
– У меня не очень много времени, Сатиш...
– Да-да, никаких проблем. Вначале вы должны увидеть мою работу. Лучше один раз увидеть...
Сатиш повел меня по своему музею – из пыльного угла на меня мрачно поглядывал Гулканд-прокаженный – и подвел к новой фигуре.
– Взгляните! Мой шедевр.
Передо мной был Сами, такой, каким я видела его на фотографиях в морге, воспроизведенный с необычайной точностью вплоть до свисающих лохмотьев кожи. Бюстгальтер повис на плоской мужской груди, подобно иссохшим грудям старухи. Сатишу даже удалось повторить неестественное положение рук покойного. Блестяще! Единственное, что вызывало недоумение, была маска индийского героя на лице Сами.
Откуда вы взяли такие подробности? И зачем эта маска?
Сатиш потер кончики пальцев правой руки.
– Прежде чем сотрудники отдела по особо важным делам успели увезти тело, один полицейский с Чоупатти сделал несколько снимков своим «поляроидом». А я плачу ряду отделений полиции за информацию относительно поступающих к ним свежих трупов.
– Ну а зачем маска?
– Маска Рамы, героя «Рамаяны»! – ответил Сатиш, искренне удивленный моим невежеством. – Тело нашли в канун Раманавани, когда в храмах по всей Индии празднуют день рождения Рамы.
Я почувствовала, что теряю терпение.
– Но какое отношение имеет Рама к смерти Сами?
– На протяжении целой недели, предшествующей этому дню, повсюду разыгрываются и читаются отрывки из «Рамаяны». Одно из таких публичных чтений проходит на пляже Чоупатти. Вскоре после него и нашли тело. Оно было закопано в песок, из которого виднелась только голова и плакат. В полиции сказали, что сначала никто не обратил на тело никакого внимания, так как все решили, что это одна из скульптур, сделанных к празднику из песка.
Значит, все-таки не рыбаки, а представление по «Рамаяне», длившееся всю ночь, как и предполагал Рэм. Я вытащила монету Анменна.
– В прошлый раз во время визита к вам я по ошибке захватила ее с собой.
Сатиш повертел монетку в руках, прочел надписи с обеих сторон и сказал:
– Это невозможно. Последнюю партию монет эпохи Великих Моголов мы делали, наверное, месяца три назад для мистера Шармы. И ваша монета абсолютно подлинная. Это явно не подделка.
– А что происходит с монетами и другой вашей работой после того, как заканчивается съемка?
– То, что можно использовать в каком-нибудь другом фильме, как правило, сохраняют. Все остальное продается или переплавляется. Как раз сейчас я занимаюсь тем, что из медного медальона делаю серебряный с помощью элементарного электролиза. Вам знаком этот процесс?
– В самом общем смысле.
– В случае с мелкими предметами мы используем не слишком профессиональный метод. Предметы, подвергаемые электролизу, должны быть идеально чистыми. Для электролиза серебра мы пользуемся раствором цианида калия и нитрата серебра в воде. Через раствор с серебряным анодом пропускается электрический ток, и в течение тридцати минут серебро осаждается на предмете. После чего предмет подвергается полировке. Примерно таким же способом можно нанести и золотое покрытие. Хотя это, конечно, стоит дороже.
* * *
Время, оставшееся до вечера, я провела, просматривая отрывки из фильмов Проспера. Его ассистент предоставил мне каталог фильмов студии «Айленд» за последние двадцать лет, с кратким содержанием каждого фильма, актерским составом, съемочной группой, а также перечнем полученных призов. Но чего же я, собственно, ищу? Понимания сути личности моего свояка? Кинематографических доказательств его преступных наклонностей?
Режиссер, костюмер, редактор, первый помощник бригадира осветителей, полнометражные фильмы, короткометражки, документальные картины – вскоре от всего этого у меня стало рябить в глазах. Несмотря на то, что каталог был составлен на английском языке, большая часть фильмов Проспера была снята на хинди, часто как совместная продукция. И я начинала дремать, просматривая коротенькую мелодраму на хинди, события которой развивались в трущобах Калькутты, и пробуждалась на совместном индо-французском фильме о далай-ламе и Тибете.
Примерно часа через три меня разбудил громкий треск. Женское тело падает лицом вниз в канаву. Ручейки крови разбегаются в разные стороны от головы, смешиваясь с грязной сточной водой. Камера прослеживает их путь до того момента, когда весь экран заполняется красным цветом. Сцена смонтирована с красными полосами развевающегося американского флага, который довольно долго остается на экране; затем на него наслаиваются заключительные титры. Последний кадр – три строки белым по черному, намеренно заснятые так, чтобы производить впечатление субтитров из немого фильма:
От сочетания вот этих линий
Родится золото; начертишь круг –
Возникнут вихри, бури, гром и молнии;
А это трижды про себя скажи
Благоговейно – воины предстанут
И все свершат, что пожелаешь ты.
КРИСТОФЕР МАРЛОУ, «ДОКТОР ФАУСТУС»
Я повернулась к киномеханику:
– Вы не могли бы еще раз повторить сцену смерти?
– Вы хотите посмотреть саму сцену падения, мадам?
– Да, пожалуйста.
В прямоугольнике открытой двери – темная фигура, точнее, две. Дальняя фигура видна нечетко.
Одна из теней отходит назад в полосу света. Женщина спотыкается, поворачивается к нам, издает душераздирающий крик.
Быстрый переход к крупному плану: ее расширившиеся от ужаса глаза и рот. На какое-то мгновение лицо заполняет объектив, оно само становится объективом и спускается вниз на семь этажей, и мы видим лица прохожих. Затем камера вновь отдаляется в тот момент, когда девушка падает через балконные перила. Ее толстый шарф цепляется за балкон пятого этажа, и она снова издает вопль, за которым следует завершающий этап падения и тот самый кадр красного цвета.
– Критики все в один голос заявляли, что этот образ символизирует рост насилия в нашем обществе, – сказал ассистент, севший рядом со мной во время демонстрации последнего эпизода.
– Когда это было снято? – спросила я, представив свою сестру на месте женщины на экране.
Ассистент пролистал каталог до нужной страницы.
– А, вот. «Циклон». Снято через два года после смерти миссис Шармы. Остальная часть фильма к ее смерти не имеет никакого отношения, только этот кусочек. Это история женщины, узнающей о том, что она неизлечимо больна раком, и кончающей с собой в сезон дождей. Фильм получил второй приз на Венецианском кинофестивале.
– А я думала, «Циклон» – фильм Калеба Мистри.
– Один «Циклон» действительно начинал мистер Мистри много лет назад, но он так и не вышел в прокат. А «Циклон» мистера Шармы основан на исходном материале мистера Мистри.
– А почему все-таки версия Мистри не вышла в прокат?
Ассистент покачал головой.
– Фильм Мистри о самоубийстве женщины, утратившей веру в партию госпожи Ганди Индийский Национальный Конгресс и не пережившей смерти сына-идеалиста в полиции. Другими словами, он не вышел в прокат по политическим мотивам.
В зале зажегся свет. Техник показал на часы над экраном:
– Мы закрываемся, мадам. И вам тоже надо поторопиться домой. У облаков по краям появился красноватый оттенок. Верный признак приближающейся бури.
* * *
Где провести черту между вымыслом и фактом? У меня возникает ощущение, что я пытаюсь предсказать уже прошедший циклон, проследить его направление по поваленным деревьям, разрушенным домам, которые он оставил за собой, но после урагана уже миновало так много времени, что следы его едва различимы.
Когда Пиддингтон, великий пророк бурь, писал свой шедевр, он с радостью принимал любой источник информации, каким бы незначительным он ни казался. Метеорологи и моряки всех стран мира делились с ним своими наблюдениями.
Два капитана из Бенгальского залива сообщают, что рыбацкие сети в момент приближения урагана поднимают из морских вод всю грязь. Еще один упоминает, что в преддверии циклона он наблюдал множество черепах, плывущих по волнам в состоянии практически полного оцепенения посреди абсолютно спокойного моря.
В судовых журналах многих капитанов отмечена «чудовищная тишина, в продолжение которой ртуть почти не видна в барометре», и последовательность особых звуков, предшествующих урагану и вновь возникающих уже после его окончания. «Жалобные», – характеризует эти звуки один из авторов заметок, а другой описывает их как «жуткий, глухой отдаленный грохот», завывание, то усиливающееся, то еле слышное, подобное тому, что раздается порой в старых зданиях зимними вечерами; этот загадочный вой во многих областях английского побережья именуется «зов моря».
Капитан Смит, захваченный ураганом в южной части Индийского океана, пишет, что звук напомнил ему пароходный свисток. Подслушав разговоры членов команды – малайцев, он добавляет: «Они называют его голосом дьявола».
«Акт IV, сцена I, – прочитала я в сценарных заметках Проспера. – Просперо внезапно начинает говорить, после чего под странный глухой и неясный шум Жнецы исчезают».
Одна из примет считается среди специалистов абсолютно точной, и о ней тоже пишет Пиддингтон: это цвет, который приобретает все вокруг перед приходом циклона. Некий мистер Бердетт, пассажир с «Экзетера», захваченного майским ураганом 1840 года, описывает свои переживания в калькуттском «Инглишмене»:
«Утром тридцатого числа день, казалось, начался на целый час раньше положенного, и все вокруг окрасилось в ярко-малиновый цвет. Паруса, людей, море и даже облака, всю атмосферу мало-помалу охватило пламя; море превратилось в океан кошенили, корабль и все, что находилось на борту, тоже окрасилось в этот же цвет, так, словно было залито кровью».
Первое мая оказался самым чудесным днем из всех, которые помнил мистер Бердетт. Второго мая корабль свободно, уверенно и спокойно мчался по волнам. Но в ночь на третье разразился ураган, продлившийся до утра четвертого. Он был такой силы, что судно вначале потеряло все свои мачты, а затем пошло ко дну. Большинство пассажиров погибло вместе с командой. Те же немногие, кому удалось спастись, на всю жизнь запомнили необычайные цвета того дня, что предшествовал урагану. «Огненно-красный» называли они его. Ярко-малиновый. Дымка на горизонте цвета кирпичной пыли. Цвета засохшей крови.
Мне начинает казаться, что я научилась предсказывать погоду.
11
Час до встречи с Рэмом я провела в «Рице», просматривая свои заметки, составляя список всех совпадений и ошибок за последнюю пару дней и расставляя знаки препинания в нужных местах. Я сопоставляла собственные данные с той информацией, которую мне в самом начале предоставил Рэм, замечая, что на результат сильное влияние оказывает мое желание из наблюдателя сделаться участником.
Конечно же, я ни в малейшей степени не доверяю ни моему очаровательному свояку, ни его дружку мистеру Энтони Анменну. Ну и что из того? Я ведь точно так же не доверяю лидерам большинства политических партий мира. И не верю им не потому, что считаю их убийцами. По крайней мере не всех из них.
Я ходила по замкнутому кругу, пытаясь придумать гипотезу, которая прояснила бы все собранные мною факты или по меньшей мере указала бы какое-нибудь одно направление, а не пятьдесят, – и тут зазвонил телефон.
– Для вас посылка, мадам, – сообщил служитель отеля, – из «Таймс».
В посылке оказались три фотокопии с фотографий, сделанных в момент смерти Майи. Банни сделала приписку:
«Сумела вытащить несколько снимков из нашего морга. Позвоните, если вам понадобятся копии лучшего качества».
Я ей тотчас же позвонила.
– Очень жаль, мадам, но она только что ушла, – сказала секретарша. – Что-нибудь передать?
– Передайте ей, пожалуйста, что Роз Бенгал хотела бы получить фотографии лучшего качества. Она поймет.
Я с досадой взглянула на мутные, размазанные копии. Правда так близко и все же недостижима.
* * *
– Я обнаружил, что твой друг Роби обычно работает у Мистри в вечернюю смену, – сообщил Рэм. – От шести до полуночи. Дневная смена заканчивается в пять тридцать. Большинство бомбейских киностудий работает в две смены. А Мистри сейчас снимает в две смены, потому что торопится с завершением фильма. Он, конечно, собаку съел в кинопроизводстве и всегда работает с одним и тем же составом съемочной группы, но даже ему удается за всю смену отснять лишь полчаса полезного материала. Парень, который сидит у них на телефоне, сказал, что Роби, наверное, будет сегодня вечером на студии, хотя он и не очень в этом уверен, так как не знает точно, кто им сегодня потребуется:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56