Вот, пожалуйста, посмотрите эти показания, собственноручно вами подписанные. Ведь это ваша подпись? – он придвигает Валицкому протоколы.
– Моя. Но какое отношение имеет одно к другому?
– Сейчас я все вам объясню. В своих показаниях вы утверждали, что пятнадцатого сентября, проходя в двадцать два часа по парку, видели Врубля распивавшим водку с каким-то неизвестным вам человеком. Из показаний, данных сегодня гражданкой Зях, следует, что того же пятнадцатого сентября прошлого года вечером вы находились вместе с ней в мотеле «Под соснами». Здесь у меня, кроме того, и соответствующая выписка из регистрационной книги мотеля. Хотите ознакомиться?
Валицкий едва не задыхается от ярости, но берет себя в руки и даже изображает на лице вежливую улыбку:
– Пан поручик, все это очень обыденные и нормальные, чисто мужские дела. Будем деликатны. Ведь речь идет о женщине. О сохранении домашнего очага. Вы сами понимаете, надо порой немного встряхнуться, оторваться от повседневности.
– Я, конечно, далек от мысли вторгаться в вашу личную жизнь и обнародовать все эти сведения, – сухо замечает Корч. – Я хочу лишь спросить, подтверждаете ли вы показания гражданки Зях?
– Да.
Это «да» смахивает больше на звериный рык.
Корч оформляет протокол этой части беседы и опять возвращается к интересующему его вопросу.
– Почему вы решили дать ложные показания по делу о смерти Врубля? Из документов следует, что вы сами, по собственной инициативе, выступили в качестве свидетеля.
– Мне хотелось как-то положить конец этой неприятной для всех истории. – Директор явно обескуражен и растерян.
Он подписывает протокол и, еще раз воззвав к мужской солидарности в сохранении тайны, идет к двери:
– Если смогу быть полезен… всегда к вашим услугам…
Вспоминая сейчас эту беседу, Корч пытается проанализировать каждое слово директора. «Зачем он на это пошел? Действительно хотел как-то покончить с неприятным для стройуправления делом или норовил поскорее прикрыть его, чтобы не допустить более тщательного расследования? Вероятнее всего второе. Но почему именно Валицкий? Ведь у него имелось железное алиби, а он им пренебрег? Знал, что здесь не все чисто? Старался кого-то выгородить Кого и зачем?» Вопросам нет конца.
…Поцарапанная рука ноет. «Смыть бы кровь. Искупаться, что ли?» Решение это подкрепляется желанием проверить, в каком месте здесь можно войти в воду.
Корч идет дальше. Заросли терновника тянутся метров на триста. Потом опять камыши. Подойти к воде можно не ближе чем в километре от этого места. «Неужели он потащился бы купаться в такую даль?! Абсурд!» – думает Корч о Врубле, нанося на схему пройденный путь. Потом он раздевается и входит в воду. Вода приятно холодит тело, смягчает боль, смывает пыль и кровь. На берег он выходит освеженным и бодрым. «При этих обстоятельствах, – утверждается он в мысли, – предложение об эксгумации останков Ежи Врубля будет вполне обоснованным». Корч стряхивает с себя воду и бросается на траву со вздохом облегчения.
ГЛАВА XXI
Земба возвращается из прокуратуры пешком. Он решил пройти по городу, заодно посмотреть, как работают его подчиненные. Внезапные проверки участков дают возможность лучше оценить действительное положение дел. «В донесениях-то, конечно, всегда все в ажуре. Это уж известно. А на деле бывает по-всякому. Проверить не мешает» У него и так в последнее время все не доходят до этого руки.
Только он собирается повернуть к ближайшему участку, как видит выходящую из-за угла Ванду Круляк, увешанную покупками. Девушка бросает на него смущенный взгляд и делает движение, словно собираясь повернуть назад, чтобы избежать встречи, но деваться ей некуда, и она, не сбавляя шага, продолжает идти дальше.
Земба останавливается.
– День добрый, пани Ванда. Что это вы в такой неурочный час выбрались за покупками?
Ванда оправляется от смущения.
– Якубяк уехал на совещание в воеводство и попросил меня кое-что ему купить. Вот я и занялась. Секретарша должна везде поспеть.
– Вы передо мной не оправдывайтесь, – шутит Земба. – Я не собираюсь проверять трудовую дисциплину в вашем управлении. Как там ведет себя наш квартирант? У вас нет с ним хлопот? Он, часом, в вас не влюбился?
Девушка надувает губки.
– Нет, хлопот у нас с ним нет. Правда, он не отличается особой вежливостью.
– Как так?
– Ну, об этом можно много говорить. На вид-то он у вас настоящий бука и нелюдим, едва скажет «здрасте», а на деле, оказывается, ловелас…
– Что ж тут удивительного, – шутливо замечает Земба, – если живешь в одном доме с такой красоткой?
– Да не обо мне речь, – вспыхивает Ванда. – Я вообще-то не люблю сплетен, но весь город уже гудит. Все говорят, он волочится за Аней Матыс. Из-за этих разговоров получилась целая история: ее жених узнал и чуть ее не бросил. И шеф ее тоже злится – имя его секретарши треплют на всех углах. А он этого не любит. Усматривает в этом подрыв авторитета власти. Сейчас о Корче только и разговоров. Вчера, говорят, он с Дузем пьянствовал в «Новом». Тоже нашел себе приятеля! Вора!
Земба хмурится. Он тоже не любит, когда в городе с осуждением отзываются о его сотрудниках. Ему Далеко не безразлично общественное мнение о своих подчиненных. Он недоволен и, не попрощавшись с Вандой, идет дальше. На этот раз его останавливает прерывающийся от бега голос:
– Кароль, подожди!
Он оборачивается. Вот тебе и на: пани Голомбек – собственной персоной. Теперь уже ему хочется куда-нибудь скрыться, но семенящая трусцой директорская супруга преграждает путь.
– Как хорошо, что я тебя встретила, – тараторит она. – А то уж хотела сама тебе звонить и узнать, не нужно ли чего из продуктов?
Земба пожимает плечами.
– Спроси лучше у моей командирши, я этими делами не ведаю.
– Вчера нам завезли разные копчености. Может, отложить тебе грудинку?
– Не надо, спасибо, – Зембе не хочется прибегать к ее услугам. У всего города потом опять будет пища для сплетен. – Спасибо тебе еще раз и прости: спешу, – он протягивает ей руку.
Пани Голомбек делает вид, будто не замечает этого жеста.
– У меня к тебе еще маленький вопрос, – продолжает она. – Это правда, будто к тебе в милицию поступил какой-то донос на моего сына? Он сообщил мне, что воеводская милиция задержала его автомобиль для какого-то осмотра. В чем там дело? Наверное, какое-нибудь недоразумение? А может, это твой новый сотрудник очередные номера выкидывает?
– А может, это твой сын какой-нибудь номер выкинул? – прерывает Земба поток ее слов. У него нет желания говорить ей, что ведется следствие по делу о сбитой ее сыном старухе. Тогда уж вообще житья не будет.
– Мой Антек?! Что ты говоришь, побойся бога! Это невозможно! В управлении все от него в восторге, просто без ума и опять хотят повысить в должности!
– Если автомобиль задержали и подвергли осмотру, значит, твой Антек наверняка попал в какое-то дорожно-транспортное происшествие. И при чем здесь поручик Корч?
– Антек и происшествие?! Немыслимо! Он превосходно водит машину. Даже лучше, чем Ясь, и вполне может стать профессионалом. Не иначе здесь какая-то клевета. Придумать ее мог только такой тип, как этот твой новый сотрудник. Он, говорят, по этой части специалист. С ворами пьянствует, а уважению к порядочным людям не обучен. Это же надо придумать: он выпытывал у наших рабочих, где мы взяли паркет, который сейчас стелют у нас на даче! Что это за новая мода? Как он смел войти на наш участок без нашего разрешения и согласия?! Слишком много он себе позволяет! А в магазине у Витека Борковского торчал несколько часов, и Витек рассказывал, вел себя просто по-хамски. Говорил с ним, как с каким-нибудь преступником! Мне кажется, он совсем не подходит… Он…
– Позволь мне, дорогая, – прерывает ее Земба на полуслове, – самому решать, кто подходит, а кто не подходит для работы у меня в милиции. Распоряжайся в своем торге. Получше бы занималась подбором кадров, а то опять приняла на работу кладовщиком человека, имевшего судимость за хищения и растрату, – парирует Земба.
– О чем ты говоришь, Кароль? Этот человек был осужден неправильно. Зелинский, ну, ты знаешь – наш ревизор из воеводства – лично за него поручился, – вспыхивает Голомбек. – Наша судья, когда я. рассказала ей эту историю, тоже признала, что тут вполне могла быть допущена судебная ошибка. Случается и такое. Юноша очень милый, воспитанный. Из хорошей семьи. Его отец – главный архитектор воеводства. Зелинский очень высоко о них отзывается. Они близкие его друзья. Уж кто-кто, а Зелинский за человека случайного ручаться не станет. Он…
– Прости, я опаздываю, мне пора, – снова на полуслове прерывает ее Земба, чувствуя, что она сейчас опять начнет приставать к нему с делом сына. А попробуй откажи, она тут же отыщет других, более влиятельных знакомых, и тогда не отобьешься от телефонных звонков, всяких запросов и объяснительных записок.
Раздраженный, Земба добирается наконец до участка. Сегодня он на редкость придирчив и дотошен. Просматривает дела. Распекает за ошибки. Сотрудники вздыхают с облегчением, когда он в конце концов уходит, и тут же звонят соседям, предупреждая их о внезапном визите начальства. Но тревога поднята напрасно. Земба возвращается к себе, никуда больше не заходя.
В приемной его ожидает до крайности возбужденная врач Сливяк.
«Вот, черт, не везет сегодня – целый день бабы!» – Земба в ярости.
Предстоит еще одно объяснение.
– Пан майор, что произошло с моим сыном? Почему он арестован? Это какое-то недоразумение! Ваши сотрудники форменным образом выкрали его из дома. Обходились с ним, как с каким-нибудь преступником. Это безобразие! Муж с самого утра никак не может с вами связаться. Мне сказали, что налет на нашу квартиру учинил какой-то новый ваш сотрудник…
«Опять Корч, – думает Земба. – Жалобы на него так и сыплются. Что-то тут не так. А теперь вот еще и Сливяк!»
– Пани Галина, – обращается он к женщине, – я не в курсе дела. Проверю. Прошу вас набраться немного терпения. Я все выясню и сразу же вам сообщу.
Она уходит, и он с облегчением вздыхает.
– Вызвать ко мне Корча, – поручает он секретарше.
ГЛАВА XXII
– Докладывай по порядку все, что установил за последние дни, – хмуро приказывает Земба, когда Корч рано утром является по его вызову на доклад.
Земба, раскладывая на столе папки, задумчиво смотрит на поручика. Парень способный, энергичный, оперативный. Как и он в дни своей молодости. Чем же вызван весь этот поток сплетен, открытой к нему вражды и неприязни? В чем тут дело? Грубо действует, не умеет найти подхода к людям или слишком торопится? Как с ним быть, если дело пойдет так и дальше?
Корч достает документы, раскладывает свои записи:
– Получен протокол повторного вскрытия эксгумированных останков Врубля. На этот раз, – подчеркивает он интонацией, – произведен детальный осмотр. Из заключения врачей следует, что причиной смерти явился перелом основания черепа. Покойный получил сильный удар в затылочную часть головы каким-то тупым предметом. После такого удара он наверняка потерял сознание и в бессознательном состоянии был сброшен в озеро. Врач на первом вскрытии, обнаружив в легких трупа воду, этим ограничился, не произвел тщательного осмотра и сделал вывод, что Врубль просто утонул. Удивительная халатность! Так же халатно проведено и все предварительное следствие. – Корч не может удержаться от комментариев.
Земба воспринимает эти комментарии как упрек всвой адрес. Хмурит брови. Это дело вел капитан Жарский. Жарский, которому он доверял как самому себе. Значит, здесь и его, Зембы, вина? Передоверился, не проконтролировал? «А может быть, оба мы не сумели докопаться до истины?»
– Итак, убийство, – произносит он вполголоса, – но на какой почве?
– Я думаю, следует принять пока версию сестры погибшего, утверждающей, что ее брат, собираясь в тот вечер на встречу с каким-то человеком, взял с собой документы, имевшие, вероятно, отношение к его работе. Материалы, которыми он располагал, представляли, видимо, для кого-то настолько серьезную опасность, что его решили убрать. Преступник или преступники сняли с предварительно оглушенной жертвы одежду, а его самого сбросили в озеро, изъяв уличающие их документы и спрятав затем одежду убитого в заросли терновника.
– Какой предлагаешь план действий?
– Думаю, надо начать с тщательного изучения документации, на стройке. Антос утверждает, что после смерти Врубля там выявилась якобы крупная недостача стройматериалов, всякого рода упущения и даже злоупотребления. Не исключено, что ниточка оттуда потянется и к делу о пожаре.
– Ты полагаешь, Антос настолько глуп, что станет подсказывать тебе версию, которая может привести к раскрытию дела, обличающего его самого?
– А если организатором пожара являлся не он? Во всяком случае, версия о его причастности к пожару пока не нашла достаточно веских подтверждений. Антос пытался уверить меня, что беспорядки на стройке явились результатом некомпетентности Врубля как начальника и конечным результатом порочной кадровой политики, проводимой директором Якубяком. К. этой мысли он всячески пытался меня склонить, не зная, что я располагаю данными о хищении паркетной клепки со склада из той партии, которую он получил в июле.
– Из твоего прежнего доклада, насколько я помню, вытекало, что вся документация на этот паркет в полном порядке. Если это так, то и на стройке Врубля все документы должны оказаться в ажуре. А если нет, значит, версия связи здесь ошибочна.
– Поскольку Антос сам завел речь о недостаче стройматериалов на стройке, думаю, какие-то основания у него есть. Иначе какой смысл ему наталкивать меня на этот путь. Окажись этот путь ложным, я могу потерять доверие к его показаниям. Вряд ли Антос в этом заинтересован.
– Я что-то не вижу в твоих рассуждениях особой логики.
Корч, однако, настаивает на своем. «Ладно, пусть действует по своему усмотрению, – решает про себя Земба. – Посмотрим, что из этого получится».
– Я слышал, у тебя на беседе был Валицкий? Зачем ты его вызывал?
– Уточнял его показания в связи с возобновлением следствия по делу Врубля. Выяснилось, что вечером пятнадцатого сентября прошлого года, в день гибели Врубля, Валицкий находился в мотеле «Под соснами» и, следовательно, дал в тот раз ложные показания. Вот документы, – Корч подает Зембе протоколы и свое заключение.
Земба просматривает их и кладет – на стол.
– Следовало согласовать со мной его вызов, – спокойно говорит он, внимательно глядя на Корча.
– Я не мог этого сделать, вы в тот день уезжали на совещание в воеводство, – объясняет Корч.
«Воспользовался моим отсутствием, – думает Земба. – Может, считал, что я не дам согласия? Он ведь знает, что Валицкий состоит у меня в комиссии по охране общественного порядка и мы встречаемся иногда в неофициальной обстановке. Опасался, что эти наши отношения могут помешать объективному ведению следствия?» Земба испытывает чувство обиды. Такая оценка представляется ему незаслуженной и несправедливой. «Вот как, значит, обо мне думают, вот как я выгляжу в глазах людей со стороны, в глазах своих сотрудников?! Но ведь мои личные отношения никогда не влияли на исполнение служебного долга. Разве только на их форму, вынуждая действовать с большей осмотрительностью и только… Как объяснить это Корчу, который прет к цели напролом? Мой метод он считает перестраховкой, а своим добился лишь целой волны сплетен, жалоб и нареканий».
– Какими мотивами, по твоему мнению, – скрывая раздражение, обращается Земба к Корчу, – мог руководствоваться Валицкий?
– Полагаю, он был заинтересован замять это дело. Речь, конечно, не идет о его непосредственном участии в преступлении. У него железное алиби, но какой-то его заинтересованности исключать нельзя. Я хочу собрать более подробные сведения о его связях и контактах.
– Не слишком ли поспешно ты формулируешь свои умозаключения? Валицкий – уважаемый и авторитетный в городе человек. Мне лично его причастность к махинациям кладовщика или кого-либо другого кажется маловероятной. Самое большое, в чем можно его заподозрить, – это в отсутствии контроля. И уж совсем невероятным считаю, чтобы он хоть в какой-то степени был заинтересован в убийстве, Если бы Врубль представлял для него опасность, он мог снять его с должности начальника стройки или вообще уволить с работы. Как-никак, он его начальник и мог использовать менее рискованные способы действий.
Корч смотрит на Зембу искоса. Он опасался именно такой реакции. «Придется обосновывать свои соображения иным путем, – думает он. – Досадно, что Земба, которого он уважает и ценит, фетишизирует должностное положение людей. Он принимает желаемое за действительное, – размышляет про себя Корч, – впрочем, иначе ему, наверно, тут бы не усидеть».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18
– Моя. Но какое отношение имеет одно к другому?
– Сейчас я все вам объясню. В своих показаниях вы утверждали, что пятнадцатого сентября, проходя в двадцать два часа по парку, видели Врубля распивавшим водку с каким-то неизвестным вам человеком. Из показаний, данных сегодня гражданкой Зях, следует, что того же пятнадцатого сентября прошлого года вечером вы находились вместе с ней в мотеле «Под соснами». Здесь у меня, кроме того, и соответствующая выписка из регистрационной книги мотеля. Хотите ознакомиться?
Валицкий едва не задыхается от ярости, но берет себя в руки и даже изображает на лице вежливую улыбку:
– Пан поручик, все это очень обыденные и нормальные, чисто мужские дела. Будем деликатны. Ведь речь идет о женщине. О сохранении домашнего очага. Вы сами понимаете, надо порой немного встряхнуться, оторваться от повседневности.
– Я, конечно, далек от мысли вторгаться в вашу личную жизнь и обнародовать все эти сведения, – сухо замечает Корч. – Я хочу лишь спросить, подтверждаете ли вы показания гражданки Зях?
– Да.
Это «да» смахивает больше на звериный рык.
Корч оформляет протокол этой части беседы и опять возвращается к интересующему его вопросу.
– Почему вы решили дать ложные показания по делу о смерти Врубля? Из документов следует, что вы сами, по собственной инициативе, выступили в качестве свидетеля.
– Мне хотелось как-то положить конец этой неприятной для всех истории. – Директор явно обескуражен и растерян.
Он подписывает протокол и, еще раз воззвав к мужской солидарности в сохранении тайны, идет к двери:
– Если смогу быть полезен… всегда к вашим услугам…
Вспоминая сейчас эту беседу, Корч пытается проанализировать каждое слово директора. «Зачем он на это пошел? Действительно хотел как-то покончить с неприятным для стройуправления делом или норовил поскорее прикрыть его, чтобы не допустить более тщательного расследования? Вероятнее всего второе. Но почему именно Валицкий? Ведь у него имелось железное алиби, а он им пренебрег? Знал, что здесь не все чисто? Старался кого-то выгородить Кого и зачем?» Вопросам нет конца.
…Поцарапанная рука ноет. «Смыть бы кровь. Искупаться, что ли?» Решение это подкрепляется желанием проверить, в каком месте здесь можно войти в воду.
Корч идет дальше. Заросли терновника тянутся метров на триста. Потом опять камыши. Подойти к воде можно не ближе чем в километре от этого места. «Неужели он потащился бы купаться в такую даль?! Абсурд!» – думает Корч о Врубле, нанося на схему пройденный путь. Потом он раздевается и входит в воду. Вода приятно холодит тело, смягчает боль, смывает пыль и кровь. На берег он выходит освеженным и бодрым. «При этих обстоятельствах, – утверждается он в мысли, – предложение об эксгумации останков Ежи Врубля будет вполне обоснованным». Корч стряхивает с себя воду и бросается на траву со вздохом облегчения.
ГЛАВА XXI
Земба возвращается из прокуратуры пешком. Он решил пройти по городу, заодно посмотреть, как работают его подчиненные. Внезапные проверки участков дают возможность лучше оценить действительное положение дел. «В донесениях-то, конечно, всегда все в ажуре. Это уж известно. А на деле бывает по-всякому. Проверить не мешает» У него и так в последнее время все не доходят до этого руки.
Только он собирается повернуть к ближайшему участку, как видит выходящую из-за угла Ванду Круляк, увешанную покупками. Девушка бросает на него смущенный взгляд и делает движение, словно собираясь повернуть назад, чтобы избежать встречи, но деваться ей некуда, и она, не сбавляя шага, продолжает идти дальше.
Земба останавливается.
– День добрый, пани Ванда. Что это вы в такой неурочный час выбрались за покупками?
Ванда оправляется от смущения.
– Якубяк уехал на совещание в воеводство и попросил меня кое-что ему купить. Вот я и занялась. Секретарша должна везде поспеть.
– Вы передо мной не оправдывайтесь, – шутит Земба. – Я не собираюсь проверять трудовую дисциплину в вашем управлении. Как там ведет себя наш квартирант? У вас нет с ним хлопот? Он, часом, в вас не влюбился?
Девушка надувает губки.
– Нет, хлопот у нас с ним нет. Правда, он не отличается особой вежливостью.
– Как так?
– Ну, об этом можно много говорить. На вид-то он у вас настоящий бука и нелюдим, едва скажет «здрасте», а на деле, оказывается, ловелас…
– Что ж тут удивительного, – шутливо замечает Земба, – если живешь в одном доме с такой красоткой?
– Да не обо мне речь, – вспыхивает Ванда. – Я вообще-то не люблю сплетен, но весь город уже гудит. Все говорят, он волочится за Аней Матыс. Из-за этих разговоров получилась целая история: ее жених узнал и чуть ее не бросил. И шеф ее тоже злится – имя его секретарши треплют на всех углах. А он этого не любит. Усматривает в этом подрыв авторитета власти. Сейчас о Корче только и разговоров. Вчера, говорят, он с Дузем пьянствовал в «Новом». Тоже нашел себе приятеля! Вора!
Земба хмурится. Он тоже не любит, когда в городе с осуждением отзываются о его сотрудниках. Ему Далеко не безразлично общественное мнение о своих подчиненных. Он недоволен и, не попрощавшись с Вандой, идет дальше. На этот раз его останавливает прерывающийся от бега голос:
– Кароль, подожди!
Он оборачивается. Вот тебе и на: пани Голомбек – собственной персоной. Теперь уже ему хочется куда-нибудь скрыться, но семенящая трусцой директорская супруга преграждает путь.
– Как хорошо, что я тебя встретила, – тараторит она. – А то уж хотела сама тебе звонить и узнать, не нужно ли чего из продуктов?
Земба пожимает плечами.
– Спроси лучше у моей командирши, я этими делами не ведаю.
– Вчера нам завезли разные копчености. Может, отложить тебе грудинку?
– Не надо, спасибо, – Зембе не хочется прибегать к ее услугам. У всего города потом опять будет пища для сплетен. – Спасибо тебе еще раз и прости: спешу, – он протягивает ей руку.
Пани Голомбек делает вид, будто не замечает этого жеста.
– У меня к тебе еще маленький вопрос, – продолжает она. – Это правда, будто к тебе в милицию поступил какой-то донос на моего сына? Он сообщил мне, что воеводская милиция задержала его автомобиль для какого-то осмотра. В чем там дело? Наверное, какое-нибудь недоразумение? А может, это твой новый сотрудник очередные номера выкидывает?
– А может, это твой сын какой-нибудь номер выкинул? – прерывает Земба поток ее слов. У него нет желания говорить ей, что ведется следствие по делу о сбитой ее сыном старухе. Тогда уж вообще житья не будет.
– Мой Антек?! Что ты говоришь, побойся бога! Это невозможно! В управлении все от него в восторге, просто без ума и опять хотят повысить в должности!
– Если автомобиль задержали и подвергли осмотру, значит, твой Антек наверняка попал в какое-то дорожно-транспортное происшествие. И при чем здесь поручик Корч?
– Антек и происшествие?! Немыслимо! Он превосходно водит машину. Даже лучше, чем Ясь, и вполне может стать профессионалом. Не иначе здесь какая-то клевета. Придумать ее мог только такой тип, как этот твой новый сотрудник. Он, говорят, по этой части специалист. С ворами пьянствует, а уважению к порядочным людям не обучен. Это же надо придумать: он выпытывал у наших рабочих, где мы взяли паркет, который сейчас стелют у нас на даче! Что это за новая мода? Как он смел войти на наш участок без нашего разрешения и согласия?! Слишком много он себе позволяет! А в магазине у Витека Борковского торчал несколько часов, и Витек рассказывал, вел себя просто по-хамски. Говорил с ним, как с каким-нибудь преступником! Мне кажется, он совсем не подходит… Он…
– Позволь мне, дорогая, – прерывает ее Земба на полуслове, – самому решать, кто подходит, а кто не подходит для работы у меня в милиции. Распоряжайся в своем торге. Получше бы занималась подбором кадров, а то опять приняла на работу кладовщиком человека, имевшего судимость за хищения и растрату, – парирует Земба.
– О чем ты говоришь, Кароль? Этот человек был осужден неправильно. Зелинский, ну, ты знаешь – наш ревизор из воеводства – лично за него поручился, – вспыхивает Голомбек. – Наша судья, когда я. рассказала ей эту историю, тоже признала, что тут вполне могла быть допущена судебная ошибка. Случается и такое. Юноша очень милый, воспитанный. Из хорошей семьи. Его отец – главный архитектор воеводства. Зелинский очень высоко о них отзывается. Они близкие его друзья. Уж кто-кто, а Зелинский за человека случайного ручаться не станет. Он…
– Прости, я опаздываю, мне пора, – снова на полуслове прерывает ее Земба, чувствуя, что она сейчас опять начнет приставать к нему с делом сына. А попробуй откажи, она тут же отыщет других, более влиятельных знакомых, и тогда не отобьешься от телефонных звонков, всяких запросов и объяснительных записок.
Раздраженный, Земба добирается наконец до участка. Сегодня он на редкость придирчив и дотошен. Просматривает дела. Распекает за ошибки. Сотрудники вздыхают с облегчением, когда он в конце концов уходит, и тут же звонят соседям, предупреждая их о внезапном визите начальства. Но тревога поднята напрасно. Земба возвращается к себе, никуда больше не заходя.
В приемной его ожидает до крайности возбужденная врач Сливяк.
«Вот, черт, не везет сегодня – целый день бабы!» – Земба в ярости.
Предстоит еще одно объяснение.
– Пан майор, что произошло с моим сыном? Почему он арестован? Это какое-то недоразумение! Ваши сотрудники форменным образом выкрали его из дома. Обходились с ним, как с каким-нибудь преступником. Это безобразие! Муж с самого утра никак не может с вами связаться. Мне сказали, что налет на нашу квартиру учинил какой-то новый ваш сотрудник…
«Опять Корч, – думает Земба. – Жалобы на него так и сыплются. Что-то тут не так. А теперь вот еще и Сливяк!»
– Пани Галина, – обращается он к женщине, – я не в курсе дела. Проверю. Прошу вас набраться немного терпения. Я все выясню и сразу же вам сообщу.
Она уходит, и он с облегчением вздыхает.
– Вызвать ко мне Корча, – поручает он секретарше.
ГЛАВА XXII
– Докладывай по порядку все, что установил за последние дни, – хмуро приказывает Земба, когда Корч рано утром является по его вызову на доклад.
Земба, раскладывая на столе папки, задумчиво смотрит на поручика. Парень способный, энергичный, оперативный. Как и он в дни своей молодости. Чем же вызван весь этот поток сплетен, открытой к нему вражды и неприязни? В чем тут дело? Грубо действует, не умеет найти подхода к людям или слишком торопится? Как с ним быть, если дело пойдет так и дальше?
Корч достает документы, раскладывает свои записи:
– Получен протокол повторного вскрытия эксгумированных останков Врубля. На этот раз, – подчеркивает он интонацией, – произведен детальный осмотр. Из заключения врачей следует, что причиной смерти явился перелом основания черепа. Покойный получил сильный удар в затылочную часть головы каким-то тупым предметом. После такого удара он наверняка потерял сознание и в бессознательном состоянии был сброшен в озеро. Врач на первом вскрытии, обнаружив в легких трупа воду, этим ограничился, не произвел тщательного осмотра и сделал вывод, что Врубль просто утонул. Удивительная халатность! Так же халатно проведено и все предварительное следствие. – Корч не может удержаться от комментариев.
Земба воспринимает эти комментарии как упрек всвой адрес. Хмурит брови. Это дело вел капитан Жарский. Жарский, которому он доверял как самому себе. Значит, здесь и его, Зембы, вина? Передоверился, не проконтролировал? «А может быть, оба мы не сумели докопаться до истины?»
– Итак, убийство, – произносит он вполголоса, – но на какой почве?
– Я думаю, следует принять пока версию сестры погибшего, утверждающей, что ее брат, собираясь в тот вечер на встречу с каким-то человеком, взял с собой документы, имевшие, вероятно, отношение к его работе. Материалы, которыми он располагал, представляли, видимо, для кого-то настолько серьезную опасность, что его решили убрать. Преступник или преступники сняли с предварительно оглушенной жертвы одежду, а его самого сбросили в озеро, изъяв уличающие их документы и спрятав затем одежду убитого в заросли терновника.
– Какой предлагаешь план действий?
– Думаю, надо начать с тщательного изучения документации, на стройке. Антос утверждает, что после смерти Врубля там выявилась якобы крупная недостача стройматериалов, всякого рода упущения и даже злоупотребления. Не исключено, что ниточка оттуда потянется и к делу о пожаре.
– Ты полагаешь, Антос настолько глуп, что станет подсказывать тебе версию, которая может привести к раскрытию дела, обличающего его самого?
– А если организатором пожара являлся не он? Во всяком случае, версия о его причастности к пожару пока не нашла достаточно веских подтверждений. Антос пытался уверить меня, что беспорядки на стройке явились результатом некомпетентности Врубля как начальника и конечным результатом порочной кадровой политики, проводимой директором Якубяком. К. этой мысли он всячески пытался меня склонить, не зная, что я располагаю данными о хищении паркетной клепки со склада из той партии, которую он получил в июле.
– Из твоего прежнего доклада, насколько я помню, вытекало, что вся документация на этот паркет в полном порядке. Если это так, то и на стройке Врубля все документы должны оказаться в ажуре. А если нет, значит, версия связи здесь ошибочна.
– Поскольку Антос сам завел речь о недостаче стройматериалов на стройке, думаю, какие-то основания у него есть. Иначе какой смысл ему наталкивать меня на этот путь. Окажись этот путь ложным, я могу потерять доверие к его показаниям. Вряд ли Антос в этом заинтересован.
– Я что-то не вижу в твоих рассуждениях особой логики.
Корч, однако, настаивает на своем. «Ладно, пусть действует по своему усмотрению, – решает про себя Земба. – Посмотрим, что из этого получится».
– Я слышал, у тебя на беседе был Валицкий? Зачем ты его вызывал?
– Уточнял его показания в связи с возобновлением следствия по делу Врубля. Выяснилось, что вечером пятнадцатого сентября прошлого года, в день гибели Врубля, Валицкий находился в мотеле «Под соснами» и, следовательно, дал в тот раз ложные показания. Вот документы, – Корч подает Зембе протоколы и свое заключение.
Земба просматривает их и кладет – на стол.
– Следовало согласовать со мной его вызов, – спокойно говорит он, внимательно глядя на Корча.
– Я не мог этого сделать, вы в тот день уезжали на совещание в воеводство, – объясняет Корч.
«Воспользовался моим отсутствием, – думает Земба. – Может, считал, что я не дам согласия? Он ведь знает, что Валицкий состоит у меня в комиссии по охране общественного порядка и мы встречаемся иногда в неофициальной обстановке. Опасался, что эти наши отношения могут помешать объективному ведению следствия?» Земба испытывает чувство обиды. Такая оценка представляется ему незаслуженной и несправедливой. «Вот как, значит, обо мне думают, вот как я выгляжу в глазах людей со стороны, в глазах своих сотрудников?! Но ведь мои личные отношения никогда не влияли на исполнение служебного долга. Разве только на их форму, вынуждая действовать с большей осмотрительностью и только… Как объяснить это Корчу, который прет к цели напролом? Мой метод он считает перестраховкой, а своим добился лишь целой волны сплетен, жалоб и нареканий».
– Какими мотивами, по твоему мнению, – скрывая раздражение, обращается Земба к Корчу, – мог руководствоваться Валицкий?
– Полагаю, он был заинтересован замять это дело. Речь, конечно, не идет о его непосредственном участии в преступлении. У него железное алиби, но какой-то его заинтересованности исключать нельзя. Я хочу собрать более подробные сведения о его связях и контактах.
– Не слишком ли поспешно ты формулируешь свои умозаключения? Валицкий – уважаемый и авторитетный в городе человек. Мне лично его причастность к махинациям кладовщика или кого-либо другого кажется маловероятной. Самое большое, в чем можно его заподозрить, – это в отсутствии контроля. И уж совсем невероятным считаю, чтобы он хоть в какой-то степени был заинтересован в убийстве, Если бы Врубль представлял для него опасность, он мог снять его с должности начальника стройки или вообще уволить с работы. Как-никак, он его начальник и мог использовать менее рискованные способы действий.
Корч смотрит на Зембу искоса. Он опасался именно такой реакции. «Придется обосновывать свои соображения иным путем, – думает он. – Досадно, что Земба, которого он уважает и ценит, фетишизирует должностное положение людей. Он принимает желаемое за действительное, – размышляет про себя Корч, – впрочем, иначе ему, наверно, тут бы не усидеть».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18