Их было трое. То есть в биоускорителе спали еще десятки маленьких
беспомощных мутантов, от одного вида которых любой высокоученый зоолог
впал бы в истерику. Но э т и х было трое. Сердце у меня так и подпрыг-
нуло.
Я услышал быстрый топоток - по зверинцу бежала дочка, в руке у нее
бренчали ролики. Я закрыл ускоритель и пошел к двери. Дочь изо всех си-
ленок дергала и вертела ручку, пытаясь нащупать секрет замка.
Я отпер, чуть приотворил дверь и выскользнул наружу. Как моя девчонка
ни изворачивалась и ни косилась, ей не удалось заглянуть в лабораторию.
Надо запастись терпением, подумал я.
- Что, не можешь приладить ролики?
- Пап, я старалась, старалась, никак не привинчу.
- Ладно, девица. Садись на стул.
Я нагнулся и надел ей ролик. Он сидел на ботинке как влитой, Я затя-
нул ремешки и сделал вид, будто прикручиваю винт.
Наконец-то планерята. Трое, Я всегда был уверен, что все-таки их по-
лучу, уже лет десять я зову их этим именем. Нет, даже двенадцать. Я пог-
лядел в угол зверинца, где старик Нижинский просунул сквозь прутья клет-
ки седеющую голову. Я назвал их планерятами с того дня, как удлиненные
руки Нижинского и кожистые складки на лапах его родича подали мне мысль
вывести летающего мутанта.
Заметив, что я на него смотрю, Нижинский принялся отплясывать что-то
вроде тарантеллы. Он кружил по клетке, мизинцы у него на руках - вчетве-
ро длиннее остальных пальцев - разогнулись, и я невольно улыбнулся вос-
поминанию, даже сердце защемило.
Потом я стал прилаживать дочке ролик на другую ногу,
- Пап!
- Да?
- Мама говорит, ты чудак. Ты правда чудак?
- Вот я ее спрошу.
- А разве ты сам не знаешь?
- А ты понимаешь, что такое чудак?
- Не...
Я поднял ее и поставил на ноги.
- Скажи маме, что мы с ней квиты. Скажи - она красавица. Дочка неук-
люже покатилась между рядами клеток, и все мутанты, покрытые коричневой
и голубой шерстью, то чересчур густой, то чересчур редкой, непомерно
длиннорукие и смехотворно короткопалые, повернули свои обезьянья, со-
бачьи, кроличьи мордочки и уставились на нее. На пороге она оглянулась,
чуть не шлепнулась и помахала мне на прощанье.
Я вернулся в лабораторию, достал из биоускорителя моих первых плане-
рят и вытащил уже не нужные иголки для внутривенного вливания. Перенес
их, маленьких, беспомощных, на матрас - двух самочек и самца. В ускори-
теле они меньше чем за месяц стели почти взрослыми. Пройдет еще нес-
колько часов, пока они зашевелятся, начнут учиться есть, играть и, может
быть, летать.
Но уже и сейчас ясно, что опыт наконец-то удался и мутанты жизнеспо-
собны. Получилось нечто необычное, но полное смысла и гармонии. Не ка-
кие-нибудь чудовища, уродливый плод сильного облучения. Нет, это были
очаровательные существа без малейшего изъяна.
К двери подошла моя жеча.
- Завтракать, милый.
Она тоже попыталась открыть, но осторожнее - словно бы нечаянно взя-
лась за ручку,
- Иду.
Она тоже попыталась заглянуть внутрь, как пыталась уже пятнадцать
лет, но я выскользнул в щелку, загородив собою лабораторию,
- Идем, старый отшельник. Завтрак на террасе.
- Наша дочь говорят, что я чудак. Как это она догадалась, черт
возьми?
- Слышала от меня, разумеется.
- Но ты меня все равно любишь?
- Обожаю!
Стол накрытый на террасе, выглядел восхитительно. Горничная как раз
принесла горячие сосиски. Я легонько ущипнул ее.
- Привет, малютка!
Жена растерянно улыбнулась и посмотрела на меня круглыми глазами.
- Что на тебя нашло?
Горничная убежала в дом.
Я ухватил сосиску, шлепнул на тарелку ломтик лука, полил сосиску соу-
сом и прикрыл луком. Откупорил бутылку пива и стал жадно пить прямо из
горлышка, потом перевел дух, поглядел на дубовую рощу и мягко круглящие-
ся холмы нашего ранчо и вдаль, где мерцал под солнцем Тихий океан. Все
это, подумал я, и трое планерят в придачу.
По одну сторону террасы загремели ролики, по другую - конский галоп.
Сын круто осадил пони - мой подарок ко дню рождения (ему только что
исполнилось четырнадцать). Жена придвинула мне салат, я жевал и смотрел,
как сын расседлал лошадку, хлопнул ее по крупу и она побежала на луг.
"Вот бы он вскинулся, если бы узнал, что у меня там, в лаборатории, -
подумал я, - Все они с ума бы сошли..."
- Слушай, что с тобой творится? - спросила жена. - С той минуты, как
ты вышел из лаборатории, ты не перестаешь ухмыляться, будто разыгравший-
ся орангутанг.
- Я нашел новую забаву.
Она потянулась и схватила меня за ухо. Прищурилась, с напускной суро-
востью поджала губы.
- Это шутка, - сказал я. - Хочу сыграть отличную шутку с целым све-
том. Когда-то со мной уже было что-то похожее, но...
- А именно?
- Ну, мы тогда жили в Оклахоме, отец нашел там нефть и разбогател.
Городишко был маленький, я бродил по полю и наткнулся на кучу плоских
камней, а под каждым камнем свернулся ужонок. Я набрал их полное ведро,
принес в город и высыпал на тротуар перед кинотеатром, там как раз кон-
чался утренний сеанс. Главное, никто меня не видал. И никто не мог по-
нять, откуда взялось столько змей. Вот тут я и испробовал, до чего это
здорово: всех поразил, а сам стоишь и любуешься, как ни в чем не бывало.
Жена отпустила мое ухо.
- Значит вот как ты намерен забавляться?
- Ага... Прости, родная, я доем и побегу. У меня в лаборатории спеш-
ное дело.
По совести говоря, в лаборатории меня ждало такое, на что я и не
рассчитывал. Я собирался только вывести летучее млекопитающее, которое
скользило и планировало бы в воздухе немного лучше, чем сумчатая австра-
лийская летяга. Даже среди ранних моих мутантов в последние годы появи-
лись такие, которые очень далеко ушли от обыкновенных крыс (с крыс я на-
чал) и определенно напоминали обезьян. А эти первые планерята порази-
тельно походили на людей.
Притом они гораздо быстрее, чем их предшественники, выходили из спяч-
ки, во время которой в биоускорителе совершилось их стремительное созре-
вание, и уже пробуждались к активной жизнедеятельности. Когда я вошел в
лабораторию, они ворочались на матрасе, а самец даже пытался встать.
Он был немного крупней самочек - рост двадцать восемь дюймов. Все
трое покрыты мягким золотистым пушком. Но лицо, грудь и живот - чистые,
вместо шерстки гладкая розовая кожа. На головах у всех троих, а у самца
и на плечах шерсть гуще и длиннее - гривкой, мягкая, точно шиншилла. Ли-
ца совсем человеческие, очень трогательные, только глаза огромные, круг-
лые - ночные глаза. Соотношение головы и туловища то же, что и у челове-
ка.
Самец развел руки во всю ширь-размах оказался сорок восемь дюймов. Я
придержал руки, легонько потормошил, мне хотелось, чтобы он выпустил
шпоры. Это не новинка. В основной колонии детеныши уже много лет рожда-
лись со шпорами, после ряда мутаций удлиненные мизинцы (впервые они поя-
вились у Нижинского) стали гораздо длиннее. Теперь шпора не была сустав-
чатой, как палец, - она круто отгибалась назад, плотно прилегая к за-
пястью, и доходила почти до локтя. Сильные мускулы кисти могли резко
выбросить ее вперед и кнаружи. Я тормошил планеренка и наконец дождался,
Шпоры прибавили к размаху рук по девять дюймов справа и слева. Когда
он внезапно выпустил их, кожа с боков, прежде свисавшая складками, натя-
нулась, распахнулись золотые крылья; от кончика шпоры до пояса и ниже,
шириною в четыре дюйма вдоль бедра; нижний край крыла сращен с мизинцем
ноги.
Такого великолепного крыла я еще не получал. Крыло настоящего плане-
ра, пригодное, пожалуй, не только для спуска, но и для подъема. У меня
даже холодок пробежал по спине.
К четырем часам дня я дал им плотно поесть, и теперь они пили воду из
маленьких чешек: держали их в руках совсем по-человечьи, сложив шпоры.
Они были подвижные, любопытные, игривые и явно влюбчивые.
И все отчетливей проступало сходство с человеком. Налицо поясничный
изгиб позвоночника и ягодицы. Плечи и грудная клетка, разумеется, мас-
сивные, развиты не по росту, но у самочек только одна пара сосцов. Стро-
ение подбородка и челюстей уже не обезьянье, а человеческое, и зубы под
стать. Я вдруг понял, что это сулит, и внутренне ахнул.
Став коленями на матрас, я шлепал и тормошил самца, будто возился с
щенком, а одна самочка тем временем играючи вскарабкалась мне на спину.
Я дотянулся до нее через плечо, стащил вниз и усадил на матрас. Погладил
пушистую головку и сказал:
- Здравствуй, красотка, здравствуй! Самец поглядел на меня и весело
оскалил зубы.
- Здастуй, здастуй, - повторил он.
Когда я вышел в кухню, у меня голова шла кругом; шутка удалась на
славу!
Жена встретила меня словами:
- К обеду прилетят Гай и Эми. Эта его ракета, которую запустили в
пустыне, превзошла все ожидания. Гай на седьмом небе и хочет отпраздно-
вать успех.
Я наскоро сплясал жигу, прямо как Нижинский.
- Чудно! Превосходно! Ай да Гай! У всех у нас успехи. Чудно! Превос-
ходно! Успех за успехом!
Жена изумленно смотрела на меня.
- Ты что, пил в лаборатории спирт?
- Я пил нектар, напиток богов. Гера моя, ты - законная супруга Зевса.
И у меня есть свои маленькие греки, потомки Икара!
...Потом я сидел в шезлонге на террасе, потягивал коктейль и смотрел,
как под косыми вечерними лучами золотятся наши живописные холмы. И меч-
тал. Надо изобрести несколько сот слов поблагозвучнее и обучить планерят
- у них будет свой язык, И свои ремесла. И жить они станут в домиках на
деревьях.
Я сочиню для них предания: будто они прилетели со звезд и видели, как
появились среди здешних холмов первые краснокожие люди, а потом и белые.
Когда они станут самостоятельными, я выпущу их на волю. Никто еще не
успеет ничего заподозрить, а уже на всем побережье обоснуются колонии
планерят. И в один прекрасный день кто-нибудь увидит планеренка. Газеты
поднимут очевидца на смех.
А потом колонию обнаружит какой-нибудь ученый муж и станет наблюдать.
И придет к заключению: "Я убежден, что у них есть свой язык и они разум-
ны".
Правительство опубликует опровержения. Репортеры примутся "устанавли-
вать истину" и спрашивать; "Откуда явились эти пришельцы?" Правительство
волей-неволей признает факты. Лингвисты вплотную возьмутся за изучение
несложного языка планерят. Выплывут на свет божий предания.
Планерятская мудрость будет возведена в культ, а ведь из всех видов
комедии всякие культы и суеверия, по-моему, самые потешные.
- Ты меня слушаешь, милый? - с терпеливым нетерпением спросила жена.
- А? Да-да, конечно!
- Чудак, ты ни слова не слыхал. Сидишь и ухмыляешься неизвестно чему.
...Из-за гряды холмов появился вертолет и полетел невысоко над дубо-
вой рощей прямо к нам. Гай мягко посадил его на площадке. Мы пошли
навстречу гостям. Я помог Эми выйти и обнял ее. Гай соскочил неземь,
спросил быстро:
- У вас телевизор включен?
- Нет, - сказал я, - А что, надо включить?
- Передача сейчас начнется. Я боялся - опоздаем.
- Какая передача?
- Очнись, милый! - взмолилась жена. - Я же тебе говорила о ракете
Гая. Газеты только о ней и пишут. - И когда мы поднялись на террасу,
прибавила, обращаясь к ним обоим: - Он сегодня какой-то не от мира сего.
Вообразил себя Зевсом.
Я стал готовить друзьям коктейли, а сына попросил выкатить телевизор
на террасу. Потом мы все уселись и, потягивая мартини (детям дали фрук-
товый сок), смотрели эту самую передачу.
Какой-то малый из Калифорнийского технологического давал объяснения к
чертежам многоступенчатой ракеты. Послушав немного, я поднялся:
- Мне надо заглянуть в лабораторию, кое-что проверить.
- Подожди минуту, - запротестовал Гай. - Сейчас покажут пуск.
Жена поглядела на меня... сами знаете, как в этих случаях смотрят же-
ны. Я сел.
На экране появилась стартовая площадка в пустыне. И наш друг Гай са-
молично объяснял, что, когда он нажмет вот эту кнопку, люк третьей сту-
пени огромной ракеты, виднеющейся позади него, закроется, а через пять
минут корабль взлетит.
Гай на экране нажал кнопку. Гай рядом со мной вроде как ахнул ти-
хонько. Люк на экране медленно закрылся.
- А лихо ты выглядишь, - сказал я. - Настоящий космический волк. Во
что это ты выпалил?
- Милый... по-жа-луйста... помолчи!
- Да уж, пап! Вечно ты остришь некстати.
Гай на экране крупным планом, страшно серьезный, что-то еще объяснял,
и только тут до меня дошло: это та самая ракета с научной аппаратурой,
ее давно собирались запустить на Луну. Она будет оттуда передавать ин-
формацию по радио. Вот это да? Мне стало совестно за мое легкомысленное
поведение, я дотянулся до Гая и похлопал его по плечу. У меня даже
мелькнуло: не сказать ли ему про планерят? Но я тут же раздумал.
У основания ракеты возник огненный шар. Тяжеловесная башня словно чу-
дом поднялась в воздух, миг будто стояла на огненной колонне - и скры-
лась из глаз.
На экране опять была студия, диктор объяснил, что фильм, который мы
только что видели, снят позавчера. А сегодня уже известно, что третья
ступень ракеты успешно прилунилась на южном берегу Моря Ясности. И он
показал на большой лунной карте место посадки.
- Отсюда передатчик, получивший прозвище Чарли-Ракета, несколько ме-
сяцев будет сообщать научные данные. А сейчас, леди и джентльмены, мы
предоставим слово самому Чарли-Ракете, Слушайте Чарли-Ракету!
На экране появился циферблат часов, несколько секунд было тихо.
- Вот здорово, дядя Гай! - прошептал мой сын.
- Знаешь, Эми, у меня даже голова кружится, - сказала жена.
И вдруг на экране появился лунный пейзаж, совсем такой, как всегда
рисуют. И зазвучал голос автомата:
- Говорит Чарли-Ракета с места посадки у Моря Ясности. Привет, Земля?
Сначала я на пятнадцать секунд дам панораму Гор Менелая. Потом на пять
секунд направлю объектив на Землю.
Телекамера медленно поворачивалась, перед глазами торжественно проп-
лывали застывшие, устрашающе, дикие горы. В конце этого кругового движе-
ния передний план пересекла тень от вертикально стоящей третьей ступени
ракеты.
Внезапно камера метнулась прочь, мгновение настраивалась на фокус - и
мы увидели Землю. В этот час над Калифорнией Луна еще не взошла. Мы
смотрели на Африку и Европу.
- Говорит Чарли-Ракета. До свидания, Земля.
Ну, тут экран погас и на террасе поднялась кутерьма. Гай, огромный
взрослый дядя, утирал слезы радости. Женщины обнимали и целовали его. И
все разом что-то кричали.
При помощи биоускорителя я сократил срок зародышевого развития плане-
рят до одной недели. Потом, опять же с его помощью, ускорил их дальней-
шее развитие и рост: младенец за месяц становился взрослым. Волею случая
почти все первые младенцы оказались самочками, так что дело пошло очень
быстро.
К весне у меня было уже больше сотни планерят, и я выключил ускори-
тель. Теперь пускай сами заводят детенышей.
Я составил для них язык и, пока самки в биоускорителе ожидали по-
томства, учил самцов. Они говорили мягко, тоненькими голосами, багаж в
восемьсот слов, видимо, ничуть их не обременял.
Жена с ребятами на неделю поехала на побережье, я воспользовался слу-
чаем и украдкой вывел самого старшего самца и двух его подружек из лабо-
ратории.
Я усадил их рядом с собою в джип и повез в укромную лощинку на нашем
ранчо, примерно за милю от дома.
Все трое изумленно озирались по сторонам и трещали без умолку. Пока-
зывали на все кругом и одолевали меня вопросами, как на их языке называ-
ются дерево, камень, небо. "Небо" далось им не сразу.
Только теперь, вне стен лаборатории, я вполне оценил, до чего хороши
мои планерята. Они на диво подходили к рощам, холмам и долинам Калифор-
нии. Порой они взмахивали руками, распрямляли шпоры и распахивались ве-
ликолепные крылья.
Прошло почти два часа, прежде чем самец, поднялся в воздух. Позабыв
на минуту о новом незнакомом мире, который так забавно и любопытно было
осматривать, он погнался за подружкой. Она по обыкновению только того и
хотела, чтобы он ее поймал, и неожиданно остановилась у подножия невысо-
кого бугра.
Он, наверно, хотел прыгнуть за нею. Но когда он развел руки, шпоры
расправились и золотые крылья рассекли воздух. Охотник внезапно взмыл
над беглянкой. Ветерок подхватил его, понес выше, выше и на долгие се-
кунды он повис в тридцати футах над землей.
Он повернул ко мне жалостную рожицу, испуганно нырнул вниз головой, и
его понесло прямиком на куст терновника. Невольно он отпрянул, золотой
молнией метнулся к нам и свалился в траву.
Обе самочки подбежали к нему раньше меня, гладили его, суетились, так
что я не мог до него добраться.
1 2 3