А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Он засмеялся.
– Если бы не дожди, – сказал он, – музеям пришлось бы закрыться.
Она тоже рассмеялась.
– Я как раз собирался на ланч, – сказал он. – Обычно я хожу один и за едой читаю. Врядли вы захотите ко мне присоединиться.
– Почему же? – сказала она. – Я с удовольствием пошла бы с вами.
– Отлично! – воскликнул он. – Тогда идемте. Они вышли за дверь, и он раскрыл зонтик. Жестом предложил ей взять его под руку, и они спустились по лестнице под дождем. Они прошли совсем недалеко до маленького ресторанчика, где нашли столик на двоих. То было дешевое заведение, полное странных запахов; сама она в такое место никогда не пошла бы. Темнокожий официант с блестящими черными волосами знал Роуленда и предложил их особый карри.
Когда они сели, Роуленд Вандерлинден заговорил, жестикулируя и откидывая назад длинные волосы. Эти маленькие оспины придают его лицу особость, подумала Рейчел. И у него такие красивые голубые глаза, полные жизни и любопытства.
Принесли карри, и Рейчел съела все, что смогла, стараясь не показывать, что блюдо ей не нравится. Роуленд, видимо, ничего не заметил и продолжал говорить обо всякой всячине, в том числе – почему он не появился на вынесении приговора Симмондсу.
– Мне пришлось вернуться сюда на заседание Совета, – сказал он. – Я очень сожалел, что не смог туда пойти. Я надеялся, что встречу там вас.
Она была приятно удивлена, услышав это, но по тактическим причинам решила, что лучше сказать неправду.
– Я тоже туда не ходила, – сказала она.
– Тогда я рад, что не пошел, – сказал он, улыбаясь. – Понимаете, мой интерес к Симмондсу – чисто теоретический. У меня есть теория, что такие преступления часто являются сублимацией древних ритуальных порывов.
Она просто улыбнулась, хотя не вполне понимала, что такое «сублимация».
– Я думал, что найду какой-нибудь предлог снова поехать в Квинсвилль, – сказал он, – но вскоре после того суда у меня появилась возможность вновь отправиться на полгода в Африку, и я не мог ею не воспользоваться.
– А что вы там делали? – спросила она. Рейчел никогда не встречала человека, который бы вел столь экзотическую жизнь.
– Я изучал обычаи племен, живущих на берегах реки Огове, – сказал он.
– Как это увлекательно! – воскликнула она. Было видно, что ее заинтересованность ему приятна.
– Самое удивительное в людях, живущих в джунглях, – сказал он, – это насколько иначе они воспринимают мир. Из-за того, что леса такие густые, у них отсутствует реальное восприятие расстояния, особенно если они находятся вдали от реки. Несколько десятков ярдов – это примерно все, что многие из них видят за свою жизнь. И они просто не могут представить себе большего расстояния. – Он улыбнулся. – Мне иногда кажется, что психологический эквивалент этого феномена есть и в Канаде. Я имею в виду, многие люди здесь такие ограниченные.
Рейчел была польщена, ибо подразумевалось, что сама она не такая.

Официант унес тарелки и принес им какую-то темную гадость вместо кофе.
– Значит, вам очень нравится путешествовать, – сказала она.
– Да, – сказал он. – Я не из тех, кто может просидеть всю жизнь в одном месте, делая одно и то же день за днем; а потом, умирая, они говорят: «Такая уж была у меня судьба!» – Он покачал головой. – Это не для меня. Я хочу, чтобы моя жизнь была приключением, даже если оно не всегда будет веселым.
Рейчел была уверена, что согласна с этим. Он сделал глоток кофе и рассказал, что как раз сейчас пишет научную статью о своем путешествии в Африку.
– Вы не представляете себе, как это сложно, – сказал он. – Я имею в виду – взять невероятно интересные веши и переложить их на скучный язык научного журнала!
Она знала, что здесь должна засмеяться – и так и сделала.
– А о чем именно вы пишете? – спросила она.
– О фетишизме, – ответил он.
Она призналась, что не знает, что это такое.
– Большинство людей этого не знают, – сказал он. – Фетиш – это некоторый предмет, обычно – неодушевленный, но не всегда, в котором живет дух. – Он улыбнулся. – Иначе говоря, такая штука, которую ваш отец сочтет абсолютной чепухой.
Они оба рассмеялись.
– Расскажите мне о своей статье? – попросила она.
– Только в том случае, если мы выпьем еще кофе, – сказал он.
У Рейчел возникло ощущение, что Роуленду с ней хорошо, и эта мысль ее взволновала.
Когда кофе им налили, он начал рассказывать, а она внимательно слушала. Ей хотелось казаться умной в его глазах.

10

– Ближе к концу последнего месяца, который я провел в Африке, – рассказывал Роуленд Вандерлинден, – я поехал в Ндара, главное селение племени бома. Вы не слышали о нем, но один из обычаев бома широко известен в кругах антропологов: если молодая женщина бесплодна, предполагается, что ее муж должен спать с ее матерью. Потом, если у матери рождается ребенок, его отдают дочери, чтобы та его растила как своего собственного. В результате семейные отношения в племени бома могут быть невероятно сложными.
Но меня больше заинтересовал другой аспект жизни племени: я слышал, что их традиции, связанные с фетишами, весьма необычны, а потому решил, что должен увидеть это собственными глазами.
Я никогда раньше не был в Ндара и не ожидал, что путешествие окажется таким трудным. Пришлось плыть по реке Огове, потому что джунгли были густыми и не было никакой возможности передвигаться по суше. Я путешествовал на выдолбленном из дерева каноэ с тремя мужчинами из прибрежного племени. Двое из них были на веслах. Третий – старик, который бывал в Ндара раньше. Его звали Эфуа.
Но не то чтобы путешествовать по реке было намного безопаснее. Племена, живущие вдоль Огове, вовсе не дружелюбны и готовы в любой момент напасть на чужаков. Кроме того, был сезон дождей; река разлилась, и нам угрожали пороги и водовороты.
Антропологи часто делают открытия самым невероятным способом. Мы плыли по реке всего несколько часов, и тут я получил урок, который никогда не забуду.
Я сидел на корме лодки, и к полудню порядком проголодался. Эфуа дремал на носу, а гребцы, казалось, совершенно не собираются останавливаться на ланч. Поэтому я дотянулся до сумки с едой и вытащил банан. Я очистил его и как раз собирался откусить, когда один из гребцов резко поднял весло и выбил банан у меня из рук. Каноэ чуть не перевернулось. Эфуа проснулся и пришел в ужас.
У меня не было ни малейшего представления, что я сделал не так. Эфуа и гребцы поговорили между собой, а затем старик посмотрел на меня и с отвращением покачал головой. Он сказал, что я настолько невежественен, что представляю собой угрозу. Он только что убедил обоих гребцов не высаживать меня на берег, чтобы я познакомился с джунглями и враждебными племенами.
Я продолжал спрашивать, что я такого сделал. Он ответил, что если бы не проворство гребца, я откусил бы банан. Неужели у людей с кожей цвета навозной улитки (так они называют белых людей) нет ни капли благоразумия? Разве я не знал, что есть в лодке на воде – очень строгое табу? Даже самые маленькие дети знают, как это глупо.
Конечно, я спросил его, почему существует такое табу. Он велел мне заткнуться с моими «почему». Табу – это табу, и все. И расспрашивать про них – тоже табу.
Так или иначе, вскоре после этого мы сошли на берег и поели. Потом вернулись на лодку и проплыли еще несколько миль вверх по притоку. Уже ближе к вечеру мы добрались до Ндара.
Селение было действительно большое, примерно пять тысяч человек. Мы должны были сразу засвидетельствовать свое почтение вождю бома. Его резиденция находилась в центре селения рядом с огромным фиговым деревом. Эфуа предупредил, когда мы проходили мимо, что теперь нужно идти осторожно. Несомненно, это был их главный фетиш. Каждый листок, каждую веточку, которая падала, люди из племени бома забирали в хижины и хранили, как сокровище.
Я познакомился с вождем и подарил ему швейцарский армейский нож, который ему очень понравился. Вождь сказал, что я могу остаться у них, сколько пожелаю.
Однако так случилось, что я смог пробыть там всего несколько дней. Но даже за это короткое время я увидел любопытный пример того, насколько фетиши важны для бома.
А произошло вот что. На вторую ночь я пошел вместе с Эфуа посмотреть на церемонию очищения на поляне за резиденцией вождя. Большой мускулистый человек был привязан к столбу в центре площадки, и шаман что-то пел и посыпал его каким-то порошком. Веревки были на вид очень непрочными, но пленник и не пытался их разорвать.
Сразу после нашего прихода вождь и все старейшины племени вышли из главной резиденции. Сам вождь нес разукрашенную дубину с большой шишкой на конце. Все это мне не понравилось.
Ни слова не говоря, вождь подошел к человеку на столбе и ударил его дубиной по голове, пробив череп. Потом за дубину брались все старейшины по очереди, пока голова мужчины не превратилась в кровавое месиво.
После этого один из молодых представителей племени отвязал тело. Его вынесли из селения, пронесли вниз по берегу реки и бросили тело в воду. И крокодилы накинулись на него и разорвали на куски за несколько минут.
Эфуа рассказал мне, что мы только что стали свидетелями казни человека, осквернившего фетиш. Вероятно, он был одним из самых удачливых охотников бома, но в последние несколько месяцев его преследовали несчастья. На своем участке он держал ветку большого фигового дерева в кожаной сумке, привязанной к поперечной балке хижины. Он снова и снова совершал жертвоприношения – приносил ветке кур, фрукты, самые лучшие орехи бетеля – и никакого результата.
Не то чтобы он подозревал, будто боги должны всегда быть на его стороне. Он знал, как они бывают непостоянны. Но, по крайней мере, ожидал, что его преданность фетишу оценят.
Но нет – дела шли хуже и хуже. И не только охота не удавалась: трое детей умерли от какого-то таинственного отравления. Потом их мать, его любимая жена, обезумела от горя и утопилась в реке.
Наверное, он готов был вынести все что угодно, но только не это.
Он пошел прямо к своей хижине, срезал фетиш с центральной балки, где тот висел на почетном месте, и принес его на ту самую площадку, где мы только что были. Там собралось много его соплеменников, и все смотрели на него. Он вынул фетиш из кожаной сумки и плюнул на него. Потом разжег костер и бросил и сумку, и фетиш в огонь. Он ждал, пока не осталось ничего, кроме пепла.
Совет племени не сомневался: они должны избавиться от этого человека, иначе велик риск того, что фетиш восстанет против всего племени. Шаман требовал, чтобы обидчика выпустили в джунгли после наступления темноты, где он будет до смерти замучен ночными демонами. Но вождь был гуманнее и выбрал традиционный метод – забить его до смерти. Он убедил всех, что этот человек заслуживает такой чести, потому что он совершил свои ужасные действия публично, чтобы все это видели. Если бы он сделал это втайне, люди, возможно, никогда бы об этом не узнали, и племя было бы обречено.
Вот так мы стали свидетелями этого наказания. Я надеялся в дальнейшем узнать побольше о фетише, но на следующий день меня скосил приступ малярии. Я бы выздоровел быстро и остался еще на несколько дней, чтобы продолжить исследования. Но Эфуа сказал мне, что один из гребцов каноэ, выпив слишком много пальмового пива, проболтался, что я пытался съесть банан в лодке. Шаман бома сделал вывод, что моя лихорадка – наказание речных духов, и из-за того, что мне позволили остаться в селении, может пострадать все племя. Он хотел, чтобы нам всем пятерым расшибли головы – разумеется, по большой дружбе, – чтобы задобрить речных духов. Так что самое время было уходить, и, несмотря на мою болезнь, мы так и сделали.

11

Роуленд Вандерлинден отпил воды из стакана. Рейчел восхищенно смотрела на него. Она никогда не видела человека, пережившего что-либо подобное. Большинство из нас, думала она, занято лишь банальными проблемами, а такие люди, как Роуленд Вандерлинден, разгадывают тайны мироздания. Ей глубоко льстило, что он доверился неискушенному собеседнику, ей. И Рейчел все больше надеялась, что он таким образом за ней ухаживает.
– Конечно, история с фетишем очень интересна, – сказал Роуленд. – Но больше всего меня потрясло то, что этот несчастный уничтожил его именно из-за самоубийства любимой жены. Видимо, он любил ее так сильно, что все остальное было для него уже не важно. Разве не удивительно, что мужчина может сделать ради женщины, которую любит?
– Да, действительно, – сказала Рейчел. Она подумала: хотя они знакомы так мало, но как было бы замечательно, если бы кто-нибудь такой, как Роуленд, умер из-за любви к ней. Но сразу выкинула эту мысль из головы.
– Я так рада, что вы смогли убежать. Знаете, мне не нравится история о фетишах. Все это звучит как-то страшно и дико…
– Можно звать вас по имени? – спросил он с улыбкой.
– Конечно, – ответила она.
– Я так счастлив снова видеть вас, Рейчел, – сказал Роуленд. – И так рад, что вы согласились пойти со мной на ланч. Я часто думал о вас после того вечера в Квинсвилле. Уверен, ваш отец говорил что-нибудь нелестное обо мне. Он славится тем, что не любит экспертов.
– Ну, он не говорил, что вы ему не понравились, – ответила она.
Роуленд рассмеялся:
– А что именно он говорил?
– Что он не думает, что интеллектуалы в самом деле понимают, для чего нужен закон, – сказала она.
– Меня это не удивляет, – сказал Роуленд Вандерлинден. Он нахмурил брови и попытался изобразить ее отца. – «Вы, интеллектуалы, не видите разницы между добром и злом, между белым и черным. Для вас это всегда оттенки серого. Вы никогда не признаете никого виновным ни в чем». – Роуленд засмеялся. – Ну конечно же, это старая школа.
Рейчел тоже засмеялась, обрадовавшись, что он не настроен слишком уж враждебно к ее отцу.
Пока они ждали, когда им подадут еще кофе, он рассказал немного о своей семье. Как и у Рейчел, предки Роуленда давным-давно приехали из Голландии, спасаясь от религиозных гонений. Поселились на севере страны и обрабатывали землю. Отец Роуленда стал школьным учителем и добился того, чтобы сын получил хорошее образование.
– Разве не странно, что у нас обоих знаменитые имена? – сказал Роуленд. – Я имею в виду, что Дэфо – почти как Даниэль Дефо, помните, который написал «Робинзона Крузо».
– Да, – сказала Рейчел, – но я никогда не слышала о знаменитых людях по фамилии Вандерлинден.
– Немногие знают это имя, – сказал Роуленд. – Помните, кто такой Джон Локк? Он называл себя Вандерлинден, когда жил в изгнании в Голландии. Возможно, позаимствовал это имя у моих предков.
Рейчел призналась, что не имеет ни малейшего представления и о том, кто такой Джон Локк.
– Философ, – сказал Роуленд. – Знаете, «Опыт о человеческом разумении» и всякие рассуждения о случайных связях идей? – Он понял, что она ничего об этом не знает, и улыбнулся. Дотронулся рукой до ее пальцев, чтобы подбодрить. – Не волнуйтесь, Рейчел, это не важно. То, что важно в жизни, не найдешь в философских книгах.
Его прикосновение взволновало ее так сильно, что она едва не задохнулась.
– У моей матери тоже были голландские предки, – сказал он. Его голос стал таким тихим и ласковым, что она стала различать звон приборов за соседними столиками. – Мой отец всегда говорил мне, что если я когда-нибудь женюсь, самое лучшее – найти себе «голландскую жену».
Рейчел была потрясена.
– «Голландская жена»! – воскликнула она. – Так отец всегда называл мою мать. Он обычно говорил: «С голландской женой не пропадешь».
Они оба рассмеялись и посмотрели друг на друга с восторгом.

12

Через полгода после этого разговора Рейчел Дэфо и Роуленд Вандерлинден сочетались браком в Бюро регистрации Квинсвилля. Ее отец был не очень рад – то ли из-за того, что она с такой легкостью вышла замуж за «первого встречного», то ли из-за весьма необычных интересов ее жениха. (На помолвку Роуленд подарил ей высушенную голову из Южной Америки – она занимала почетное место на каминной полке в гостиной Дэфо, пока не умудрилась свалиться в огонь, когда судья был дома один.)
Ради дочери он пытался наладить добрые отношения с Роулендом, хоть и опасался, что такой брак не может быть долговечным. Для него было очевидно: Роуленд одержим своими исследованиями в отдаленных уголках мира и не выражает ни малейшего намерения оставить их ради семейной жизни. Его даже наградили пожизненным исследовательским грантом Национальной ассоциации антропологов.
С точки зрения судьи, Роуленд, очевидно, не понимал, что для семьи необходима стабильность.
– Он не вкладывает в это душу, – сказал он как-то одному из своих сослуживцев.
Но судье Дэфо не пришлось терпеть своего зятя слишком долго. Через год после свадьбы ненадежное сердце подвело его в последний раз. Он умер, как и хотел, на судейском месте. Это случилось в разгар весенней сессии, и он только что вынес приговор о пожизненном заключении женщине, которая совершила неудачную попытку отравить своего мужа и троих детей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28