Эверт Лундстрём Ларс Хесслинд
Операция «Отче наш»



Эверт Лундстрём, Ларс Хесслинд
Операция «Отче наш»

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Я вошел в синдикат, как никогда полный решимости сохранить Кубок для Америки.
Победа в Кубке «Америки» – личный вызов для каждого, кто интересуется парусными гонками.
Гарольд Вандербильт, член синдиката «Интрепид 1967»

1

Я крепко нажал стальной пластинкой гардамана на ушко трехгранной иглы. Она медленно одолела сопротивление двойного слоя дакронового полотнища. Еще два стежка, и кренгельс будет надежно заделан латунным кольцом.
Генуэзский стаксель занимал почти весь пол мастерской. Я подтянул фаловый угол к плате швейной машины.
Игла принялась рисовать аккуратный зигзаг вдоль шкаторины. Парус волнами проходил через машину.
Закончив утренний урок, я поднялся на второй этаж и поставил чайник на плиту. На часах – десять. На календаре – 26 марта.
Можно перекурить. Я вытащил смятую пачку из нагрудного кармана рубашки. Пусто. В спальне у меня лежал нетронутый блок.
Незастеленная кровать напомнила, что следует прибраться до прихода Моники.
Я сделал два глубоких вдоха. В легкие хлынул свежий весенний воздух. Свет и тени резко контрастировали. Утро прочно воцарилось в гавани Гётеборгского королевского общества парусного спорта и на холмах Лонгедрага. Чистое, как «Смирновская».
Солнечный свет выбелил японские соломенные обои по бокам зеркала. Я остановился перед ним. Увиденное чем-то было схоже с неубранной постелью.
Возраст – тридцать пять. Две глубоких залысины. Мышиного цвета волосы с светлыми прядями. Растущее число морщин на лбу. Глубокая складка между густыми бровями над серыми глазами. Часть лица скрыта косматой каштановой бородой. Кожа на скулах и лбу загорелая и обветренная. Крепкие белые зубы во рту, одинаково склонном к смеху и брани. Рост высокий, жилистое тело. Плечи широкие. Торчащие из подвернутых манжетов руки – мускулистые и волосатые. Загрубевшие кисти. На пальцах правой не хватает одного сустава. Срезан шкотовой лебедкой. Ладони жесткие от мозолей, натертых шкотами и фалами. 182-сантиметровая фигура облачена выше пояса в бежевую рубашку не первой чистоты, с двумя нагрудными кармашками и с погончиками.
Я повернул ручку на электроплите на цифру «1».
Лестница между этажами скрипела, как всегда весной. Словно зима упиралась, не желая выходить из старой древесины.
Деревянные башмаки ждали меня внизу. Я обулся и вышел, чтобы встретить почтальона Ульссона.
Еще сухие по-зимнему кустики малины вдоль дорожки играли, как на арфе, на спицах велосипеда. То один, то другой прутик хлестали серые форменные брюки Ульссона. Металлическая пряжка пустила солнечный зайчик.
– Доброе утро, Ульссон, – или пора уже говорить «добрый день»?
– Привел бы в порядок дорожку. В этой глине недолго и завязнуть.
Уныло пожав своими почтальонскими плечами, Ульссон с маху опустил на мою ладонь три письма. Я проводил взглядом его удаляющуюся спину. Наклонясь над рулем, он продолжал свой путь, отягощенный вечными проблемами местного Дорожного управления.
Я бросил несколько ложек заварки в чайник из псевдокитайского фарфора, купленный в 1969 году в Китайгороде в Сан-Франциско. Налил кипятку и выключил плиту. Ноздри защекотал запах смоленого каната. «Лапсан Сучон» – самый подходящий сорт для моряка.
Содержание двух писем я угадал по конвертам: в одном – очередной счет от такелажной мастерской, в другом, без сомнения, – напоминание агента, в прошлом сезоне поставившего мне парусину, что надлежит незамедлительно уплатить шестьдесят две тысячи крон, иначе дело будет передано в нотариальную контору. Этот долг кошмаром преследовал меня последние полгода. Я не стал вскрывать эти письма.
Третий конверт мне ничего не сказал. Роскошное изделие с водяным знаком. В нижнем левом углу тонкие выпуклые цветные буквы извещали, что отправитель – адвокатская фирма Марк и Леффлер.
Письма от адвокатов всегда внушали мне неприязнь.
Я вскрыл конверт ножом для резки хлеба. Извлек из него фирменный бланк с вычурно обрезанными краями.

«Уважаемый г-н Морган Линдберг.
Мы были бы Вам чрезвычайно признательны, если Вы сочтете возможным посетить нашу контору по указанному выше адресу в пятницу, 2 апреля, в 11.00, для обсуждения выгодного для Вас интересного проекта.
Просьба сообщить нашему секретарю, фрекен Кассель, сможете ли Вы прибыть; тел. 98 60 32, доб. 21.
С совершенным почтением».

Завершали послание две неразборчивых подписи лиловыми чернилами. А также постскриптум:

«Если Вас больше устраивает другое время, сообщите, пожалуйста, об этом фрекен Кассель».

Я постоял в раздумье с письмом в руке. На подоконник снаружи опустилась синица. Ее коготки стучали по жести.
Я прошел в гостиную. Через весь пол пролегла от окна солнечная дорожка. Продолжая путь вверх по стене, она высекла искры из серебряных кубков на парадной полке. Яркие блики играли на стекле водолазного свидетельства.
Что ни говори, с годами парусный спорт стал моим образом жизни. С семи лет мной овладела одержимость гонками, и с тех пор она только возрастала. Глаза вновь обратились к парадной полке: в самом центре лежала пропитанная солью черная дубовая чурка. В нее мой друг, лодочный мастер Клинк-Юхан, вмонтировал мою олимпийскую серебряную медаль. Navigare necesse est, vivere non est necesse. Плыть, непременно плыть, даже ценою жизни. Латинское изречение о необходимости плавания не вызывало у меня сомнений. Будь у меня мировоззрение, я выразил бы его именно в этих словах.
Телефонный звонок сердито нарушил мои размышления.
– Морган Линдберг?
– Да.
– Ты получил утром письмо. Верно?
– С кем я говорю?
– Неважно… Забудь это письмо. Понял?
– Я получил не одно письмо, – сказал я, пытаясь опознать голос. И заключил, что слышу его впервые.
– Письмо от адвокатской фирмы.
– С чего это я должен его забыть?
– Ради собственного блага.
– С кем я имею честь говорить?
– Прислушайся к доброму совету.
– Это угроза?
После мгновенной заминки:
– Понимай как хочешь.
– Я не слушаю приказов первого попавшегося! – Я с трудом сдерживал бешенство.
– На этот раз лучше послушать…
Я не успел ответить: щелчок в трубке дал знать, что приятная беседа окончена. Медленно положив трубку на рычаг, я подошел к окну. За ним, в брезентовом шатре лежала моя «Шери». Надежно укрытая от зимы и льда. На этой яхте «Звездного класса» я не раз добивался успеха. Серый брезент не мешал мне видеть ее обводы.
Вернувшись к телефону, я набрал номер адвокатской фирмы Марк и Леффлер.
– Добавочный двадцать один… фрекен Кассель…

2

Тяжелая резная дверь из дорогого дерева была заперта. Снизу ее подпирал черный гранитный плинтус. На уровне глаз выстроились в аккуратный ряд изящные латунные дощечки с черными буквами.

Пароходство А/О Танкпак
Страховое общество «Альбион»
Проф. Освальд. Терапевт.
Адвокатская фирма Марк и Леффлер
Тексако

Еще одна дощечка приглашала: «Говорите сюда».
Я нажал кнопку возле Марка и Леффлера. Тщательно проолифенная коричневая дверь отливала бархатным жирным блеском.
Сквозь решетку внутреннего телефона протиснулся глухой писк. Затем послышался голос. Вполне приятный, несмотря на металлический призвук. Сочный, приветливый, эффективный.
– Добрый день, что вам угодно?
– Я Морган Линдберг.
– Добро пожаловать. Входите. Вас ждут. Зажужжал замок. Тяжелая дверь бесшумно заскользила на петлях. Латунная ручка изображала ящерицу.
Вестибюль в старом стиле внушал священный трепет.
Я направился к лифту, слушая эхо своих шагов.
Лифт изрядно удивил бы меня, если бы отметил скрипом свой путь наверх. Но он двигался бесшумно. Все смазано на славу.
– Господин Линдберг?.. Добро пожаловать. Меня зовут Анетта Кассель.
Очень красивая женщина. Возможно, высокие скулы указывали на далеких славянских предков. В глазах переливалась морская зелень, рот казался очень большим, но не портил лицо. На лбу – каштановая челка. Так называемая «пажеская» стрижка. Белый жакет спортивного покроя и белая юбка подчеркивали линии фигуры.
– Входите, пальто можете оставить здесь…
Она ввела меня в приемную, словно медицинская сестра, приветливо улыбаясь, но напряжение не оставляло меня.
Стены и потолок приемной были отделаны панелями из дорогой древесины. Золотистый гладкий ковер наводил на мысль о поле спелой пшеницы. Напротив двери стену украшало полотно Миро. Рядом с дверью висели две литографии Пикассо. На узком столе с чеканной медной столешницей красовалась полная белых роз большая керамическая ваза. Белые цветы отлично сочетались с обликом фрекен Кассель.
На окне висели полупрозрачные полотняные занавески того же цвета, что и ковер. Всю боковую стену между дверью, в которую сейчас с улыбкой вошла фрекен Кассель, и стеной с картиной Миро занимал огромный аквариум с подсветкой. Среди темно-зеленых водорослей сновали яркие рыбки.
Вокруг стола стояли шесть английских кожаных кресел.
– Прошу, господин Линдберг, адвокаты ждут вас. – Фрекен Кассель вновь появилась в дверях возле Миро.
Меня ожидали пять человек. Они встали быстро и одновременно. Один из них, мужчина моих лет, темноволосый, в сером фланелевом костюме, шагнул навстречу, протянув руку для приветствия.
– Добро пожаловать, господин Линдберг!.. Микаэль Леффлер… А это – мой компаньон, Томас Марк. – Он жестом указал на старшего по возрасту члена пятерки, седого рослого мужчину в очках без оправы, в сшитом на заказ темно-синем костюме в белую полоску.
Я обменялся рукопожатиями с обоими адвокатами.
– Директор Хеннинг… – Адвокат Леффлер повернулся к мужчине лет сорока с волнистыми седоватыми волосами и намеком на двойной подбородок, говорящий о частых представительских трапезах.
Сквозь очки в роговой оправе смотрели ясные синие глаза. Крепкое рукопожатие хорошо согласовалось с впечатлением от излучающих энергию и напор плеч и шеи. Человек, не ведающий сомнений.
– Шеф акционерного общества «Викинг Кеми», – добавил адвокат Леффлер.
Продолжая представлять присутствующих, он указал рукой на молодого мужчину, словно сошедшего с фото, рекламирующего модели осеннего сезона.
– Рольф Баклунд… Заведует службой информации в «Викинг Кеми», – пояснил Микаэль Леффлер.
Новое рукопожатие сопровождалось заразительной улыбкой службы информации.
– А этого человека вы должны знать…
Билл Маккэй!
Вот уж о ком я знал чуть ли не больше, чем о самом себе. И то же можно было сказать о любом яхтсмене. Билл Маккэй! Рожденный полвека назад где-то на задворках Эдинбурга и ныне почитаемый как один из лучших в мире мастеров парусного спорта. Его послужной список длиной равнялся курсовым бюллетеням и немногим уступал им в достоинстве. Три олимпийских золотых медали и одна серебряная. Чемпион мира в классах «Звездный», «Летучий голландец», «Дракон», «5,5-метровый», «Финн». Дважды выигрывал кубок для «полутонников». В 12-метровом R-классе на яхте «Вим» участвовал в отборочных соревнованиях на Кубок «Америки», названном так в честь яхты «Америка».
Билл Маккэй – яхтсмен-легенда в недавнем прошлом.
И вот он собственной персоной протягивает мне пятерню для рукопожатия. Вспомнилась одна история, которую я слышал о нем. Чемпионат мира в классе «5,5-метровый». Десять лет назад, на Бермудах. Когда весь чемпионат чуть не сорвался. Ураган «Бетти» обрушил свою ярость на Бермудские острова, заперев в гавани шестьдесят яхт со всего мира. На шестой день скорость ветра наконец упала до 20 м/сек. Что соответствует шторму.
В отчаянии организаторы постановили дать старт гонкам. Из шестидесяти участников три четверти вынуждены были сойти с дистанции из-за аварий. Но Билл Маккэй прогнал свою яхту и экипаж сквозь шторм. Финишную линию пересек на двадцать минут раньше ближайшего конкурента. Пять часов длился его поединок с морем. Руки матросов были изрезаны снастями, ладони сочились кровью. Каждая мышца ныла.
Придя в гавань, Билл Маккэй позволил матросам выпить по чашке кофе и съесть по бутерброду. После чего велел снова ставить паруса. На выходе из гавани пустил по кругу бутылку виски. И хотя продолжался шторм, экипаж два часа отрабатывал детали, на которых спотыкался во время гонки. Повторяли маневры снова и снова, пока не добились полного совершенства. Когда вернулись в гавань, одного матроса пришлось на руках выносить на берег.
Про Билла Маккэя говорили, что он не умеет выговаривать слово «проигрыш». Он признавал только победу. Но ему мало было победить на чемпионате мира с отрывом в двадцать минут. Не менее важно – как достигнут этот результат.
– Рад познакомиться, Морган… – приветствовал он меня по-английски.
Его пятерня сжала мою словно тиски. В уголке рта покачивалась спичка. Вот она медленно перекочевала в другой уголок. Затем автоматически вернулась в исходное положение. Для нас, яхтсменов, спички Билла были такой же классикой, как для простых людей сигары Черчилля.
Мы разместились вокруг широкого стола для совещаний, покрытого ворсистой зеленой скатертью, прямо хоть в бильярд на нем играй.
– О'кей, – произнес Микаэль Леффлер. – Предлагаю, чтобы директор Хеннинг сперва ввел вас в курс дела, господин Линдберг.
– А затем, если будут, вопросы, – добавил его компаньон, Томас Марк, протирая кусочком замши очки.
– Напротив, господин Линдберг, задавайте вопросы сразу, если пожелаете. – Младший адвокат бросил недовольный усталый взгляд на своего старшего товарища.
Тот перестал протирать очки, но ничего не сказал.
– Прошу вас, директор Хеннинг, – добавил Леффлер.
– Дело в том, что многолетние изыскания позволили нашей фирме создать моющее средство, которое не загрязняет среду… – Он сделал паузу, проверяя мою реакцию.
Я не понял, куда он клонит, но изобразил полное внимание.
Директор Хеннинг продолжал:
– Пагубным для среды выбросам сульфанатов и энзимов придет конец, – если люди перейдут на наши моющие средства. Наш продукт означает подлинный переворот, его можно без очистки спускать в канализацию, и к тому же эффективностью он превосходит все прочие средства, которые сейчас поставляются на рынок. Попросту говоря, господин Линдберг, наша фирма «Викинг Кеми» выиграла соревнование за производство безвредных моющих средств.
Обращаясь ко мне, он говорил так, словно перед ним сидела обширная аудитория. И речь его звучала заученной, составленной из многократно говоренных фраз.
Но я по-прежнему не понимал, какое отношение ко мне имеют его моющие средства.
– Можно сказать, что наша фирма вывела жар-птицу. Жар-птицу, господин Линдберг. К сожалению, у нее еще недостаточно окрепли крылья, чтобы она могла взлететь и завоевать мировой рынок. Вы, конечно, понимаете, в чем закавыка.
Я кивнул на всякий случай.
– Дело в том, что рынок почти на сто процентов во власти гигантских транснациональных корпораций. Вам, несомненно, известны такие названия, как «Проктор энд Гэмбл», «Интернешнл Кэн», «Дженерал Фуд».
Я снова кивнул. И впрямь знакомые названия.
– Естественно, нам не удалось сохранить в тайне наши достижения. Все следят за всеми. А потому различные организации всякими способами пытаются совершенно вытеснить с рынка «Викинг Кеми». Скажу для примера, что начальнику нашей исследовательской лаборатории предлагали очень большие деньги, чтобы он втайне продал нашу документацию и рецептуру одной сомнительной посреднической фирме с контактами в Америке. Кроме того, подставные лица пытались выкупить долю наших многочисленных мелких акционеров. Я не наскучил вам этими данными, господин Линдберг?
– Напротив, – заверил я.
Я не забыл телефонную угрозу и начал угадывать некую связь.
– Короче. Все эти манипуляции вокруг моей фирмы бесят меня, и теперь я сильнее прежнего настроен проложить нашему новому моющему средству путь на мировой рынок… Вот. Такова вкратце история вопроса.
Наш разговор прервала Анетта Кассель, которая вошла, катя перед собой столик с позвякивающими бутылками и бокалами. И оставаясь при этом все такой же прелестной. К сожалению, я вынужден был довольствоваться минеральной водой. На улице меня ждал мой старый заслуженный «комби». Не будь его, я не отказался бы от стаканчика виски.
После того как были исполнены все пожелания, слово взял Рольф Баклунд. Я слушал его, но глаза мои провожали фрекен Кассель, удаляющуюся с сервировочным столиком. Взгляд Билла Маккэя был направлен в ту же сторону.
– Чтобы пробиться с моющим средством на мировой рынок, нужна весьма обширная реклама… – сказал Рольф Баклунд, приглаживая ладонью свою белокурую шевелюру. – Круглым счетом она обойдется в сто миллионов крон, считая объявления в печати, по телевидению и так далее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27