А после этого у нее уже не было сил, чтобы завести разговор. Глаза смыкались. Свернувшись калачиком и удобно прижавшись к Димитрию боком, она тихо уснула, впервые за всю беременность почувствовав спокойствие.
Димитрий заерзал на кровати, поглаживая своей волосатой ногой ее гладкие, изящные ступни. Процесс ее пробуждения был коротким. И первое, что открылось ее взору, были черные завитки коротких жестких волос на его смуглой мускулистой груди. Димитрий. Одновременно с чувственными восприятиями пришли и воспоминания о проведенной ночи.
– Надумала что-нибудь? – раздался голос Димитрия.
Она подняла голову, чтобы взглянуть ему в лицо.
– Надумала что?
– Что-нибудь про свою жизнь, про мою, про нашу совместную.
– Почему ты решил, что думала я именно о нас? Или что вообще думала?
Улыбка на его лице показалась ей печальной.
– Как бы ты ни пыталась это отрицать, любимая, я неплохо тебя знаю. Ты часто проводишь первые минуты после пробуждения в раздумьях, словно теряешься в своих мыслях. А сейчас самой важной проблемой для тебя является будущее твоего ребенка.
– И будущее моего малыша должно быть обязательно связано с тобой.
– Оно и так связано. Поженимся мы или нет, будем любовниками или злейшими врагами на всю оставшуюся жизнь, как бы ни сложились наши дальнейшие отношения, я всегда буду занимать определенное место в жизни своего сына.
– Какие планы на сегодня?
– Грандиозные.
– Тогда пора вставать?
Димитрий лукаво улыбнулся:
– Совсем не обязательно.
– Но…
Неожиданно зазвонивший телефон прервал их интересную беседу. Димитрий обвел ее сладострастным взглядом, отчего она глупо захихикала, и повернулся к стоящему на прикроватной тумбочке телефону.
– Александра, это тебя. Сестра звонит.
Александра подползла поближе и взяла трубку из протянутой Димитрием руки.
– Мэделейн?
– Привет. Это я. Как идут переговоры, ну, сама знаешь, с кем? – У Мэделейн был встревоженный голос.
– Не спрашивай.
– Неужели все настолько плохо?
Плохо? Нет. Скорее глупо. То, что она вообще стала любовницей Димитрия, трудно было назвать умным шагом в ее жизни. А лечь с ним в постель теперь, когда их отношения были еще настолько шаткими, будущее неопределенным и она по-прежнему не могла простить ему предательства, было откровенным идиотизмом. – Нам просто многое еще надо обсудить.
– Он представил тебе официальные доказательства того, что не состоит с этой гречанкой в браке?
– Да.
– Это уже хорошо. Хантер уверял меня, что так и будет. Может, он еще не окончательный подонок.
– Хантер или Димитрий? – шутливо спросила Александра.
– Оба. Все они одним миром мазаны, – ответ сестры был на удивление выразительным.
– Дорогая, что-то случилось?
– Ну, как тебе сказать…
– Мэделейн… – произнесла Александра тоном, к которому младшая сестра была приучена с раннего детства.
– Во всем виноват Хантер!
Хантер? Мужчина, который из кожи вон лез, чтобы его жена была счастлива? Представить себе, что Хантер мог совершить недостойный поступок или причинить Мэделейн страдания, было невозможно.
– В чем его вина?
– Он специально попросил одного из своих деловых партнеров пригласить на вечер Димитрия!
Удар пришелся с той стороны, откуда Александра получить его никак не ожидала.
– Что?
– Он сказал, что переживал за тебя. Ему казалось, что без Димитрия ты очень плохо адаптировалась к новому образу жизни, и он решил проверить, возможно ли еще ваше существование вдвоем. Хантер навел справки, правда, сделал это с исключительной осторожностью. И выяснил, что Димитрий, в свою очередь, разыскивает Ксандру Фочен.
– Храни нас Бог от слишком инициативных мужчин!
– Сегодня мне пришлось спать в комнате для гостей, – сказала Мэделейн с большой долей удовлетворения.
Очевидно, Хантеру не под силу было справиться с замком.
– Прости, сестричка, мне совсем не хотелось, чтобы у тебя с Хантером возникали ссоры из-за меня.
– Мог бы посвятить меня в свои замыслы! Возможно, я бы поддержала его, если бы знала наверняка, что Димитрий все еще холост.
– Мэдди!
– Ладно. Хантер оказался прав только в одном. Без Димитрия ты просто увядала на глазах. Сегодня твой голос звучит куда более оптимистично.
Александра растерялась, не зная, что ответить на это точное, попавшее прямо в цель замечание. Быстрая смена основной темы разговора показалась лучшим ответом.
– Надеюсь, это все, что ты хотела мне сказать?
– Вообще-то нет… – нотки неподдельной тревоги снова послышались в голосе Мэделейн.
Что еще могло случиться?
– Мать прилетела первым утренним самолетом. Интересовалась, где ты. Я ничего ей не сказала, но тут снова вмешался Хантер. Он, как все мужчины, даже не понял, что стал причиной начала третьей мировой войны. Конечно, он проговорился и сказал ей, что вы с Димитрием живете в гостинице. Мать упала в обморок, а я так накричала на мужа, что он со мной больше не разговаривает… – на этих словах голос Мэделейн оборвался.
– Дорогая, мне совсем не хочется взваливать свои личные проблемы на твои плечи.
Мэделейн рассмеялась, но смех явно прорывался сквозь слезы.
– Это так на тебя похоже. После смерти отца именно ты заботилась о нас с матерью, молча сносила все ее упреки. А когда самой понадобилась поддержка, то сильного плеча, на которое можно было бы опереться, не нашлось. И ты чувствуешь себя виноватой? Боже праведный, скажи, за что?
– Я оказалась в такой сложной ситуации по собственной глупости. Никто, кроме меня, не должен расплачиваться за мои неприглядные поступки.
Димитрий как-то неестественно напрягся, сидя рядом с ней.
– Мама уже на подъезде к гостинице, чтобы помочь тебе выпутаться из этой скверной истории.
Ей, должно быть, это послышалось.
– Но…
– Она чуть было вторично не лишилась чувств на манер непорочной девицы эпохи королевы Виктории. Если серьезно, то выглядела она ужасно, побледнела как смерть… Ну, я и сказала ей, в какой гостинице остановился Димитрий и в каком номере вы сейчас находитесь.
Мэделейн громко расплакалась, снова и снова принося извинения.
– Успокойся, Мэдди. Все будет хорошо. Она же моя мать. Мне и в голову бы не пришло засекречивать от нее место своего проживания, – солгала Александра.
– Но бульварная пресса… Это же просто чудовищно! Я не знаю, как ты с этим справишься.
– Газеты? Какие еще газеты? О чем ты говоришь, Мэдди?
– Ты еще ничего не знаешь? – Мэделейн снова расплакалась. – Это просто напасть какая-то, после всего, что тебе пришлось пережить!
Зная наперед, что ничего вразумительного от сестры уже не добьешься, Александа постаралась хоть немного успокоить Мэделейн, прежде чем повесить трубку. Закончив разговор, она быстро повернулась к Димитрию:
– К нам едет моя мать.
Бровь Димитрия резко поползла вверх.
– Я догадался.
– Похоже, она вступила на тропу войны и настроена очень решительно.
– Она твоя мать. Благополучие родной дочери должно ее волновать, – сказал он уверенным голосом.
Александра смогла только рассмеяться в ответ.
– Больше всего на свете ее заботит безупречность добропорядочного имени славной семьи Дюпре. Мое совместное проживание с тобой в одном гостиничном номере противоречит материным взглядам на мораль. И неважно, в какие красочные слова ты будешь облачать свои оправдания и сколь низким будет твой подобострастный поклон.
Димитрий молчал, внимательно вслушиваясь в каждое слово. К щекам Александры быстро приливала краска, сердце стучало все сильней.
– Ну так что? – требовательно спросила она Димитрия.
– Я шокирован своей наивностью. Я купился, как мальчишка. Я до сих пор под влиянием образа Ксандры Фочен. Известная французская манекенщица, девушка-сирота, сделавшая головокружительную карьеру в модельном бизнесе. Женщина мира со своеобразным взглядом на жизнь. Женщина, лишенная чувства семьи и связанных с ней обязательств, поскольку не было у нее никогда этой семьи.
– И что? Какое отношение это имело к неминуемому приезду матери?
Он замотал головой.
– Многие вещи в этот образ просто не вписываются.
– Ты искал простых, незатейливых отношений с красивой и популярной девушкой. Ты видел только то, что хотел видеть.
– Ты, как всегда, права. – Он нежно погладил ее по щеке. – Но у этой правды есть еще и другая сторона. Я видел только то, что ты позволяла мне видеть.
Отрицать это было неразумно. Она много раз порывалась во всем ему честно признаться, но чувство самосохранения всегда мешало ей. Потом родился страх, что Димитрий быстро потеряет интерес к простой девушке по имени Александра Дюпре.
– В каком-то смысле ты похож на мою мать. Ты всегда видишь только то, что лежит на поверхности. Копать глубже тебе уже незачем, – заявила она.
Он нежно обнял ее, поглаживая другой рукой отзывчивую на ласки грудь.
– Ты права, я без ума от этой оболочки. – Его улыбка была обольстительной, но исчезла с лица так же быстро, как и появилась. – Однако этим мои желания не исчерпываются. Ты нужна мне целиком и полностью и станешь моей во всем.
Его решительность и собственнический инстинкт, пронизывающие каждое слово, не могли не пугать. Александру бросило в дрожь. Возникло ощущение, что женитьба станет для него не просто формальной регистрацией их отношений. Он хотел гораздо большего: завладеть ее чувствами, влиять на ее разум. Это было видно по его глазам. На меньшее он вряд ли согласится.
– Мэделейн говорила о каких-то статьях в прессе. Деталей она не знает или не посмела их огласить. Просмотри газеты. Кто-то мог видеть нас вместе, а теперь выносит свои гнусные догадки на суд общественности.
Димитрия, казалось, это не очень встревожило.
– Сначала приму душ, а потом позвоню кому следует.
Она одобрительно закивала головой и постаралась высвободиться из его объятий.
– Мать уже выехала. Полчаса – и она здесь, если, конечно, не попадет в пробку. Нам срочно надо одеваться.
Он остановил ее, не дав выпорхнуть из постели.
– Ситуация меняется к лучшему, правда?
– Потому что мы снова спим вместе?
Он поцеловал ее в кончик носа.
– Нет, потому что нам удалось восстановить ту часть наших отношений, которая, возможно, и была самой захватывающей.
– Тебе вряд ли удастся склонить меня к женитьбе, – с нажимом произнесла Александра.
– Ты в этом абсолютно уверена? – его жаркие, блуждающие по всему телу руки сбивали дыхание, усиливали сердечный ритм.
Она промолчала, и он рассмеялся, встал с постели и повел ее за руку в душ.
– Пошли быстрее, примем душ вместе для экономии времени.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Александру не на шутку волновало, не вздумает ли Димитрий снова заняться с ней любовью под душем. Но он был верен своим словам. В считанные минуты они оделись и привели себя в божеский вид. Димитрий разговаривал по телефону со своим помощником, когда в дверь позвонили.
– Это мама, – на выдохе произнесла Александра.
Димитрий нервно обернулся, мельком взглянул на Александру, положил телефонную трубку и молча прошел к входной двери, чтобы впустить гостью. Стоявшая на пороге Сесилия Дюпре, стройная, изящная, хрупкая женщина, эффектно смотрелась в роскошном бледно-розовом костюме от Москино.
– Вы, должно быть, мама Ксандры? – ненавязчиво спросил Димитрий, приглашая гостью зайти.
Александра чуть не вскрикнула, услышав такую непростительную, неумышленно слетевшую с языка Димитрия оговорку. Мать вся сжалась и резко повернулась к дочери, забыв о светских манерах:
– Хочу напомнить тебе, что сейчас ты находишься в Нью-Йорке, где тебя знают как Александру Дюпре. Что будут говорить о тебе в Новом Орлеане, когда всем станет известно, что ты провела ночь с иностранцем в гостиничном номере? – спросила она грозным голосом. – Подумай о сестре. Скандал может неблагоприятно сказаться и на коммерческих делах Хантера.
– Сомневаюсь, что деловых партнеров Хантера заботит поведение беременной сестры его супруги. А что касается общественности Нового Орлеана… Если уж я не читаю колонки светских сплетен, то почему эта информация должна обязательно дойти до нашего родного города?
– Ты из семьи Дюпре, – гордо заявила мать. – Чего по этим фотографиям, – она замахала газетой перед лицом Александры, – увы, не скажешь. Как ты могла позволить, чтобы эта информация стала достоянием общественности?
Александра протянула к газете руку.
– Можно посмотреть? Обвиняемые вправе знать, в чем их подозревают.
Сесилия бросила газету Александре, окончательно потеряв самообладание. Но когда дочь просмотрела иллюстрации и бегло пробежала глазами по заголовкам, она поняла состояние матери.
На одной из фотографий она была снята с Димитрием на выходе из ресторана, где они вчера имели удовольствие отужинать. Вторая изображала их бурную ссору «У Рене». А заголовок пояснял развитие сюжета – «Примирение греческого магната со своей бывшей любовницей. Признал ли Петронидис свое биологическое отцовство?».
С возрастающим страхом Александра дочитала статью до конца. Ее называли то известной французской манекенщицей, то ведущей скромный образ жизни Александрой Дюпре. Автор заметки постоянно сбивался, делая ложные предположения относительно причин ее двойной жизни и беременности, губительно отразившейся на планах Димитрия вступить в брак с Фебой Леонидис. Слова Димитрия, отказывающегося от ребенка, были взяты в кавычки как его собственные, что, правда, строго соответствовало действительности. А это значило, что разговор их был подслушан либо чересчур инициативным фотографом, либо кем-то из его помощников.
Газетчик на этом не успокаивался, а шел в своих предположениях дальше. По его мнению, Димитрий Петронидис смирился со своей ролью будущего отца и любовники наконец-то пришли к согласию. Заканчивалась заметка лаконичным предположением, что скандальное дело имеет все основания перерасти в мирную супружескую жизнь.
Тошнота подступала к горлу, и Александра со скоростью пули метнулась в сторону ванной. Димитрий подоспел на помощь, держа в руках смоченное холодной водой полотенце и стакан воды. Когда Александра привела себя в порядок и почувствовала некоторое облегчение, он нежно подхватил ее на руки и, внеся обратно в гостиную, бережно усадил на диван.
– Я закажу чего-нибудь перекусить. Хорошо, дорогая?
Александра не могла даже поднять глаз, чтобы взглянуть на мать. Как раздражена и разочарована, очевидно, была Сесилия. Александра годы потратила, чтобы скрыть свою двойную жизнь, чтобы не допустить скандала и защитить свою мать и ее уважаемое в Новом Орлеане имя от позора. И вот в один прекрасный день какому-то газетчику удалось разрушить абсолютно все.
– Димитрий, им все известно… И про нас, и про ребенка, и про Ксандру Фочен.
Димитрий нежно приложил руку к ее разгоряченным, трепещущим губам.
– Тсс… Все уладится. Поверь мне. Скажи лучше, что тебе заказать.
– Тосты и немного фруктов.
Он категорично замотал головой.
– Этого будет недостаточно для тебя и ребенка. Я закажу, конечно, тосты и фрукты, но добавлю к этому нормальную пищу.
– Зачем тогда меня спрашивать, если ты все равно все сделаешь по-своему? – с раздражением отозвалась Александра. Но в глубине души она была рада, что ее отвлекли от омерзительной статьи.
Димитрий неуместно рассмеялся.
– Возможно, я просто хотел услышать твой голос.
Сесилия рьяно запыхтела, напоминая им обоим, что она как-никак находится в их компании.
– Мадам, вполне понимаю и разделяю вашу озабоченность и сделаю все, что в моих силах, чтобы уменьшить ваши переживания. Но я не позволю вам осуждать вашу дочь. Она слишком слаба сейчас, чтобы выслушивать глупые инсинуации.
– Как вы смеете? – вспылила Сесилия.
– Могу я вам что-то заказать? Позавтракаете с нами? – спокойно спросил ее Димитрий, не обращая никакого внимания на ее разъяренный тон.
Столкнувшись со стальной мужской волей, значительно более сильной, чем ее собственная, Сесилия мгновенно притихла. С суровым видом она опустилась в одно из кресел.
– Чай всегда действовал на меня успокаивающе.
– Тогда я незамедлительно прикажу его вам подать.
Странной походкой, не сводя глаз с присутствующих, словно желая удостовериться в том, что Сесилия не проронит ни слова и ничем не оскорбит дочь, он направился к телефону. Его забота явно тронула Александру. Отдав необходимые распоряжения, Димитрий занял место рядом с Александрой и взял ее за руку.
– Миссис Дюпре, разрешите мне хотя бы представиться. Я Димитрий Петронидис. – Его улыбка была способна растопить и камень. Он встал и слегка наклонился. – Большая честь познакомиться с матерью женщины, на которой я решил жениться.
Александра жадно втянула воздух и чуть не поперхнулась, увидев, как кислое лицо матери озарила очаровательная улыбка. Сесилия слегка поправила свои и без того безукоризненно уложенные пепельно-русые волосы и улыбнулась Димитрию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13