Она провела ладонями по его груди и почувствовала, как он дрожит. Тогда она вцепилась ему в плечи и прижалась к нему так тесно, как только могла.Она хотела его. Прямо сейчас. Она не желала ждать. Ни одной секунды. Но не могла ему это сказать. Поскольку рот ее был занят – он прижался губами к ее губам так, словно они были приклеены самым сильным клеем. Она попыталась сообщить ему о своем желании, вжимая низ живота в его лоно. Он ответил на призыв, прижав ее спиной к стене душевой кабины, но входить в нее не стал.Она застонала, извиваясь. Она целовала его со всей страстью, на которую была способна, что копила в себе все эти восемнадцать месяцев, так, словно трижды за этот вечер не улетала на небеса в его объятиях. Она раскинула ноги, всеми доступными средствами демонстрируя свою готовность.Он застонал и сделал невозможное – еще глубже вошел языком в ее рот, воспламенив его и все остальное тело заодно. Одна его сильная, мужественная и мыльная рука опустилась вниз и сжала ее ягодицу, приподнимая ее вверх навстречу ему так, что кончик его пениса уперся в самое сокровенное место на ее теле. Она вздрогнула всем телом и вскрикнула возле самых его губ.Своей мужской плотью он ласкал этот чувствительный бугорок, доводя ее до самозабвения. Она кричала, не замечая того.Непонятно, как это вышло, но теперь ее пальцы вцепились в его волосы, она оттащила его голову назад, заставив прервать поцелуй.– Сейчас, Маркус! Войди в меня сейчас же!Она с трудом выдавила эти слова из себя – горло сжимал спазм, и ей совсем не понравилось, что с таким трудом давшиеся ей слова не имели на него никакого воздействия. Он продолжал свои мучительные ласки, усугубив сладкую пытку и накрыв ее мокрую и скользкую от воды грудь свободной ладонью. Он сжал ее, и ей показалось, словно ее пробило током.– Маркус… – Она была готова убить его… но после того, как он ею овладеет.Он играл с ее соском, сжимая ягодицу, усиливая ощущения тем, что терся пенисом о чувствительный бугорок.– Хорошо тебе, крошка?– Прошу тебя, войди в меня. – Куда еще яснее? Она схватила его голову и прижала его губы к своимгубам для еще одного душераздирающего поцелуя. Он приподнял ее чуть-чуть, чтобы можно было войти в нее. Она раздвинула ноги и, согнув их в коленях, обхватила его, сцепив лодыжки у него за спиной, чуть выше его великолепных ягодиц.И после этого она опустилась, вбирая в себя его всего – на всю длину и толщину за один толчок.И так ей стало хорошо, что слезы полились из ее зажмуренных глаз, мешаясь с водой, поливавшей их из душа. Она замерла, и он тоже, сплавившись губами и телами, боясь шевельнуться. Ей хотелось навечно остаться в этом положении, слитой с ним воедино, пусть на краткий миг согретой сознанием, что сейчас он принадлежит ей весь целиком.И тогда он начал движение. Только один долгий медленный толчок. Ей хотелось больше таких неторопливых и протяжных толчков, которыми он словно запрессовывал себя в ее тело, соединял ее с собой той связью, которая для нее была невозможна ни с одним другим мужчиной на земле.Она едва не выпалила ему в тот миг, что любит его, но остатки разума спасли ситуацию, и она простонала:– Маркус…Он выругался, и она открыла глаза.У него было выражение лица человека, который смотрит на виселицу.– Я забыл про кондом.Внутренние мышцы ее сжались вокруг него, всего на миг, но этого было достаточно, чтобы дать знать о том, что тело ее было на волосок от оргазма. Она хотела сказать ему, чтобы он не беспокоился на этот счет.Отчаянно хотелось.Но воспоминание о девяти месяцах беременности, проведенных в одиночестве, вызвало к жизни совсем иные слова.– Сходи за ним.Он кивнул и отстранился, и недовольный стон вырвался у него из горла, когда тела их разъединились.Он поставил ее на ноги, и она осела, проехав спиной по стене. Она не была уверена в том, что сможет продержаться на ногах до его возвращения. Она чувствовала себя как после изнурительной тренировки. Он раздвинул стеклянную дверь душевой кабины и мокрый, со стекающей с тела водой, помчался в спальню, не потрудившись ни дверь закрыть, ни полотенцем вытереться. Не прошло и нескольких секунд, как он вернулся с уже открытой пачкой.Он не стал ждать, пока она поможет ему надеть презерватив, но сделал это сам с проворством гонщика. Красивый рот его свела судорога желания. Глаза его потемнели и стали синими почти до черноты, и на скулах его краснели пятна. Он без лишних предисловий схватил ее и высоко приподнял по стене, перед тем как войти в нее с ласкающей душу жадностью.Они оба застонали, когда он оказался внутри. Она снова обхватила его ногами, на этот раз еще плотнее. Она почти боялась: вдруг что-то еще может помешать им закончить начатое, не даст пережить сладкую муку слияния душ.– Господи, девочка моя! Я не хочу, чтобы это кончалось. – Ее подернутый дымкой желания мозг с трудом воспринимал смысл слов. Он жадно и часто входил в нее всей мощью своего тела, продолжая держать ее крепче некуда для более полного проникновения.Она не потрудилась отвечать. Она не смогла бы откликнуться на его жар, даже если бы захотела. Силы ее рассеянного разума едва хватало, чтобы не забывать дышать, – настолько захватывающим оказалось подступавшее наслаждение. Она не знала, сколько времени он загонял себя в ее восприимчивую плоть до того момента, пока окружающий мир не взорвался тысячей искр, но, когда взрыв закончился, она что-то кричала, и пульсации у нее внутри были такими сильными, что она каждой клеткой почувствовала его извержение.– Я люблю тебя, Маркус. Я так сильно тебя люблю.Она не позволяла себе произнести эти слова, наступая на горло собственной песне, едва ли не с первого дня их встречи, но на сей раз их выбросило из нее неудержимым потоком того самого, только что пережитого ею взрыва.Он замер, а потом крепко прижал ее к себе. Она боялась, что ребра треснут.– Я рад, малышка. Чертовски рад.То не были слова глубокой привязанности, но и не были слова мужчины, бегущего от ответственности за продолжение отношений. Как бы то ни было, она, улыбаясь, уткнулась ему лицом в шею.– Я тоже рада, – шепнула она, чувствуя губами влажное тепло его кожи.Утром в понедельник Вероника села за рабочий стол без пяти восемь – на десять минут позже обычного времени. Она надела очки, подавив искушение потереть усталые глаза. Эрон не давал ей спать всю ночь – капризничал. Резались зубы. У этого бедного зайчика уже было во рту немало зубов, но на этот раз прорезалось сразу два, что, вероятно, удваивало страдания. Он хныкал, не находил себе места и никак не желал успокаиваться.Хорошо, что у Маркуса на этот день оказались свои планы. Может, к завтрашнему дню ей удастся выспаться, чтобы быть готовой к предстоящему испытанию – достойно представить Маркуса их сыну.Но она даже перед собой не могла притворяться, будто не хочет его видеть, не тоскует без него. Она думала о нем непрестанно. Это навязчивое состояние усилилось с его приездом в Сиэтл, а жаркие поцелуи в машине еще больше усугубили ситуацию. Но в пятницу вечером рухнули последние линии обороны, которые она так тщательно возводила вокруг своего потерянного сердца.Она могла лишь молиться о том, что он поймет, почему она не сказала ему о своей беременности полтора года назад и потом, восемь месяцев спустя, умолчала о рождении сына. Это был страх. Она боялась потерять его и не могла представить себе будущее, где ему не найдется места.Вероника включила компьютер и в ожидании, пока он загрузится, повернулась к телефону, чтобы проверить голосовую почту. Сделала несколько пометок, выслушивая сообщения, которые поступили в пятницу после ее ухода с работы. Она также выслушала бессвязное послание, оставленное одним из инженеров конструкторской группы. Не вполне поняв, чего тот от нее хочет, она сделала у себя пометку, что должна ему позвонить. Она уже хотела повесить трубку, когда электронный голос сообщил ей, что у нее еще три сообщения, сделанные сегодня утром.Она поддалась искушению потереть виски. Утро понедельника – не самое приятное время на работе. Время кризиса. Это слово – кризис – первым пришло ей вголову, после того как она узнала, что три человека хотели с ней поговорить еще до того, как она явилась на работу.Первое сообщение было от половины восьмого. Джек ее искал. Голос у него был вполне нормальный, не рассерженный, и ничего конкретного он от нее не потребовал. Вероника нахмурилась. Странно это как-то. Может, он снова хочет пригласить ее на свидание?Вероника надеялась, что возмутительное поведение Маркуса в буфете имеет хоть один положительный результат – избавит ее от навязчивого внимания Джека. Но, вспомнив, что Джек назвал ее Ронни только для того, чтобы показать Маркусу, кто в доме хозяин, она вздохнула. Очевидно, соперничество Джека только раззадоривает.Сэнди тоже оставила сообщение. И оно было настолько же конкретным, насколько досадным.Блондинка желала выяснить у Вероники, занят ли Маркус кем-то или пока свободен, и если тот не занят, просила дать номер его временного домашнего телефона. Сэнди была свято уверена, что, будучи администратором отдела, Вероника имела доступ ко всей вселенской информации.Так был ли Маркус занят? Хотелось бы верить, что да. Ею, Вероникой. Он ясно дал понять, что сейчас хочет только ее, но этот факт не делает его особенно счастливым. Тут Веронике не в чем было его винить. Любой мужчина, обладающий самолюбием, не радовался бы тому, что хочет женщину, которая не только продала секреты его фирмы, но и между делом бросила его самого.Так что она могла ответить Сэнди? «Я люблю этого парня, и держись-ка ты от него подальше ради своего же блага»?Такое сообщение было бы в духе сентиментальных сериалов. Но Веронике хотелось отправить его подружке, набрав заглавными буквами. Возможно, если она проигнорирует ее вопрос, Сэнди станет искать нужную ей информацию в другом месте. Может статься, она обратится непосредственно к Маркусу, и он сообщит ей все, что требуется. Или нет?Начало проигрываться третье сообщение. Сердце Вероники лихорадочно забилось. Оно было от Маркуса.– Привет, малышка. Я просто позвонил, чтобы проверить, пришла ли ты. Соскучился по тебе за выходные. Может, в следующий раз мы могли бы сделать работу по дому вместе?Она трижды нажимала на кнопку, чтобы раз за разом прослушать это сообщение, и повесила трубку, не став стирать его. Так может говорить мужчина, встречающийся только с одной женщиной. Теперь она знала, что сказать Сэнди, если та решит перезвонить.Она все же надеялась, что обстоятельства не изменятся кардинально к худшему, после того как она обрушит на Маркуса ошеломляющее признание. Завтра вечером решится ее судьба.Набирая номер Джека по телефону, Вероника одновременно запустила загрузку полученного по электронной почте за выходные дни. Вместо Джека ответил автоответчик, и она оставила голосовое сообщение о том, что прослушала сказанное им в полвосьмого утра. Повесив трубку, она принялась просматривать почту. Быстро пробежав глазами сообщения для команды, занимающейся новым проектом, она заметила, что то письмо, которое, по ее мнению, могло подразумевать шпионаж, оказалось удаленным с почтового сервера. Все сообщения, что она могла видеть, имели ясный адрес отправителя и получателя. Слава Богу!Из потока писем она оставила лишь два, имеющих прямое отношение к ее работе, остальные удалила.– Привет, любимая. Занята? – От неожиданности Вероника чуть не подпрыгнула.Маркус стоял в дверном проеме и выглядел как никогда соблазнительно в красной гавайке и джинсах цвета хаки.Она почувствовала, как рот сам расплылся в улыбке.– И тебе привет.– Получила мое сообщение?Она кивнула.– И?..– Что – и?– Можем мы в следующий раз вместе сделать твою работу по дому?Перспектива разделить компанию Эрона с его отцом заставила ее просиять.– Я целиком за.От его улыбки на душе стало еще теплее.– Отлично. – Он заглянул ей через плечо и вдруг замер. – Разве это письмо адресовано тебе?Вероника растерянно взглянула на монитор. Вначале она не поняла, о чем он говорит, и лишь потом заметила, что у нее на экране высвечивается сообщение, адресованное одному из членов конструкторской команды. Она оставила его потому, что из него было ясно, что ей придется уладить распорядок работы с администратором конструкторского отдела.Она перевела взгляд на Маркуса. Не чувствуя за собой никакой вины и пребывая в хорошем настроении, она решила поддеть его.– Нехорошо читать чужие письма, заглядывая через плечо.Вообще-то по правилам она должна была выключить экран, когда кто-то посторонний заходит в ее отсек, но Маркусу она доверяла и не считала такие меры необходимыми.Он пожал плечами:– Ты же меня знаешь. Я всегда так делаю.И она снова глуповато улыбнулась:– Знаю. Для тебя информация – золотое дно. Поэтому вы с Алексом так преуспели.Его хмурая мина ее удивила.– Теперь я начинаю думать, что лучше бы мне не преуспевать.– Почему?– Так что ты делаешь с чужим сообщением?Как это типично для Маркуса – отвечать вопросом на вопрос.Она не видела причин умалчивать.– Нет ничего необычного в том, что администраторам дают доступ к почтовым сообщениям команды. Это общепринято. Только так можно отслеживать распорядок работ и вникать в детали проекта. Тебя же не удивит, если твоя мама будет слушать адресованные тебе сообщения и делать пометки у тебя в календаре.– Лично я не хотел бы, чтобы мама слышала то, что адресовано мне. – Его безмерно сексуальный голос понизился до шепота заправского соблазнителя.Она громко рассмеялась, чему и сама удивилась.– Могу представить. Кое-какие из твоих сообщений тоже не подходят для материнских ушей. Я стараюсь не читать ничего личного.Ее легкомысленное настроение улетучилось, как только она вспомнила о послании, полученном на прошлой неделе. Может, стоит обговорить это дело с Маркусом, прежде чем идти к Клайну? Она пожевала губу, взвешивая «за» и «против», и в конце концов решила, что должна доверять ему настолько, чтобы по крайней мере спросить у него совета, не как в прошлый раз.Только ей не хотелось делать это у себя в отсеке, да и вообще в помещении фирмы.– У тебя есть планы на обеденный перерыв?Он сверлил ее взглядом, и Вероника спросила себя, о чем он сейчас может думать. Он выглядел очень серьезным, даже грустным.– Я сегодня обедаю с Сэнди, – виновато сказал он, – а потом…Она не дала ему договорить:– Ты обедаешь с Сэнди после того, что было в пятницу вечером?Она старалась говорить тихо, но вместо этого почти завизжала. Ее словно разорвали в клочья. Как он мог думать о свидании с ее блондинистой подружкой после пятницы, после того, что он сказал утром? Она отвернулась, чтобы он не понял, как она расстроена, не желая видеть холодной отчужденности в его глазах.Она почувствовала его руку у себя на затылке. Он отвел в сторону прядь ее волос и поцеловал за ухом.– Это не свидание, родная. Это работа. Ты же знаешь, что я делаю. Не старайся увидеть в этом что-то большее. Ты единственная женщина, которую я сейчас хочу.Это «сейчас» в его устах звучало зловещим предзнаменованием. Она знала, что он думал ее успокоить, но вышло наоборот. У нее все внутри свело от этих слов.– А если завтра все изменится, тогда что?Она никогда раньше не задавала ему таких вопросов. Она играла по его правилам и от этого всегда чувствовала себя отчаянно жалкой. Теперь ей требовалось большее. Она должна знать, оставляет ли он за собой право в любой момент увильнуть ил и хочет установить с ней нормальные, честные отношения, такие, при которых можно строить планы на будущее.Он развернул ее кресло так, чтобы она оказалась к немулицом.И навис над ней, заглядывая прямо в глаза.– За восемнадцать месяцев ничего не изменилось. Я сильно сомневаюсь, что завтра будет по-другому.При напоминании о том, что у него все это время никого не было, у нее немного отлегло от сердца.– Надеюсь.– А я знаю. Если бы существовал способ вырвать тебя из сердца, я бы сделал это, когда ты меня бросила.Ей не понравилось то, что он сказал, и она сердито на него посмотрела.Маркус покачал головой, в глазах его было отчаяние.– Что ты хочешь сказать? Что я должен веселиться от того, что прикипел к женщине, которая ушла от меня не оглядываясь?Вероника прикоснулась к его щеке.– Все было не так.Он закрыл глаза и повернул голову, так что ее ладонь оказалась вровень с его губами. Он нежно поцеловал ее в ладошку и снова открыл глаза. В аквамарине его глаз боль от воспоминаний мешалась с иным чувством, имени которого она не знала. Веронике захотелось успокоить его. Но как?– Я теперь все гораздо лучше понимаю, когда ты рассказала мне о Дженни, но все равно не могу до конца осознать, почему ты мне ничего не сказала тогда. Я не знаю, что готовит нам будущее, моя родная, но уверен – не хочу смотреть в это завтра без тебя.В горле у нее встал ком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29