Vika
Сесилия Ахерн
Волшебный дневник
Сесилия Ахерн
Волшебный дневник
Посвящается Марианне, котора
я двигается очень тихо и от которой много шума
Моим читателям с благодарнос
тью за веру в меня
Глава первая
Бутоны
Говорят, с каждым пересказом моя история становит
ся все менее и менее занимательной. Если это так, то ничего страшного, ведь
здесь я рассказала ее в первый раз.
Моим читателям придется поверить мне на слово. Правда, если бы все то, что
случилось со мной, случилось не со мной, я бы не поверила.
Надеюсь, не всем придет в голову усомниться в моей правдивости, по крайне
й мере, это не придет в голову тем, чей разум открыт для всего необычного, о
тперт ключом, отворившим его для веры. Такие люди или свободны от рождени
я, или еще в детстве, когда их ум был как бутон, его холили и лелеяли, чтобы л
епестки потихоньку раскрылись и он отдал себя на волю природы. Идет дожд
ь, светит солнце, а он растет, растет, растет. Такой ум всегда готов к чему-т
о необычному, он видит свет в темноте, находит выход из тупика, празднует п
обеду, тогда как другие оплакивают поражение, задается вопросами, тогда
как другие принимают все в жизни как должное. Он немного менее пресыщен и
немного менее циничен. Он не желает сдаваться. Иногда люди становятся та
кими под влиянием трагедии или триумфа. Любое событие может стать ключом
от запертого ящика в голове все-обо-всем-знающего человека, чтобы он с лю
бопытством воспринял неведомое и распрощался с практицизмом и прямоли
нейностью.
Однако есть и такие, у которых в голове постепенно собирается целый буке
т из бутонов Ц по одному за каждое открытие, Ц которые никогда не раскры
вают лепестки и навсегда остаются бутонами. Такие люди воспринимают тол
ько заглавные буквы и точки, и для них не существует знаков вопроса и элли
псов…
Точь-в-точь мои родители. Уж чего-чего, а упертости им не занимать. Мол, есл
и этого нет в книгах или никто об этом официально не сообщал, не глупи и не
пори чепуху. У них в голове полный порядок и множество прелестных, разноц
ветных ароматных бутонов идеальной формы, которые так и не распустились
, не ощутили себя достаточно легкими и нежными, чтобы пуститься в пляс на с
вежем ветерке. Стебли, как положено, прямые и крепкие, и бутоны остаются бу
тонами, несмотря ни на что, до самого конца.
Впрочем, мама еще не умерла.
Пока еще не умерла. Но не в медицинском смысле, потому что, если она не умер
ла, это еще не значит, что она жива. Мама похожа на ходячий труп, хотя время о
т времени что-то напевает, словно проверяя, жива она еще или ее уже нет. Есл
и не особенно присматриваться, то можно считать, что с ней все в порядке. Н
о стоит оказаться рядом, сразу заметишь неровную линию ярко-розовой губ
ной помады, потухшие глаза, в которых не светится душа, словно она студийн
ый дом из телешоу Ц один фасад, и за ним ничего. В халате с широкими, развев
ающимися рукавами она бродит по дому, переходя из комнаты в комнату, слов
но южная красотка в роскошном особняке из «Унесенных ветром», откладыва
ющая на завтра мысли о неприятностях. Несмотря на по-лебединому грациоз
ные переходы из комнаты в комнату, она в ярости, она изо всех сил колотится
, чтобы высоко держать голову, она одаривает нас испуганными улыбками, чт
обы мы знали: она все еще тут, хотя это не очень-то убеждает.
Ох, я не виню ее. Какое счастье было бы исчезнуть, как исчезла она, заставив
других убирать обломки и спасать остатки нашей жизни.
Но я все еще ни о чем не рассказала, и вы, наверное, в замешательстве.
Меня зовут Тамара Гудвин. «Настоящая победа». Терпеть не могу такие ужас
ные слова. Победа или есть, или ее нет. Как «тяжелая потеря», «горячее солн
це» или «совсем мертвый». Два слова соединяются волей случая, хотя все, чт
о нужно сказать, уже сказано одним. Иногда, представляясь, я проглатываю в
торой слог, и получается: Тамара Гуд Ц что само по себе звучит смешно, вед
ь я никогда не была «хорошей». А иногда я проглатываю первый слог, и получа
ется Тамара Вин. Вот это настоящая насмешка, потому что победа, удача Ц не
моя стихия.
Мне шестнадцать лет, по крайней мере, так говорят. И это странно, потому чт
о мне кажется, будто я в два раза старше. В четырнадцать лет мне по моим ощу
щениям было четырнадцать лет. Я вела себя как одиннадцатилетний ребенок
и мечтала о том времени, когда мне исполнится восемнадцать. Но за последн
ие несколько месяцев я повзрослела на несколько лет. Скажете, такое нево
зможно? Соглашаясь с вами, бутончики отрицательно покачали бы головой, з
ато свободный разум ответил бы: а почему, собственно, и нет? Говорят, всяко
е бывает. Но кое-чего не бывает.
Нельзя вернуть папу к жизни. Я попыталась, когда нашла его на полу в кабине
те Ц совсем мертвым, Ц с посиневшим лицом, а рядом валялся пустой пузыре
к из-под лекарства, и бутылка виски стояла на столе. Сама не знаю зачем, но я
прижала губы к его губам и стала делать ему искусственное дыхание. Безре
зультатно.
И потом, когда на кладбище мама, с воем царапая деревянную крышку, бросила
сь на его гроб, опускавшийся в землю Ц кстати, чтобы особенно не травмиро
вать нас, покрытую искусственной зеленой травой, словно это и не была нас
тоящая земля с червяками, Ц гроб все-таки опустили в яму на веки вечные. Е
сли сказать честно, я с восторгом приняла мамину попытку, но она не вернул
а нам папу.
И бесчисленные истории об отце из серии «кто лучше знал Джорджа», которы
е родственники и друзья наперебой рассказывали на поминках, словно держ
а палец на сигнале и стремясь вставить свое слово. «Думаете это смешно? Не
т, вы послушайте меня…» «Один раз Джордж и я…» «Никогда не забуду слов Джо
рджа…» В итоге гости настолько перевозбудились, что заговорили все разо
м, перебивая друг друга, выплескивая страсть и вино на мамин новый персид
ский ковер. Считаете, они хотели как лучше? Что ж, папа и в самом деле как буд
то был в комнате, но и эти истории не вернули его нам.
Даже когда мама узнала, что финансовое положение папы было не из лучших, э
то тоже не помогло. Папа оказался банкротом, и банк уже постановил отобра
ть у нас дом со всем принадлежавшим ему имуществом, так что маме пришлось
продать все остальное Ц все до последнего, Ц чтобы заплатить долги. Но и
тогда папа не вернулся и не помог нам. Я же окончательно поняла, что его бо
льше нет и не будет. Даже подумала: если он хотел, чтобы мы прошли через всё
одни Ц искусственное дыхание, мамину истерику у всех на глазах на кладб
ище, наше безденежье, Ц то и хорошо, что он ушел.
Без всего этого вспоминать о нем было бы приятнее. Обстоятельства нашей
жизни оказались настолько ужасными и унизительными, насколько, не сомне
ваюсь, он и предвидел.
Если бы бутоны в голове моих родителей раскрыли лепестки, тогда, может бы
ть, всего лишь может быть, им удалось бы избежать всего этого ужаса. Однако
бутоны остались бутонами. В конце туннеля не было света, но даже если бы о
н был, его закрыл бы надвигающийся поезд. Других возможностей, другого сп
особа вести дела не нашлось. Мои родители были практичными людьми, но и дл
я них не существовало подходящего случаю решения. Вера, надежда и своего
рода убеждения могли бы спасти моего отца. Но у него не было ни первого, ни
второго, ни третьего, так что он практически утащил нас за собой, сделав то
, что он сделал.
Удивительно, как смерть проливает свет на характер человека. В течение н
ескольких недель мне пришлось выслушать множество трогательных и даже
красивых историй о папе. Они утешали меня, и мне нравилось их слушать, но, п
ризнаюсь честно, очень сомнительно, что в них была правда и одна только пр
авда. Папа не был приятным человеком. Конечно же я любила его, и все-таки хо
рошим, насколько я понимаю, он не был. Мы редко разговаривали друг с другом
, да и когда разговаривали, то, как правило, о чем-нибудь спорили; или он мол
ча давал мне деньги, чтобы я не приставала. Очень часто он был раздражител
ьным, нетерпимым, мгновенно вспыхивал, вечно настаивал на своем и проявл
ял откровенную бесцеремонность. В его присутствии люди терялись, он пода
влял их и наслаждался этим. В ресторане отец по три-четыре раза возвращал
на кухню стейк, всего лишь из желания помучить официанта. Заказывая доро
гое вино, он, чтобы досадить ресторатору, заявлял, будто оно пахнет пробко
й. Если нас не приглашали на вечеринку, он жаловался полицейским на шум, хо
тя на самом деле шум ему не мешал, и добивался, чтобы вечеринку остановили.
На похоронах и потом, на поминках у нас дома, я ничего такого не сказала. Вы
пила одна бутылку красного вина, после чего меня вырвало на пол возле отц
овского стола, на то самое место, где он умер. Мама нашла меня и залепила мн
е пощечину. Она сказала, что я все испортила. Не знаю, имела она в виду ковер
или память об отце, но в любом случае он сам все испортил и я ни при чем.
Нет, я вовсе не собираюсь валить все зло на отца. Сама я тоже была не лучше. Н
аверное, хуже дочери даже придумать трудно. Родители давали мне все, а я по
стоянно забывала говорить спасибо. Если же говорила, то будто мимоходом,
думая о чем-то другом. Мне кажется, я не понимала, что значит это слово. А ве
дь спасибо Ц это знак благодарности. Мама с папой постоянно твердили об
умирающих от голода африканских младенцах, словно это могло внушить мне
благодарность к ним. Оглядываясь назад, я понимаю, что родителям лучше вс
его было бы оставить меня без подарков, и тогда, наверное, они заставили бы
меня задуматься.
Мы жили в Киллини, в графстве Дублин в Ирландии, на семи тысячах квадратны
х футов, в современном доме с шестью спальнями, бассейном, теннисным корт
ом и собственным местом на пляже. Моя комната находилась в противоположн
ой стороне дома, далеко от родительской, и с балкона открывался вид на мор
е, но на балкон я почему-то не любила выходить. У нас имелись душ и джакузи и
плазменный телевизор Ц точнее, стеновизор Ц в стене над ванной. Шкаф в м
оей комнате был набит дизайнерскими пакетами, а еще у меня имелись компь
ютер, игровая приставка и кровать с пологом на четырех столбиках. Мне пов
езло.
И вот вам настоящая правда: я была кошмарной дочерью. Во-первых, я была гру
биянкой, которая не лезла за словом в карман, но, что гораздо хуже, я считал
а, будто заслужила все эти блага просто потому, что они были и у моих прият
елей. Ни на секунду мне не приходила в голову мысль, что они тоже ничего не
заслужили.
Потом я придумала, как исчезать из дома по ночам. Выйдя на балкон, я спуска
лась по трубе на крышу бассейна, а оттуда не составляло труда спрыгнуть н
а землю, и вот я уже в компании друзей. На нашем частном пляже имелся уголо
к, где мы обычно выпивали. Девочки пили так называемую «Смесь Долли»
Набор сладо
стей разной формы и разных цветов. (Здесь и далее прим. перев.)
, то есть слитые в пластиковую бутылку остатки всего, что имелось в в
инных шкафах у родителей. Брали по-нескольку дюймов из каждой бутылки Ц
и родители ни о чем не подозревали. Мальчики же пили все, что только повезл
о достать. И хватались за любую девчонку, которая им не отказывала. Как пра
вило, это была я. А мальчика Фиакру я украла у моей лучшей подружки Зои, пот
ому что его отец был знаменитым актером. Если честно, то только по этой при
чине я позволяла ему каждую ночь на полчасика залезать мне под юбку. Я меч
тала о встрече с его папой. Но чего не случилось, того не случилось.
Родители считали, что мне необходимо увидеть мир, посмотреть, как живут д
ругие люди. И все время напоминали, мол, мне очень повезло, что я живу в боль
шом доме на берегу моря, и, чтобы я оценила другой мир, мы проводили лето на
нашей вилле в Марбейе, Рождество Ц в нашем шале в Вербьере, а на Пасху езд
или в Нью-Йорк за покупками и останавливались в отеле «Риц». Розовый «мин
и-купер» с откидывающимся верхом и моим именем ждал моего семнадцатилет
ия, а приятель отца, у которого была своя записывающая студия, хотел просл
ушать меня и, не исключено, записать. Хотя я терпеливо снесла его руку у се
бя на заду, у меня не возникло ни малейшего желания остаться с ним наедине
даже на мгновение. И ради будущей славы тоже.
Мама и папа постоянно посещали благотворительные мероприятия. Как прав
ило, мама больше денег тратила на платье, чем на пригласительный билет, и,
кроме того, дважды в год делала незапланированные покупки, чтобы потом о
тослать ненадеванные платья своей невестке Розалин, которая жила в дере
вне, Ц на случай если Розалин захочется подоить корову в сарафанчике от
Эмилио Пуччи
Марчезе Эмилио Пуччи (1914Ц 1992), флорентийский дизайнер одежды и основа
тель дома моды «Эмилио Пуччи», предпочитал узоры из текучих, обведенных
контуром цветных полос, складывающихся в абстрактные рисунки. Он ввел в
мир моды самые яркие рисунки и превратил спортивную одежду в элегантный
костюм, покорил Америку и научил женщин отдыхать в такой одежде.
.
Теперь я знаю Ц когда нас выбросили из мира, в котором мы жили прежде, Ц ч
то ни один из нас не был хорошим человеком. Наверное, где-то в глубине души,
несмотря на всю свою безответственность, мама тоже это знает. Мы не были п
лохими, но и хорошими не были. Ничего никому не давая, мы очень много брали
себе.
Не по заслугам много.
Прежде я никогда не задумывалась о том, что будет завтра. Жила одним днем.
Жаль, теперь это невозможно, очень жаль. В последний раз, когда я видела па
пу живым, то раскричалась на него, заявила, что ненавижу его, и ушла, хлопну
в дверью прямо у него перед носом. Мне не пришло в голову вернуться. Моего
маленького мирка мне хватало, и я не желала думать о том, как мои слова и де
ла сказываются на других людях. Папе я крикнула, что не желаю его больше ви
деть, и больше я не видела его живым. Зачем мне было думать о завтрашнем дн
е или о том, что это были мои последние слова, сказанные отцу, да и вообще по
следний разговор с ним? Тогда меня занимало другое. За многое мне еще пред
стоит себя простить. И на это потребуется время.
А сейчас из-за папиной смерти и всего того, чем я хочу поделиться с вами, мн
е ничего не остается, как думать о завтрашнем дне и обо всех тех людях, кот
орые будут завтра. Сейчас, просыпаясь утром, я радуюсь новому дню.
Папу я потеряла. У него больше не будет завтра, и у нас с ним тоже больше не б
удет завтра. Вам, верно, понятно, что теперь я ценю каждый новый день. И я хоч
у, чтобы каждый из них стал лучше предыдущего.
Глава вторая
Две мухи
Прежде чем муравьи определяют для себя безопасны
й путь в поисках еды, один из них идет первым, оставляя за собой на тропе па
хучий след. Стоит наступить на муравьиную цепочку или затоптать пахучую
тропинку, что психологически менее ужасно, муравьи как будто теряют разу
м. В панике они мечутся туда-сюда, не в силах отыскать нужную дорогу. Мне нр
авится наблюдать, как они поначалу совершенно дезориентированы, пускаю
тся в беспорядочное бегство, натыкаются друг на дружку, стараясь вновь у
чуять след, но проходит время, они перегруппировываются, реорганизовыва
ются и опять встают на свою тропу, словно ничего не случилось.
Глядя на их суматошные передвижения, я думаю о том, как мы с мамой похожи н
а них. Нас остановили, отняли у нас лидера, затоптали нашу тропинку, и в наш
ей жизни воцарился хаос. Я полагаю Ц я надеюсь, Ц что со временем мы внов
ь выйдем на правильный путь. Кто-то один должен вести остальных. Глядя на
маму, я понимаю, что она не годится на эту роль и что мне придется вести ее з
а собой.
Вчера я видела муху. Она тщетно пыталась выбраться из гостиной, билась в о
кно, вновь и вновь ударялась о стекло головой. Потом перестала изображат
ь ракету, но, не переставая жужжать, словно в последней смертельной атаке,
врезалась в раму под открытой форточкой. Я была разочарована, потому что
поднимись она чуть повыше Ц и получила бы свободу. Так нет, она опять и оп
ять билась в стекло. Могу представить ее отчаяние, когда она видела дерев
ья, цветы, небо и не могла выбраться к ним. Несколько раз я пыталась ей помо
чь, выставить ее в форточку, но она улетала от меня и вновь начинала кружит
ь по комнате. В конечном счете она опять вернется к тому же окну, и, наверно
е, я даже смогу услышать: «Опять это окно, в которое я попалась…»
Интересно, что, сидя в кресле и наблюдая за мухой, я казалась себе Богом, ес
ли, конечно, Бог есть. Верно, сидит себе на небе и словно смотрит кино, совсе
м как я сама смотрела на муху, ползущую вверх, чтобы вырваться на свободу.
Она ведь не попала в ловушку, просто глядела не туда.
1 2 3 4 5 6
Сесилия Ахерн
Волшебный дневник
Сесилия Ахерн
Волшебный дневник
Посвящается Марианне, котора
я двигается очень тихо и от которой много шума
Моим читателям с благодарнос
тью за веру в меня
Глава первая
Бутоны
Говорят, с каждым пересказом моя история становит
ся все менее и менее занимательной. Если это так, то ничего страшного, ведь
здесь я рассказала ее в первый раз.
Моим читателям придется поверить мне на слово. Правда, если бы все то, что
случилось со мной, случилось не со мной, я бы не поверила.
Надеюсь, не всем придет в голову усомниться в моей правдивости, по крайне
й мере, это не придет в голову тем, чей разум открыт для всего необычного, о
тперт ключом, отворившим его для веры. Такие люди или свободны от рождени
я, или еще в детстве, когда их ум был как бутон, его холили и лелеяли, чтобы л
епестки потихоньку раскрылись и он отдал себя на волю природы. Идет дожд
ь, светит солнце, а он растет, растет, растет. Такой ум всегда готов к чему-т
о необычному, он видит свет в темноте, находит выход из тупика, празднует п
обеду, тогда как другие оплакивают поражение, задается вопросами, тогда
как другие принимают все в жизни как должное. Он немного менее пресыщен и
немного менее циничен. Он не желает сдаваться. Иногда люди становятся та
кими под влиянием трагедии или триумфа. Любое событие может стать ключом
от запертого ящика в голове все-обо-всем-знающего человека, чтобы он с лю
бопытством воспринял неведомое и распрощался с практицизмом и прямоли
нейностью.
Однако есть и такие, у которых в голове постепенно собирается целый буке
т из бутонов Ц по одному за каждое открытие, Ц которые никогда не раскры
вают лепестки и навсегда остаются бутонами. Такие люди воспринимают тол
ько заглавные буквы и точки, и для них не существует знаков вопроса и элли
псов…
Точь-в-точь мои родители. Уж чего-чего, а упертости им не занимать. Мол, есл
и этого нет в книгах или никто об этом официально не сообщал, не глупи и не
пори чепуху. У них в голове полный порядок и множество прелестных, разноц
ветных ароматных бутонов идеальной формы, которые так и не распустились
, не ощутили себя достаточно легкими и нежными, чтобы пуститься в пляс на с
вежем ветерке. Стебли, как положено, прямые и крепкие, и бутоны остаются бу
тонами, несмотря ни на что, до самого конца.
Впрочем, мама еще не умерла.
Пока еще не умерла. Но не в медицинском смысле, потому что, если она не умер
ла, это еще не значит, что она жива. Мама похожа на ходячий труп, хотя время о
т времени что-то напевает, словно проверяя, жива она еще или ее уже нет. Есл
и не особенно присматриваться, то можно считать, что с ней все в порядке. Н
о стоит оказаться рядом, сразу заметишь неровную линию ярко-розовой губ
ной помады, потухшие глаза, в которых не светится душа, словно она студийн
ый дом из телешоу Ц один фасад, и за ним ничего. В халате с широкими, развев
ающимися рукавами она бродит по дому, переходя из комнаты в комнату, слов
но южная красотка в роскошном особняке из «Унесенных ветром», откладыва
ющая на завтра мысли о неприятностях. Несмотря на по-лебединому грациоз
ные переходы из комнаты в комнату, она в ярости, она изо всех сил колотится
, чтобы высоко держать голову, она одаривает нас испуганными улыбками, чт
обы мы знали: она все еще тут, хотя это не очень-то убеждает.
Ох, я не виню ее. Какое счастье было бы исчезнуть, как исчезла она, заставив
других убирать обломки и спасать остатки нашей жизни.
Но я все еще ни о чем не рассказала, и вы, наверное, в замешательстве.
Меня зовут Тамара Гудвин. «Настоящая победа». Терпеть не могу такие ужас
ные слова. Победа или есть, или ее нет. Как «тяжелая потеря», «горячее солн
це» или «совсем мертвый». Два слова соединяются волей случая, хотя все, чт
о нужно сказать, уже сказано одним. Иногда, представляясь, я проглатываю в
торой слог, и получается: Тамара Гуд Ц что само по себе звучит смешно, вед
ь я никогда не была «хорошей». А иногда я проглатываю первый слог, и получа
ется Тамара Вин. Вот это настоящая насмешка, потому что победа, удача Ц не
моя стихия.
Мне шестнадцать лет, по крайней мере, так говорят. И это странно, потому чт
о мне кажется, будто я в два раза старше. В четырнадцать лет мне по моим ощу
щениям было четырнадцать лет. Я вела себя как одиннадцатилетний ребенок
и мечтала о том времени, когда мне исполнится восемнадцать. Но за последн
ие несколько месяцев я повзрослела на несколько лет. Скажете, такое нево
зможно? Соглашаясь с вами, бутончики отрицательно покачали бы головой, з
ато свободный разум ответил бы: а почему, собственно, и нет? Говорят, всяко
е бывает. Но кое-чего не бывает.
Нельзя вернуть папу к жизни. Я попыталась, когда нашла его на полу в кабине
те Ц совсем мертвым, Ц с посиневшим лицом, а рядом валялся пустой пузыре
к из-под лекарства, и бутылка виски стояла на столе. Сама не знаю зачем, но я
прижала губы к его губам и стала делать ему искусственное дыхание. Безре
зультатно.
И потом, когда на кладбище мама, с воем царапая деревянную крышку, бросила
сь на его гроб, опускавшийся в землю Ц кстати, чтобы особенно не травмиро
вать нас, покрытую искусственной зеленой травой, словно это и не была нас
тоящая земля с червяками, Ц гроб все-таки опустили в яму на веки вечные. Е
сли сказать честно, я с восторгом приняла мамину попытку, но она не вернул
а нам папу.
И бесчисленные истории об отце из серии «кто лучше знал Джорджа», которы
е родственники и друзья наперебой рассказывали на поминках, словно держ
а палец на сигнале и стремясь вставить свое слово. «Думаете это смешно? Не
т, вы послушайте меня…» «Один раз Джордж и я…» «Никогда не забуду слов Джо
рджа…» В итоге гости настолько перевозбудились, что заговорили все разо
м, перебивая друг друга, выплескивая страсть и вино на мамин новый персид
ский ковер. Считаете, они хотели как лучше? Что ж, папа и в самом деле как буд
то был в комнате, но и эти истории не вернули его нам.
Даже когда мама узнала, что финансовое положение папы было не из лучших, э
то тоже не помогло. Папа оказался банкротом, и банк уже постановил отобра
ть у нас дом со всем принадлежавшим ему имуществом, так что маме пришлось
продать все остальное Ц все до последнего, Ц чтобы заплатить долги. Но и
тогда папа не вернулся и не помог нам. Я же окончательно поняла, что его бо
льше нет и не будет. Даже подумала: если он хотел, чтобы мы прошли через всё
одни Ц искусственное дыхание, мамину истерику у всех на глазах на кладб
ище, наше безденежье, Ц то и хорошо, что он ушел.
Без всего этого вспоминать о нем было бы приятнее. Обстоятельства нашей
жизни оказались настолько ужасными и унизительными, насколько, не сомне
ваюсь, он и предвидел.
Если бы бутоны в голове моих родителей раскрыли лепестки, тогда, может бы
ть, всего лишь может быть, им удалось бы избежать всего этого ужаса. Однако
бутоны остались бутонами. В конце туннеля не было света, но даже если бы о
н был, его закрыл бы надвигающийся поезд. Других возможностей, другого сп
особа вести дела не нашлось. Мои родители были практичными людьми, но и дл
я них не существовало подходящего случаю решения. Вера, надежда и своего
рода убеждения могли бы спасти моего отца. Но у него не было ни первого, ни
второго, ни третьего, так что он практически утащил нас за собой, сделав то
, что он сделал.
Удивительно, как смерть проливает свет на характер человека. В течение н
ескольких недель мне пришлось выслушать множество трогательных и даже
красивых историй о папе. Они утешали меня, и мне нравилось их слушать, но, п
ризнаюсь честно, очень сомнительно, что в них была правда и одна только пр
авда. Папа не был приятным человеком. Конечно же я любила его, и все-таки хо
рошим, насколько я понимаю, он не был. Мы редко разговаривали друг с другом
, да и когда разговаривали, то, как правило, о чем-нибудь спорили; или он мол
ча давал мне деньги, чтобы я не приставала. Очень часто он был раздражител
ьным, нетерпимым, мгновенно вспыхивал, вечно настаивал на своем и проявл
ял откровенную бесцеремонность. В его присутствии люди терялись, он пода
влял их и наслаждался этим. В ресторане отец по три-четыре раза возвращал
на кухню стейк, всего лишь из желания помучить официанта. Заказывая доро
гое вино, он, чтобы досадить ресторатору, заявлял, будто оно пахнет пробко
й. Если нас не приглашали на вечеринку, он жаловался полицейским на шум, хо
тя на самом деле шум ему не мешал, и добивался, чтобы вечеринку остановили.
На похоронах и потом, на поминках у нас дома, я ничего такого не сказала. Вы
пила одна бутылку красного вина, после чего меня вырвало на пол возле отц
овского стола, на то самое место, где он умер. Мама нашла меня и залепила мн
е пощечину. Она сказала, что я все испортила. Не знаю, имела она в виду ковер
или память об отце, но в любом случае он сам все испортил и я ни при чем.
Нет, я вовсе не собираюсь валить все зло на отца. Сама я тоже была не лучше. Н
аверное, хуже дочери даже придумать трудно. Родители давали мне все, а я по
стоянно забывала говорить спасибо. Если же говорила, то будто мимоходом,
думая о чем-то другом. Мне кажется, я не понимала, что значит это слово. А ве
дь спасибо Ц это знак благодарности. Мама с папой постоянно твердили об
умирающих от голода африканских младенцах, словно это могло внушить мне
благодарность к ним. Оглядываясь назад, я понимаю, что родителям лучше вс
его было бы оставить меня без подарков, и тогда, наверное, они заставили бы
меня задуматься.
Мы жили в Киллини, в графстве Дублин в Ирландии, на семи тысячах квадратны
х футов, в современном доме с шестью спальнями, бассейном, теннисным корт
ом и собственным местом на пляже. Моя комната находилась в противоположн
ой стороне дома, далеко от родительской, и с балкона открывался вид на мор
е, но на балкон я почему-то не любила выходить. У нас имелись душ и джакузи и
плазменный телевизор Ц точнее, стеновизор Ц в стене над ванной. Шкаф в м
оей комнате был набит дизайнерскими пакетами, а еще у меня имелись компь
ютер, игровая приставка и кровать с пологом на четырех столбиках. Мне пов
езло.
И вот вам настоящая правда: я была кошмарной дочерью. Во-первых, я была гру
биянкой, которая не лезла за словом в карман, но, что гораздо хуже, я считал
а, будто заслужила все эти блага просто потому, что они были и у моих прият
елей. Ни на секунду мне не приходила в голову мысль, что они тоже ничего не
заслужили.
Потом я придумала, как исчезать из дома по ночам. Выйдя на балкон, я спуска
лась по трубе на крышу бассейна, а оттуда не составляло труда спрыгнуть н
а землю, и вот я уже в компании друзей. На нашем частном пляже имелся уголо
к, где мы обычно выпивали. Девочки пили так называемую «Смесь Долли»
Набор сладо
стей разной формы и разных цветов. (Здесь и далее прим. перев.)
, то есть слитые в пластиковую бутылку остатки всего, что имелось в в
инных шкафах у родителей. Брали по-нескольку дюймов из каждой бутылки Ц
и родители ни о чем не подозревали. Мальчики же пили все, что только повезл
о достать. И хватались за любую девчонку, которая им не отказывала. Как пра
вило, это была я. А мальчика Фиакру я украла у моей лучшей подружки Зои, пот
ому что его отец был знаменитым актером. Если честно, то только по этой при
чине я позволяла ему каждую ночь на полчасика залезать мне под юбку. Я меч
тала о встрече с его папой. Но чего не случилось, того не случилось.
Родители считали, что мне необходимо увидеть мир, посмотреть, как живут д
ругие люди. И все время напоминали, мол, мне очень повезло, что я живу в боль
шом доме на берегу моря, и, чтобы я оценила другой мир, мы проводили лето на
нашей вилле в Марбейе, Рождество Ц в нашем шале в Вербьере, а на Пасху езд
или в Нью-Йорк за покупками и останавливались в отеле «Риц». Розовый «мин
и-купер» с откидывающимся верхом и моим именем ждал моего семнадцатилет
ия, а приятель отца, у которого была своя записывающая студия, хотел просл
ушать меня и, не исключено, записать. Хотя я терпеливо снесла его руку у се
бя на заду, у меня не возникло ни малейшего желания остаться с ним наедине
даже на мгновение. И ради будущей славы тоже.
Мама и папа постоянно посещали благотворительные мероприятия. Как прав
ило, мама больше денег тратила на платье, чем на пригласительный билет, и,
кроме того, дважды в год делала незапланированные покупки, чтобы потом о
тослать ненадеванные платья своей невестке Розалин, которая жила в дере
вне, Ц на случай если Розалин захочется подоить корову в сарафанчике от
Эмилио Пуччи
Марчезе Эмилио Пуччи (1914Ц 1992), флорентийский дизайнер одежды и основа
тель дома моды «Эмилио Пуччи», предпочитал узоры из текучих, обведенных
контуром цветных полос, складывающихся в абстрактные рисунки. Он ввел в
мир моды самые яркие рисунки и превратил спортивную одежду в элегантный
костюм, покорил Америку и научил женщин отдыхать в такой одежде.
.
Теперь я знаю Ц когда нас выбросили из мира, в котором мы жили прежде, Ц ч
то ни один из нас не был хорошим человеком. Наверное, где-то в глубине души,
несмотря на всю свою безответственность, мама тоже это знает. Мы не были п
лохими, но и хорошими не были. Ничего никому не давая, мы очень много брали
себе.
Не по заслугам много.
Прежде я никогда не задумывалась о том, что будет завтра. Жила одним днем.
Жаль, теперь это невозможно, очень жаль. В последний раз, когда я видела па
пу живым, то раскричалась на него, заявила, что ненавижу его, и ушла, хлопну
в дверью прямо у него перед носом. Мне не пришло в голову вернуться. Моего
маленького мирка мне хватало, и я не желала думать о том, как мои слова и де
ла сказываются на других людях. Папе я крикнула, что не желаю его больше ви
деть, и больше я не видела его живым. Зачем мне было думать о завтрашнем дн
е или о том, что это были мои последние слова, сказанные отцу, да и вообще по
следний разговор с ним? Тогда меня занимало другое. За многое мне еще пред
стоит себя простить. И на это потребуется время.
А сейчас из-за папиной смерти и всего того, чем я хочу поделиться с вами, мн
е ничего не остается, как думать о завтрашнем дне и обо всех тех людях, кот
орые будут завтра. Сейчас, просыпаясь утром, я радуюсь новому дню.
Папу я потеряла. У него больше не будет завтра, и у нас с ним тоже больше не б
удет завтра. Вам, верно, понятно, что теперь я ценю каждый новый день. И я хоч
у, чтобы каждый из них стал лучше предыдущего.
Глава вторая
Две мухи
Прежде чем муравьи определяют для себя безопасны
й путь в поисках еды, один из них идет первым, оставляя за собой на тропе па
хучий след. Стоит наступить на муравьиную цепочку или затоптать пахучую
тропинку, что психологически менее ужасно, муравьи как будто теряют разу
м. В панике они мечутся туда-сюда, не в силах отыскать нужную дорогу. Мне нр
авится наблюдать, как они поначалу совершенно дезориентированы, пускаю
тся в беспорядочное бегство, натыкаются друг на дружку, стараясь вновь у
чуять след, но проходит время, они перегруппировываются, реорганизовыва
ются и опять встают на свою тропу, словно ничего не случилось.
Глядя на их суматошные передвижения, я думаю о том, как мы с мамой похожи н
а них. Нас остановили, отняли у нас лидера, затоптали нашу тропинку, и в наш
ей жизни воцарился хаос. Я полагаю Ц я надеюсь, Ц что со временем мы внов
ь выйдем на правильный путь. Кто-то один должен вести остальных. Глядя на
маму, я понимаю, что она не годится на эту роль и что мне придется вести ее з
а собой.
Вчера я видела муху. Она тщетно пыталась выбраться из гостиной, билась в о
кно, вновь и вновь ударялась о стекло головой. Потом перестала изображат
ь ракету, но, не переставая жужжать, словно в последней смертельной атаке,
врезалась в раму под открытой форточкой. Я была разочарована, потому что
поднимись она чуть повыше Ц и получила бы свободу. Так нет, она опять и оп
ять билась в стекло. Могу представить ее отчаяние, когда она видела дерев
ья, цветы, небо и не могла выбраться к ним. Несколько раз я пыталась ей помо
чь, выставить ее в форточку, но она улетала от меня и вновь начинала кружит
ь по комнате. В конечном счете она опять вернется к тому же окну, и, наверно
е, я даже смогу услышать: «Опять это окно, в которое я попалась…»
Интересно, что, сидя в кресле и наблюдая за мухой, я казалась себе Богом, ес
ли, конечно, Бог есть. Верно, сидит себе на небе и словно смотрит кино, совсе
м как я сама смотрела на муху, ползущую вверх, чтобы вырваться на свободу.
Она ведь не попала в ловушку, просто глядела не туда.
1 2 3 4 5 6