– резко перебила она, совсем обескураженная его нежеланием ссориться.
– Он весьма дипломатично дает нам время познакомиться, – ответил Морган и передвинулся, заслоняя от нее зал. – Хочет, чтобы мы друг другу понравились. Это представляется ему важным. Не разочаровывайте его, Клодия. – Слова прозвучали почти предупреждением.
– Или что? – едко осведомилась она.
– Или придется объяснить истинную причину, по которой вы со мной знакомитесь безо всякого энтузиазма…
– Вы готовы сказать ему – теперь! – Это ошарашило Клодию.
Он пожал плечами:
– Почему бы нам это не обсудить за ужином?
Предложение ошарашило ее еще больше.
– За ужином? С вами?
– И с Марком… и, разумеется, с его невестой.
– Ах, у него есть невеста? – Вопрос вырвался непроизвольно.
– А он вам не сказал? – Язвительные искорки в его суженных глазах прояснили нечто новое ее разгоряченному воображению.
– Мы всего несколькими словами перемолвились. Встретились только сегодня утром, – скованно произнесла она. – Я не намереваюсь опять с ним встречаться, если вы это имеете в виду. Так что, есть у него невеста или нет, для меня не имеет значения.
– А если он захочет вас повидать?
– Откажу!
– А если он пренебрежет вашим отказом?
– А что, настырность у вас в роду? – ехидно спросила она. – Послушайте, мистер Стоун…
– Морган. Зовут меня Морган. Марк идет! – понизил он голос, и на этот раз угроза прозвучала возмутительно прямолинейно. – Если не хотите, чтобы я ворошил неприятное прошлое, то лучше подыгрывайте.
– Это шантаж!
Он, должно быть, сошел с ума. Вся эта разнузданная власть над чужими судьбами, по всему, повредила ему рассудок.
– Морган, – промурлыкала она, когда пьянящее сознание своей власти взяло верх над ее прежней осторожностью. – А разве не наоборот? У вас куда больше оснований бояться, что правда выйдет наружу. Это я могу шантажировать вас! – Ее неописуемо ликующий триумф заставил его внезапно напрячься.
– Можете, Клодия, только станете ли? В глазах Клодии замелькали золотистые искорки, и она опустила темные ресницы, как бы задумавшись, пока наблюдала тайком его бесстрастное лицо, наслаждаясь тем, как одержала над ним верх. Внутреннее удовлетворение заставило ее криво улыбнуться, на левой щеке появилась ямочка, она услышала его шумный вздох, подняла голову и отважно посмотрела ему в глаза: медовые глаза, пьянящий розовый рот – се женская надменность, неведомо для нее, была крайне чувственна.
– Могла бы!
– Попробуйте! – тихо произнес он и, прежде чем здравый смысл спас ее от несвойственной ей бесшабашности, сделал шаг в сторону, взял из рук сына бокал шампанского и приветственно поднял.
– Клодия только что предложила нам сегодня вечером вместе поужинать. Что скажешь, Марк? Может быть, ты позвонишь Серите, и тогда кутнем!
Глава 3
– Зачем вы это? – гневно спросила Клодия, пытаясь скрыть ярость под учтивой улыбкой, пока скованно двигалась по лаковому полу.
– Танцую с вами? Вы же сказали, что любите танцевать. – И Морган Стоун повернул ее деликатным, но твердым нажимом сильной руки на голую спину. И что ее дернуло надеть платье с вырезом!
– Я имела в виду этот… этот балаганный ужин! – проскрипела Клодия.
– Сами виноваты, Клодия. Вы могли бы выбрать и нейтральную почву… но предпочли трусливый выход, и ваше вранье опозорило вас, а не меня…
Трусиха. Вранье. Точность выпада глубоко пронзила ее гордость. Эти два слова подытожили все ее отношения с Морганом Стоуном. Если бы она только не запаниковала, когда он посмел предложить ей вместе поужинать!.. Но она пришла в ужас при мысли о том, что он мог бы сказать, если бы она отрицала, что идея насчет ужина принадлежит не ей. Блефовать с таким жестким и все перевидавшим человеком, как Морган Стоун, – очень серьезная ошибка. А она притворилась, будто сегодня у нее дежурство и ей надо увериться, что первый вечер недели тематических ужинов, организованных ею в главном ресторане в связи с праздником цветов, проходит гладко.
– Отлично – здесь, в отеле, и поужинаем, – легко перебил Морган Стоун ее торопливые объяснения – Лучше и не узнаете, как все проходит, чем если сами во всем примете участие! А в случае чего окажетесь под рукой…
– Ах, я не думаю…
– Если хотите, я все улажу с Саймоном.
– С Саймоном? – Клодию опять охватило странное ощущение замешательства, которое Морган Стоун как бы все время старался ей внушить.
– С Муром. С вашим боссом. У нас деловое знакомство. Собственно говоря, мы учились в одной частной школе…
– Ах, нет! – Это был совершенно непроизвольный выдох ужаса, и пронзительные синие глаза сузились, безо всякого юмора оценив ее дилемму.
– Уверяю вас, что содружество старых однокашников – вполне законное деловое предприятие, – без запинки прокомментировал он. – Или вы не одобряете?
Одобрять, когда такое содружество – тенета ядовитого паука, а она – бедная мушка, что бьется в липких объятиях!
– Нет-нет… я хочу сказать – не надо беспокоить Саймона… – торопливо проговорила она. Тем более что он разоблачил бы лживость ее оправдания. Недельная программа, посвященная празднику цветов, проводилась по идее Клодии, она отвечала за рекламу, за координацию всех мероприятий, но шеф-повар, человек в лучшем случае темпераментный, нашел бы что сказать, если бы решил, будто она пытается пролезть в его ревностно охраняемые владения.
– Вы уверены? Не хотел бы я впутывать вас в неприятности, – невинно пробормотал он.
Господи, ну и ехидный свинтус! Ведь отлично понимает, что она пытается увильнуть от его натиска. Клодия выдавила ледяную улыбку.
– Уверена. Только я хотела сказать, что вряд ли мы в столь поздний час достанем столик. – Она демонстративно переключила внимание на Марка, и голос ее бессознательно смягчился в память об их прежней дружбе, пока она пыталась притвориться хоть сколько-нибудь искренней. – Наш ресторан «Наутилус» настолько популярен, что туда записываются за несколько дней вперед, особенно по пятницам, во время специальных мероприятий.
Могла бы она догадаться, что, если дело касается Моргана Стоуна, правда подействует не больше лжи! Что он хотел, то и получал. Ей было все равно, какую разновидность угрозы, подкупа или влияния он пустил в ход, но он не просто «добыл» столик, а лучший в углу зала со стеклянной передней стеной, резко нависшей над гаванью, так что гостям казалось, будто они не на суше, а скорее в море. Клодия ни к чему и не притронулась: чересчур была поглощена разговором с Марком, совсем как хождение по натянутой проволоке, и чувствовала, что Морган следит за нею, словно коршун, отмечая каждое слово и движение. Нервы натянулись. Она чересчур многословно повествовала о своей карьере – казалось бы, хорошая, нейтральная тема, – и ей было безразлично, что она может показаться прежде всего честолюбивой.
– Но ведь выбора не было? – припомнила со злостью Клодия, стараясь не замечать завистливые женские взгляды, следующие за нею по танцевальной площадке. Она переглянулась с женщиной, которая танцевала с пухлым, жизнерадостным человечком. До чего же просты чужие жизни в сравнении с ее, безнадежно запутанной! – Я не хотела с вами ужинать где бы то ни было – и уж тем более танцевать.
– Предпочли бы танцевать с Марком?
– Он не приглашал.
– Но собирался.
Ее задумчивый взгляд метнулся мимо довольной кружащейся пары к решительному подбородку, а оттуда, рывком, навстречу неотвратимому синему вызову. Так вот почему он так внезапно увлек ее в гущу толпы! Ею овладело нетерпение.
– Ну и что? Господи, да что, по-вашему, может случиться посередине танцевальной площадки?
– И вы еще спрашиваете?
И внезапно ладонь его скользнула от ее лопаток к выемке на пояснице, он привлек ее бедра к своим, давая ей ощутить их волнообразное, ритмическое движение, и когда Клодия слегка отшатнулась, это лишь подчеркнуло интимное соприкосновение их ног. Рука, чинно державшая ее руку, прижалась к его груди, пальцы Клодии оказались между их движущимися телами, словно в капкане, пока он все сильнее сжимал ее в объятьях.
– Что, по-вашему, вы делаете? – яростно прошептала она, чувствуя, как кровь прилила к ее бледным щекам.
– Танцую, – голос его мягко пророкотал прямо ей в ухо, жесткая челюсть прижалась к ее голове. – В конце концов, что может случиться посередине танцевальной площадки?
Он ловко повернул ее, бедро его скользнуло между ее бедер и на долю секунды задержалось, так что она слегка споткнулась, давая ему повод еще теснее прижать ее к себе. Если она раньше не ощущала его как мужчину, то уж теперь-то ощутила. Он оказался таким же сильным, каким выглядел, держал ее легко, умело…
– Очень забавно, – произнесла Клодия и со следующим шагом умышленно поставила острый высокий каблук на его ботинок из мягкой итальянской кожи и глубоко ввинтила. Зашатался на этот раз он и резко остановился посередине площадки, вполголоса ругаясь.
Клодия выпрямилась в узилище его могучей руки и пыталась не показать, до чего беспомощной она себя чувствует перед угрозой его несомненной мужественности.
– Вам довольно, мистер Стоун? А я думала, что вы гораздо выносливее.
Он посмотрел на нее с высоты своего роста.
– Это вызов, Клодия? – мягко спросил он.
– Конечно же, нет. Мне просто не нравится, когда… когда… – она замялась, пытаясь найти точное слово для того, что он с нею делает.
– Когда с вами танцуют?
– О! – она посмотрела на него с возмущением.
– Но разве мы делаем не именно это? Не танцуем вокруг да около главного? – продолжал он с проницательностью, повергшей ее в отчаяние. – А главное – еще не определившиеся ваши чувства по отношению к прошлому. Вы говорите, что не собираетесь осложнять отношения с Марком, но если чувства не определились и у него?..
– Не по моей вине его невеста сегодня не пришла, – тотчас заняла оборонительную позицию Клодия.
– Если даже он ее пригласил… Глаза Клодии расширились.
– Это нелепо!
– Ой ли? Он с восторгом принял приглашение на ужин, но какой разумный человек захочет сидеть за одним столом с очередной подружкой и с бывшей возлюбленной?
Она даже не сознавала, что они снова танцуют, что держит он ее по-прежнему крепко и что они плавно передвигаются в такт музыке.
– С очередной подружкой? По-моему, вы сказали, что они помолвлены…
– Они с Серитой знакомы больше года, последние шесть месяцев ходят всюду только вместе. Она очень умная и красивая девушка, приветливая, милая, очень хорошо влияет на Марка…
А Клодия – нет, он явно это подразумевал.
– И как же Марк познакомился с этим образцом добродетели? – едко спросила она. – Очевидно, вы их друг другу представили…
– Собственно говоря, ее отец, Майкл Гленн, депутат парламента…
– И, несомненно, вы и с ним вместе учились. – Клодия понимала, что ведет себя стервозно, однако ничего поделать с собой не могла.
То, что он считал ее недостойной своего сына, до сих пор досаждало.
– И в самом деле, мы учились в одной школе-интернате, но в разное время. Майкл на десять лет старше.
– Тогда ему, должно быть, скоро будет пора в отставку, – ядовито подковырнула Клодия. – В таком случае недолго вам осталось пользоваться его политической влиятельностью.
Морган не обиделся, а рассмеялся – первый раз в ее присутствии. Смех был теплый, с хрипотцой, и ей стало приятно.
– Если я признаюсь, что через месяц стану сорокалетним хрычом, это порадует вашу мстительную душу? – во весь рот ухмыльнулся он, как будто этим не обеспокоенный.
– Когда Марк родился, вам было только восемнадцать? – ошеломленно выпалила Клодия.
– Да. – Его улыбка сжалась в обычную кривую линию. – И Марк стал бы отцом в эти же годы, если бы ваш ребенок выжил. И я был настолько же не подготовлен к отцовству, как он.
– И ч-что же вы?.. – спросила она, поневоле изумленная представлением о том, что Морган Стоун может быть к чему-нибудь не подготовленным.
– Конечно, женился на ней. – Он встретил ее изумленный взгляд и подтвердил то, что она поняла. – Да, моя подруга забеременела от меня, когда мы были еще студентами. А то почему же, по-вашему, я так старался увериться, что Марк не обречен на повторение ошибок прошлого? Двадцать лет назад брак являлся единственным вариантом в нашем кругу. Мы только-только окончили школу. У Марины близкой родни не было, а мои отказались нас поддерживать, материально или морально, пока не поженимся. Мы и поженились – но я не стал пресмыкаться перед родителями ради их одобрения. Бросил университет и пошел работать, добывать нам на жизнь. Хорошего ничего не вышло. Мы хотели от жизни разного. Если бы Марина не умерла, мы бы давно уже развелись.
Клодия отвернулась, заново сраженная неизбежным выводом: перед нею не людоед, порожденный ее беззащитным воображением, а живой, дышащий человек, который испытал страдания и, преодолев их, стал еще сильнее. Человек чести.
Она сглотнула слюну.
– Морган, я…
– Позвольте вмешаться?
Сказала бы она ему чистую правду тут же, посередине площадки для танцев? Клодия не была уверена, пока ускользала с Марком, ощущая прилив слабого облегчения при новой отсрочке.
– О чем это вы так напряженно разговаривали? А за столом и двух слов друг другу не сказали…
Марк вмешался скорее из любопытства, а не из желания танцевать, с иронией подумала Клодия. Правда, почти все свои речи она умышленно обращала к Марку, но это была тактика, порожденная страхом. Одно присутствие Моргана Стоуна подрывало ее обычно лощеную самоуверенность.
– А я думала, вы хотели, чтобы мы сошлись, – легко возразила Клодия, поворачиваясь так, дабы не видеть того, кто, уступив ее с понурым – видом, по-прежнему стоял на краю площадки.
– Сошлись, да не разошлись вовсю, – чудовищно скаламбурил Марк, ухмылкой неприятно напоминая отца. – Должен предупредить вас, Клодия, что по женской части у отца не ахти какая репутация. Очень уж он любит конкурировать. Противостоять вызову попросту не может, а когда победит, то как будто теряет интерес…
– И, по-вашему, я для него – вызов? – спросила Клодия, внутренне содрогаясь.
– Ну, в вас есть нечто этакое не-тронь-меня, даже в платье, до которого так и подмывает дотронуться, – поддразнил он, проводя ладонью по зеленой, как листва, ткани у нее на бедре. – А отец терпеть не может, если ему что-нибудь запрещают…
– Почему-то я не могу себе представить вашего отца как дамского угодника, – неловко пробормотала Клодия, сознавая, что если Морган следит за ними, то, разумеется, превратно поймет поглаживание по бедру. – Прежде всего, не та у него внешность…
– Уж кто-кто, а вы, – рассмеялся Марк, – должны бы знать, что книгу по обложке не судят. Но вы правы, он таким и не был. Дело в том, что он крайне целеустремлен. Если чего-то захочет, не отстанет, пока не добьется. А многих женщин эта аура сдерживаемой агрессии крайне влечет. Бывало, я приводил домой подружек, а они посмотрят разок на отца и из кожи лезут вон, только бы он обратил на них внимание.
– И обращал? Или это была одна из причин вашей ссоры? – не могла не спросить Клодия.
– Может быть – подсознательно… – медленно признал Марк, будто прежде об этом и не задумывался. – И не то чтобы он их поощрял. Видимо, в те дни его отчужденность особенно к нему влекла, так как он со всеми держался на расстоянии, даже со мной. О, он уделял мне внимание, когда находил время, и я получал все самое лучшее, но никогда по-настоящему не ощущал себя частью его жизни в реальном внешнем мире, в деловом мире, который, по всему, так волновал и удовлетворял его. И так как он боялся, что в ожидании наследства я избалуюсь, он меня легко к себе не допустил бы. Я всегда оставался бы его сыном, его долгом, его ответственностью – и никогда равным ему, никогда тем, с кем бы он мог разделить эту ответственность. Он был неспособен кого-либо сделать своим представителем, всегда ему необходимо управлять всем самому. Видимо, на какое-то время я сделал его жизнь адом, пытаясь привлечь его внимание и в то же время выйти у него из-под контроля. Вы его прежде не знали, поэтому не можете себе представить, до чего же он изменился за последние несколько лет. Сам еле верю. Теперь он развлекается с таким же усердием, с каким трудится… он как будто… не знаю… менее отчужденный и замкнутый, более… более…
– Мягкий? – с кривой усмешкой подсказала Клодия.
– Мягкий! Во-во, похоже, именно так. Мягкий! Более… доступный. Это я насчет женщин и имел в виду… он предается светской жизни едва ли не с таким же напором, с такой же агрессивностью, с какой занимался делами.
– Вы как будто его не одобряете, – заметила Клодия: ее позабавил обмен ролями. – Теперь, когда вы в конце концов на него работаете, неужели, по-вашему, он уделяет своей деятельности недостаточно внимания?
– Не на него, а с ним: я теперь его равноправный компаньон, – поправил Марк, причем его светло-карие глаза засверкали от юношеской надменности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19
– Он весьма дипломатично дает нам время познакомиться, – ответил Морган и передвинулся, заслоняя от нее зал. – Хочет, чтобы мы друг другу понравились. Это представляется ему важным. Не разочаровывайте его, Клодия. – Слова прозвучали почти предупреждением.
– Или что? – едко осведомилась она.
– Или придется объяснить истинную причину, по которой вы со мной знакомитесь безо всякого энтузиазма…
– Вы готовы сказать ему – теперь! – Это ошарашило Клодию.
Он пожал плечами:
– Почему бы нам это не обсудить за ужином?
Предложение ошарашило ее еще больше.
– За ужином? С вами?
– И с Марком… и, разумеется, с его невестой.
– Ах, у него есть невеста? – Вопрос вырвался непроизвольно.
– А он вам не сказал? – Язвительные искорки в его суженных глазах прояснили нечто новое ее разгоряченному воображению.
– Мы всего несколькими словами перемолвились. Встретились только сегодня утром, – скованно произнесла она. – Я не намереваюсь опять с ним встречаться, если вы это имеете в виду. Так что, есть у него невеста или нет, для меня не имеет значения.
– А если он захочет вас повидать?
– Откажу!
– А если он пренебрежет вашим отказом?
– А что, настырность у вас в роду? – ехидно спросила она. – Послушайте, мистер Стоун…
– Морган. Зовут меня Морган. Марк идет! – понизил он голос, и на этот раз угроза прозвучала возмутительно прямолинейно. – Если не хотите, чтобы я ворошил неприятное прошлое, то лучше подыгрывайте.
– Это шантаж!
Он, должно быть, сошел с ума. Вся эта разнузданная власть над чужими судьбами, по всему, повредила ему рассудок.
– Морган, – промурлыкала она, когда пьянящее сознание своей власти взяло верх над ее прежней осторожностью. – А разве не наоборот? У вас куда больше оснований бояться, что правда выйдет наружу. Это я могу шантажировать вас! – Ее неописуемо ликующий триумф заставил его внезапно напрячься.
– Можете, Клодия, только станете ли? В глазах Клодии замелькали золотистые искорки, и она опустила темные ресницы, как бы задумавшись, пока наблюдала тайком его бесстрастное лицо, наслаждаясь тем, как одержала над ним верх. Внутреннее удовлетворение заставило ее криво улыбнуться, на левой щеке появилась ямочка, она услышала его шумный вздох, подняла голову и отважно посмотрела ему в глаза: медовые глаза, пьянящий розовый рот – се женская надменность, неведомо для нее, была крайне чувственна.
– Могла бы!
– Попробуйте! – тихо произнес он и, прежде чем здравый смысл спас ее от несвойственной ей бесшабашности, сделал шаг в сторону, взял из рук сына бокал шампанского и приветственно поднял.
– Клодия только что предложила нам сегодня вечером вместе поужинать. Что скажешь, Марк? Может быть, ты позвонишь Серите, и тогда кутнем!
Глава 3
– Зачем вы это? – гневно спросила Клодия, пытаясь скрыть ярость под учтивой улыбкой, пока скованно двигалась по лаковому полу.
– Танцую с вами? Вы же сказали, что любите танцевать. – И Морган Стоун повернул ее деликатным, но твердым нажимом сильной руки на голую спину. И что ее дернуло надеть платье с вырезом!
– Я имела в виду этот… этот балаганный ужин! – проскрипела Клодия.
– Сами виноваты, Клодия. Вы могли бы выбрать и нейтральную почву… но предпочли трусливый выход, и ваше вранье опозорило вас, а не меня…
Трусиха. Вранье. Точность выпада глубоко пронзила ее гордость. Эти два слова подытожили все ее отношения с Морганом Стоуном. Если бы она только не запаниковала, когда он посмел предложить ей вместе поужинать!.. Но она пришла в ужас при мысли о том, что он мог бы сказать, если бы она отрицала, что идея насчет ужина принадлежит не ей. Блефовать с таким жестким и все перевидавшим человеком, как Морган Стоун, – очень серьезная ошибка. А она притворилась, будто сегодня у нее дежурство и ей надо увериться, что первый вечер недели тематических ужинов, организованных ею в главном ресторане в связи с праздником цветов, проходит гладко.
– Отлично – здесь, в отеле, и поужинаем, – легко перебил Морган Стоун ее торопливые объяснения – Лучше и не узнаете, как все проходит, чем если сами во всем примете участие! А в случае чего окажетесь под рукой…
– Ах, я не думаю…
– Если хотите, я все улажу с Саймоном.
– С Саймоном? – Клодию опять охватило странное ощущение замешательства, которое Морган Стоун как бы все время старался ей внушить.
– С Муром. С вашим боссом. У нас деловое знакомство. Собственно говоря, мы учились в одной частной школе…
– Ах, нет! – Это был совершенно непроизвольный выдох ужаса, и пронзительные синие глаза сузились, безо всякого юмора оценив ее дилемму.
– Уверяю вас, что содружество старых однокашников – вполне законное деловое предприятие, – без запинки прокомментировал он. – Или вы не одобряете?
Одобрять, когда такое содружество – тенета ядовитого паука, а она – бедная мушка, что бьется в липких объятиях!
– Нет-нет… я хочу сказать – не надо беспокоить Саймона… – торопливо проговорила она. Тем более что он разоблачил бы лживость ее оправдания. Недельная программа, посвященная празднику цветов, проводилась по идее Клодии, она отвечала за рекламу, за координацию всех мероприятий, но шеф-повар, человек в лучшем случае темпераментный, нашел бы что сказать, если бы решил, будто она пытается пролезть в его ревностно охраняемые владения.
– Вы уверены? Не хотел бы я впутывать вас в неприятности, – невинно пробормотал он.
Господи, ну и ехидный свинтус! Ведь отлично понимает, что она пытается увильнуть от его натиска. Клодия выдавила ледяную улыбку.
– Уверена. Только я хотела сказать, что вряд ли мы в столь поздний час достанем столик. – Она демонстративно переключила внимание на Марка, и голос ее бессознательно смягчился в память об их прежней дружбе, пока она пыталась притвориться хоть сколько-нибудь искренней. – Наш ресторан «Наутилус» настолько популярен, что туда записываются за несколько дней вперед, особенно по пятницам, во время специальных мероприятий.
Могла бы она догадаться, что, если дело касается Моргана Стоуна, правда подействует не больше лжи! Что он хотел, то и получал. Ей было все равно, какую разновидность угрозы, подкупа или влияния он пустил в ход, но он не просто «добыл» столик, а лучший в углу зала со стеклянной передней стеной, резко нависшей над гаванью, так что гостям казалось, будто они не на суше, а скорее в море. Клодия ни к чему и не притронулась: чересчур была поглощена разговором с Марком, совсем как хождение по натянутой проволоке, и чувствовала, что Морган следит за нею, словно коршун, отмечая каждое слово и движение. Нервы натянулись. Она чересчур многословно повествовала о своей карьере – казалось бы, хорошая, нейтральная тема, – и ей было безразлично, что она может показаться прежде всего честолюбивой.
– Но ведь выбора не было? – припомнила со злостью Клодия, стараясь не замечать завистливые женские взгляды, следующие за нею по танцевальной площадке. Она переглянулась с женщиной, которая танцевала с пухлым, жизнерадостным человечком. До чего же просты чужие жизни в сравнении с ее, безнадежно запутанной! – Я не хотела с вами ужинать где бы то ни было – и уж тем более танцевать.
– Предпочли бы танцевать с Марком?
– Он не приглашал.
– Но собирался.
Ее задумчивый взгляд метнулся мимо довольной кружащейся пары к решительному подбородку, а оттуда, рывком, навстречу неотвратимому синему вызову. Так вот почему он так внезапно увлек ее в гущу толпы! Ею овладело нетерпение.
– Ну и что? Господи, да что, по-вашему, может случиться посередине танцевальной площадки?
– И вы еще спрашиваете?
И внезапно ладонь его скользнула от ее лопаток к выемке на пояснице, он привлек ее бедра к своим, давая ей ощутить их волнообразное, ритмическое движение, и когда Клодия слегка отшатнулась, это лишь подчеркнуло интимное соприкосновение их ног. Рука, чинно державшая ее руку, прижалась к его груди, пальцы Клодии оказались между их движущимися телами, словно в капкане, пока он все сильнее сжимал ее в объятьях.
– Что, по-вашему, вы делаете? – яростно прошептала она, чувствуя, как кровь прилила к ее бледным щекам.
– Танцую, – голос его мягко пророкотал прямо ей в ухо, жесткая челюсть прижалась к ее голове. – В конце концов, что может случиться посередине танцевальной площадки?
Он ловко повернул ее, бедро его скользнуло между ее бедер и на долю секунды задержалось, так что она слегка споткнулась, давая ему повод еще теснее прижать ее к себе. Если она раньше не ощущала его как мужчину, то уж теперь-то ощутила. Он оказался таким же сильным, каким выглядел, держал ее легко, умело…
– Очень забавно, – произнесла Клодия и со следующим шагом умышленно поставила острый высокий каблук на его ботинок из мягкой итальянской кожи и глубоко ввинтила. Зашатался на этот раз он и резко остановился посередине площадки, вполголоса ругаясь.
Клодия выпрямилась в узилище его могучей руки и пыталась не показать, до чего беспомощной она себя чувствует перед угрозой его несомненной мужественности.
– Вам довольно, мистер Стоун? А я думала, что вы гораздо выносливее.
Он посмотрел на нее с высоты своего роста.
– Это вызов, Клодия? – мягко спросил он.
– Конечно же, нет. Мне просто не нравится, когда… когда… – она замялась, пытаясь найти точное слово для того, что он с нею делает.
– Когда с вами танцуют?
– О! – она посмотрела на него с возмущением.
– Но разве мы делаем не именно это? Не танцуем вокруг да около главного? – продолжал он с проницательностью, повергшей ее в отчаяние. – А главное – еще не определившиеся ваши чувства по отношению к прошлому. Вы говорите, что не собираетесь осложнять отношения с Марком, но если чувства не определились и у него?..
– Не по моей вине его невеста сегодня не пришла, – тотчас заняла оборонительную позицию Клодия.
– Если даже он ее пригласил… Глаза Клодии расширились.
– Это нелепо!
– Ой ли? Он с восторгом принял приглашение на ужин, но какой разумный человек захочет сидеть за одним столом с очередной подружкой и с бывшей возлюбленной?
Она даже не сознавала, что они снова танцуют, что держит он ее по-прежнему крепко и что они плавно передвигаются в такт музыке.
– С очередной подружкой? По-моему, вы сказали, что они помолвлены…
– Они с Серитой знакомы больше года, последние шесть месяцев ходят всюду только вместе. Она очень умная и красивая девушка, приветливая, милая, очень хорошо влияет на Марка…
А Клодия – нет, он явно это подразумевал.
– И как же Марк познакомился с этим образцом добродетели? – едко спросила она. – Очевидно, вы их друг другу представили…
– Собственно говоря, ее отец, Майкл Гленн, депутат парламента…
– И, несомненно, вы и с ним вместе учились. – Клодия понимала, что ведет себя стервозно, однако ничего поделать с собой не могла.
То, что он считал ее недостойной своего сына, до сих пор досаждало.
– И в самом деле, мы учились в одной школе-интернате, но в разное время. Майкл на десять лет старше.
– Тогда ему, должно быть, скоро будет пора в отставку, – ядовито подковырнула Клодия. – В таком случае недолго вам осталось пользоваться его политической влиятельностью.
Морган не обиделся, а рассмеялся – первый раз в ее присутствии. Смех был теплый, с хрипотцой, и ей стало приятно.
– Если я признаюсь, что через месяц стану сорокалетним хрычом, это порадует вашу мстительную душу? – во весь рот ухмыльнулся он, как будто этим не обеспокоенный.
– Когда Марк родился, вам было только восемнадцать? – ошеломленно выпалила Клодия.
– Да. – Его улыбка сжалась в обычную кривую линию. – И Марк стал бы отцом в эти же годы, если бы ваш ребенок выжил. И я был настолько же не подготовлен к отцовству, как он.
– И ч-что же вы?.. – спросила она, поневоле изумленная представлением о том, что Морган Стоун может быть к чему-нибудь не подготовленным.
– Конечно, женился на ней. – Он встретил ее изумленный взгляд и подтвердил то, что она поняла. – Да, моя подруга забеременела от меня, когда мы были еще студентами. А то почему же, по-вашему, я так старался увериться, что Марк не обречен на повторение ошибок прошлого? Двадцать лет назад брак являлся единственным вариантом в нашем кругу. Мы только-только окончили школу. У Марины близкой родни не было, а мои отказались нас поддерживать, материально или морально, пока не поженимся. Мы и поженились – но я не стал пресмыкаться перед родителями ради их одобрения. Бросил университет и пошел работать, добывать нам на жизнь. Хорошего ничего не вышло. Мы хотели от жизни разного. Если бы Марина не умерла, мы бы давно уже развелись.
Клодия отвернулась, заново сраженная неизбежным выводом: перед нею не людоед, порожденный ее беззащитным воображением, а живой, дышащий человек, который испытал страдания и, преодолев их, стал еще сильнее. Человек чести.
Она сглотнула слюну.
– Морган, я…
– Позвольте вмешаться?
Сказала бы она ему чистую правду тут же, посередине площадки для танцев? Клодия не была уверена, пока ускользала с Марком, ощущая прилив слабого облегчения при новой отсрочке.
– О чем это вы так напряженно разговаривали? А за столом и двух слов друг другу не сказали…
Марк вмешался скорее из любопытства, а не из желания танцевать, с иронией подумала Клодия. Правда, почти все свои речи она умышленно обращала к Марку, но это была тактика, порожденная страхом. Одно присутствие Моргана Стоуна подрывало ее обычно лощеную самоуверенность.
– А я думала, вы хотели, чтобы мы сошлись, – легко возразила Клодия, поворачиваясь так, дабы не видеть того, кто, уступив ее с понурым – видом, по-прежнему стоял на краю площадки.
– Сошлись, да не разошлись вовсю, – чудовищно скаламбурил Марк, ухмылкой неприятно напоминая отца. – Должен предупредить вас, Клодия, что по женской части у отца не ахти какая репутация. Очень уж он любит конкурировать. Противостоять вызову попросту не может, а когда победит, то как будто теряет интерес…
– И, по-вашему, я для него – вызов? – спросила Клодия, внутренне содрогаясь.
– Ну, в вас есть нечто этакое не-тронь-меня, даже в платье, до которого так и подмывает дотронуться, – поддразнил он, проводя ладонью по зеленой, как листва, ткани у нее на бедре. – А отец терпеть не может, если ему что-нибудь запрещают…
– Почему-то я не могу себе представить вашего отца как дамского угодника, – неловко пробормотала Клодия, сознавая, что если Морган следит за ними, то, разумеется, превратно поймет поглаживание по бедру. – Прежде всего, не та у него внешность…
– Уж кто-кто, а вы, – рассмеялся Марк, – должны бы знать, что книгу по обложке не судят. Но вы правы, он таким и не был. Дело в том, что он крайне целеустремлен. Если чего-то захочет, не отстанет, пока не добьется. А многих женщин эта аура сдерживаемой агрессии крайне влечет. Бывало, я приводил домой подружек, а они посмотрят разок на отца и из кожи лезут вон, только бы он обратил на них внимание.
– И обращал? Или это была одна из причин вашей ссоры? – не могла не спросить Клодия.
– Может быть – подсознательно… – медленно признал Марк, будто прежде об этом и не задумывался. – И не то чтобы он их поощрял. Видимо, в те дни его отчужденность особенно к нему влекла, так как он со всеми держался на расстоянии, даже со мной. О, он уделял мне внимание, когда находил время, и я получал все самое лучшее, но никогда по-настоящему не ощущал себя частью его жизни в реальном внешнем мире, в деловом мире, который, по всему, так волновал и удовлетворял его. И так как он боялся, что в ожидании наследства я избалуюсь, он меня легко к себе не допустил бы. Я всегда оставался бы его сыном, его долгом, его ответственностью – и никогда равным ему, никогда тем, с кем бы он мог разделить эту ответственность. Он был неспособен кого-либо сделать своим представителем, всегда ему необходимо управлять всем самому. Видимо, на какое-то время я сделал его жизнь адом, пытаясь привлечь его внимание и в то же время выйти у него из-под контроля. Вы его прежде не знали, поэтому не можете себе представить, до чего же он изменился за последние несколько лет. Сам еле верю. Теперь он развлекается с таким же усердием, с каким трудится… он как будто… не знаю… менее отчужденный и замкнутый, более… более…
– Мягкий? – с кривой усмешкой подсказала Клодия.
– Мягкий! Во-во, похоже, именно так. Мягкий! Более… доступный. Это я насчет женщин и имел в виду… он предается светской жизни едва ли не с таким же напором, с такой же агрессивностью, с какой занимался делами.
– Вы как будто его не одобряете, – заметила Клодия: ее позабавил обмен ролями. – Теперь, когда вы в конце концов на него работаете, неужели, по-вашему, он уделяет своей деятельности недостаточно внимания?
– Не на него, а с ним: я теперь его равноправный компаньон, – поправил Марк, причем его светло-карие глаза засверкали от юношеской надменности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19