Выиграв единоборство, он с легкостью переместил поудобнее ладонь у нее на теле, раздвинув пальцы на талии так, что они обхватили ей спину, а большой палец вдавился в мягкое рубчатое полотно сразу под ее грудями, двигаясь взад и вперед чувственным вступлением к неотвратимой ласке. При всем своем смятении Клодия ответила ему, как цветок – солнцу, раскрываясь от тепла полузабытых чувств и ощущений, которые слишком долго ассоциировались у нее с сопутствующей болью, вызванной пустотой и утратами.
Сама того не сознавая, она поднялась на цыпочки, изгибая спину и слегка поводя бедрами, а ее белая пикейная юбка сверкнула на фоне темных брюк Моргана, пока она пыталась умерить боль, причиненную его внезапным натиском. Она почувствовала, как тугая полоса плоти на миг сжалась под ее бедренной костью, тупо метнулась вперед, и осознание того, что это, совершенно ее ошарашило, так что ей недостало сил притвориться непонимающей. Глаза Клодии широко раскрылись. А глаза Моргана выжидали, затопляли ее синим маревом, следили, как настигает ее шок от понимания того, что она делает с ним… а он – с нею.
– Нет… – еле слышный протестующий выдох замер под его языком, обволокшим ее язык – по-интимному заботливо и вместе с тем соблазнительно-чувственно. Она двинула головой, он отпустил ее, чтобы насладиться тем, как отчаянно пульсирует жилка у нее под ухом, нежно скользнул губами по ее шее и застыл у ямки над ключицей. Губы его ощущали, как у нее под кожей пульсирует кровь.
– Да… – Его пальцы давили снизу вверх, сжимали ее пышную плоть, как бы в ответ на прикосновение ее бедер, отпускали и вновь давили, ритмично двигая ее груди в кружевных чашах бюстгальтера – так, что соски ее отвердели от нежного, рассчитанного трения.
– Морган… – она ухватила его за рубашку, пытаясь найти опору, убедить себя, что это не просто безрассудный плод ее греховной фантазии.
– Да… – он не отвечал на ее робкую мольбу, но возбуждал в ней трепет наслаждения, пронизывающий, как он чувствовал, ее гибкое тело. Бедра его задвигались, мягко направляя ее нетвердые ноги по ковру, пока она не наткнулась на плотный закругленный подлокотник дивана. Она чувствовала, как двигаются его бедра, как он обхватил ее ладонями, а рот его скользит по белому полотну, обтянувшему ей грудь.
Клодия, моргая, уставилась в потолок. Ее ошеломили быстрота и напряженность собственных чувств. Руки и ноги несли бремя не изведанного дотоле наслаждения. Если это происходит на самом деле, то почему оно ощущается таким… таким невероятно хорошим, правильным'! Если же это сон, то самый эротичный из виденных ею…
Ладонь Клодии скользнула над его расстегнутым воротничком, пальцы погрузились в темные, тронутые инеем волосы у него на затылке и сжались в инстинктивном протесте, когда на миг он остановился. И снова упоительно задвигался, прижимаясь своим жестким лицом к ее груди, настойчиво и откровенно заявляя о себе как обладателе, что вынудило ее снова произнести его имя, на этот раз – шепотом, в котором слышались растерянность и страсть.
Он довольно проурчал и содрал с нее верхнюю одежду, двигая ртом по кремовым выпуклостям, выступающим из бюстгальтера с большим вырезом. По обнаженному склону холма и дразняще благоуханной долине он прочертил прямую линию обильных, кусающих поцелуев, которые таяли на ее трепетном теле, словно горячий мед, пропитывая ее сладостью, доходящей до самой сердцевины ее существа. Теперь она запустила ему в волосы обе руки, исступленно требуя наслаждения, изнеможенно ожидала, когда же он коснется кружева, которое так старательно обходит, и страстная сдержанность его нежной атаки предстала ей и радостным откровением, и пугающим разочарованием.
И лишь почувствовав, как пальцы его заскользили у нее по бедру, ухватив полу юбки и высоко ее задирая над ее плененными бедрами, она ощутила, как снова просачиваются в ее сознание прежние страхи.
Она что-то пробормотала, стараясь вынырнуть на поверхность из чувственного отупения, а он успокоил ее: наконец-то нашарил один из двух сосков, взял зубами и укусил. Разнузданное вожделение яростно взорвалось в ее мозгу и затмило возвращавшийся к ней рассудок. Голова ее откинулась в сладострастной истоме, и в то же время он нежно передвинул руку у нее под юбкой между их телами и коснулся потаенного места, охраняющего ее женственность. Это было нежное, скользящее касание пальца, нашедшего путь между шелковистых ног, стиснутых его могучими коленями. Жалящий укус и крайняя деликатность, с какой его горячий палец коснулся плотно облегающей пленки ее трусиков, подействовали на Клодию так, словно Морган уже овладел ею.
Отчаянно, в беспомощных конвульсиях Клодия вскрикнула, слепая и глухая к тому, как Морган вполголоса выругался, голова его дернулась вверх, а руки крепко обхватили ее, прижав трепетное тело к своему. Клодию по-прежнему терзали судороги и дрожь, а он глубоко протолкнул ногу между ее ногами, стараясь облегчить до боли восхитительное желание ее туго напряженного тела, жарко раскрасневшегося лица и сверкающих золотистых глаз.
Жадно следил он, как женщина в его объятиях изнемогала и постепенно затихла. В голове у него стучала горячая кровь – со смешанным чувством торжества, дикарского довольства обладанием и почти гневной ненавистью к ничем не сдерживаемому блаженству, обретенному ею из того, что он собирался сделать лишь легкой любовной забавой.
С минуты на минуту Клодия поймет, что произошло, и с его стороны потребуется весьма сдержанное обращение, дабы убедить ее, что он не собирался воспользоваться ее новоявленной уязвимостью… если даже и воспользовался!
Клодии не хотелось отрывать голову от его груди, но она понимала, что рано или поздно придется посмотреть ему в глаза. Не вечно же прятать свой позор!
У Клодии хватило сил по-деревянному выпрямиться у него в объятиях, безмолвно давая понять, что его поддержка больше не нужна. Она медленно подняла голову, содрогаясь оттого, что неизбежно встретит его понимающий взор.
Но не самодовольную или циничную ухмылку она увидела. У Моргана было строгое и до странности нежное лицо. От этого ей сделалось еще хуже. Наверно, он ошарашен и даже, может быть, испытывает отвращение. Уж она-то испытывает! Клодия отчаянно искала, чем бы оправдать свое возмутительное поведение, и поняла: нечем. Ее раскрасневшееся лицо побледнело и снова раскраснелось. Из этих унизительных объятий с достоинством не выйдешь, подумала она, чувствуя себя донельзя несчастной. Что ни говори, он все равно сочтет, будто она выказала себя распутной пройдохой с головы до ног, а он это все время подозревал!
Молчание тянулось невыносимо. Незачем и ждать, когда он снимет ее с крючка. Морган как будто готов был вот так стоять без конца и ждать, когда она заговорит. Ну что бы ей сказать такое, способное привнести что-то хоть сколько-нибудь нормальное в эту ужасающе ненормальную ситуацию? Она лихорадочно искала какую-нибудь нейтральную тему, которая позволила бы отступить, сохраняя хотя бы видимость достоинства.
– Э-э-э… – она откашлялась, вяло повела плечами, и, к ее удивлению, Морган ее отпустил. Она сделала неуверенный шаг в сторону, а он затолкал руки в карманы брюк. Явно чего-то ждет. Скажи что-нибудь, Клодия, – что угодно, – докажи ему, что ты больше не исступленная маньячка, не такая, как несколько мгновений назад.
– Я… вы… а вы в самом деле квалифицированный механик?
Он, не веря, посмотрел на нее, а она упрямо продолжила:
– То есть вы сказали полицейскому, что умеете ремонтировать машины. Вы… вы прошли курс обучения?..
Господи, какой ужас! Она как жеманная старая дева, которая на чаепитии заводит с незнакомым светский разговор!
Взрыв хохота подтвердил нелепость ее слов, и она зарделась еще жарче, когда наконец он успокоился и покачал головой.
– Это критика, Герцогиня? Вы пытаетесь окольным путем сообщить мне, что мое исполнение разочаровало вас механичностью?
Исполнение? Как отрешенно-оскорбительно звучало в его устах это слово, а легко подчеркнутый глагол «разочаровало» делал все ее возражения нелепыми. Морган отлично знал: уж что-что, а разочарование она не испытала!
Он все еще смеялся, и сковывающее ее смущение стал вытеснять гнев. Но тут же он выбил у нее почву из-под ног, добродушно заметив:
– Уверяю вас, Клодия, что про механизм того, чем мы занимались, я думал менее всего. Видимо, рассудок мой в этом и не участвовал: чистый инстинкт. Я мог думать лишь об одном: до чего же восхитительны вы на вкус, как страстно вы реагировали на мои прикосновения, как щедро отвечали…
Так она и знала!
– Я не распутная'. – проговорила она, запинаясь.
– Я этого и не утверждал, – ответил он, и лицо его снова стало по-опасному завлекающим и кротким. Он не имеет права стоять с таким… с таким невозмутимым и равнодушным видом, когда Клодия страдала от отвращения к самой себе и отчаяния.
Ну, не таким уж невозмутимым, мысленно поправилась она. В невинных синих глазах угадывался некий неопределяемый, скрытый жар. Да и не совсем равнодушным. Губы его покраснели, припухли, их обычно искривленная, тонкая линия стала на удивление влажной, сочной, а волосы неровно растрепались. Пока она подозрительно и хмуро следила за ним, он вынул руки из карманов, и она обнаружила, что он их засунул в карманы, дабы кое-что скрыть.
Она резко перевела взгляд на его лицо – и слишком поздно.
– Смею заметить, я тоже не распутный, – пробормотал он, подтверждая ее открытие горестно-откровенным признанием своей постоянной сексуальной готовности, – просто ваше общество меня страшно возбуждает. То, что произошло, естественно у мужчин с женщинами. От этого зависит и само выживание рода человеческого…
– Но я… вы… – несомненная доброжелательность Моргана ее сконфузила. Или он и впрямь не понимает, что именно произошло, и только с нею. Неужели он до того поглощен своим наслаждением, что не может понять степень наслаждения, испытанного ею?
Улыбкой он разбил ее слабую надежду вдребезги.
– На этот раз вы просто слегка опередили меня, Клодия. И нечего стесняться. Я очень польщен, что вы настолько мне доверились, что не стали сдерживаться.
На этот раз? Ей стало страшно от того, как небрежно он бросил дерзкий вызов. А «сдерживаться» – он ей льстил, предполагая, будто она была способна хоть сколько-нибудь контролировать сокровенные желания.
– Но я не хочу… то есть, не хотела… все это ошибка… – смятенно сказала она. – Я обычно… то есть я никогда… о Господи! – И со стоном закрыла лицо ладонями.
– Никогда так быстро не заходили так далеко? Или прежде вообще не испытывали оргазма?
– Морган! – она была уверена, что вся порозовела.
– Мне жаль, если вы стесняетесь об этом разговаривать, Клодия, но не настолько, чтобы в этом раскаиваться. Я рад был перегрузить вас наслаждениями – и настолько, что, по-моему, очень скоро это войдет в привычку…
Она взглянула сквозь пальцы, желая узнать, не насмехается ли он, и чуть не застонала вслух, увидев его лицо. Уж сейчас-то он выглядел страшно самонадеянным, самодовольным. И его мужское самолюбие не пристыдило ее, вопреки ожиданиям, а заставило с ужасом осознать, насколько чувственна она была.
Он схватил ее руки и отвел от лица.
– Теперь, Клодия, скрывать наше взаимное влечение нет смысла, – провозгласил он. – Только что оно было доказано, вне всякого сомнения. Вы хотите меня. Я хочу вас. Сексуально мы восхитительно совместимы. Приняв это, нам следует обсудить и другие возможности, достижимые при наших отношениях…
Клодия больше не пыталась вырвать руки, подавляя предательскую спазму разочарования, когда взгляд ее скользнул ниже его пояса и нервно дернулся в сторону.
– То есть вы… – она замолкла, и он сжалился над ее смятением.
– Хотите, пройдем в спальню и подтвердим нашу совместимость к обоюдному удовлетворению? Знаете ли, очень вредно… – Он повел плечами и слегка встряхнулся, как бы избавляясь от напряжения своего крупного тела. – Но можно подождать. Я вас не соблазнять сюда привез. По крайней мере не настолько, чтобы вы потом заявляли, будто я застиг вас врасплох и не позволил взвесить последствия ваших поступков. Я знаю, что вы считаете себя осторожной женщиной. И пока что я готов уважать эту осторожность. Вы проголодались?
– Что?
– Время обедать, – он ехидно усмехнулся. – Ах, как при забавах летит время! Ей удалось неуверенно улыбнуться.
– Если это были забавы, почему я себя чувствую такой измотанной, измученной?
– Я мог бы дать весьма непристойный ответ, но вместо этого накормлю вас, и одновременно обсудим содержимое папки, той, которой вы недавно передо мной размахивали.
– Мне… мне надо умыться, – сказала Клодия, обескураженная тем, как весело он переменил тему, и подумала, что, если они направятся в ресторан, ее репутации пойдет на пользу, если она не будет выглядеть, словно только что вылезла из постели.
Но когда она вышла из ванной, то обнаружила, что Морган уставляет столик на освещенном солнцем балконе яствами из корзины, стоящей у его ног.
– А это откуда? – с подозрением осведомилась она: ей недавно показали пустую кухню. И ни в одной кулинарии такой быстрой доставки на дом нет!
– Из багажника.
– А вы постоянно возите с собой аварийные корзины? – Она осторожно подошла проверить, что за деликатесы, от которых текут слюнки, он ставит на белую скатерть. – Ого, корзина люкс «Харбор-Пойнт»! – она узнала ярлык по гостиничному проспекту.
– Только если намереваюсь уговорить крайне разборчивую даму, чтобы я ей понравился, – ответил Морган и подождал, пока она сядет на кованый железный стул, прежде чем сесть самому.
– А вам так уж необходимо понравиться мне? – сухо спросила Клодия, не уверенная, как расценивать новое свидетельство того, что на этот день он рассчитал гораздо больше, чем она предполагала.
– Насущно необходимо, – очень просто ответил он. – Сколь ни прекрасен секс, я не могу заниматься любовью с женщиной, которая ценит лишь мое тело, а не ум и душу. Впоследствии вы меня уважать не будете. Ну а теперь бросьте меня подзуживать и ешьте. И скажите, вы поручили кому-нибудь сделать рисунки для пригласительных билетов на бал? Я знаю одного очень талантливого молодого художника-графика и рекомендую вам его. А что, если в качестве почетных гостей пригласить для начала одного из всемирно известных мотогонщиков и главу знаменитой фирмы шампанского?
Глава 7
Морган вылил остаток игристого вина в бокал на длинной ножке, а Клодия повертела бокал между пальцами, прикидывая, много ли выпила, но ей стало очень легко и все равно сколько. Теперь она знала, что Морган соблазнит женщину и без спиртного. Он и без дополнительных средств обходится великолепно!
Она держалась совсем иначе, нежели две недели назад: когда они сидели на балконе квартиры у Восточного залива, она смотрела на вино из морозильника гостиничной корзины с подозрением и неприязнью.
Но и тогда, и сейчас подозрение оказалось необоснованным.
А потом он ловко заставил ее забыть чувство униженности, пустившись оживленно обсуждать ее идеи, а некоторые браковать, и она поневоле была вынуждена спорить, а не думать о покорности, к которой он ее принудил.
И снова Клодия не могла унять колотившееся сердце, когда ненароком коснулась его руки, указывая ему на какой-то параграф в бумагах, и, взглянув снизу вверх, увидела, как он, сузив глаза, изучает ее, а совсем не предмет их разговора.
Сегодня он опять успешно применил такую же тактику, сосредоточиваясь на деталях, и тем самым отвлек ее от того, что на этот раз они сидели у него на балконе, а обед приготовлен не в гостиничной кухне, но его домоправительницей.
Закуска оказалась вкуснейшей, панорама, открывавшаяся из его дома на вершине холма, – грандиозной, а дела – превосходно решены самым профессиональным образом. В общем, Клодия была настолько уверена в себе, что чувствовала себя способной справиться с чем угодно – даже с Морганом Стоуном.
Все относительно гонок выстраивалось как нельзя лучше, и она охотно допускала, что это во многом обусловлено настойчивым участием Моргана. Хотя в делах он преуспевал, порой доходя до жестокости и требуя высокого профессионализма от тех, кто работал с ним и на него, он был столь же требователен и к себе. Впервые столкнувшись с Морганом-дельцом, Клодия убедилась, что одним из слагаемых процветания его фирмы являлось стремление Моргана к совершенству в сочетании с его личным воздействием на подчиненных, преданных ему, даже если с ним не соглашались.
Только два раза она мельком увидела деспотичного самодержца, к которому в юности Марк питал такую неприязнь. Оба раза – у него в кабинете, когда Морган вышел из себя, как сочла Клодия, по пустякам, но он увидел в этом недопустимую попытку подорвать его авторитет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19