Это длинная история, и даже если тебе хочется услышать подробности, мне совсем не хочется рассказывать о них сейчас.
– Но я имею право знать…
Мраморно-серые глаза Уэбба сверкнули сталью.
– Я сталкивался по делам с человеком, который ведает охраной Кордеса. Скажем так, я когда-то оказал ему услугу, он был моим должником. Тебе надо… отдохнуть.
Отдохнуть? О чем это он? Просто не хочет рассказывать, как вытащил ее из логова Кордеса. Поэтому и держится на расстоянии. Не хочет, чтобы она узнала подробности, а ей необходимо знать все. Он сознательно подверг ее опасности, уже тогда продумав план спасения, но это нисколько не смягчило гнев Мэри Фрэнсис, когда она вспомнила, что Кордес едва не убил ее.
– Он хотел убить меня, – прошептала она. – Ты знал об этом? И только потому, что я одурачила его.
У него заходили желваки.
– Если б я знал, что ты унизила его, что он будет мстить, я бы… – он замолчал и тяжело вздохнул. Я думал, он займется тобой после встречи, что у меня будет достаточно времени, чтобы вытащить тебя оттуда.
Мэри Фрэнсис почувствовала, что ему больно говорить об этом, и не стала больше расспрашивать. Но она так и не поняла, кого же он защищал – ее или себя – Это твоя рубашка, дa – спросила она, посмотрев на свои обнаженные ноги. – Почему она на мне?
Он проследил за ее взглядом, потом посмотрел на рубашку, на завязки, и Мэри Фрэнсис поймала себя на противоречивом желании; ей одновременно захотелось поджать ноги и прикрыться, И снять рубашку перед ним. Женщина на экране наверняка освободилась бы от нее. Может, так и поступить? Может, он ждет именно этого? Она потянула за тесемку у ворота, но он остановил ее. Тихий голос Уэбба звучал взволнованно.
– Сказать правду? – спросил он. – Я хотел, чтобы на тебе было что-то мое, чтобы твоего тела касалась рубашка, которую я носил, чтобы она ласкала тебя…
У нее перехватило дыхание, она задрожала всем телом, почувствовав прикосновение невесомой ткани, ее ласку. Ткань нежно скользила по груди, легкая, как газовый шарфик, целовала соски и гладила бедра.
«Он уже сделал это», – поняла Мэри Фрэнсис. Раздел ее и одел в эту рубашку, а теперь дает знать, что выбор за ней. И он готов сделать это сейчас снова. Взгляд Уэбба врывался в самые глубины души, сметая все внутренние преграды, взламывая все запоры. Этот взгляд, его голос, энергия – все разом ворвалось в ее душу. Она мечтала об этом раньше, но теперь, когда ей негде было укрыться, когда исчезла обезболивающая сила его ярости, от которой Мэри Фрэнсис теряла способность чувствовать, она напугалась.
– Что произошло, пока я была без сознания? – спросила она.
Его глаза блеснули.
– Не то, о чем ты подумала, уверяю…
Мэри Фрэнсис не знала, что делать, куда скрыться, Уэбб двинулся к ней с такой решительностью, что она поняла: или она найдет в себе силы остановить его, или он довершит то, что уже начали делать его глаза.
– Я верю тебе! – поспешно проговорила она. Нет, ты не понимаешь, – сказал он, приближаясь к ней.
Отступать было некуда. И вот уже пальцы его гладят ей щеку, ласкают темные пряди волос. Она затаила дыхание. Рука Уэбба была горячей и настойчивой. Он притянул Мэри Фрэнсис к себе, коснулся губами ее виска. Дыхание его отдавало мятой. Он действовал со спокойной уверенностью и удивительной нежностью, и Мэри Фрэнсис на мгновение ощутила себя совершенно беспомощной.
– Ты странное создание, Ирландка, – усмехнулся он. – Я не раз задумывался, действительно ли ты сделана из плоти и крови, как все простые смертные.. Иногда мне казалось, что моя рука пройдет сквозь тебя, что ты соткана из света. Слава Богу, это не так. Слава Богу, ты сделана из того же, что и все… – Большим пальцем он ласкал ей мочку уха. – …Такая нежная…
Она просияла, словно и впрямь была соткана из света. Избегая смотреть Уэббу в глаза, она старалась унять бешеные удары сердца. Мэри Фрэнсис чувствовала: что-то изменилось в них обоих, она ощущала это в его прикосновениях, в неожиданной настойчивости его горячей ладони. Да, она сделана из того же, что и он: из безумной надежды и голода, боли и ярости.
Неужели ты серьезно думаешь, что я мог овладеть тобой, когда ты была без сознания? – спросил он. – Я не только хочу, чтобы в этот миг ты была в сознании, все мое внимание целиком будет сосредоточено на тебе, на твоих чувствах. Я бы вслушивался в твои вздохи, в слова; которые ты не осмеливалась произнести вслух. Мне бы хотелось услышать, как ты повторяешь мое имя, когда я буду в тебе, чтобы ты содрогалась, оставаясь моей пленницей, пока я вхожу в твой таинственный благоуханный сад как вор…
– Оставалась пленницей?
– Тише, Ирландка, тише, успокойся! Только чтобы ты не убежала…
– Но зачем тебе это? – дрожа всем телом спросила она. Да, она права, что-то в корне изменилось в их отношениях. Она почувствовала это сразу, но чего он добивается? Похоже, он хочет овладеть ею, но ее неопытность уже один раз остановила его. С тех пор в ней ничего не изменилось.
– Ты получил нужную информацию от Кордеса? Да? Твой план сработал? Ты победил, а я для тебя просто сопутствующий товар?
– Нет, мой план провалился. Я ничего не получил кроме тебя.
Смешавшись, она посмотрела на него. Казалось, он не намерен вдаваться в подробности, но ей было необходимо знать. Он действительно отказался свести счеты с Кордесом? Ей с трудом верилось в это. Она помнила, как он жаждет мести… Если Уэбб говорит искренне, тогда он пожертвовал единственным, что имело для него значение в жизни.
Он опустил руку на мгновение – ровно на столько, чтобы она свободно вздохнула и яснее поняла, какое воздействие оказывает на нее Кальдерон. Запахло потом. Мэри Фрэнсис уловила этот запах и принялась, словно зверь, вынюхивать, откуда он доносится.
Потела она. Кожа ее горела от возбуждения. Она отвечала на близость мужчины, на мощь, исходящую от него, на его обнаженную грудь, покрытую золотистым пушком, В котором играли искорки, грозящие зажечь большой пожар.
– Я слышал все, – заговорил Уэбб, – каждое слово, произнесенное на деловой встрече у Кордеса. Помнишь, я рассказывал о передатчике: вживленном тебе в ногу? Когда я снял браслет, этот передатчик опять заработал.
«Так вот что он задумал! – поняла наконец Мэри Фрэнсис. – Внедрить меня туда и использовать в качестве живого передатчика». Всякий бы пришел в ярость, оттого что его подвергли такому риску. Однако гнев ее поубавился, когда она вспомнила, ради чего Уэбб решился на это. Это больше чем месть. Она хорошо понимала, чего стоит пожертвовать человеком, которого любишь. Знала, что в этом случае пойдешь на все, чтобы оправдать свои действия. Подобно, ему, она лишила жизни того, кого любила. Самого Уэбба. Только она тогда едва сознавала, что любит.
– Больные ублюдки, – прошептал он. – Я слышал, что они хотели сделать с тобой. Чувствовал все.
Его глаза опять загорелись холодным стальным блеском; от ненависти расширились зрачки. Мэри Фрэнсис не могла отвести от него взгляд. – Если бы кто-нибудь из них дотронулся до тебя, я бы ему глотку выдрал, как только попал туда. – голос его звучал ровно и безжизненно, и это заставило Мэри Фрэнсис поверить в его слова.
Она права. Он отказался от своей цели ради нее. То, что случилось с ней на вилле у Кордеса, поставило его перед выбором, и он выбрал ее. У Мэри Фрэнсис защемило сердце.
– У тебя была возможность отомстить Кордесу. А если другой уже не будет?
Его точеное лицо все пришло в движение. Казалось, оно вот-вот рассыплется. Руки Уэбба погрузились ей в волосы. Он притянул ее к себе так близко, будто не хотел, чтобы она видела его лицо, когда он утратил власть над собой. Мэри Фрэнсис со стоном прижалась к его плечу.
– Боже мой, Ирландка, – он горько вздохнул. – Неужели ты думаешь, у меня был выбор? Что я мог думать о чем-то другом, кроме как вытащить тебя оттуда?
– Но твоя семья? Ты же хотел…
– Чш-ш-ш, не надо…
Он крепко прижал ее к своей груди, и на мгновение она забыла обо всем, слушая удары его сердца. Она чувствовала происходящую в нем борьбу, мучилась его болью, но не знала, как помочь. Он сам должен с этим справиться. Он выбрал ее. После всего, что он пережил, после всех пыток и ужасов, он все-таки выбрал ее, женщину, которую почти не знал, которую называл Ирландкой. Уэбб уткнулся лицом в ее волосы, словно надеялся обрести там утешение. Мэри Фрэнсис задумалась: узнает ли она когда-нибудь ответ на свой вопрос, сможет ли Уэбб ответить на этот вопрос?
– Мою семью уже не вернуть, – наконец сказал он. – Никто не причинит им больше вреда. Но Кордес мог уничтожить тебя, или это сделали бы его приятели.
Мэри Фрэнсис позволила Уэббу еще некоторое время обнимать себя, потом не выдержала. Она должна видеть, что с ним происходит. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, почему ее влекло к нему с самого начала. В глазах У эбба царило смятение. Лед начал таять, появилась боль, он погладил ее по щеке и сказал:
– Мне надо еще кое с чем разобраться.
– Я знаю, с Кордесами.
– Нет, теперь уже нет. На этом острове с нами обоими что-то произошло. По-моему, это началось со мной с тех пор, как я тебя встретил. У меня за спиной мое прошлое, и я никогда не смогу до конца освободиться от его пут… Но я хочу измениться. – Голос его стал другим, зазвучал резче. Казалось, еще чуть-чуть, и Уэбб не справится со своими чувствами. – Я хочу стать тем, кого ты любишь…
Мэри Фрэнсис молчала, не сводя с него глаз и не веря, что правильно расслышала, а если и расслышала, то правильно ли поняла. Но время разговоров кончилось. Он наклонился к ней, и Мэри Фрэнсис, повинуясь древнему инстинкту, отозвалась всем своим существом, с наслаждением подчиняясь его власти. Внутри у нее все затрепетало, когда он коснулся губами ее губ.
Он прав, что-то изменилось. В ней тоже. Прошло то время, когда она испугалась бы этого поцелуя, считая, что он превратит ее в ледышку. Ведь Уэбб Кальдерон был ледяным божеством, его самоконтроль просто поражал, он мог пронзить собственную плоть и при этом ничего не почувствовать. Теперь она знала, как все обстоит в действительности. Его страсть – будь то лед или пламя, – живительна. Его губы едва касаются ее губ, а она чувствует их жар, чувствует, как тает лед.
Первозданный лед. Первозданный огонь.
Он наклонился, чтобы взять ее на руки и положить на постель, но Мэри Фрэнсис нашла в себе силы остановить его.
– Подожди! – попросила она. – Сначала ты должен объяснить мне почему.
– Почему?
– Почему я?
Мэри Фрэнсис была убеждена, что из всех женщин мира она менее всех способна внушить мужчине такую страсть, заставить произнести такие слова.
– Я не могу ничего объяснить. Причин слишком много, как звезд на небе. – Он вздохнул и опять коснулся ее губ. – Но если тебе так необходимо знать то вот причина.
– Мои губы?
– Да, твои удивительные губы. Больше мне ничего не надо.
Она не поняла. Никогда не поймет. Эротические видения нахлынули на нее.
– Мои губы… где?
Уэбб рассмеялся и укоризненно покачал головой.
– Какие грязные мысли, детка. Я не имею в виду религиозные испытания.
Мэри Фрэнсис была явно озадачена. Если бы его нежные пальцы не продолжали ласкать ее, она бы добилась от него объяснения. Но сейчас боялась даже вздохнуть, только бы он ласкал ее вот так бесконечно.
Легкие прикосновения его губ отзывались во всем теле.
– Помнишь медальон, который ты оставила мне? – спросил он.
– Конечно, – ответила она. – «Неужели он думает, что я могу забыть про талисман, в котором, кажется, скрыта моя судьба?»
– Однажды ты припала к нему губами, когда тебе было плохо. Я в жизни не видел ничего прекраснее этого движения. Как ты его держала, вся дрожа. Твои ресницы трепетали. Клянусь, я чувствовал, что происходит с тобой. Видел страсть и желание, услышал тихий, беззащитный вскрик.
Он знает. Знает, что значит для нее этот талисман.
Привычное движение выражало всю ее незащищенность, а с годами в нем появилась еще и чувственность.
Он понял это.
– Я хочу узнать это желание на твоих губах. Хочу, чтобы они так же дрожали, прикасаясь к моим губам.
– Если бы я мог вызвать хоть частицу той страсти, это было бы… – Он умолк, не находя подходящих слов.
Мэри Фрэнсис удивилась: это было так не похоже на Уэбба! Но наконец он договорил: –.. это было бы все равно что прикоснуться к Богу, Ирландка. Увидеть совершенство. Не знаю, как еще описать свои чувства.
Паузы между словами становились все длиннее… Неожиданно она почувствовала на своих губах тепло его пальцев. Странный звук вырвался из ее груди, возможно, именно тот, о котором он только что говорил. Она страстно хотела верить, что ей не приснилось, что он и вправду сказал все это, что она для него – воплощение непорочности.
Ей показалось, что Уэбб собирается отстраниться. Мэри Фрэнсис не знала, что делать. У нее защемило сердце, когда она поняла, что он ожидает ответа, видела, что он явно смущен собственными словами. Ей и в голову не приходило, что Уэбб может быть настолько неуверен в себе.
– Подожди. – Она ухватила его за рукав рубашки Я должна кое-что сделать. – Их глаза встретились, и Мэри Фрэнсис почувствовала, как ее охватывает страх. Мраморный взгляд удерживал ее на расстоянии, ей потребовалось собрать все мужество, чтобы продолжить. Она прошептала: – Я должна сделать вот что. Она не стала дожидаться, пока Уэбб наклонит голову и коснется ее лица, или подаст какой-то знак, что ей нечего опасаться. То, что она собирается сделать, так же естественно, как поднести медальон к губам. «Если верить в розы, они расцветут». Это не из Библии, это старая ирландская пословица. Ее любила тетя. Но до сих пор Мэри Фрэнсис редко вспоминала эти слова.
Мэри Фрэнсис поднялась на цыпочки и коснулась губами его глаз, щек, подбородка. Она осыпала его лицо нежными, дрожащими поцелуями, и, когда, наконец, прильнула к его губам, у нее вырвался звук, в котором перемешивались и смех, и боль, и удивление. Страсть проснулась в ней. Чтобы не упасть Мэри Фрэнсис уперлась кончиками пальцев в грудь Уэбба.
Он взял ее лицо в ладони, и она услышала в его дыхании все, что испытывала сама. Все, что он мечтал найти в ее поцелуе, он отдавал теперь ей. Она узнала вкус желания на его губах и почувствовала, как ответное желание сжимает ей горло. Она затрепетала от нахлынувшей страсти, ища в нем ответ, и вместе с ней задрожал он.
Поддавшись порыву, Мэри Фрэнсис открыла глаза и отодвинулась немного назад. И едва не пожалела об этом. Словно нежный свет небес окутал ее и заполнил тьму. Она увидела отражение своей страсти в его глазах.
Лед растаял и исчез. В глазах Уэбба горел вечный свет непорочности. Не отражение Мэри Фрэнсис. Его собственной непорочности. Те, кто расправился с его семьей, мучил его, так и не смогли убить в нем человека.
Неподвластный ничему, нежный росток каким-то чудом сохранился под вечной мерзлотой, и ее поцелуй пробудил его к жизни. «Вот что сильнее всего на свете, поняла она, уверенная, что на сей раз правильно разгадала загадку. – Непорочность».
Глава 24
От поцелуя можно умереть. Это – медицинский факт. Когда она училась на медсестру, преподаватель рассказывал им о случае, когда охваченная страстью женщина целовала своего любовника-астматика так, долго, что тот задохнулся. Его прерывистое дыхание и судороги казались ей проявлением столь же бурной страсти, какую испытывала она сама.
Мэри Фрэнсис допускала, что от поцелуя можно задохнуться. Но когда Уэбб властно притянул ее к себе, ей показалось, что она вообще перестала дышать. Если она и не умрет от удушья, то уж сердечный приступ ей, обеспечен.
– Помогите! – простонала она, все еще прижимаясь к его губам.
Мэри Фрэнсис не ожидала, что мужские губы могут быть такими мягкими и нежными. Сильные руки Уэбба уверенно скользнули вниз по спине Мэри Фрэнсис и крепче прижали к себе ее бедра. Тело его превратилось в сгусток мышц и желания.
Но губы Уэбба были молоком с медом.
Уже от одного этого можно было умереть. Но это было только начало. Его язык проник в ее рот и принялся ласкать. Из ее груди вырвался глубокий стон.
Никогда еще ни один мужчина не делал с ней ничего подобного. Ощущение ей очень нравилось. Оно возбуждало теперь Мэри Фрэнсис хотела одного, чтобы Уэбб поднял ее, положил на кровать и овладел ею. Она изумлялась силе его рук, сходила с ума от сладости его поцелуев, но больше всего хотела принадлежать этому человеку. «Да, пожалуйста, возьми меня», она готова была просить его об этом.
Руки Уэбба скользнули по ее бедрам вверх. Он знал, какой огонь в ней зажигает. Его ладони коснулись ее упругой груди и сжали с такой силой, что она едва не задохнулась. Мэри Фрэнсис нестерпимо хотелось, чтобы руки Уэбба находились везде одновременно сильные и нежные. Она упивалась их прикосновениями.
В паху Уэбба бушевало пламя. Мэри Фрэнсис потерлась о его восставшую плоть, и он застонал от наслаждения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
– Но я имею право знать…
Мраморно-серые глаза Уэбба сверкнули сталью.
– Я сталкивался по делам с человеком, который ведает охраной Кордеса. Скажем так, я когда-то оказал ему услугу, он был моим должником. Тебе надо… отдохнуть.
Отдохнуть? О чем это он? Просто не хочет рассказывать, как вытащил ее из логова Кордеса. Поэтому и держится на расстоянии. Не хочет, чтобы она узнала подробности, а ей необходимо знать все. Он сознательно подверг ее опасности, уже тогда продумав план спасения, но это нисколько не смягчило гнев Мэри Фрэнсис, когда она вспомнила, что Кордес едва не убил ее.
– Он хотел убить меня, – прошептала она. – Ты знал об этом? И только потому, что я одурачила его.
У него заходили желваки.
– Если б я знал, что ты унизила его, что он будет мстить, я бы… – он замолчал и тяжело вздохнул. Я думал, он займется тобой после встречи, что у меня будет достаточно времени, чтобы вытащить тебя оттуда.
Мэри Фрэнсис почувствовала, что ему больно говорить об этом, и не стала больше расспрашивать. Но она так и не поняла, кого же он защищал – ее или себя – Это твоя рубашка, дa – спросила она, посмотрев на свои обнаженные ноги. – Почему она на мне?
Он проследил за ее взглядом, потом посмотрел на рубашку, на завязки, и Мэри Фрэнсис поймала себя на противоречивом желании; ей одновременно захотелось поджать ноги и прикрыться, И снять рубашку перед ним. Женщина на экране наверняка освободилась бы от нее. Может, так и поступить? Может, он ждет именно этого? Она потянула за тесемку у ворота, но он остановил ее. Тихий голос Уэбба звучал взволнованно.
– Сказать правду? – спросил он. – Я хотел, чтобы на тебе было что-то мое, чтобы твоего тела касалась рубашка, которую я носил, чтобы она ласкала тебя…
У нее перехватило дыхание, она задрожала всем телом, почувствовав прикосновение невесомой ткани, ее ласку. Ткань нежно скользила по груди, легкая, как газовый шарфик, целовала соски и гладила бедра.
«Он уже сделал это», – поняла Мэри Фрэнсис. Раздел ее и одел в эту рубашку, а теперь дает знать, что выбор за ней. И он готов сделать это сейчас снова. Взгляд Уэбба врывался в самые глубины души, сметая все внутренние преграды, взламывая все запоры. Этот взгляд, его голос, энергия – все разом ворвалось в ее душу. Она мечтала об этом раньше, но теперь, когда ей негде было укрыться, когда исчезла обезболивающая сила его ярости, от которой Мэри Фрэнсис теряла способность чувствовать, она напугалась.
– Что произошло, пока я была без сознания? – спросила она.
Его глаза блеснули.
– Не то, о чем ты подумала, уверяю…
Мэри Фрэнсис не знала, что делать, куда скрыться, Уэбб двинулся к ней с такой решительностью, что она поняла: или она найдет в себе силы остановить его, или он довершит то, что уже начали делать его глаза.
– Я верю тебе! – поспешно проговорила она. Нет, ты не понимаешь, – сказал он, приближаясь к ней.
Отступать было некуда. И вот уже пальцы его гладят ей щеку, ласкают темные пряди волос. Она затаила дыхание. Рука Уэбба была горячей и настойчивой. Он притянул Мэри Фрэнсис к себе, коснулся губами ее виска. Дыхание его отдавало мятой. Он действовал со спокойной уверенностью и удивительной нежностью, и Мэри Фрэнсис на мгновение ощутила себя совершенно беспомощной.
– Ты странное создание, Ирландка, – усмехнулся он. – Я не раз задумывался, действительно ли ты сделана из плоти и крови, как все простые смертные.. Иногда мне казалось, что моя рука пройдет сквозь тебя, что ты соткана из света. Слава Богу, это не так. Слава Богу, ты сделана из того же, что и все… – Большим пальцем он ласкал ей мочку уха. – …Такая нежная…
Она просияла, словно и впрямь была соткана из света. Избегая смотреть Уэббу в глаза, она старалась унять бешеные удары сердца. Мэри Фрэнсис чувствовала: что-то изменилось в них обоих, она ощущала это в его прикосновениях, в неожиданной настойчивости его горячей ладони. Да, она сделана из того же, что и он: из безумной надежды и голода, боли и ярости.
Неужели ты серьезно думаешь, что я мог овладеть тобой, когда ты была без сознания? – спросил он. – Я не только хочу, чтобы в этот миг ты была в сознании, все мое внимание целиком будет сосредоточено на тебе, на твоих чувствах. Я бы вслушивался в твои вздохи, в слова; которые ты не осмеливалась произнести вслух. Мне бы хотелось услышать, как ты повторяешь мое имя, когда я буду в тебе, чтобы ты содрогалась, оставаясь моей пленницей, пока я вхожу в твой таинственный благоуханный сад как вор…
– Оставалась пленницей?
– Тише, Ирландка, тише, успокойся! Только чтобы ты не убежала…
– Но зачем тебе это? – дрожа всем телом спросила она. Да, она права, что-то в корне изменилось в их отношениях. Она почувствовала это сразу, но чего он добивается? Похоже, он хочет овладеть ею, но ее неопытность уже один раз остановила его. С тех пор в ней ничего не изменилось.
– Ты получил нужную информацию от Кордеса? Да? Твой план сработал? Ты победил, а я для тебя просто сопутствующий товар?
– Нет, мой план провалился. Я ничего не получил кроме тебя.
Смешавшись, она посмотрела на него. Казалось, он не намерен вдаваться в подробности, но ей было необходимо знать. Он действительно отказался свести счеты с Кордесом? Ей с трудом верилось в это. Она помнила, как он жаждет мести… Если Уэбб говорит искренне, тогда он пожертвовал единственным, что имело для него значение в жизни.
Он опустил руку на мгновение – ровно на столько, чтобы она свободно вздохнула и яснее поняла, какое воздействие оказывает на нее Кальдерон. Запахло потом. Мэри Фрэнсис уловила этот запах и принялась, словно зверь, вынюхивать, откуда он доносится.
Потела она. Кожа ее горела от возбуждения. Она отвечала на близость мужчины, на мощь, исходящую от него, на его обнаженную грудь, покрытую золотистым пушком, В котором играли искорки, грозящие зажечь большой пожар.
– Я слышал все, – заговорил Уэбб, – каждое слово, произнесенное на деловой встрече у Кордеса. Помнишь, я рассказывал о передатчике: вживленном тебе в ногу? Когда я снял браслет, этот передатчик опять заработал.
«Так вот что он задумал! – поняла наконец Мэри Фрэнсис. – Внедрить меня туда и использовать в качестве живого передатчика». Всякий бы пришел в ярость, оттого что его подвергли такому риску. Однако гнев ее поубавился, когда она вспомнила, ради чего Уэбб решился на это. Это больше чем месть. Она хорошо понимала, чего стоит пожертвовать человеком, которого любишь. Знала, что в этом случае пойдешь на все, чтобы оправдать свои действия. Подобно, ему, она лишила жизни того, кого любила. Самого Уэбба. Только она тогда едва сознавала, что любит.
– Больные ублюдки, – прошептал он. – Я слышал, что они хотели сделать с тобой. Чувствовал все.
Его глаза опять загорелись холодным стальным блеском; от ненависти расширились зрачки. Мэри Фрэнсис не могла отвести от него взгляд. – Если бы кто-нибудь из них дотронулся до тебя, я бы ему глотку выдрал, как только попал туда. – голос его звучал ровно и безжизненно, и это заставило Мэри Фрэнсис поверить в его слова.
Она права. Он отказался от своей цели ради нее. То, что случилось с ней на вилле у Кордеса, поставило его перед выбором, и он выбрал ее. У Мэри Фрэнсис защемило сердце.
– У тебя была возможность отомстить Кордесу. А если другой уже не будет?
Его точеное лицо все пришло в движение. Казалось, оно вот-вот рассыплется. Руки Уэбба погрузились ей в волосы. Он притянул ее к себе так близко, будто не хотел, чтобы она видела его лицо, когда он утратил власть над собой. Мэри Фрэнсис со стоном прижалась к его плечу.
– Боже мой, Ирландка, – он горько вздохнул. – Неужели ты думаешь, у меня был выбор? Что я мог думать о чем-то другом, кроме как вытащить тебя оттуда?
– Но твоя семья? Ты же хотел…
– Чш-ш-ш, не надо…
Он крепко прижал ее к своей груди, и на мгновение она забыла обо всем, слушая удары его сердца. Она чувствовала происходящую в нем борьбу, мучилась его болью, но не знала, как помочь. Он сам должен с этим справиться. Он выбрал ее. После всего, что он пережил, после всех пыток и ужасов, он все-таки выбрал ее, женщину, которую почти не знал, которую называл Ирландкой. Уэбб уткнулся лицом в ее волосы, словно надеялся обрести там утешение. Мэри Фрэнсис задумалась: узнает ли она когда-нибудь ответ на свой вопрос, сможет ли Уэбб ответить на этот вопрос?
– Мою семью уже не вернуть, – наконец сказал он. – Никто не причинит им больше вреда. Но Кордес мог уничтожить тебя, или это сделали бы его приятели.
Мэри Фрэнсис позволила Уэббу еще некоторое время обнимать себя, потом не выдержала. Она должна видеть, что с ним происходит. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, почему ее влекло к нему с самого начала. В глазах У эбба царило смятение. Лед начал таять, появилась боль, он погладил ее по щеке и сказал:
– Мне надо еще кое с чем разобраться.
– Я знаю, с Кордесами.
– Нет, теперь уже нет. На этом острове с нами обоими что-то произошло. По-моему, это началось со мной с тех пор, как я тебя встретил. У меня за спиной мое прошлое, и я никогда не смогу до конца освободиться от его пут… Но я хочу измениться. – Голос его стал другим, зазвучал резче. Казалось, еще чуть-чуть, и Уэбб не справится со своими чувствами. – Я хочу стать тем, кого ты любишь…
Мэри Фрэнсис молчала, не сводя с него глаз и не веря, что правильно расслышала, а если и расслышала, то правильно ли поняла. Но время разговоров кончилось. Он наклонился к ней, и Мэри Фрэнсис, повинуясь древнему инстинкту, отозвалась всем своим существом, с наслаждением подчиняясь его власти. Внутри у нее все затрепетало, когда он коснулся губами ее губ.
Он прав, что-то изменилось. В ней тоже. Прошло то время, когда она испугалась бы этого поцелуя, считая, что он превратит ее в ледышку. Ведь Уэбб Кальдерон был ледяным божеством, его самоконтроль просто поражал, он мог пронзить собственную плоть и при этом ничего не почувствовать. Теперь она знала, как все обстоит в действительности. Его страсть – будь то лед или пламя, – живительна. Его губы едва касаются ее губ, а она чувствует их жар, чувствует, как тает лед.
Первозданный лед. Первозданный огонь.
Он наклонился, чтобы взять ее на руки и положить на постель, но Мэри Фрэнсис нашла в себе силы остановить его.
– Подожди! – попросила она. – Сначала ты должен объяснить мне почему.
– Почему?
– Почему я?
Мэри Фрэнсис была убеждена, что из всех женщин мира она менее всех способна внушить мужчине такую страсть, заставить произнести такие слова.
– Я не могу ничего объяснить. Причин слишком много, как звезд на небе. – Он вздохнул и опять коснулся ее губ. – Но если тебе так необходимо знать то вот причина.
– Мои губы?
– Да, твои удивительные губы. Больше мне ничего не надо.
Она не поняла. Никогда не поймет. Эротические видения нахлынули на нее.
– Мои губы… где?
Уэбб рассмеялся и укоризненно покачал головой.
– Какие грязные мысли, детка. Я не имею в виду религиозные испытания.
Мэри Фрэнсис была явно озадачена. Если бы его нежные пальцы не продолжали ласкать ее, она бы добилась от него объяснения. Но сейчас боялась даже вздохнуть, только бы он ласкал ее вот так бесконечно.
Легкие прикосновения его губ отзывались во всем теле.
– Помнишь медальон, который ты оставила мне? – спросил он.
– Конечно, – ответила она. – «Неужели он думает, что я могу забыть про талисман, в котором, кажется, скрыта моя судьба?»
– Однажды ты припала к нему губами, когда тебе было плохо. Я в жизни не видел ничего прекраснее этого движения. Как ты его держала, вся дрожа. Твои ресницы трепетали. Клянусь, я чувствовал, что происходит с тобой. Видел страсть и желание, услышал тихий, беззащитный вскрик.
Он знает. Знает, что значит для нее этот талисман.
Привычное движение выражало всю ее незащищенность, а с годами в нем появилась еще и чувственность.
Он понял это.
– Я хочу узнать это желание на твоих губах. Хочу, чтобы они так же дрожали, прикасаясь к моим губам.
– Если бы я мог вызвать хоть частицу той страсти, это было бы… – Он умолк, не находя подходящих слов.
Мэри Фрэнсис удивилась: это было так не похоже на Уэбба! Но наконец он договорил: –.. это было бы все равно что прикоснуться к Богу, Ирландка. Увидеть совершенство. Не знаю, как еще описать свои чувства.
Паузы между словами становились все длиннее… Неожиданно она почувствовала на своих губах тепло его пальцев. Странный звук вырвался из ее груди, возможно, именно тот, о котором он только что говорил. Она страстно хотела верить, что ей не приснилось, что он и вправду сказал все это, что она для него – воплощение непорочности.
Ей показалось, что Уэбб собирается отстраниться. Мэри Фрэнсис не знала, что делать. У нее защемило сердце, когда она поняла, что он ожидает ответа, видела, что он явно смущен собственными словами. Ей и в голову не приходило, что Уэбб может быть настолько неуверен в себе.
– Подожди. – Она ухватила его за рукав рубашки Я должна кое-что сделать. – Их глаза встретились, и Мэри Фрэнсис почувствовала, как ее охватывает страх. Мраморный взгляд удерживал ее на расстоянии, ей потребовалось собрать все мужество, чтобы продолжить. Она прошептала: – Я должна сделать вот что. Она не стала дожидаться, пока Уэбб наклонит голову и коснется ее лица, или подаст какой-то знак, что ей нечего опасаться. То, что она собирается сделать, так же естественно, как поднести медальон к губам. «Если верить в розы, они расцветут». Это не из Библии, это старая ирландская пословица. Ее любила тетя. Но до сих пор Мэри Фрэнсис редко вспоминала эти слова.
Мэри Фрэнсис поднялась на цыпочки и коснулась губами его глаз, щек, подбородка. Она осыпала его лицо нежными, дрожащими поцелуями, и, когда, наконец, прильнула к его губам, у нее вырвался звук, в котором перемешивались и смех, и боль, и удивление. Страсть проснулась в ней. Чтобы не упасть Мэри Фрэнсис уперлась кончиками пальцев в грудь Уэбба.
Он взял ее лицо в ладони, и она услышала в его дыхании все, что испытывала сама. Все, что он мечтал найти в ее поцелуе, он отдавал теперь ей. Она узнала вкус желания на его губах и почувствовала, как ответное желание сжимает ей горло. Она затрепетала от нахлынувшей страсти, ища в нем ответ, и вместе с ней задрожал он.
Поддавшись порыву, Мэри Фрэнсис открыла глаза и отодвинулась немного назад. И едва не пожалела об этом. Словно нежный свет небес окутал ее и заполнил тьму. Она увидела отражение своей страсти в его глазах.
Лед растаял и исчез. В глазах Уэбба горел вечный свет непорочности. Не отражение Мэри Фрэнсис. Его собственной непорочности. Те, кто расправился с его семьей, мучил его, так и не смогли убить в нем человека.
Неподвластный ничему, нежный росток каким-то чудом сохранился под вечной мерзлотой, и ее поцелуй пробудил его к жизни. «Вот что сильнее всего на свете, поняла она, уверенная, что на сей раз правильно разгадала загадку. – Непорочность».
Глава 24
От поцелуя можно умереть. Это – медицинский факт. Когда она училась на медсестру, преподаватель рассказывал им о случае, когда охваченная страстью женщина целовала своего любовника-астматика так, долго, что тот задохнулся. Его прерывистое дыхание и судороги казались ей проявлением столь же бурной страсти, какую испытывала она сама.
Мэри Фрэнсис допускала, что от поцелуя можно задохнуться. Но когда Уэбб властно притянул ее к себе, ей показалось, что она вообще перестала дышать. Если она и не умрет от удушья, то уж сердечный приступ ей, обеспечен.
– Помогите! – простонала она, все еще прижимаясь к его губам.
Мэри Фрэнсис не ожидала, что мужские губы могут быть такими мягкими и нежными. Сильные руки Уэбба уверенно скользнули вниз по спине Мэри Фрэнсис и крепче прижали к себе ее бедра. Тело его превратилось в сгусток мышц и желания.
Но губы Уэбба были молоком с медом.
Уже от одного этого можно было умереть. Но это было только начало. Его язык проник в ее рот и принялся ласкать. Из ее груди вырвался глубокий стон.
Никогда еще ни один мужчина не делал с ней ничего подобного. Ощущение ей очень нравилось. Оно возбуждало теперь Мэри Фрэнсис хотела одного, чтобы Уэбб поднял ее, положил на кровать и овладел ею. Она изумлялась силе его рук, сходила с ума от сладости его поцелуев, но больше всего хотела принадлежать этому человеку. «Да, пожалуйста, возьми меня», она готова была просить его об этом.
Руки Уэбба скользнули по ее бедрам вверх. Он знал, какой огонь в ней зажигает. Его ладони коснулись ее упругой груди и сжали с такой силой, что она едва не задохнулась. Мэри Фрэнсис нестерпимо хотелось, чтобы руки Уэбба находились везде одновременно сильные и нежные. Она упивалась их прикосновениями.
В паху Уэбба бушевало пламя. Мэри Фрэнсис потерлась о его восставшую плоть, и он застонал от наслаждения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39