– Общее число иностранцев, сражающихся сейчас на стороне Франко, – говорил я, – достигает в круглых цифрах ста тысяч человек, в то время как общее число иностранцев, сражающихся на стороне республиканского правительства, достигает максимум пятнадцати–восемнадцати тысяч. Если мы эвакуируем по пяти тысяч человек с каждой стороны, то что получится? Генерал Франко потеряет только пять процентов поддерживающих его иностранных войск, а испанское правительство – не меньше трети… Будет ли это справедливо? Полагаю, что нет…
Советской стороне удалось провалить предложение Плимута, и англо-французы лишились возможности пустить пыль в глаза мировому общественному мнению.
Окончательный отказ Германии и Италии от участия в морском контроле, о чем речь шла выше, наносил тяжелый удар всему плану контроля, ибо отдельные части его были тесно связаны друг с другом. Выпадение одного звена, естественно, приводило в расстройство весь деликатно сбалансированный механизм. В самом деле, если исчезал морской патруль, то фактически переставал действовать контроль на море. А если прекращался контроль на море, то терял всякий смысл контроль сухопутных границ Испании и, следовательно, от контрольного плана не оставалось ровным счетом ничего.
Эти соображения сильно беспокоили англо-французов, которые во что бы то ни стало хотели продолжать свою преступную игру. Чтобы найти какой-то выход из щекотливого положения, Плимут и Корбен на заседании подкомитета 29 июня заявили от имени своих правительств о готовности нести морской патруль вокруг всей Испании силами лишь британского и французского флотов с обязательным присутствием на их военных кораблях «нейтральных наблюдателей».
Представители Бельгии, Швеции и Чехословакии поддержали англо-французов. Я также от имени Советского правительства высказался за сохранение морского патруля в его новой форме. Но Риббентроп и Гранди решительно атаковали англо-французское предложение, стали доказывать, что схема морского контроля, предусмотренная планом от 8 марта, полностью обанкротилась и восстановлению не подлежит. В то же время оба фашистских представителя туманно намекали, что отныне морской контроль должен строиться на совершенно новых основах. Я попросил Риббентропа уточнить, в чем состоит суть этих новых основ. Однако, германский посол уклонился от ответа.
Загадка разъяснилась только на следующем заседании подкомитета, 2 июля. Здесь Риббентроп от имени германского и итальянского правительств внес конкретное предложение, которое сводилось к следующему:
1. Контроль на суше сохраняется в прежней форме.
2. Вместо контроля на море в старой форме за «обеими сторонами» в Испании признаются права воюющей стороны. Каждая из них может устанавливать морскую блокаду противника, то есть перехватывать в открытом море все суда любой национальности, направляющиеся в его порты, и конфисковывать грузы в порядке так называемого «призового права».
Плимут, Корбен и другие представители «демократических» держав встретили германо-итальянское предложение как-то неопределенно. Французский посол высказался даже против него, но в очень уж мягкой и несколько двусмысленной форме. Что же касается меня, то я тут же стал категорически возражать.
В конечном счете было решено запросить все (правительства об отношении к англо-французскому и германо-итальянскому предложениям. Генеральное обсуждение их переносилось на пленарное заседание комитета.
Пленум состоялся 9 июля. Плимут и Корбен продолжали на нем отстаивать свой план, Риббентроп и Гранди – свой. Большинство представителей других держав занимало неопределенную позицию и высказалось в том смысле, что надо найти какую-то среднюю линию. Я и на этот раз выступил с резкой критикой фашистских предложений.
– Советское правительство, – говорил я, – считает, что полный морской контроль над побережьем Испании составляет существенный элемент всей системы невмешательства. Без него рушится самый фундамент, на котором построена эта система… Дарование генералу Франко прав воюющей стороны представляет очень сложную проблему, поднимающую ряд в высшей степени важных вопросов. Во-первых, эта проблема должна быть рассмотрена в ее юридическом аспекте. Нельзя ставить на одну и ту же правовую базу законное правительство Испанской республики и мятежного генерала, который, нарушив присягу, поднял оружие против своего правительства. Такой образ действий, очевидно, противоречил бы международному праву, международным обычаям и традициям и, стало быть, должен быть признан неприемлемым… Во-вторых, германо-итальянские предложения следует рассмотреть с военной точки зрения, с точки зрения их влияния на ход испанской войны…
Отметив далее, что испанский конфликт давно утратил природу чисто внутренней борьбы, и перечислив длинный ряд фактов, свидетельствующих о разносторонней, весьма эффективной помощи, которую Франко все время получает от Германии и Италии, я продолжал:
– Бесполезно пытаться, как пытался на последнем заседании подкомитета германский представитель, приводить цифровые данные о республиканском флоте и флоте генерала Франко. Республиканский флот, если генералу Франко будут предоставлены права воюющей стороны, столкнется не с малочисленными устарелыми кораблями, находящимися в руках мятежников, но также с самыми современными морскими силами его иностранных союзников… На практике предоставление генералу Франко прав воюющей стороны привело бы к полной и эффективной блокаде республиканского побережья и к невозможности для испанского правительства установить такую же блокаду берегов, находящихся в руках генерала Франко…
В заключение от имени Советского правительства я вновь подтвердил наше положительное отношение к англо-французскому плану, внесенному 29 июня.
Потом выступил польский посол Рачинский и произнес прочувственную речь о том, как важно сохранить политику невмешательства и как было бы «неразумно и едва ли допустимо отказаться от мысли прийти к соглашению, продиктованному духом компромисса». Поляк был поддержан представителями Румынии, Югославии, Греции, Австрии, Турции и других государств. Все они настойчиво требовали компромисса.
Подводя итог дебатам, Плимут заявил:
– Правительство его величества готово изучить, и изучить с симпатией, всякие предложения, которые могут способствовать устранению возникших затруднений более успешно, чем те, которые были перед нами до сих пор.
Тогда поднялся представитель Голландии посланник Свиндети и в самых изысканных выражениях предложил поручить британскому правительству, и в частности председателю комитета лорду Плимуту, сделать попытку разработать новый компромиссный план, который явился бы мостом между англо-французским и германо-итальянским планами. Вслед за тем разыгралась следующая, почти гоголевская сцена.
Лорд Плимут : Вы все слышали, ваши превосходительства и джентльмены, слова голландского посланника, однако мне хотелось бы знать мнение членов комитета о том, можем ли мы в настоящих условиях принять его предложение.
Граф Гранди : Я поддерживаю предложение, сделанное голландским посланником.
Шарль Корбен : Я вполне присоединяюсь к предложению голландского посланника, которое соответствует ранее высказанным мной взглядам.
Ян Масарик : Я присоединяюсь к мнению французского посла.
Иоахим Риббентроп : Я поддерживаю голландского посланника.
В. Григорчеа (Румыния ): Я тоже.
Бей Секи Орс (Турция ): Я тоже.
А. Монтейро (Португалия ): Я присоединяюсь к предложению голландского посланника. Его устами говорит сама мудрость.
Э. Рачинский (Польша ): Я также поддерживаю предложение голландского посланника о том, чтобы разрешение этой трудной задачи было передано в ваши руки (почтительный поклон в сторону Плимута. – И. М .).
Барон Картье (Бельгия ): Я целиком поддерживаю счастливую мысль моего голландского коллеги.
В. Миланович (Югославия ): Я хочу поддержать предложение голландского посланника.
Э. Кольбан (Норвегия ): Я также хочу поддержать предложение моего голландского коллеги.
Ш. Симопулос (Греция ): Я хочу сделать то же самое.
К. Зарин (Латвия ): Я также поддерживаю предложение голландского посланника.
Лорд Плимут : Ваши превосходительства и джентльмены, если, насколько я понимаю, это является единодушным желанием комитета, правительство его величества возьмет на себя задачу поискать выход из наших затруднений, и я лично, конечно, готов доложить о выраженном вами желании своему правительству…
Так дело подошло к рождению второго плана контроля, который в дальнейшем получил наименование «британского плана».
Советская сторона не возражала против попытки компромисса, однако я счел необходимым подчеркнуть, что «пропасть между двумя планами слишком велика и едва ли через нее может быть перекинут мост, приемлемый для всех».
Предположения эти оправдались.
Второй план контроля
Компромиссный план контроля Плимут внес в комитет 14 июля 1937 года. Суть его сводилась к следующему: 1. Морской патруль вдоль испанского побережья отменяется, но сохраняются контролеры комитета на судах, направляющихся в испанские порты. В портах, с согласия испанского правительства и Франко, устанавливаются группы наблюдателей комитета, которые обязаны следить за тем, чтобы на всех разгружающихся судах имелись контролеры.
2. Сухопутный контроль на франко-испанской и португало-испанской границах немедленно восстанавливается в том виде, в каком существовал раньше.
3. За правительством Испанской республики, равно как и за Франко, признаются права воюющей стороны в ограниченном размере при условии, что все иностранные комбатанты будут эвакуированы из Испании.
4. Признание прав воюющей стороны вступит в силу лишь после того, как лондонский комитет по невмешательству убедится, что в эвакуации иностранных комбатантов достигнут «существенный прогресс».
Новый план 16 июля 1937 года подвергся в комитете первоначальному обсуждению. Все члены комитета согласились принять его за основу, однако уже на этом заседании я сделал следующую оговорку:
– Британские предложения нуждаются… в некоторых важных модификациях, которые будут выдвинуты Советским правительством на более поздней стадии.
Плимут был очень доволен единогласным решением пленума и в прочувствованных словах выражал благодарность всем его членам за проявленный ими дух терпимости и дружелюбия. Однако эта идиллия продолжалась недолго.
Британский план имел явный крен в сторону притязаний фашистских держав. Он, по существу, ликвидировал неугодный Германии и Италии морской контроль, закрывал немедленно франко-испанскую границу, что являлось ударом в спину Испанской республике, ставил на одну доску законное правительство Испании и мятежного генерала Франко, обещал обоим участникам конфликта признание прав воюющей стороны в обмен всего лишь на «существенный прогресс» в эвакуации иностранных комбатантов (причем оставалось совершенно неясным, как на практике будет расшифровываться эта туманная формула – «существенный прогресс»). Не удивительно, что Риббентроп и Гранди тепло приветствовали такой план, и, если бы в комитете не было СССР, не подлежит никакому сомнению, что он, подвергшись дальнейшему ухудшению в ходе рассмотрения, был бы очень быстро введен в действие. Только твердая позиция Советского правительства убила в зародыше эту грозную, вероятно даже смертельную, опасность для республики и почти на целый год облегчила ее законному правительству получение оружия из-за границы.
На заседании подкомитета 20 июля я по поручению Советского правительства заявил, что права воюющей стороны не могут быть предоставлены сторонам, ведущим войну в Испании, впредь до удовлетворительного разрешения проблемы так называемых «добровольцев» и что успех или провал всего британского плана зависит целиком от благоприятного разрешения именно этой проблемы. Мы предлагали прежде всего сосредоточить внимание на урегулировании вопроса об эвакуации иностранных комбатантов из Испании и только в случае достижения соглашения по нему перейти к обсуждению других пунктов британского плана. Кроме того, у Советского правительства имелись большие сомнения – и я это обосновал в ходе дальнейшего обсуждения, – компетентен ли комитет по «невмешательству» предоставлять кому бы то ни было права воюющей стороны. Напротив, представители Германии и Италии считали, что прежде всего следует обратить внимание на ту часть британского плана, которая касается предоставления «обеим партиям» в Испании прав воюющей стороны, и принять по ней решения в первую очередь, а уже потом ставить вопрос об эвакуации «добровольцев». На практике это означало, что фашистские державы, добившись наделения Франко правами воюющей стороны, в дальнейшем, при попустительстве англо-французов, затормозили бы эвакуацию иностранных комбатантов из Испании до конца войны. На том же заседании подкомитета 20 июля Риббентроп сам выпустил кошку из мешка, объявив во всеуслышание:
– Мое правительство… держится того мнения, что предоставление прав воюющей стороны обеим партиям в Испании должно быть осуществлено в самом срочном порядке и не может задерживаться по каким-либо соображениям, связанным с эвакуацией добровольцев.
Не менее откровенен был и Гранди.
– По мнению итальянского правительства, – заявил он, – признание прав воюющей стороны не может быть поставлено в зависимость от эвакуации добровольцев и должно предшествовать всяким планам подобного рода, по которым в конце концов может быть достигнуто соглашение в недрах комитета.
Как видим, налицо имелись две прямо противоположные концепции, между которыми было невозможно или, во всяком случае, очень трудно перекинуть какой-либо спасительный мостик. Это являлось настолько очевидным, что даже Корбен не счел возможным искать компромисса и поддержал советскую точку зрения. От имени французского правительства он признал наличие иностранных комбатантов в Испании «самой важной проблемой нынешней ситуации» и предложил обсуждать ее в первую очередь. В позиции Корбена, несомненно, находило отражение то глубокое негодование, которым были проникнуты тогда широкие массы французской демократии, требовавшей ликвидации фарса «невмешательства».
Плимут попытался занять «беспристрастную» позицию и долго доказывал, что британский план построен на принципе взаимозависимости всех его частей. Однако доказательства председателя никого не убедили, и переговоры о новом плане контроля сразу же зашли в тупик.
Ища выход из этого тупика, Плимут предложил членам комитета еще раз запросить свои правительства об их отношении к британскому плану и порядку его обсуждения. Для рассмотрения полученных ответов подкомитет собрался 30 июля. На этом заседании Риббентроп, поддержанный Гранди, бурно атаковал меня, утверждая, будто бы позиция СССР наносит смертельный удар всему плану.
– Причина такого отношения Советской России для нас ясна, – разглагольствовал германский посол. – Советская Россия начала гражданскую войну в Испании, и она хочет закончить ее по-своему, то есть большевизировать Испанию.
Разумеется, я тут же дал ему отповедь и еще раз со всей решительностью подчеркнул первостепенную важность проблемы «добровольцев»:
– Все, что мы слышали за последние три недели от представителей Германии и Италии в комитете, заставляет думать, что они не хотят эвакуации иностранных комбатантов с Пиренейского полуострова, иными словами, не хотят отказаться от интервенции в пользу генерала Франко…
Подводя итоги заседанию 30 июля, Плимут заявил, что будущее британского плана зависит от получения ясного ответа на два вопроса:
– Готово ли Советское правительство вообще предоставить права воюющей стороны «обеим партиям» в Испании, и если готово, то на каких условиях?
– Готовы ли правительства Германии, Италии и Португалии поставить предоставление прав воюющей стороны в зависимость от удовлетворительного разрешения вопроса об эвакуации «добровольцев»? Плимут опять просил «представителей названных держав» срочно снестись со своими правительствами.
На следующем заседании подкомитета, 6 августа, я огласил ответ Советского правительства. Он сводился к следующему: по соображениям юридического и политического свойства Советское правительство имеет полное основание отказаться рассматривать вопрос о предоставлении прав воюющей стороны при всяких условиях, однако, «придавая большое значение эффективному осуществлению невмешательства и желая содействовать работе комитета, оно (Советское правительство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22