А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Выполняю. Раздвигаются шторы, впуская дневной свет. Со свистом срабатывает вытяжка, очищая комнату от черного дыма и запаха страха. Я трясу головой, приходя в себя, и вижу направленный на меня ствол моего же бластера.
– Садись в то кресло, Брайан, – командует Игрок. – Я включу парализующее поле.
– Зачем? – вяло удивляюсь я. Мне кажется, что из меня вытянули все силы. До капли. – Я же сказал, где карты. Так отпусти Ирэн и меня.
– Э нет, не так быстро, – возражает лже-Ирвин. – Вначале мы должны проверить, что координаты истинные. На это уйдет пара-тройка часов. А ты будешь ждать здесь. Садись… Кстати, если ты соврал, то я убью тебя, как и обещал.
Падаю в массивное, намертво привинченное к полу кресло. Лже-Ирвин щелкает дистанционным пультом, и стенная панель напротив меня сдвигается, обнажая конический раструб парализатора. Я едва не присвистываю: ни фига ж себе! Ну и оснащение тут у него!
Игрок снова оперирует с пультом, устанавливая режим поля, и я чувствую, как по телу начинают бегать мурашки. Все сильнее и сильнее. А потом они переходят в неприятное покалывающее онемение – так бывает, когда отсидишь ногу, только я сейчас «отсидел» все туловище. Вскоре парализующее поле набирает силу, и я полностью перестаю ощущать свое тело, за исключением головы. Ладно. И на том спасибо.
Игрок выходит из комнаты и, судя по звукам, спускается вниз, а ко мне бочком придвигается Сятя. И откуда он только вылез, троглодит? В пылу борьбы с Ирвином я совсем забыл о нем. Наверное, где-то прятался, трусишка, испугавшись связываться с маоли. Что ж, характер у Сяти совсем не бойцовский, зато преданности хоть отбавляй.
– Сможешь отключить парализующее поле? – прошу.
– А гаг?
– Здесь где-то должен быть дистанционный пульт. Такая длинная коробочка с кнопками.
Сятя облетает комнату и возвращается ко мне:
– Недь. Нье нашьел.
– Ищи, Сятя, он должен быть где-то здесь!
Троглодит послушно мечется по комнате, а я прислушиваюсь к доносящимся с первого этажа звукам. Вот Игрок разговаривает с кем-то по коммуникатору, сообщает координаты и код доступа к хранилищу с картами. Заканчивает разговор и, не торопясь, начинает подниматься по лестнице.
Все. Я пропал. Конец. Меня охватывает отчаяние. Я соврал ему – назвал неправильные координаты, и, как только это выяснится, лже-Ирвин пристрелит меня. Или свернет мне шею. Не по заданию Паука – по собственной инициативе. В разговоре я сказал что-то такое, что очень заинтересовало его и в то же время сделало меня опасным – лично для него. И теперь он в любом случае не отпустит меня живым, не важно, отдам я им карты или нет.
– Сятя! – шепчу. – Ищи! Пожалуйста, ищи!
– Ну, недю, – чуть не плачет троглодит. – Недю!
– Вы это ищете? – Лже-Ирвин заглядывает в комнату и демонстрирует пульт от парализатора. – Напрасная суета, Брайан. Вижу, ты догадался, что лично для тебя все уже кончено. Но если карты и впрямь там, где ты сказал, то Ирэн мы действительно отпустим живой и невредимой. Сотрем ей память и отпустим. А тебя я убью быстро, ты даже ничего не почувствуешь. И я позабочусь о твоем звереныше… Сяте, да? Оставлю его себе… Ну что, Сятя? Кушать хочешь? Пойдем, покормлю.
– Недь.
Троглодит съеживается и льнет ко мне, но тут же с визгом отскакивает – прикосновение к парализующему полю причиняет ему физическую боль.
– Ну, недь так недь, – передразнивает Ирвин. – А я пойду поем. Передумаешь, приходи, я тебе такой огонь разожгу, просто пальчики оближешь.
Игрок выходит. Смотрю ему вслед, и меня осеняет – огонь! Раздвигаю губы в усмешке. Ах ты, гуманоид зачуханный! Сейчас ты сам, своими собственными руками отключишь парализатор!
– Сятя, – тихонько шепчу я, – на столике спички, видишь? Сможешь зажечь огонь?
– А гаг?
Объясняю. Троглодит зависает над столом, и по рассыпанным спичкам бегут голубоватые искры. Одна из спичек притягивается к Сяте, как магнитом, он пытается провести серной головкой по коробку, но коробок сдвигается в сторону. Тогда Сятя отпускает спичку и фиксирует коробок, пытается им чиркнуть о спичку. Но легкая спичка улетает на пол.
– Скорее, Сятя. Скорее!
Троглодит пытается снова и снова, но у него не получается: он может одновременно зафиксировать лишь один предмет – либо коробок, либо спичку.
– Ладно, тогда принеси спичку мне, а сам потом возьмешь коробок, – говорю я.
Сятя подлетает ко мне со спичкой и останавливается, не касаясь поля.
– Тяк?
– Не совсем. Тебе надо подойти ближе. Я должен взять ее ртом.
Сятя ежится и колеблется, он еще не забыл причиненную полем боль.
– Сятя, меня скоро убьют, – говорю.
Троглодит буквально бросается на поле, я чувствую, как его трясет от боли, но он терпит молча, опасаясь лишними звуками привлечь внимание врага. Я поспешно зажимаю зубами спичку и напоминаю Сяте:
– Коробок.
И начинается следующий мучительный для нас обоих этап добывания огня. Мои шейные мускулы деревенеют от напряжения, Сятя не выдерживает и начинает тихонько подвывать от причиняемой полем боли, но проклятая спичка никак не хочет загораться.
Наконец, обжигая мне губы, вспыхивает огонь. От неожиданности я выплевываю спичку, и она тотчас гаснет, соприкоснувшись с блестящим пластиком пола. Вот гадство! Я об этом не подумал!
– Сятя, положи на пол какую-нибудь бумагу или тряпку… Да хотя бы вон ту занавеску с окна. И начнем все сначала.
– Сначала! – Сятя едва не воет, но тащит занавеску, а потом приближается ко мне с новой спичкой.
Время идет, пожар никак не хочет заниматься. Я уже на грани отчаяния и не верю в успех, мною движет сейчас лишь дурацкое неумение сдаваться и упрямое стремление во что бы то ни стало идти до конца.
Наконец, спичка вспыхивает. Штору охватывает пламя, и вот-вот сработает автоматическая система тушения огня, а это совсем не то, что мне надо.
– Сятя! Быстро на потолок! Прикрой вон те бусинки, видишь?
Троглодит прилипает к потолку, перекрывая сенсорам «вид на пожар». А огонь с занавески перебрасывается на кресло, на котором я сижу. Ну, все, ожоги мне обеспечены.
– Помогите! – ору я. – Пожар!
Ирвин влетает в комнату и разом просекает всю картину.
– Вот паскудник! – шипит он на меня. – Оставить бы тебя сгорать заживо, да ты пока мне нужен живым.
Лже-Ирвин отключает парализатор. Я вскакиваю с кресла, голыми руками хватаю с пола горящую занавеску и бросаю ее на врага. Он не успевает увернуться, и огненная накидка окутывает его с головой. Его вой сливается с моим. Мне кажется, что руки у меня превратились в два обугленных куска мяса, а кожа пошла пузырями от ожогов. Моя одежда горит. Боль невыносима. Надо скорее потушить огонь! Пусть Сятя откроет датчики, и тогда с потолка ударит пожарная пена, сбивая пламя.
– Сятя… – уже начинаю я, но осекаюсь. Нет! Ведь тогда Ирвин тоже перестанет гореть!
Едва не теряя сознание от боли, хватаю обожженными руками кофейный столик и бью Ирвина изо всех сил. Он падает, но не столько от удара, сколько в попытке сбить с себя пламя, катаясь по полу. Я бью его снова и снова, но ему хоть бы хны, он, того и гляди, очухается и вломит мне в ответ. Первым не выдерживает столик – его столешница разбивается, и в моей руке остается узкий пластиковый клинок с острым краем. Почти не соображая, что делаю, вонзаю острие в Ирвина. Еще… И еще… И еще…
На мое обожженное лицо брызжет что-то мокрое и горячее. То ли кровь, то ли вода. А я все бью и бью, пока боль во мне, наконец, не взрывается безумной, оглушающей темнотой…

* * *
– Блаян… Блаян…
Тоненький вой раскаленными гвоздями вонзается в уши, прогоняя прочь блаженное забытье, и на меня обрушивается боль. Она настолько сильна, что сознание вновь гаснет, позволяя измученному телу отдохнуть от страданий.
– Блаян… Блаян…
Боль… Она красная и горячая… И она повсюду… Вы знаете, что даже ресницы могут болеть? Впрочем, у меня больше нет ресниц – они сгорели вместе с лицом…
– Блаян… Блаян…
– Ся… тя… зат… кни… сь… – Мой язык еле ворочается. Я с трудом воспринимаю окружающую реальность, но все же замечаю, что огонь больше не горит, а на полу и мебели красуются грязные потеки от пожарной пены. – Най… ди… ком… ни… ка… тор…
Троглодит понимает мой беспомощный лепет правильно. Секунду спустя моей обожженной ладони касается болезненно-твердый браслет коммуникатора, а рядом на пол ложится клипса.
– Код-Мар-ти-на-Ше-бо… – Я напрягаюсь изо всех сил, стараясь говорить как можно отчетливее, чтобы система правильно восприняла команду, и расплачиваюсь за это очередной порцией небытия…

* * *
– Ух, как тебя! Ну, просто живого места нет! – слышу голос. Но это не Мартин. Это Лонг.
Открываю глаза, стараясь удержать уплывающее сознание. Да, это Лонг. Сидит рядом со мной на полу и что-то делает с портативной аптечкой. Он замечает мои открытые глаза и говорит:
– Потерпи, Брайан, сейчас сделаю тебе пару инъекций и отвезу в больницу. Сюда врачей вызывать нельзя, они тут же сдадут тебя в полицию.
– По…ч… ему?
– Почему?! Ты еще спрашиваешь, почему?! – Лонг делает выразительную гримасу и кивает куда-то в сторону. – Да ты его просто на ломти покромсал, вот почему!
– Он… ме… ртв?
– Не то слово! Что тут у вас произошло?
– Ты… при… нес… ему… из… вес… тия… о… кар…тах? – вместо ответа спрашиваю я.
Впрочем, «спрашиваю» это слишком сильно сказано. Те нечленораздельные звуки, которые вылетают из моего сведенного судорогой рта, меньше всего похожи на слова, но Лонг понимает и переспрашивает:
– Какие известия? О каких картах?
Молча закрываю глаза. Надоело мне все это вранье.
Лонг делает инъекцию, а потом начинает распылять у меня по коже что-то невероятно приятное и холодное. Я едва не вою от наслаждения. Боль потихоньку отступает, а кожа, то есть то, что от нее осталось, полностью теряет чувствительность, но в целом мне становится значительно легче.
– Попробуй встать, – говорит Лонг.
Встаю, пошатываясь, и натыкаюсь взглядом на то, что осталось от лже-Ирвина. Ох, и не хрена себе! Зрелище довольно жутковатое.
– Неужели это я его так?! – вырывается у меня.
– Не знаю, но, похоже, кроме вас двоих и Сяти, здесь никого не было, – откликается Лонг. Он собирает аптечку и кивает в сторону лестницы. – Ну что? Уходим?
– Вначале я должен сделать кое-что.
Оглядываю пожарище. Часть кабинета уцелела. В частности, стол и визор-фон. Пытаюсь набрать код Паука скрюченными, обожженными и практически потерявшими чувствительность пальцами. Не с первого раза, но мне удается сделать это.
Кстати, Виктор по моей просьбе проверил адресата, им оказалось Главное Управление Полиции. Как пояснил мне Вик, сигнал, скорее всего, перехватывается по пути и переадресовывается истинному получателю так, что установить его практически невозможно.
Экран остается темным, но связь с Пауком установлена. Разворачиваю визор-камеру так, чтобы она транслировала труп лже-Ирвина, и говорю:
– Можешь полюбоваться на своего оперативника, мразь. Это тебе за Дика. И учти: на каждое, совершенное тобой или по твоему приказу убийство, я буду отвечать тем же, уничтожая твоих людей!
Лонг внимательно слушает мои слова. Я усмехаюсь горько – слушай, слушай. Может статься, они адресованы именно тебе!
По экрану визор-фона бежит ответ:
«У тебя остался двадцать один час. Потом Ирэн умрет. Паук».
– Что?! – восклицает Лонг. – Так Ирэн у Паука?!
Отключаю визор-фон и поворачиваюсь к нему.
– Как ты здесь оказался?
– Я следил за тобой, – после паузы откликается Лонг.
– Зачем?
– Мне так захотелось, – огрызается он.
Смотрю на него тяжелым взглядом.
– Ты ничего не хочешь рассказать мне, Лонг?
– Что именно? – прищуривается он.
– Понятно… Ладно, поехали.
– Куда?
– Ты ж собирался отвезти меня в больницу, забыл? Поехали к Рабишу. Надеюсь, дока при виде меня не хватит удар…

* * *
Дока удар не хватил – похоже, он уже привык к моим выкрутасам. Хотя при виде ходячей обугленной головешки, то бишь меня, Рабиш переменился в лице и вполне отчетливо матернулся. В устах такого интеллигента, как он, это прозвучало настолько дико, что я смутился и заискивающе пробормотал:
– Да ладно вам, док, подумаешь, пара ожогов. Бывало и хуже.
Его ответ заставил бы позеленеть от зависти и самого Билла – такого великолепного трехэтажного мата мне в жизни слышать не приходилось!
И вот я плаваю в каком-то лечебном растворе и пытаюсь думать. Я снова зашел в тупик. Понятия не имею, кто такой Паук и кто еще из оперативников внедрен в мое окружение. Можно, конечно, начать убивать всех знакомых подряд – от Лонга до Билла – в надежде, что среди них окажется Паук, и с его смертью Игра прекратится.
Усмехаюсь невесело – похоже, я на прямом пути в маньяки! Нет уж, лучше пустить себе пулю в лоб, и тогда, по крайней мере, мои друзья будут в безопасности. Кроме Грига. Но он – единственный, кто знал, на что шел. Он ввязался в эту Игру сознательно, а вот моего согласия никто не спрашивал. Как и согласия Мартина, Тома, Ирэн…
Нет, убивать Паука – не выход. В этом вопросе лже-Ирвин прав: на место одного Паука придет дюжина новых. Мне нужно обыграть не конкретного человека, а систему. Отлаженную военную машину. Но как?
Смотрю на мерцающие на стене цифры – это часы, которые по моему настоянию разместили в палате. 23:15. У меня остается меньше тринадцати часов…

* * *
– Ускорь свой метаболизм, Брайан. Помнишь, как я тебя учил?
– Григ! Это ты, Григ? Что ж ты не откликался-то, а? У меня тут такое творится!
– Знаю. Но сейчас тебе, прежде всего, необходимо вылечиться.
– У меня нет времени, Григ!
– У тебя полно времени. Давай, Брайан, приступай к лечению. Ну! Вдох-выдох, вдох-выдох…
Когда я заканчиваю самолечение и выныриваю из жизненно необходимого мне сна, часы на стене палаты показывают: 07:01. До назначенного Пауком срока остается всего-навсего пять часов…

* * *
– Итак, будем разбираться последовательно, – говорит Стин. – Вначале сформулируем вопросы, а потом уже будем искать на них ответы. Вопрос первый. Что так заинтересовало в твоих словах лже-Ирвина? Какой такой козырь ты ему дал? Вопрос второй. Почему все-таки Дик сделал ставку не у Ирвина? И третье. Кто такой Лонг? Оперативник или сам Паук?
– И четвертое, – вставляю я. – Как мне обыграть систему?
– Ну, это-то как раз просто. Перед тем, как изъять из бункера карты, я разработал план, который должны были реализовать я или Григ. Но я, как ты знаешь, погиб, а Григ попал в плен. Впрочем, схема работает до сих пор, и ты вполне сможешь сам довести операцию до конца.
Стин подробно посвящает меня в суть. План одновременно прост и неосуществим – для меня неосуществим, потому что для его реализации надо иметь на руках карты и свободу передвижения. Предположим, я возьму карты из хранилища, но об этом тотчас узнают Игроки, ведь наверняка за мной установлена тотальная слежка, от которой – я не тешу себя напрасными иллюзиями – мне вряд ли удастся уйти. В такой ситуации единственная надежда на верного помощника, которому я могу доверить местонахождение хранилища. Но я сейчас абсолютно уверен только в одном человеке – в Мартине. Надо срочно связаться с ним…
– Нет, – возражает Стин. – Мартин не годится. На месте Паука я обязательно заменил бы его своим оперативником. Скорее всего, Паук так и сделает, если уже не сделал сразу после гонки. До гонки было нельзя – на трассе ты в момент расколол бы его, а вот теперь самое время.
Я холодею. Ведь если его подменят, то настоящего Мартина убьют!
– Нет, – снова возражает Стин. – Он нужен им живым, как средство давления на тебя.
– Уф, слава богу! И что же делать? Сам я карты взять не могу, помощника у меня нет. Что же делать, Стин?
– Вычислять Паука.
– М-да… – Смотрю на мерцающие на стене палаты цифры: 08:59. У меня остается всего три часа, а потом Ирэн умрет. – Они убьют ее, да? Стин, отвечай! Паук убьет ее?
– Да. Убьет. А потом даст тебе еще сутки, а в качестве следующего заложника возьмет Мартина.
Тру рукой грудь – мне внезапно становится трудно дышать, кажется, что в палате исчез весь воздух. Подхожу к кондиционеру и начинаю тыкать в клавиши регулировки. Черт! Душно-то как! Надо открыть окно! Но я на тридцать шестом этаже, и окна замурованы насмерть. Еле удерживаюсь, чтобы не разбить стекло, а потом прижимаюсь к нему лицом и смотрю на падающий снаружи снег. Утро нынче выдалось мягкое, безветренное, и струящиеся с неба хлопья снега кажутся пушистыми…
Что ж. Похоже, я проиграл. Это конец. Через три часа я назову Пауку настоящие координаты хранилища…
– Простите меня, – говорю Григу и Стину.
Григ молчит, но я чувствую его горечь, его отчаяние.
– Мы не сможем помешать тебе, Брайан, – откликается Стин. – Это твой выбор, твое решение. Но, прежде чем принять его, ты должен узнать, о каких, собственно, картах идет речь.
Пожимаю плечами. Почему бы и нет. Не думаю, что это что-то изменит, но…
– Рассказывай, Стин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54