Неожиданно освободился соседний стол. Шесть парней, переговорив по мобильному телефону, резко удалились, оставив все на столе. Четверо нерусских и один непонятно кто, заняли их место. Мигом примчалась официантка и собрала все, что осталось от ушедших.
Иностранные туристы заказали закуску, – лимоны и апельсины, – разлили коньяк и выпили по рюмке.
– Игорьек, – сказал усатый турок «непонятно кому», с бегающими глазками. – Если это то, о чем я тебя просил, то десять процентов премии сверху. За оперативность и… как ее… удачу!
Соседний стол глухо молчал и слушал. Молча и выпили.
– Аттар, – проговорил Игорек. – Сталь та, что ты просил. Я ее пас два месяца. Можешь не сомневаться. Рисунок тот? Тот. Двенадцатый век, 1132 год. Хороший год, Аттар?
Димедрол скрипуче прошептал.
– Мой кинжал. 1132 год вырезан на клинке.
– Так будем бить по дыне? – шепотом стал уточнять «небритый колобок».
– Подожди, рано.
Все молча выпили еще. Выпил, предчувствуя события известного характера, и оператор АРСН.
– Давай подождем до утра, Игорьек, – сказал усатый. – И будет справка с печатью, как у вас говорят. У нас в Гамбурге верят справкам. Ха-ха! – Огляделся. – Гуд гаштет! Спокойный.
– Немец! Вот черт, никогда бы не подумал, – тихо сказал Саша Длинный. – Аостальные кто – тоже немцы?
– Да в дойчланде немцев то почти уже не осталось, – сказал Олег, похожий на поляка. – Одни чурбаны да шпрехен зю дойчи, цвета тыквы.
Димедрол сидел, опустив голову, подперевшись руками. Встал. Повернулся к Игорьку и спросил.
– Игорь! И где же это ты, дружище, пропал? Мы тебя ждем, ждем, а ты все никак не идешь. Взял кинжал на сутки, под честное слово, а сам слинял?
Нерусские ошеломленно глядели на Димедрола. Игорек побелел.
– Да только я же дал тебе лажу, – продолжил спокойным тоном Димедрол. – ЛАЖУ. Не Византию, как ты думал, а тульскую поделку, туфту. А ты этой туфтой разводишь людей? – Он посмотрел на турка. – Так пусть эти люди лучше ко мне обратятся, чем платить тебе еще сверху десять процентов за кусок железяки 21 века.
– Что это он говорит? – уставился негр на турка. Турок стал смотреть взглядом удава на посредника.
– Чего молчишь, Игорек? Или ты думал двенадцатый век, так запросто, из открытого сейфа увести? Да я его специально открыл. Лох ты поганый. Уловил?
Бледный как мел и протрезвевший Игорек только и смог сказать:
– Сука…
– Это ты мне, пацан?
Димедрол взял за горлышко бутылку из-под водки и точным ударом разбил ее о голову вора. Игорек упал лицом в салат.
– О, русс швайн, фак’ю! – вскочил усатый, а с ним и его телохранители.
– Кто швайн? Это ты нам? – Саша Длинный перегнулся через стул, – он сидел задом к басурманам, – и изо всей силы въехал кулаком в лоб усатому. Тот отлетел в сторону стойки бара и вдребезги разбил стекло, упав со стулом на пол. Корейцы (китайцы) кинулись вперед. «Небритый колобок» неожиданно выхватил из кармана пиджака нунчаки, связанные веревкой буковые дубинки и, крутанув ими, нанес удар в плечо одному из узкоглазых. Тот взвыл и упал на пол. «Колобок» вскочил на стол и, вращая над головой буковые дубинки, заорал:
– Кому не хватило, подходи!!!
Второй китаец (кореец) схватил стол, стряхнул с него Игорька и швырнул в «колобка». Тот улетел в угол со своими нунчаками. Зазвенело разбитое окно, на котором был нарисован улыбающийся «Дядя Ваня». За стойкой, в самой глубине, заорала барменша: «Все!!! Вызываю Хоревую!» На улице Хоревой находится райотдел милиции. «На!!!» – выдохнул Олег – поляк и въехал между ног боевитому корейцу бутылкой с шампанским, которую взял со стойки. «А-а-а-а!!!» – Не по русски завопил тот и скрутился в калачик. Негр вытащил нож и стал с неимоверной скоростью вращать им перед собой, надвигаясь на Олега. Сзади него поднялся усатый Аттар, шатаясь и уцепившись за ножку стула, который держал над головой. Архитектор Шампиньон сгреб со стойки бара полотенца, скрутил их в один жгут и резким ударом сбоку выбил у негра нож. Димедрол, не упуская момента, ударил черномазого приемом джиу-джитсу – обеими кулаками слева и справа по челюстям, – моментально отключив того, и надолго. Прием проверенный.
Подскочил к Игорьку, поднял за волосы голову.
– Ну, что, козел, решил заработать? На, получи… – И стал бить его лицом о тарелку с винегретом. Аттар грохнул стулом Димедрола по голове. Саша Длинный опять попал турку в лицо, но уже головой, – тот упал на пол со сломанным носом. Неожиданно в баре появился всем известный боксер Моня. В руках у него была бейсбольная бита. Оценив ситуацию, он заорал: «Ложись!!!» – и стал крушить все битой налево и направо. Один из корейцев (китайцев) сделал ему подсечку, но моментально получил перелом двух ребер и упал возле стонущего негра.
Загибайло многое повидал, но такое быстротечное и активное побоище видел впервые. Он сидел на стуле у стеночки и участия в разборке не принимал.
Димедрол поднял за шиворот Игорька.
– Где, гад, кинжал?
– Я, я, я не знаю…
«Бах!» по почкам.
– Где, гад, кинжал?
– Я… скажу. Надо ехать на Ветряные Горы.
– Поехали.
Димедрол двинулся к выходу, волоча побитого Игорька. Бар к этому моменту напоминал микроватерлоо. После Мониной биты ремонт предстоял серьезный. Нетронутой осталась только картина Ван Гога.
Вбежал Седой.
– У вас что, сбило все крыши? Линяйте быстро, едет Хоревая!
Все моментально покинули помещение. Архитектор, Олег-поляк, Длинный-немец, «небритый колобок», Димедрол, держащий вора, Моня и Григорий выбежали вслед за Седым. Им преградили дорогу трое в гражданском.
– Документы, парни. Куда спешим? – Ни формы. Ни удостоверения. Кто такие? Много ходит всяких. Моня выдвинулся вперед. Бита завалила сразу двух, третий притворился, что ничего не видел, и медленно пошел в другую сторону.
В двадцати метрах, на той стороне дороги, стоял «Шевроле» Седого. Но никто не успел сделать и шага, как неожиданно, прямо из-за угла перекрестка улиц Нижний Вал и Межигорская, выскочил черный джип «Тойота» и за секунду, промчавшись расстояние до бара, с визгом затормозил и стал. На борту автомобиля зловещими буквами было написано «Дракон». Двери распахнулись, и выскочило четверо человек в защитных шлемах, бронежилетах, с тактической радиосвязью, – за спиной торчали антенны, – и с автоматами в руках. У одного на голове был прибор ночного видения. Двое сразу спрятались за джип и выставили стволы. Двое других стали прямо перед Олегом – поляком и Димедролом, держащим вора. Люди в черном навели автоматы, держа их магазинами горизонтально. Один хмуро скомандовал:
– Всем стоять! Руки за голову! На землю! Лежать!!! Кто шевельнется – огонь на поражение.
Один из «гладиаторов» спецназа поднял вверх автомат и дал очередь в небо, – для эффекта устрашения, – перебил пулями толстый кабель электропитания и обесточил дом напротив, где расположилось кафе «Обуза». Стали выходить недовольные люди. Узнали в чем дело. Один заорал матом на «Дракона». Командир отряда повернулся к «Обузе» и зловеще передернул затвор автомата. Второй стрелок стал менять магазин, так как выпустил в небо весь боезапас. «Обуза» уже хором заорала матом, путая внимание «Дракона». В ту же секунду Монина дубина обрушилась на шлем, оборвав тактическую радиосвязь и укомплектованный «Дракон» грохнулся оземь, выронив автомат. В это время специалист по виртуозному владению дубиной, швырнул свое изделие, выбив им автомат у командира отряда, пытавшегося запугать своим оружием расползающуюся по Межигорской пьяную «Обузу». Затем Моня выхватил из кармана две гранаты, выдернул чеки, высоко поднял над головой и заорал: «Ложись!!! Всех покрошу! Ло-ожись-ь-ь!!! Я – маньяк!!!» И кинул обе гранаты в джип. Спецназовцы не растерялись и кинулись под машину, молниеносно исчезнув под днищем. Все, включая «Обузу», попадали на землю, кроме Мони, ставшего в позу Майка Тайсона. Гранаты с глухим хлопком разорвались, и все исчезло в черном как сажа облаке. Это были дымовые шашки прикрытия от снайперов, внешне похожие на смертоносные Ф-1. Все вскочили и на ощупь кинулись к «Шевроле». Ничего не было видно, но вора Димедрол держал крепко. Восемь человек вповалку запихнулись в машину, – благо салон был просторный, – и она рванула с места, включив галогеновые фары. Лица у всех были цвета таксистов из Нигерии. Проехали метров десять и едва разминулись с тремя джипами, набитыми милицией, тоже, как будто призванной служить из Нигерии. Миновав зону затемнения, помчались по ночному Киеву. Игорек слабым голосом говорил куда ехать. Через полчаса были на месте. На углу длинной многоэтажки стоял двухэтажный особняк. Таинственно светились арочные окошки. Висела луна. В темноте орали страшными голосами два кота на своей, кошачьей дуэли. Шурша в высокой траве неслышной походкой, подольская группа захвата, «побывавшая в Нигерии», пересекла территорию двора и выдвинула вперед Игорька, как магнитную карточку для вскрытия сейфа. Слабым, безжизненным голосом «магнитная карточка» выдала необходимую информацию:
– Леонид, это я, Игорь. Срочное известие от Аттара.
«Сейф» открылся. Двое крепышей пол секунды тупо рассматривали чернокожую делегацию, но Монина дубина прервала это развлечение, а все остальные довершили дело.
– Где кинжал? – терпеливо спросил Димедрол.
– Лежит на столе, – ответил эксперт по углеродному анализу антиквариата, и указал рукой направление.
Димедрол подошел к большому, лабораторному столу, заставленному приборами, и взял клинок в руки. Повертел. Вложил в ножны, инкрустированные серебряными многоконечными звездами.
– Мой, красавец. – Уставился на связанного эксперта. – Экспертизу сделали?
– Да. Вон заключение. Лежит на столе.
– Что в заключении? Я без очков.
– Византийский клинок девятого века. Аукционная цена требует уточнения. Но не менее…
– Как девятого века? Там же указан 1132 год. Двенадцатый век.
– Это клеймо поставлено позже. По-видимому, неизвестный мастер присвоил авторство оружия и поставил дату, более удобную ему. Но на торце рукоятки есть микротекст, как сейчас говорят. Вы можете посмотреть в двадцатикратном увеличении. Несколько слов на неопределенном нами языке и дата – 888 год. Хороший был год. – Эксперт, потирая скулу, – добавил. – Углеродный анализ подтверждает принадлежность изделия к стадии обработки в 9 веке. Все сходится. Насколько я понимаю, вы хозяин этого раритета? – обратился он к Димедролу. – Я вас поздравляю. Таких изделий, пока ни в каких каталогах не зафиксировано. Нашей вины ни в чем нет – мы просто эксперты, нам платят – мы работаем. Кто хозяин – нас не касается.
– Зато это сильно касается меня, – вставил Димедрол.
– Выпить есть? – спросил Архитектор.
– Есть. Водка.
– Наливай.
– Ребята, давай сваливать, какая водка, – стал уговаривать непьющий Седой. Какое там!
Налили и Игорьку, за то, что привел к пропаже.
– Как вышли на нерусских, рассказывай, – вопрошал Димедрол.
– Они сами вышли на меня. Ищут какую-то Мэрилин Монро. Если помогу, обещали сделать ПМЖ в Германии. А антиквариатом занимается этот, усатый. Это его хобби, говорит.
– Какая еще Мэрилин Монро? – спросил Моня. – Не та ли, о которой мы слышали пару недель назад? – обратился он к Седому. Тот помолчал.
– Может быть, – ответил. – Но на Подоле и в Киеве такой нет. Твои негры, земляк, прилетели зря.
– Дима, – заскулил Игорек. – Вы бы меня отпустили, я же все отдал, у меня теперь и так проблем – хоть в петлю. Мне эту историю немцы не простят. Подумают, что я их кинул и драку разыграл.
– Эксперты подтвердят, – вставил Моня, шевельнув дубиной.
– Эх, друг. Наши эксперты в этом им не эксперты.
– Ладно, – ответил добродушный Димедрол. – Вали, но чтобы глаза мои тебя больше не видели.
Игорек исчез по-английски. Вся бригада снова погрузилась в «Шевроле» и машина двинулась обратно на Подол. Было три часа ночи. Довезли Загибайло до гостиницы.
– Привет ребятам с Бангладеш! – И «Шевроле» мягко исчез в темноте, унося с собой свои проблемы.
«Уф…» – покачиваясь стал на месте оператор АРСН, глядя вслед новым знакомым. И телефона не спросил. Весело живут, однако… Зашел в гостиницу и через пять минут спал мертвым сном.
Глава 15
Дизель-поезд Хабаровск – Советская Гавань, урча, полз сквозь лиственно-хвойные джунгли. Тепловоз громыхал выхлопами и детонировал мутной смесью, питающей его двигатель. В хвосте плелись четыре вагона, такие же развалюхи, как и волочащий их старикан. Все ходило ходуном, перегородки скрипели и пищали. Подъемные полки не фиксировались. Половина окон были выбиты и заложены картонными листами из-под ящиков с апельсинами. В туалете отсутствовали двери.
Проводник сидел на куче тряпок и тяжелым взглядом смотрел в окно на тысячекратно виденную картину. Радовало одно: за окном была золотая осень. Огненно-оранжевый лес одним своим видом грел душу, обескураженную внутренностями металлического чудовища: оно не желало умирать, как тот же окружающий лес, – изящно и красиво, а упорно тянуло свою огнедышащую лямку до последней отвалившейся гайки.
Проводник встал и, шатаясь в такт покачиванию вагона, пошел вдоль плацкартных купе: «Чай, чай, печенье». В вагоне за боковым столиком единственный пассажир смотрел в окно. По внешности это был человек с Востока. Проводник приблизился и стал напротив: «Чай. Печенье».
– Водка есть?
Во взгляде проводника что-то мелькнуло:
– Водка есть…
– Одну бутылку.
– Двести рублей.
– Ты что, с ума сошел?
– …Двести рублей.
– Ладно, ты прав. Сумасшедший тот, кто ее не пьет.
Проводник оживился, чуя родственную душу. И стал суетиться:
– Сорок два градуса. «Полет Женьшеня». Так просто не купишь, поэтому и цена чуть-чуть подороже.
Он побежал в свое купе и принес бутылку черного стекла с красивой этикеткой. Восточный человек отдал деньги, взял бутылку и стал рассматривать. Открутил пробочку, понюхал. Проводник уселся напротив и смотрел в окно.
– А стаканы?
– Что? А-а, я сейчас, сейчас… – проводник умчался и вернулся с двумя стаканами, полбуханкой хлеба и большим, как кабачок, огурцом. Порезал огурец на части, посолил солью из спичечного коробка. Поезд тряхнуло на стыке, и коробок, подпрыгнув, свалился, но соль не просыпалась.
– К удаче твоя соль упала, – заметил пассажир.
– Да уж. Вся жизнь удача. И соль еще тут как тут, – пробурчал проводник.
Пассажир налил по полстакана водки.
– Ну, будем знакомы. Катаяма, – он протянул стакан.
– Федор, – представился проводник.
Они выпили настойку и захрустели огурцом.
– И долго эта твоя развалюха до Гавани добираться будет? – поинтересовался пассажир.
– Ну, тут же одноколейка. Пропускаем всякие там платформы с «тойотами». Часов через пятнадцать, может, будем. А ты далеко?
– Домой.
– В Гавань?
– В Японию.
– В Японию?..
– А что?
– Да так, ничего. Но не подумал бы. Говоришь совсем не по-японски.
– Ну, там заговорю.
– А здесь чего делал?
– Лес рубил.
– Да ну – лес? Что-то я, наверное, не въехал.
– Въехал, въехал. Я с поселения. Освободился. В Хабаровске получил документы и разрешение на выезд. Три года… Три года не нюхал сакуры, ты представляешь, Федя?
– И что ж ты сотворил?
– Как тебе сказать… Статья номер ноль. Есть такая.
– Да неужто и статья номер ноль есть?
– Есть. Для японцев. По ней и осудили. Хорошо хоть по половинке выпустили. Кто-то из ваших к нашим прилетел. Поели, попили, что-то там поделили, ну и – добрый жест. Иностранных заключенных, не совершивших особо… Ну, и так далее.
Японец помолчал мгновение, затем решил продолжить:
– В общем, повезло. Меня не хотели отпускать, но знакомая одна помогла. Машка любит иностранцев и сама все во Францию собирается, язык учит. Работает в прачечной, живет с начальником лагеря. Убедила того, что я – японец, а то по документам меня уже удмуртом сделали. А после Машиного протежирования снова на статью номер ноль скинули. Я ей, конечно, положенное спасибо сделал, но все равно в должниках остался. Судьба сведет – рассчитаюсь, – Катаяма взял веточку укропа и стал перебирать ее, как четки. – Двухлетний «хвост» на вашей зоне – слишком дорогое удовольствие. Через пару лет я и в самом деле удмуртом стал бы…
Федя закурил папиросу, пустил дым:
– Статья номер ноль! Ну-ну. Во дают…
Состав тряхнуло еще на одной колдобине. В последнем купе упала полка. Японец налил еще водки. Выпили.
– Ну, так как наша зона? – с интересом спросил Федор.
– Мрак, – ответил попутчик. – Но люди хорошие. Я из-за людей язык выучил. Думаю, не хуже японского. А, может, лучше. Вот приеду – проверю. Емкость, емкость – вот что мне нравится у вас. В смысле разговора, общения. Одним словом можно выразить пятьдесят идей. Сила! Я одно время на родине филологию изучал, так теперь стыдно, что учил, после русских оборотов речи. Зря терял время.
Поезд стучал деформированными колесами, шумел вагон разболтанными шурупами, тараканы бегали с места на место в поисках пропитания, а за окном горела желтым пламенем осень Приморья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82
Иностранные туристы заказали закуску, – лимоны и апельсины, – разлили коньяк и выпили по рюмке.
– Игорьек, – сказал усатый турок «непонятно кому», с бегающими глазками. – Если это то, о чем я тебя просил, то десять процентов премии сверху. За оперативность и… как ее… удачу!
Соседний стол глухо молчал и слушал. Молча и выпили.
– Аттар, – проговорил Игорек. – Сталь та, что ты просил. Я ее пас два месяца. Можешь не сомневаться. Рисунок тот? Тот. Двенадцатый век, 1132 год. Хороший год, Аттар?
Димедрол скрипуче прошептал.
– Мой кинжал. 1132 год вырезан на клинке.
– Так будем бить по дыне? – шепотом стал уточнять «небритый колобок».
– Подожди, рано.
Все молча выпили еще. Выпил, предчувствуя события известного характера, и оператор АРСН.
– Давай подождем до утра, Игорьек, – сказал усатый. – И будет справка с печатью, как у вас говорят. У нас в Гамбурге верят справкам. Ха-ха! – Огляделся. – Гуд гаштет! Спокойный.
– Немец! Вот черт, никогда бы не подумал, – тихо сказал Саша Длинный. – Аостальные кто – тоже немцы?
– Да в дойчланде немцев то почти уже не осталось, – сказал Олег, похожий на поляка. – Одни чурбаны да шпрехен зю дойчи, цвета тыквы.
Димедрол сидел, опустив голову, подперевшись руками. Встал. Повернулся к Игорьку и спросил.
– Игорь! И где же это ты, дружище, пропал? Мы тебя ждем, ждем, а ты все никак не идешь. Взял кинжал на сутки, под честное слово, а сам слинял?
Нерусские ошеломленно глядели на Димедрола. Игорек побелел.
– Да только я же дал тебе лажу, – продолжил спокойным тоном Димедрол. – ЛАЖУ. Не Византию, как ты думал, а тульскую поделку, туфту. А ты этой туфтой разводишь людей? – Он посмотрел на турка. – Так пусть эти люди лучше ко мне обратятся, чем платить тебе еще сверху десять процентов за кусок железяки 21 века.
– Что это он говорит? – уставился негр на турка. Турок стал смотреть взглядом удава на посредника.
– Чего молчишь, Игорек? Или ты думал двенадцатый век, так запросто, из открытого сейфа увести? Да я его специально открыл. Лох ты поганый. Уловил?
Бледный как мел и протрезвевший Игорек только и смог сказать:
– Сука…
– Это ты мне, пацан?
Димедрол взял за горлышко бутылку из-под водки и точным ударом разбил ее о голову вора. Игорек упал лицом в салат.
– О, русс швайн, фак’ю! – вскочил усатый, а с ним и его телохранители.
– Кто швайн? Это ты нам? – Саша Длинный перегнулся через стул, – он сидел задом к басурманам, – и изо всей силы въехал кулаком в лоб усатому. Тот отлетел в сторону стойки бара и вдребезги разбил стекло, упав со стулом на пол. Корейцы (китайцы) кинулись вперед. «Небритый колобок» неожиданно выхватил из кармана пиджака нунчаки, связанные веревкой буковые дубинки и, крутанув ими, нанес удар в плечо одному из узкоглазых. Тот взвыл и упал на пол. «Колобок» вскочил на стол и, вращая над головой буковые дубинки, заорал:
– Кому не хватило, подходи!!!
Второй китаец (кореец) схватил стол, стряхнул с него Игорька и швырнул в «колобка». Тот улетел в угол со своими нунчаками. Зазвенело разбитое окно, на котором был нарисован улыбающийся «Дядя Ваня». За стойкой, в самой глубине, заорала барменша: «Все!!! Вызываю Хоревую!» На улице Хоревой находится райотдел милиции. «На!!!» – выдохнул Олег – поляк и въехал между ног боевитому корейцу бутылкой с шампанским, которую взял со стойки. «А-а-а-а!!!» – Не по русски завопил тот и скрутился в калачик. Негр вытащил нож и стал с неимоверной скоростью вращать им перед собой, надвигаясь на Олега. Сзади него поднялся усатый Аттар, шатаясь и уцепившись за ножку стула, который держал над головой. Архитектор Шампиньон сгреб со стойки бара полотенца, скрутил их в один жгут и резким ударом сбоку выбил у негра нож. Димедрол, не упуская момента, ударил черномазого приемом джиу-джитсу – обеими кулаками слева и справа по челюстям, – моментально отключив того, и надолго. Прием проверенный.
Подскочил к Игорьку, поднял за волосы голову.
– Ну, что, козел, решил заработать? На, получи… – И стал бить его лицом о тарелку с винегретом. Аттар грохнул стулом Димедрола по голове. Саша Длинный опять попал турку в лицо, но уже головой, – тот упал на пол со сломанным носом. Неожиданно в баре появился всем известный боксер Моня. В руках у него была бейсбольная бита. Оценив ситуацию, он заорал: «Ложись!!!» – и стал крушить все битой налево и направо. Один из корейцев (китайцев) сделал ему подсечку, но моментально получил перелом двух ребер и упал возле стонущего негра.
Загибайло многое повидал, но такое быстротечное и активное побоище видел впервые. Он сидел на стуле у стеночки и участия в разборке не принимал.
Димедрол поднял за шиворот Игорька.
– Где, гад, кинжал?
– Я, я, я не знаю…
«Бах!» по почкам.
– Где, гад, кинжал?
– Я… скажу. Надо ехать на Ветряные Горы.
– Поехали.
Димедрол двинулся к выходу, волоча побитого Игорька. Бар к этому моменту напоминал микроватерлоо. После Мониной биты ремонт предстоял серьезный. Нетронутой осталась только картина Ван Гога.
Вбежал Седой.
– У вас что, сбило все крыши? Линяйте быстро, едет Хоревая!
Все моментально покинули помещение. Архитектор, Олег-поляк, Длинный-немец, «небритый колобок», Димедрол, держащий вора, Моня и Григорий выбежали вслед за Седым. Им преградили дорогу трое в гражданском.
– Документы, парни. Куда спешим? – Ни формы. Ни удостоверения. Кто такие? Много ходит всяких. Моня выдвинулся вперед. Бита завалила сразу двух, третий притворился, что ничего не видел, и медленно пошел в другую сторону.
В двадцати метрах, на той стороне дороги, стоял «Шевроле» Седого. Но никто не успел сделать и шага, как неожиданно, прямо из-за угла перекрестка улиц Нижний Вал и Межигорская, выскочил черный джип «Тойота» и за секунду, промчавшись расстояние до бара, с визгом затормозил и стал. На борту автомобиля зловещими буквами было написано «Дракон». Двери распахнулись, и выскочило четверо человек в защитных шлемах, бронежилетах, с тактической радиосвязью, – за спиной торчали антенны, – и с автоматами в руках. У одного на голове был прибор ночного видения. Двое сразу спрятались за джип и выставили стволы. Двое других стали прямо перед Олегом – поляком и Димедролом, держащим вора. Люди в черном навели автоматы, держа их магазинами горизонтально. Один хмуро скомандовал:
– Всем стоять! Руки за голову! На землю! Лежать!!! Кто шевельнется – огонь на поражение.
Один из «гладиаторов» спецназа поднял вверх автомат и дал очередь в небо, – для эффекта устрашения, – перебил пулями толстый кабель электропитания и обесточил дом напротив, где расположилось кафе «Обуза». Стали выходить недовольные люди. Узнали в чем дело. Один заорал матом на «Дракона». Командир отряда повернулся к «Обузе» и зловеще передернул затвор автомата. Второй стрелок стал менять магазин, так как выпустил в небо весь боезапас. «Обуза» уже хором заорала матом, путая внимание «Дракона». В ту же секунду Монина дубина обрушилась на шлем, оборвав тактическую радиосвязь и укомплектованный «Дракон» грохнулся оземь, выронив автомат. В это время специалист по виртуозному владению дубиной, швырнул свое изделие, выбив им автомат у командира отряда, пытавшегося запугать своим оружием расползающуюся по Межигорской пьяную «Обузу». Затем Моня выхватил из кармана две гранаты, выдернул чеки, высоко поднял над головой и заорал: «Ложись!!! Всех покрошу! Ло-ожись-ь-ь!!! Я – маньяк!!!» И кинул обе гранаты в джип. Спецназовцы не растерялись и кинулись под машину, молниеносно исчезнув под днищем. Все, включая «Обузу», попадали на землю, кроме Мони, ставшего в позу Майка Тайсона. Гранаты с глухим хлопком разорвались, и все исчезло в черном как сажа облаке. Это были дымовые шашки прикрытия от снайперов, внешне похожие на смертоносные Ф-1. Все вскочили и на ощупь кинулись к «Шевроле». Ничего не было видно, но вора Димедрол держал крепко. Восемь человек вповалку запихнулись в машину, – благо салон был просторный, – и она рванула с места, включив галогеновые фары. Лица у всех были цвета таксистов из Нигерии. Проехали метров десять и едва разминулись с тремя джипами, набитыми милицией, тоже, как будто призванной служить из Нигерии. Миновав зону затемнения, помчались по ночному Киеву. Игорек слабым голосом говорил куда ехать. Через полчаса были на месте. На углу длинной многоэтажки стоял двухэтажный особняк. Таинственно светились арочные окошки. Висела луна. В темноте орали страшными голосами два кота на своей, кошачьей дуэли. Шурша в высокой траве неслышной походкой, подольская группа захвата, «побывавшая в Нигерии», пересекла территорию двора и выдвинула вперед Игорька, как магнитную карточку для вскрытия сейфа. Слабым, безжизненным голосом «магнитная карточка» выдала необходимую информацию:
– Леонид, это я, Игорь. Срочное известие от Аттара.
«Сейф» открылся. Двое крепышей пол секунды тупо рассматривали чернокожую делегацию, но Монина дубина прервала это развлечение, а все остальные довершили дело.
– Где кинжал? – терпеливо спросил Димедрол.
– Лежит на столе, – ответил эксперт по углеродному анализу антиквариата, и указал рукой направление.
Димедрол подошел к большому, лабораторному столу, заставленному приборами, и взял клинок в руки. Повертел. Вложил в ножны, инкрустированные серебряными многоконечными звездами.
– Мой, красавец. – Уставился на связанного эксперта. – Экспертизу сделали?
– Да. Вон заключение. Лежит на столе.
– Что в заключении? Я без очков.
– Византийский клинок девятого века. Аукционная цена требует уточнения. Но не менее…
– Как девятого века? Там же указан 1132 год. Двенадцатый век.
– Это клеймо поставлено позже. По-видимому, неизвестный мастер присвоил авторство оружия и поставил дату, более удобную ему. Но на торце рукоятки есть микротекст, как сейчас говорят. Вы можете посмотреть в двадцатикратном увеличении. Несколько слов на неопределенном нами языке и дата – 888 год. Хороший был год. – Эксперт, потирая скулу, – добавил. – Углеродный анализ подтверждает принадлежность изделия к стадии обработки в 9 веке. Все сходится. Насколько я понимаю, вы хозяин этого раритета? – обратился он к Димедролу. – Я вас поздравляю. Таких изделий, пока ни в каких каталогах не зафиксировано. Нашей вины ни в чем нет – мы просто эксперты, нам платят – мы работаем. Кто хозяин – нас не касается.
– Зато это сильно касается меня, – вставил Димедрол.
– Выпить есть? – спросил Архитектор.
– Есть. Водка.
– Наливай.
– Ребята, давай сваливать, какая водка, – стал уговаривать непьющий Седой. Какое там!
Налили и Игорьку, за то, что привел к пропаже.
– Как вышли на нерусских, рассказывай, – вопрошал Димедрол.
– Они сами вышли на меня. Ищут какую-то Мэрилин Монро. Если помогу, обещали сделать ПМЖ в Германии. А антиквариатом занимается этот, усатый. Это его хобби, говорит.
– Какая еще Мэрилин Монро? – спросил Моня. – Не та ли, о которой мы слышали пару недель назад? – обратился он к Седому. Тот помолчал.
– Может быть, – ответил. – Но на Подоле и в Киеве такой нет. Твои негры, земляк, прилетели зря.
– Дима, – заскулил Игорек. – Вы бы меня отпустили, я же все отдал, у меня теперь и так проблем – хоть в петлю. Мне эту историю немцы не простят. Подумают, что я их кинул и драку разыграл.
– Эксперты подтвердят, – вставил Моня, шевельнув дубиной.
– Эх, друг. Наши эксперты в этом им не эксперты.
– Ладно, – ответил добродушный Димедрол. – Вали, но чтобы глаза мои тебя больше не видели.
Игорек исчез по-английски. Вся бригада снова погрузилась в «Шевроле» и машина двинулась обратно на Подол. Было три часа ночи. Довезли Загибайло до гостиницы.
– Привет ребятам с Бангладеш! – И «Шевроле» мягко исчез в темноте, унося с собой свои проблемы.
«Уф…» – покачиваясь стал на месте оператор АРСН, глядя вслед новым знакомым. И телефона не спросил. Весело живут, однако… Зашел в гостиницу и через пять минут спал мертвым сном.
Глава 15
Дизель-поезд Хабаровск – Советская Гавань, урча, полз сквозь лиственно-хвойные джунгли. Тепловоз громыхал выхлопами и детонировал мутной смесью, питающей его двигатель. В хвосте плелись четыре вагона, такие же развалюхи, как и волочащий их старикан. Все ходило ходуном, перегородки скрипели и пищали. Подъемные полки не фиксировались. Половина окон были выбиты и заложены картонными листами из-под ящиков с апельсинами. В туалете отсутствовали двери.
Проводник сидел на куче тряпок и тяжелым взглядом смотрел в окно на тысячекратно виденную картину. Радовало одно: за окном была золотая осень. Огненно-оранжевый лес одним своим видом грел душу, обескураженную внутренностями металлического чудовища: оно не желало умирать, как тот же окружающий лес, – изящно и красиво, а упорно тянуло свою огнедышащую лямку до последней отвалившейся гайки.
Проводник встал и, шатаясь в такт покачиванию вагона, пошел вдоль плацкартных купе: «Чай, чай, печенье». В вагоне за боковым столиком единственный пассажир смотрел в окно. По внешности это был человек с Востока. Проводник приблизился и стал напротив: «Чай. Печенье».
– Водка есть?
Во взгляде проводника что-то мелькнуло:
– Водка есть…
– Одну бутылку.
– Двести рублей.
– Ты что, с ума сошел?
– …Двести рублей.
– Ладно, ты прав. Сумасшедший тот, кто ее не пьет.
Проводник оживился, чуя родственную душу. И стал суетиться:
– Сорок два градуса. «Полет Женьшеня». Так просто не купишь, поэтому и цена чуть-чуть подороже.
Он побежал в свое купе и принес бутылку черного стекла с красивой этикеткой. Восточный человек отдал деньги, взял бутылку и стал рассматривать. Открутил пробочку, понюхал. Проводник уселся напротив и смотрел в окно.
– А стаканы?
– Что? А-а, я сейчас, сейчас… – проводник умчался и вернулся с двумя стаканами, полбуханкой хлеба и большим, как кабачок, огурцом. Порезал огурец на части, посолил солью из спичечного коробка. Поезд тряхнуло на стыке, и коробок, подпрыгнув, свалился, но соль не просыпалась.
– К удаче твоя соль упала, – заметил пассажир.
– Да уж. Вся жизнь удача. И соль еще тут как тут, – пробурчал проводник.
Пассажир налил по полстакана водки.
– Ну, будем знакомы. Катаяма, – он протянул стакан.
– Федор, – представился проводник.
Они выпили настойку и захрустели огурцом.
– И долго эта твоя развалюха до Гавани добираться будет? – поинтересовался пассажир.
– Ну, тут же одноколейка. Пропускаем всякие там платформы с «тойотами». Часов через пятнадцать, может, будем. А ты далеко?
– Домой.
– В Гавань?
– В Японию.
– В Японию?..
– А что?
– Да так, ничего. Но не подумал бы. Говоришь совсем не по-японски.
– Ну, там заговорю.
– А здесь чего делал?
– Лес рубил.
– Да ну – лес? Что-то я, наверное, не въехал.
– Въехал, въехал. Я с поселения. Освободился. В Хабаровске получил документы и разрешение на выезд. Три года… Три года не нюхал сакуры, ты представляешь, Федя?
– И что ж ты сотворил?
– Как тебе сказать… Статья номер ноль. Есть такая.
– Да неужто и статья номер ноль есть?
– Есть. Для японцев. По ней и осудили. Хорошо хоть по половинке выпустили. Кто-то из ваших к нашим прилетел. Поели, попили, что-то там поделили, ну и – добрый жест. Иностранных заключенных, не совершивших особо… Ну, и так далее.
Японец помолчал мгновение, затем решил продолжить:
– В общем, повезло. Меня не хотели отпускать, но знакомая одна помогла. Машка любит иностранцев и сама все во Францию собирается, язык учит. Работает в прачечной, живет с начальником лагеря. Убедила того, что я – японец, а то по документам меня уже удмуртом сделали. А после Машиного протежирования снова на статью номер ноль скинули. Я ей, конечно, положенное спасибо сделал, но все равно в должниках остался. Судьба сведет – рассчитаюсь, – Катаяма взял веточку укропа и стал перебирать ее, как четки. – Двухлетний «хвост» на вашей зоне – слишком дорогое удовольствие. Через пару лет я и в самом деле удмуртом стал бы…
Федя закурил папиросу, пустил дым:
– Статья номер ноль! Ну-ну. Во дают…
Состав тряхнуло еще на одной колдобине. В последнем купе упала полка. Японец налил еще водки. Выпили.
– Ну, так как наша зона? – с интересом спросил Федор.
– Мрак, – ответил попутчик. – Но люди хорошие. Я из-за людей язык выучил. Думаю, не хуже японского. А, может, лучше. Вот приеду – проверю. Емкость, емкость – вот что мне нравится у вас. В смысле разговора, общения. Одним словом можно выразить пятьдесят идей. Сила! Я одно время на родине филологию изучал, так теперь стыдно, что учил, после русских оборотов речи. Зря терял время.
Поезд стучал деформированными колесами, шумел вагон разболтанными шурупами, тараканы бегали с места на место в поисках пропитания, а за окном горела желтым пламенем осень Приморья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82