– Не будь идиоткой! – рассердилась Лона, с ужасом оглядываясь вокруг. – А ну пошли!
Мейя опустила глаза.
– Ну что с тобой? – взмолилась ее сестра. – Нам нужно пробежать задами и спрятаться в лесу. Солдат убивают…
Ее крепкая рука ухватила Мейю повыше локтя и силой подняла на ноги. В этот момент у входа раздался оглушительный грохот, и она увидела, как человек с кожей цвета слоновой кости совершает стремительный прыжок в ту сторону, откуда раздался шум.
– Подходящий момент… Идем же. Согнувшись, они добежали до двери и уже хотели выскочить, как вдруг она с грохотом захлопнулась перед ними. Лона никого не заметила и знала, что порыв ветра не мог бы захлопнуть ее с такой силой. Она ухватилась за щеколду и тут же с пронзительным криком отдернула руки. Металл был жгуч, как негашеная известь.
– Прелестное дитя… – прошелестел голос у них за спиной.
Мейя не хотела оборачиваться. Она не сомневалась, что если еще раз увидит глаза маленького человека, то непременно умрет. Глядя на дверь, она тихим голосом стала умолять Грифонов прийти ей на помощь. Она почувствовала легкие шаги за своей спиной и сжала плечи. Рука маленького человека уверенно тянулась к ней, к ее затылку, в который он собирался вцепиться, чтобы заставить ее обернуться…
Она взвыла, когда чья-то твердая рука подхватила ее за талию.
– Успокойся, – мягко сказал хрипловатый голос.
Прижав девочку к своей груди, капитан Логорн концом шпаги удерживал харонца на почтительном расстоянии. Труп хозяина харчевни подхватила его жена. Она бросилась к мужу в неистовом плаче и еще пыталась удержать руками его внутренности, которые вываливались из чудовищной раны, когда капитан вновь овладел собой. Имперский офицер ничего не помнил из событий тех нескольких секунд, которые прошли с момента смерти Алдорна. Он видел, как мимо него прошел мертвенно-бледный человек, но в тот момент он не мог никуда двинуться. Он слышал душераздирающие крики своих людей, но его разум отказывался признать очевидное, его сознание отказывалось верить тому, что Темная Тропа с такой легкостью может воплотиться в Миропотоке. Приглушенные рыдания девочки наконец вывели его из оцепенения. Разрываемый между своим долгом и участью этого ребенка, который, как ему показалось, с самого начала битвы был предназначен в жертву харонцам, он подумывал о побеге. Предсказуемый исход битвы удерживал его от самопожертвования. Он охотно принял бы смерть вместе со своими солдатами, если бы от этого никак не зависело благополучие девочки, но присутствие этого парализованного страхом маленького тела заглушило его последние сомнения. Она стиснула своими голыми ручками его шею и прижалась к нему изо всех сил. Он шепотом успокоил ее и приготовился вышибить ногой кухонную дверь.
Зименц испустил крик отчаяния, когда между ним и его жертвой возникла угрожающая серая фигура. Он предпочел бы стереть эту тень с помощью одной простой мысли, но побоялся задеть ребенка. Нельзя было погубить ее, и особенно нельзя было подвергнуть опасности искажения чистоту ее души. Он вытянул руки, чтобы удержать этот призрак, и в тот же миг услышал, как дверь с треском уступила.
– Нет… – взмолился он, – верни ее мне. – Он оглянулся вокруг себя и прошептал: – Помогите мне… помогите мне.

Следуя за Лоной, которая выскочила через разбитую дверь, капитан Логорн думал о солдатах, которых он оставил позади себя. Этот побег должен был навеки запятнать его душу, он знал это и, что любопытно, готов был с этим смириться. Он надеялся лишь при случае разобраться – почему.
– Сюда! – позвала его старшая сестра, отворяя тяжелую дверь, выходящую на улицу.
Он пригнулся, чтобы выйти с девочкой на руках, и услышал шепот:
– Ты вернешься за мамой?
– Да, – не задумываясь ответил он. – Я тебе это обещаю.
Снаружи по-прежнему шел проливной дождь, который загнал его отряд в «Черный Вепрь». Старшая сестра уже бежала в восточном направлении, к лесному массиву, темневшему на горизонте. Капитан оглянулся и в дальнем углу кухни заметил съежившегося на полу бледного харонца. Зачем королевство мертвых послало это существо сюда, в эту одинокую харчевню? Он выругался, поудобнее устроил девочку у себя на руках и поспешил вслед за ее сестрой, дав себе обещание спасти их обеих.

Оглушенная ударом, Жаэль ухватилась за руку Кованого, чтобы подняться на ноги. Ликорниец заслонил их от солдат, не спуская с них глаз. Передавая Жаэль арбалет, Кованый напомнил с упреком:
– Я же говорил тебе, не надо его трогать.
– Он мне за это заплатит, не беспокойся, – прошипела она.
Воспользовавшись затишьем, десяток солдат, которые еще были в состоянии драться, перестроились в полукольцо вокруг харонцев. Жаэль увидела, что Зименц приближается к двум девочкам, стоящим в глубине харчевни. Вдруг она заметила вышедшего из полумрака капитана со шпагой в руке, который подхватил девочку.
– Ты видела? – спросил Кованый.
– Главное, не вмешивайся, – приказала она. – Пусть сам выпутывается, как знает.
Толстяк усомнился:
– Ты уверена?
– Абсолютно. Избавимся от солдат, а там будет видно.
– Ладно… – скрепя сердце согласился Кованый.
Афран, который в это время старался не подпускать солдат на близкое расстояние, бросил взгляд через плечо:
– Я далек от мысли беспокоить вас, но передо мной десять разъяренных молодых людей, которые надеются выиграть по жребию мой костюм до окончания грозы… Не хочу вас затруднять, но небольшую помощь с вашей стороны я бы приветствовал. – Он пригнулся, чтобы избежать неловкой атаки одного из солдат, и гримасой встретил появление Кованого рядом с собой: – Не слишком рано, дружище.
Бой окончился быстро. Едва один из солдат заметил исчезновение капитана, как паника охватила и сломила окончательно поредевший отряд, предоставив харонцам полную свободу добивать тех, кто пытался убежать.
Жаэль ничем не помешала бегству капитана. Она не собиралась брать на себя ответственность за эту резню и предполагала возложить ее прежде всего на Зименца. Была некоторая надежда, что властитель Арнхем доложит об этом королю и тот примет решение отозвать василиска в Харонию.
Бойня в харчевне была недолгой, они прикончили солдат одного за другим. Когда восстановилась тишина, балки были в крови и красные лужи затекали под изуродованные тела. Жаэль покончила с женой хозяина, выстрелив в упор в основание ее черепа. Тело дернулось, замерев в последнем объятии на трупе мужа.
– Чистая потеря времени, – сквозь зубы процедила пегасинка, поднимая табурет.
Она уселась и взглянула туда, где был Зименц. Он лежал прямо на полу в позе зародыша в утробе и тихо стонал.
Опершись на свою дубину, Кованый спросил Жаэль, указав на него взглядом:
– Что об этом думаешь?
Пегасинка, положив арбалет себе на колени, прилежно поглаживала твердое дерево.
– Не знаю. Если нам предстоит возиться с ним все время, будут, я думаю, серьезные основания для беспокойства.
Афран подошел к ним.
– Лично я, – сказал он, – счел бы естественным от него избавиться. И наконец, какие способности делают его столь ценным?
– Ты видел, что он со мной сделал? – сухо возразила она ему.
– Впечатляет, я с тобой согласен.
– Ведьмины штучки, мать его за ногу! – уточнил Кованый.
– Известно, откуда он родом? – поинтересовался ликорниец.
– Из Земли Василисков, – хихикнул толстяк. Афран повернулся к нему с натянутой улыбкой:
– Слушай меня внимательно, дремучее толстокожее. Прикуси язык и молоти только своей дубиной, так будет лучше для всех…
– Тебе охота ее отведать, красавчик? – насмешливо осведомился толстяк, поигрывая своим оружием.
– Прекратите, вы оба! – вмешалась Жаэль. Она вложила новую стрелу в свой арбалет и обернулась к Афрану:
– Известно не очень многое… Он родился в Земле Василисков, был скульптором видений и кончил тем, что угодил в Химерию наемником.
– Скульптор видений, ничего себе! – проворчал толстяк, сплевывая в сторону Зименца.
– Какого послушания? – спросил Афран.
– Работа в металле, я полагаю.
– Это что еще за фигня с послушанием? – не понял Кованый.
– Я тебя умоляю… – Афран хлопнул в ладоши.
– Он ваяет мечты в металле, вот и все. Он входит в твой мозг, устраивает облаву на твое подсознание и на все, что там увидит, и представляет все это в металле. Другие делают скульптуру в дереве, в глине… А он в металле.
– Говорят, что эти наиболее опасны, – серьезно сказал ликорниец.
– Как будто да, – согласилась Жаэль.
– А девочка? – не выдержал Кованый. – Мы…
– Забудь о ней! – обрезала она. – Об этом разговор окончен, усек?
– Жаэль, я умоляю! – отозвался Афран. – Она ушла с этим капитаном… Офицер имперской армии. Он обязательно предупредит своих начальников, а как же ты думаешь? С завтрашнего дня сюда прибудут войска прочесывать все окрестности, чтобы отыскать нас. Наконец, если говорить откровенно, давай смотреть в лицо фактам!
– Ты паникуешь раньше времени, приятель. Во-первых, никто не намерен здесь оставаться…
– Да что ты об этом знаешь? – перебил он ее.
– Дай мне закончить! Итак, во-первых, мы не останемся. Во-вторых, на одно мгновение поставь себя на место этого капитана… Поразмысли! Ты полагаешь, что он уже бежит в столицу? Напоминаю тебе, что он тащит за собой двух девчонок и, должно быть, думает, что за ним уже гонятся по пятам. Ты понимаешь, что я имею в виду? Этот парень постарается уменьшиться до иголки в стоге сена на предстоящие дни. Он будет прятаться и караулить своих малышек. А тем временем мы будем уже далеко.
– Очень может быть, – допустил он. – Но пока необходимо, чтобы за нами явился Арнхем.
Жаэль выразила согласие легким движением век. Без властителя они были заперты здесь, на этом холме, пронизанном излучением Харонии. Если они покинут пространство, ограниченное Темной Тропой, от их тел ничего не останется почти за одно мгновение. Что же касается Арнхема, то он открыл невидимый путь из этого пространства, чтобы уладить в Миропотоке несколько личных дел. На худой конец, они могли бы попытаться пройти за ним след в след. На худой конец… Во всяком случае, успокоила она себя, он обещал к ночи вернуться, чтобы удлинить Темную Тропу до Альдаранша и, по мере возможности, до здания материнской лиги фениксийцев. Ей не терпелось в свою очередь наконец стать властительницей и научиться управлять Темными Тропами. Она все меньше мирилась с мыслью о своей зависимости от капризов Арнхема, с тем, что она всего лишь молчаливая пассажирка сумрачных тропинок, подчиненная воле своего проводника. А пока надо было надеяться, что властитель не задержится в пути и вернется за ними раньше, чем капитану достанет мужества поднять в армии тревогу. Горстки солдат она не боялась никогда. Зато очень опасалась Грифонов, и вероятность столкнуться с ними приводила ее в состояние крайней нервозности.
– Что нам делать с ним? – неожиданно прервал ее размышления Кованый, указав на Зименца.
– Дождаться, пока он не придет в себя, – отозвалась она.
– Можно было бы убить его, – тихо сказал ликорниец. – Сейчас было бы очень легко от него избавиться и свалить его смерть на солдат.
Жаэль потерла грудь в том месте, куда ее ударил Зименц. Предложение Афрана соблазняло ее, но интуиция диктовала ей совсем другое. Василиск мог оказаться исключительно полезным при захвате Януэля, она это сознавала. Как, очевидно, сознавал и король, который настоял на его включении в группу, несмотря на протесты всех остальных.
– Он нам необходим, – заключила она против собственной воли.
– Ты уверена? – не унимался Кованый. – Расколоть его крошечную фарфоровую головенку – ведь это же недолго.
– Меня чарует изящество слога этого печального толстокожего… – не уставал глумиться Афран с отчаянием во взгляде.
– Заткни пасть, пижон.
– Изволите повторить?
Тон повысился на целый градус.
– Вы оба просто не в состоянии заткнуться! – заорала Жаэль.
– Он первый начал, – проворчал толстяк.
– Ну так и не обращай внимания и кончай ему подыгрывать.
– Как же, как же, – процедил сквозь зубы Кованый, злобно пнув ногой ближайший к нему труп солдата.
Ликорниец прищелкнул языком и вложил свою шпагу в ножны, затем направился к Зименцу. Василиск уже не стонал. Его глаза были закрыты, и он дергался, как если бы ему снился кошмарный сон. Афран присел возле него и легонько потряс его за плечо.
– Я бы на твоем месте его не трогала, – сказала Жаэль, приблизившись.
Тот отдернул руку и поднял на нее глаза:
– Он может действовать и во сне?
– Когда он спит, его могущество возрастает, – мрачно подтвердила она. – Тем более что он не получил желаемого…
– Когда он объявил, что голоден, я не знал, что речь шла о девочке.
– Он высоко ценит детские грезы. Они дают ему полное удовлетворение.
– Нездоровые наклонности, чудовищно нездоровые.
Жаэль коротко рассмеялась.
Ее всегда поражала двойственность в поведении этого ее спутника. Ликорниец способен был расчувствоваться при виде увядшего цветка и хладнокровно изрубить целую деревню.
– Ладно, – подытожила она, – мы будем следить за ним, сменяя друг друга.
– А что еще мы будем делать?
– Вероятно, искать сапоги твоего размера, – усмехнулась она.
Ликорниец не ответил. Вглядываясь в измученное лицо василиска, он отчетливо вспомнил лицо Януэля, его маленькую головку, такую хрупкую, когда мать убаюкивала его ласковыми словами после приснившихся ему страшных кошмаров. Эта картина встала в его воображении с волнующей остротой. Он видел стены крытого фургона, его скудную обстановку и этот медный таз, в котором он умывался после ночи любви. Воспоминание было приятным, почти умиротворяющим. При свете фонаря, покрытого колпаком, она растирала ему спину щеткой из конского волоса и шептала ему на ухо стихи, она…
– Афран, ты в порядке? – окликнула его Жаэль. Грубо вырванный из своей грезы, ликорниец вздрогнул, как если бы его уличили в промахе.
– Да, – нехотя ответил он. – Я думал о Януэле. О… нашей миссии.
– И что же тебя беспокоит?
– Ты веришь, что у нас есть шанс?
– Что ты этим хочешь сказать?
– Ты веришь, что нас ждет удача?
– Да, – ответила она совершенно искренне. – Да, я верю. Этот вот, – она указала на Зименца движением головы, – мог бы нам весьма упростить задачу.
– Почему?
– Он хорошо знаком с мечтами Януэля. Он сможет ими воспользоваться.
– Понимаю…
Медленно истекало послеполуденное время, усыпленное дымкой Харонии, которую подпитывали трупы. Дождь прекратился, обнажив картину сумрачной и сырой местности. Углубившись в свои мысли, харонцы сидели молча. Потом настала ночь, и в тот самый миг, когда последний луч солнца умер на горизонте, на пороге появился властитель Арнхем. Он окинул взглядом представшую перед ним картину и с непроницаемым выражением на лице знаком приказал им покинуть харчевню и следовать за ним.

ГЛАВА 12

Сидя на корме судна, Януэль вглядывался в город тарасков, который открывался перед ним в первых лучах солнца. Широкий навес, затянутый бархатом, скрывал его и его спутников от любопытных глаз. Коммерсант принял все предосторожности, необходимые для того, чтобы их путешествие от пристани Альдаранша до самого города прошло незамеченным.
Рядом с ним был Фарель, закутанный в широкий плащ с капюшоном, надвинутым на лицо, чтобы скрыть синеватое свечение его тела.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил он.
В прорези капюшона Януэль поймал лазурный взгляд Волны.
– Хорошо.
– Однако ты спал беспокойно.
– Какой-то кошмар…
– Ты хочешь мне о нем рассказать?
– Нет. Ну, может быть…
– Тебе следовало бы. Очень важно растолковывать твои сны.
– Этот был запутанный.
– Тем более.
Расправив складку на своем плаще, учитель-Волна склонился к фениксийцу:
– Ты помнишь, что говорится в Завете о снах?
– Нет, – признался Януэль.
– Тридцать четвертая заповедь: «Если дерево есть жизнь и если сон его зажигает, значит, ты осветишь свою жизнь».
– Сон может нам светить?
– Конечно. Сон поглощает твое существование. Он черпает из твоих воспоминаний, извлекая оттуда и наилучшее, и наихудшее. Увидеть себя при свете такого огня означает попытаться лучше понять свое прошлое.
– Трудно поверить.
– Расскажи мне твой сон. Януэль опустил голову:
– Я был… Я шел по болоту. Мне было очень трудно передвигаться, я проваливался почти на каждом шагу. Особенно я помню свет… Очень рассеянный, как свет зари. И еще… Там был странный шум. Поднялся густой туман. Он окружил меня, он меня… поглотил.
– Поглотил?
– У меня было впечатление, будто я тону.
– Ты почувствовал, что не можешь больше дышать?
– Да. И я был парализован страхом. Я не мог от него избавиться, я хотел бежать, но болото мешало мне.
– И?
– Это все.
– Ты проснулся?
– Я больше ничего не помню.
– Ты проснулся, Януэль, – с уверенностью сказал Фарель.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28