В истории человечества были люди, которые знали об этих необъяснимых совпадениях. Постижение этой загадки подвигло их на величайшие философские и религиозные дерзания. Сегодня же разница заключается в числе таких людей. Священник убежден, что причина происходящих ныне преобразований заключается в громадном числе посвященных, которые одновременно несут в себе это понимание.
– А что именно он имел в виду?
– В Манускрипте сказано, говорил он, что на шестое десятилетие двадцатого века придется основной рост числа людей, понимающих, что стоит за этими совпадениями. По его словам, этот рост будет продолжаться до тех пор, покак началу следующего столетия количество посвященных не достигнет некой особой отметки – уровня, подобного критической массе.
– В Манускрипте предречено, – продолжала убеждать меня Чарлин, – что когда мы достигнем этой критической массы, все человечество начнет воспринимать эти вроде бы случайные совпадения серьезно. Мы начнем размышлять над этими загадочными явлениями, которые скрыты за жизнью людей на этой планете. И именно этот вопрос, который в одно и то же время зададут себе определенное число людей, позволит прийти к постижению и других откровений. Ибо, утверждается в Манускрипте, когда достаточно много людей по-настоящему задумаются о смысле жизни, для нас многое начнет проясняться. Нам будут даны и остальные откровения… одно за другим.
Чарлин замолчала, и некоторое время была занята едой.
– Значит, когда мы постигнем остальные откровения, цивилизация подвергнется изменениям? – спросил я.
– Так утверждал этот священник.
Некоторое время я смотрел на свою собеседницу, размышляя о понятии критической массы, а потом заметил:
– Знаешь, больно мудрено все это для Манускрипта, написанного в 600-м году до Рождества Христова.
– Да уж, – согласилась она. – Я и сама спрашивала об этом. Однако священник заверил, что ученые, первыми переводившие Манускрипт, абсолютно убеждены в его подлинности. Главным образом потому, что он написан на арамейском языке, том самом, на котором изложена большая часть Ветхого Завета.
– Арамейский язык в Южной Америке? Как он мог оказаться там, в 600-м году до Рождества Христова?
– Этого священник не знает.
– А католическая церковь, к которой он принадлежит, за Манускрипт или против него?
– Против, – вздохнула Чарлин. – Он рассказывал, что большая часть церковников изо всех сил стараются скрыть Манускрипт. Именно поэтому священник не стал открывать мне своего имени. По всей видимости, даже просто говорить о Манускрипте для него небезопасно.
– А этот священник не объяснял, почему служители Церкви ведут борьбу против Манускрипта?
– Да, он упомянул об этом. Церковники боятся, что Манускрипт может нанести урон целостности их религии.
– Каким же образом?
– Точно не знаю. Он не распространялся на эту тему, однако, похоже, в остальных откровениях некоторые традиционные воззрения Церкви толкуются так, что это не может не тревожить ее иерархов, которые считают, что все хорошо так, как есть.
– Понятно.
– Священник утверждал, – продолжала Чарлин, – что Манускрипт никоим образом не подрывает принципы Церкви. Помимо всего прочего, он делает более явным все, что подразумевается ее духовными истинами. Священник твердо убежден, что иерархи Церкви, несомненно, поймут это, если попытаются снова взглянуть на жизнь как на таинство, а затем постигнут остальные откровения.
– А он говорил, сколько всего откровений?
– Нет, но он упоминал о Втором откровении. Он сказал, что в нем толкуется о недавнем прошлом человечества, которое как раз и проясняет суть грядущих преобразований.
– Священник еще что-нибудь говорил об этом?
– Нет, у него не хватило времени. Он сказал, что, из-за срочного дела ему пора уходить. Мы договорились встретиться с ним еще раз во второй половине дня у него дома, но, когда я приехала, его там не было. Я прождала три часа, но он так и не появился. В конце концов мне пришлось уйти, чтобы успеть на самолет.
– Ты хочешь сказать, что больше не говорила с ним?
– Да. Я больше не видела его.
– И тебе так и не удалось получить от властей подтверждение того, что Манускрипт существует? – Нет.
– Когда все это произошло?
– – 11римерно полтора месяца назад. Несколько минут мы молча ели. Потом Чарлин подняла на меня глаза:
– Ну и что ты думаешь об этом7
– Не знаю, – смутился я. Отчасти я скептически отношусь к тому, что люди могут стать другими. Но в то же время просто дух захватывало при одной только мысли, что на самом деле существует подобный Манускрипт, в котором заключены такие невероятные знания.
– Священник показывал тебе копию Манускрипта или что-нибудь вроде того? – спросил я.
– У меня есть только мои записи. Мы вновь замолчали.
– Знаешь, – проговорила Чарлин, – я была уверена, что эти идеи заденут тебя за живое. Я поднял на нее глаза:
– Думаю, мне понадобятся серьезные доказательства того, что сказанное в Манускрипте – истина. Она снова расплылась в улыбке.
– Что еще? – недоумевал я.
– Ты опять точь-в-точь повторил сказанное мною.
– Кому, священнику?
– Ну да.
– И что же он ответил?
– Что подтверждение – в практическом опыте.
– Как это понимать?
– Он хотел сказать, что изложенное в Манускрипте будет доказано нашей жизнью. Когда мы по-настоящему задумаемся над тем, что чувствуем в глубине души, над тем, чем является жизнь, мы осознаем, что мысли, выраженные в Манускрипте, содержат зерно истины. – Чарлин сделала паузу. – Понял, в чем здесь смысл?
На какое-то мгновение я задумался. Понял ли я смысл?
Все, как и я, не могут найти покоя, но если это так, то обязана ли эта неуспокоенность своим появлением незамысловатой истине – постигнутой к тридцати годам, – которая заключается в том, что в жизни на самом деле существует нечто большее по сравнению с тем, что мы знаем, большее, чем нам дает повседневный опыт?
– Не уверен, – наконец проговорил я. – Мне необходимо время, чтобы все это обдумать.
Я вышел из ресторана в сад и остановился за кедровой скамьей напротив фонтана. Справа мерцали огни аэропорта и доносился рев двигателей готового взлететь самолета.
– Какие прекрасные цветы, – послышался сзади голос Чарлин. Я обернулся: она шла ко мне по дорожке, с восхищением оглядывая петунии и бегонии, окаймлявшие площадку со скамьями. Чарлин встала рядом, и я обнял ее за плечи. Потоком нахлынули воспоминания. Много лет назад, когда мы жили в Шарлоттсвилле, у нас проходили за разговорами целые вечера. В основном это были обсуждения научных теорий и человеческой психологии. Мы оба были увлечены и этими беседами, и друг другом. Тем не менее наши отношения всегда оставались платоническими.
– Просто не передать, – проговорила она, – как замечательно снова увидеться с тобой.
– Еше бы, – подхватил я. – Вот встретились, и нахлынуло столько воспоминаний.
– И почему, интересно, мы не пытались найти друг друга?
Ее вопрос снова заставил меня вернуться в прошлое. Я вспомнил последний день, когда мы виделись. Она прощалась со мной, стоя рядом с моей машиной. Тогда я был полон новых идей и отправлялся в свой родной город ра'бо-тать с детьми, перенесшими тяжелые психические травмы. Мне казалось, я знаю, каким образом эти дети могут избавиться от своего чрезмерно вызывающего поведения, желания играть какую-то роль, что мешает им жить своей жизнью. Однако через некоторое время я понял, что мой подход неверен. Пришлось признать, что я в этом не разбираюсь. Для меня до сих пор остается загадкой, каким образом человек может отрешиться от своего прошлого. Теперь же, оглядываясь на эти минувшие шесть лет, я не сомневаюсь, что полученный жизненный опыт не пропал даром. К тому же появилось желание двигаться дальше. Но куда? И для чего? О Чарлин я вспоминал лишь несколько раз с тех пор, как мои идеи о травмах детской психики с ее помощью приняли конкретную форму, и вот теперь она снова появилась в моей жизни – и во время беседы с ней я ощутил то же волнение, что и прежде.
– Наверное, я с головой ушел в работу, – ответил я.
– И я тоже, – откликнулась она. – В газете шел один репортаж за другим. Было просто головы не поднять. Обо всем остальном пришлось забыть.
Моя рука сжала ее плечо:
– Знаешь, Чарлин, я уже и не помню, какие славные у нас были беседы: уж больно легко да ладно выходит сейчас. Ее глаза и улыбка говорили о том же.
– Знаю, – подтвердила она. – Ведь разговоры с тобой заряжают такой энергией!
Я хотел что-то добавить, но заметил, что Чарлин, широко открыв глаза, смотрит уже не на меня, а в сторону входа в ресторан. Она побледнела, и на ее лице появилось выражение тревоги.
– Что случилось? – спросил я, стараясь понять, что ее так испугало. Несколько человек, непринужденно болтая, шли на автостоянку, и, казалось, ничего особенного не происходило. Я снова повернулся к Чарлин. Было такое впечатление, что она по-прежнему испытывает тревогу и замешательство.
– Что ты там увидела?
– Там, возле первого ряда машин… ты заметил человека в серой рубашке?
Я снова взглянул в сторону стоянки. Из дверей выходили посетители.
– А как он выглядит?
– Сейчас его уже, наверное, там нет, – взволнованно проговорила Чарлин, напряженно всматриваясь в людей на улице. Потом наши глаза встретились, и она продолжала: – Свидетели утверждали, что вор лысоват, носит бороду и на нем серая рубашка. Мне кажется, я заметила его сейчас на стоянке около машин… он следил за нами.
Я встревожился не на шутку. Сказав Чарлин, что сейчас приду, я дошел до автостоянки, поискал вокруг, стараясь не уходить далеко. Никого похожего на ее описание я не заметил.
Когда я вернулся обратно, Чарлин приблизилась ко мне и тихо проговорила:
– Как ты думаешь, этот человек считает, что у меня есть список Манускрипта? Поэтому он и украл мою сумку? Он решил во чтобы то ни стало заполучить Манускрипт и вернуть его в Перу?
– Не знаю, – ответил я. – Но сейчас мы снова обратимся в полицию и расскажем о том, что ты видела. Полагаю, им не мешало бы проверить и тех, кто полетит твоим рейсом.
Мы зашли в ресторан, позвонили в полицию и, когда полицейские прибыли, рассказали о том, что произошло. Минут двадцать они проверяли все машины подряд, но потом сказали, что у них больше нет времени. Однако они согласились проверить пассажиров, летящих тем же самолетом, что и Чарлин.
Полицейские ушли, и мы с Чарлин вновь остались у фонтана одни.
– Послушай, а о чем мы, собственно, говорили? – спросила она. – До того, как я увидела этого человека?
– Мы говорили о нас с тобой, – отозвался я. – Чарлин, а почему ты решила рассказать об этом именно мне? Она взглянула на меня с недоумением:
– Там, в Перу, когда священник рассказывал о Манускрипте, мне в голову то и дело приходили мысли о тебе.
– Да что ты говоришь?
– Тогда я не придала этому особого значения, – продолжала она, – но потом, когда вернулась домой в Штаты, всякий раз, задумавшись о Манускрипте, вспоминала о тебе. Много раз собиралась позвонить, однако каждый раз что-нибудь отвлекало. Затем получила это назначение в Майами, куда я сейчас и направляюсь, и уже в самолете выяснилось, что здесь будет промежуточная посадка. Из аэропорта я позвонила. Автоответчик сообщил, что ты на озере и беспокоить тебя можно лишь в самом крайнем случае. Но я решила, мол, ничего страшного, позвоню.
Некоторое время я молча смотрел на нее, не зная, что и подумать.
– Да-да, конечно, – выдавил я из себя, наконец. – Я рад, что ты позвонила.
Чарлин бросила взгляд на часы:
– Времени уже много. Пожалуй, мне пора в аэропорт.
– Я подвезу.
Мы подъехали к главному терминалу и прошли на посадку. Я внимательно смотрел по сторонам, стараясь не упустить ничего необычного. Началась посадка. Уже знакомый нам полицейский осматривал каждого пассажира. Когда мы подошли, он сообщил, что все прошедшие регистрацию осмотрены, но никого, кто внешне отвечал бы описанию вора, среди них не оказалось.
Мы поблагодарили его, и он ушел. Улыбающаяся Чарлин повернулась ко мне.
– Похоже, мне пора, – сказала она и обняла меня. – Вот мои телефоны. На этот раз давай не терять друг друга.
– Послушай, – взволнованно проговорил я. – Прошу тебя, будь осторожнее. Если заметишь что-нибудь подозрительное, вызывай полицию!
– Обо мне не беспокойся. Все будет хорошо. На какое-то мгновение наши взгляды встретились.
– А что ты собираешься предпринять относительно Манускрипта? – поинтересовался я.
– Не знаю. Наверное, ждать сообщений о нем в сводках новостей.
– А если Манускрипт окажется под запретом? Она одарила меня еще одной из своих лучезарных улыбок:
– Я так и знала. Вот ты и попался. Говорила же, что тебя это заинтересует. А что ты собираешься делать? Я пожал плечами:
– Видимо, попробую по возможности выяснить о нем что-нибудь еще.
– Прекрасно. Если удастся, дай мне знать. Мы еще раз попрощались, и Чарлин ушла. Я видел, как один раз она обернулась, махнула рукой, а потом скрылась в посадочном коридоре. Я же вернулся к своему грузовичку и покатил обратно на озеро. По дороге я остановился лишь один раз, чтобы заправиться.
Добравшись до места, я прошел на крытую веранду и устроился в кресле-качалке. В вечернем воздухе разносился многоголосый хор: звенели цикады, скрипели древесные лягушки, а где-то вдали слышался крик козодоя. От висевшего низко над водой месяца через все озеро по покрытой рябью поверхности протянулась дорожка лунного света.
Вечер получился занятным, но ко всей этой идее преобразования человеческой цивилизации я был настроен скептически. Как и многие другие, у меня в голове роились идеалистические идеи, которые были в ходу в шестидесятые – семидесятые годы, и я даже воспринял что-то от духовных интересов восьмидесятых. Однако судить о том, что происходит на самом деле, было непросто. Каким должно было быть новое знание, благодаря которому возможно изменить весь мир людей? Все это сильно отдавало идеализмом и казалось весьма сомнительным. Ведь в конце концов люди уже давно живут на этой планете. С какой стати им должно быть ни с того ни с сего ниспослано откровение о бытии именно сейчас, по прошествии столь долгого времени? Еще несколько минут я смотрел на воду, потом погасил свет и пошел читать в спальню.
Утром я проснулся внезапно, и в сознании четко запечатлелось виденное во сне. Минуту-другую я лежал, уставясь в потолок и, пытаясь восстановить в памяти как можно более полную картину приснившегося. Мне нужно было что-то отыскать, и я пробирался сквозь густой лес. Он был на редкость красив, и ему не было конца.
Двигаясь вперед, я постоянно попадал в такие переделки, когда наваливалось чувство потерянности и безысходности. Я не знал, что делать дальше. Но что самое невероятное – каждый раз, будто нарочно, как бы ниоткуда появлялся какой-то человек, и становилось ясно, куда нужно идти. Мне так и не удалось вспомнить, что было целью моих поисков, однако сон этот оставил ощущение невероятного подъема и уверенности в своих силах.
Сев в постели, я увидел полоску солнечного света, протянувшуюся от окна через всю комнату. В ней сверкали висевшие в воздухе пылинки. Я подошел к окну и раздвинул шторы. Лень был просто блеск: голубое небо, яркое солнце. Свежий ветер слегка раскачивал деревья. В эти утренние часы озеро покрывается рябью, которая отсвечивает на солнце. А выйдешь из воды, ветерок будет холодить мокрую кожу.
Я вышел из дома и бросился в воду. Вынырнув, я доплыл до середины и лег на спину, чтобы полюбоваться родными горами. Озеро было расположено в глубоком ущелье, на стыке трех горных цепей. Замечательный озерный край, открытый давным-давно моим дедом.
Прошло уже сто лет с тех пор, когда он впервые взобрался на эти склоны. Юный исследователь, чудо-ребенок, он вырос в тех местах, где еще оставалась дикая природа, где можно было встретить пуму, кабана и индейцев – крик, живших в своих незамысловатых хижинах выше по северному склону. Тогда мальчик поклялся, что придет день, когда он будет жить в этой чудной долине, где растут такие огромные старые деревья и бьют семь родников. В конце концов, дед в этой долине и поселился, потом поставил хижину и столько раз ходил на прогулки с маленьким внуком, что и не сосчитать. Мне так было до конца и не понять, чем эта долина приворожила его, но я прилагал все усилия, чтобы оставить за собой эту землю, даже когда на нее стала наступать, а потом и окружила цивилизация.
Отсюда, с середины озера, было видно одно из нагромождений скал, возвышавшихся вблизи вершины северного хребта. За день до встречи с Чарлин я в лучших традициях деда вскарабкался на этот уступ. Созерцая окружавшую меня природу, вдыхая запахи и вслушиваясь в шум ветра, раскачивающего верхушки деревьев, я старался обрести мир в душе. И по мере того как я сидел там, смотря на озеро и на густую зелень раскинувшейся внизу долины, самочувствие мое постепенно улучшалось, словно мощь далеко открывавшейся перспективы стирала какую-то завесу в моем сознании.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31