Круг этот потерял форму, а буквы кое— Где облупились, спасибо вандалам и неловким парковкам.
— В час мы выступаем в Тайднмауте, в три — в Торки, — объяснил он, каким-то чудом втискиваясь на сиденье водителя. Сэмми уже устроился рядом, с красным мячом, о который бился лбом, с нетерпением ожидая отъезда. — А в шесть — в Спас-армии. — Двигатель кашлянул, но не завелся. — Они хотят эту чертову «Угадай, где?», — добавил он, перекрывая разочарованный вскрик Сэмми.
Оливер повернул ключ зажигания второй раз с тем же результатом. «Он опять залил свечи, — подумала Элси. — Черт, да он опоздает на собственные похороны».
— Если мы не сыграем в «Угадай, где?», день пройдет зря, не так ли, Сэмми? — С третьим поворотом ключа двигатель таки завелся. — Пока, Элси. Скажи, что я позвоню ему завтра, пожалуйста. Утром. До работы. И перестань биться головой об мяч, — последнее уже относилось к Сэмми. — Это глупо.
Сэмми перестал. Элси Уотмор наблюдала, как минивэн движется по склону холма к набережной. Площадь с круговым движением он объехал дважды, прежде чем свернул в нужную улицу, выпустив из выхлопной трубы облако сизого дыма. А потом, как случалось всегда, когда она провожала минивэн взглядом, ее охватила тревога. Она не могла сдержать ее, да и не знала, хотела ли. Тревога не за Сэмми, вот что странно, а за Олли. Она боялась, что он больше не вернется. Всякий раз, когда он уходил из дома или уезжал на минивэне, даже если вез Сэмми в «Легион» сыграть партию на бильярде, она прощалась с ним навсегда, как с Джеком, когда тот уходил в море.
Еще не вырвавшись из мира грез, Элси покинула залитое солнцем крыльцо, вернулась в холл и, к своему удивлению, обнаружила, что Артур Тугуд все еще ждет у телефона.
— У мистера Хоторна вся вторая половина дня занята выступлениями, — сообщила она ему пренебрежительным тоном. — Вернется он поздно. Перезвонит вам завтра, если сумеет.
Но завтра Тугуда не устроило. Испытывая к ней безмерное доверие, он продиктовал свой домашний номер, не указанный в телефонном справочнике. «Пусть Олли обязательно позвонит в любое время дня и ночи, вы меня слышите, Элси?» Потом попытался вызнать, а где будет выступать Олли. Элси отвечала уклончиво. Вроде бы мистер Хоторн что-то говорил о каком-то большом отеле в Торки. И о хостеле Армии спасения в шесть вечера. А может, в семь, она забыла. Иной раз ей ни с кем не хотелось делить Олли, особенно с назойливым банковским менеджером: когда в последний раз она приходила к нему, чтобы взять ссуду, ей предложили обсудить детали в постели.
* * *
— Тугуд, — возмущенно повторил Оливер, объезжая клумбу на площади с круговым движением. — Обычные бумаги. Дружеский разговор. Глупый предлог. Черт, — он проскочил нужный поворот. Сэмми радостно завопил. — Что там осталось подписывать? — он обращался к Сэмми, как к равному, всегда так с ним разговаривал. — Она получила чертов дом. Она получила чертовы деньги. Она получила Кармен. Чего у нее больше нет, так это меня, как ей и хотелось.
— Значит, она лишилась лучшего куска, не так ли? — весело прокричал Сэмми .
— Лучшее — это Кармен, — прорычал Оливер, и Сэмми на какое-то время прикусил язык.
Они ползли вверх по склону. Торопящийся грузовик едва не вытеснил их на тротуар. Подъемы давались минивэну с трудом.
— Что мы им показываем? — спросил Сэмми, когда решил, что можно вновь подать голос.
— Меню А. Прыгающий мяч, волшебные бусины, найди птичку, ветряные мельницы ума, скульптура щенка, оригами, тяжелые шаги, и уезжаем. Что не так? — спросил он, когда из груди Сэмми вырвался вопль отчаяния.
— А вращающиеся тарелки?
— Если останется время, будут и тарелки. Если останется время.
Вращающиеся тарелки удавались Сэмми лучше всего. Он практиковался с ними день и ночь. Крутить больше одной одновременно ему не удавалось, но он все равно гордился собой. Они въехали в мрачный жилой квартал. Рекламный щит предупреждал об угрозе сердечных заболеваний. Название лекарства прочитать они не успели.
— Ищи воздушные шарики, — приказал Оливер.
Сэмми уже искал. Отодвинув в сторону красный мяч, припал к ветровому стеклу. Шарики, два зеленых, два красных, болтались за окном верхнего этажа дома 24. Въехав левыми колесами на тротуар, Оливер бросил Сэмми ключи, чтобы тот начал разгружать реквизит, а сам, с развевающимися от ветра полами пальто, зашагал по бетонной дорожке. На матовой стеклянной па-нели двери красовалась яркая наклейка: «С ДНЕМ РОЖДЕНЬЯ, МЭРИ ДЖО!» Изнутри просачивались запахи табачного дыма и пережаренной курицы. Оливер нажал на кнопку звонка, услышал, как мелодичная трель растворилась в радостных детских воплях. Дверь распахнулась, и перед ним предстали две запыхавшиеся девочки в выходных платьицах. Оливер стянул с головы берет и низко поклонился.
— Дядя Олли, — с важностью, которая никого не могла напугать, представился он. — Знаменитый маг и волшебник. К вашим услугам, юные леди. В дождь и солнце. А теперь, будьте любезны, отведите меня к самому главному.
За спиной девочек появился мужчина с бритым черепом. В жилетке, расшитой бисером, с татуировками на первой фаланге каждого пальца. Пройдя следом за ним в гостиную, Оливер оценил сцену и аудиторию. В последнее время ему приходилось работать в особняках, амбарах, актовых залах деревенских школ, на пляжах, в автобусном ангаре у набережной при восьмибалльном шторме. Он практиковался утром и выступал во второй половине дня. Работал для детей бедняков, детей богатых, больных детей и сирот. Поначалу позволял им запихивать себя в угол вместе с телевизором и Британской энциклопедией. Но теперь уже знал, как постоять за себя. В этот день условия были не лучшие, но терпимые. Шестеро взрослых и тридцать детей набились в крохотную гостиную. Дети полукругом уселись на полу, взрослые, как на групповой фотографии, оккупировали диван: мужчины — на сиденье, женщины, скинув туфли на спинке. Раскладывая инвентарь, Оливер не снял серое длиннополое пальто. Наклоняясь и поднимаясь, собирая с помощью Сэмми клетку с исчезающей канарейкой или лампу Аладдина, которая, если ее терли, расставалась с хранящимися внутри бесценными сокровищами, он использовал полы как прикрытие. А когда приседал на корточки, чтобы обратиться к детям, он следовал такому принципу: никогда не говорить с детьми свысока, только находясь с ними на одном уровне или ниже, наклонялся вперед, массивные колени оказывались позади ушей, и протягивал руки к детям, напоминая то ли молящегося богомола, то ли пророка, то ли гигантское насекомое.
— Всем привет, — начал он на удивление мягким голосом. — Я — дядюшка Олли, знаменитый маг и волшебник. — На его лице сияла лучезарная улыбка. — А по мою правую руку великий, но не очень хороший Сэмми Уотмор, мой бесценный помощник. Сэмми, пожалуйста, поклонись… ОЙ!
Ой в тот самый момент, когда Рокко, енот, кусает его, а происходит это всегда после слова «поклонись». Огромное тело Олли взлетает вверх, а потом опускается, при этом Олли незаметно отпускает пружинку на животе Рокко. А когда Рокко поднимается на задние лапки, его тоже представляют зрителям. Наконец Олли приветствует всех детей, а особенно Мэри Джо, именинницу, худенькую и очень красивую девочку. После этого работа Рокко — показать детям, какой великий и ужасный волшебник его хозяин, что он и проделывает, высовывая мордочку из рукава серого пальто и восклицая: «О, если б вы только знали, сколько здесь всего!» А затем из рукава летят игральные карты, все тузы, чучело канарейки, целлофановый пакет с недоеденными сандвичами и пластиковая бутылка с надписью «ВЫПИВКА». И, развенчав Олли как мага, пусть и не совсем, Рокко развенчивает его и как акробата, вцепившись в плечо и испуганно попискивая, когда Оливер с удивительной для его габаритов грацией перекатывается на красном мяче по миниатюрной сцене гостиной, раскинув руки, с летящими следом полами серого пальто. Едва не натыкается на книжные полки, столы, телевизор, едва не отдавливает ноги детей, сидящих в первом ряду, и все это под предупреждения Рокко с заднего сиденья: ты превысил допустимую скорость, перевернул полицейскую машину, едешь навстречу потоку по улице с односторонним движением. Аудитория к этому времени уже заряжена энергией, заряжен и Олли. Его голова отброшена назад, густые черные волосы плывут сзади, словно у великого дирижера, щеки пылают от удовольствия, глаза молодые и ясные, он смеется, и дети смеются еще громче. Он — принц смеха, источник веселья. Он — неуклюжий клоун, которого нужно оберегать, он — добрый бог, который может принести радость и зачаровать, не уничтожая.
— А теперь, принцесса Мэри Джо, я хочу, чтобы ты взяла у Сэмми эту деревянную ложку… дай ей деревянную ложку, дружище… Мэри Джо, я хочу, чтобы ты очень медленно помешала ложкой в этом горшке, очень медленно и сосредоточенно. Сэмми, давай горшок. Спасибо, Сэмми. Итак, вы все заглянули в горшок, не правда ли? Вы видели, что он пуст, если не считать нескольких бусинок, которые не нужны ни людям, ни зверям.
— И они знают, что у горшка есть второе дно, старый толстый дурак! — кричит Рокко под громкие аплодисменты.
— Рокко, ты — мерзкий, маленький, вонючий, волосатый хорек!
— Енот! Енот! Не хорек! Енот!
— Придержи язык, Рокко. Мэри Джо, раньше ты когда-нибудь была принцессой? — Покачиванием головы Мэри Джо показывает, что особой королевской крови ей бывать не приходилось. — Тогда я хочу, чтобы ты загадала желание, пожалуйста, Мэри Джо. Очень большое, красивое, очень секретное желание. Загадывай что хочешь. Сэмми, крепко держи этот горшок. ОЙ!.. Рокко, если сделаешь это еще раз…
Но тут Оливер решает не давать Рокко такого шанса. Хватает за голову и за хвост, подносит согнутую спинку ко рту и отхватывает огромный кусок, потом под взрывы смеха и крики ужаса выплевывает клок шерсти, который незаметно вытащил из-за пазухи.
— А мне не больно, а мне не больно! — кричит Рокко, перекрывая аплодисменты. Но Оливер его игнорирует. Все его внимание сосредоточено на горшке.
— Мальчики и девочки, я хочу, чтобы вы заглянули в горшок и посмотрели на эти бусинки. Мэри Джо, ты уже загадала желание?
Легкий кивок говорит о том, что желание загадано.
— Медленно помешивай ложкой, Мэри Джо… Дай магии шанс… Помешивай эти бусинки! Ты загадала, Мэри Джо? Выполнение хорошего желания требует времени. Ага. Прекрасно. Божественно.
Оливер отпрыгивает назад, растопыренными пальцами пытается защитить взгляд от великолепия своего творения. Перед нами стоит принцесса, на шее серебрится ожерелье, на голове — серебряная диадема. Руки Оливера рассекают воздух вокруг нее, не прикасаясь к ней, потому что прикосновение — табу…
— Ничего, что монеты, сквайр? — спрашивает мужчина с бритым черепом, отсчитывая двадцать пять монет по одному фунту, которые достает из кожаного мешочка.
Пока идет подсчет, Оливер вдруг вспоминает Тугуда и банк, и у него начинает сосать под ложечкой. Как-то странно ведет себя банковский менеджер, и Оливер не ждет от этого ничего хорошего.
— Мы сможем поиграть в бильярд в воскресенье? — спрашивает Сэмми, когда они вновь в минивэне.
— Посмотрим, — отвечает Оливер, откусывая половину бутерброда с колбасой.
Второе выступление в ту пятницу имело место быть в банкетном зале королевского отеля «Эспланада» в Торки. Аудитория состояла из двадцати детей семейств высшего света с голосами из детства Оливера, дюжины скучающих мамаш в джинсах и жемчугах и двух превосходно вымуштрованных официантов в накрахмаленных рубашках, которые сунули Сэмми тарелку сандвичей с семгой.
— Мы от вас просто в восторге, — говорила красивая дама, выписывая чек в комнате для бриджа, — двадцать пять фунтов — это невероятно дешево. Я не знаю ни одного человека, который в наши дни что-нибудь сделал за двадцать пять фунтов, — добавила она, вскинув брови и улыбнувшись. — Вы, должно быть, постоянно заняты. — Не поняв смысла последней фразы, Оливер пробормотал что-то невразумительное и густо покраснел. — Видите ли, во время вашего выступления вам звонили два человека. Или один человек звонил два раза. Просто домогался вас. Боюсь, я попросила телефонистку сказать, что вы в туалете. Это ужасно?
Здание Армии спасения на окраине города красным кирпичом, закругленными углами и узкими окнами-бойницами напоминало современный форт, засев в котором солдаты Иисуса могли вести круговую оборону. Оливер высадил Сэмми у подножия Западного холма, потому что Элси Уотмор не хотела, чтобы сын опаздывал к чаю. Тридцать шесть детишек сидели за длинным столом в зале собраний, ожидая, когда им разрешат поесть картофельных чипсов из бумажных коробочек, которые принес мужчина в пальто с бобровым воротником. Во главе стола стояла Робин, рыжеволосая женщина в зеленом спортивном костюме и очках-бабочках.
— Все подняли правую руку, как я, — приказала Робин, вскидывая правую руку. — Теперь точно так же поднимите левую руку. Сложите их вместе. Господи Иисусе, помоги нам насладиться нашей пищей и нашим вечером игр и танцев и не принимать их как должное. Не позволяй нам устраивать беспорядка и не дай забыть о всех бедных детях в больнице и других местах, которые не смогут поразвлечься сегодня. Когда вы увидите, что я или лейтенант вот так помашем руками, вы должны прекратить то, что делаете, и застыть. Движение наших рук означает, что мы хотим вам что-то сказать или вы слишком расшалились.
Под заунывные мелодии начались не слишком шумные игры: «Лодочки», «Прыгающие слоники», «Стой-замри». Наконец дело дошло до «Спящих львов», и последней спящей львицей стала длинноволосая девятилетняя Венера. Застыв в центре комнаты, она крепко сжимала веки, тогда как остальные мальчишки и девчонки щекотали ее, безуспешно пытаясь заставить рассмеяться и открыть глаза.
— А теперь все встали и приготовились сыграть в «Угадай, где?»! — торопливо воскликнул Оливер, заслужив недовольный взгляд Робин.
Дети ответили радостными воплями. Вскоре от стробоскопа и грохочущей музыки у Оливера разболелась голова, как, впрочем, бывало всегда. Робин принесла ему чашку чая и что-то крикнула, но он не расслышал ни слова. Однако поблагодарил ее кивком, но она не отходила. Тогда он крикнул, перекрывая шум: «Спасибо!» — но она продолжала что-то говорить. Оливер приглушил звук и наклонился к ее рту.
— Какой-то мужчина в шляпе хочет побеседовать с вами! — прокричала она, не замечая, что музыка стихла. — В зеленой, с загнутыми полями. По срочному делу.
Повернувшись в указанном направлении, Оливер разглядел Артура Тугуда, стоявшего у чайного бара в компании мужчины в пальто с бобровым воротником. В трилби и лыжной куртке из какого-то блестящего материала. В мерцающем свете стробоскопа он вдруг превратился в низенького и толстого дьявола, когда улыбнулся и поднял переливающиеся всеми цветами радуги руки, чтобы показать, что оружия у него нет.
Глава 3
Директор больницы сложил руки, как принято на Востоке, когда приносят извинения, и высказал сожаление в связи с отсутствием достаточно мощной холодильной установки. Главный врач в запятнанном кровью халате согласился с ним. Как и мэр, который надел черный костюм из уважения к мертвым и в честь прибытия английских дипломатов из Стамбула.
— Холодильную установку заменят зимой, — слова мэра Броку переводил консул Ее величества, тогда как остальные почтительно слушали и кивали. — Заменят, несмотря на значительные расходы. Это будет английская холодильная установка. Его превосходительство мэр лично введет ее в строй. Уже назначена дата торжественной церемонии. Мэр уважает английскую технику. Он настоял на покупке продукции лучшей фирмы. — Брок с легкой улыбкой впитывал эту информацию, тогда как мэр продолжал превозносить Британию и произведенные там товары, а его сопровождающие, чувствующие себя в подвале очень неуютно, продолжали энергично кивать. — Мэр хочет, чтобы вы знали, он очень сожалеет, что такое случилось с нашим другом из Лондона. Мэр бывал в Лондоне. Видел Тауэр, Бу-кингемский дворец и другие достопримечательности. Он очень уважает британский образ жизни.
— Рад это слышать, — ответил Брок, не поднимая седой головы. — Поблагодарите мэра за его хлопоты, Гарри, если вас это не затруднит.
— Он спросил, откуда вы, — понизив голос, добавил консул после того, как выполнил просьбу Брока. — Я ответил — Форин оффис. Специальный отдел, занимающийся англичанами, умершими за границей.
— Так и есть, Гарри. Вы не погрешили против истины. Благодарю вас, — вежливо ответил Брок.
Но, несмотря на мягкость тона, консул отметил в его голосе нотки властности, причем не в первый раз. Он уже понимал, что перед ним далеко не простой человек, многослойный человек, и не от всех слоев хорошо пахло. Замаскированный хищник. Душа у консула была робкая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
— В час мы выступаем в Тайднмауте, в три — в Торки, — объяснил он, каким-то чудом втискиваясь на сиденье водителя. Сэмми уже устроился рядом, с красным мячом, о который бился лбом, с нетерпением ожидая отъезда. — А в шесть — в Спас-армии. — Двигатель кашлянул, но не завелся. — Они хотят эту чертову «Угадай, где?», — добавил он, перекрывая разочарованный вскрик Сэмми.
Оливер повернул ключ зажигания второй раз с тем же результатом. «Он опять залил свечи, — подумала Элси. — Черт, да он опоздает на собственные похороны».
— Если мы не сыграем в «Угадай, где?», день пройдет зря, не так ли, Сэмми? — С третьим поворотом ключа двигатель таки завелся. — Пока, Элси. Скажи, что я позвоню ему завтра, пожалуйста. Утром. До работы. И перестань биться головой об мяч, — последнее уже относилось к Сэмми. — Это глупо.
Сэмми перестал. Элси Уотмор наблюдала, как минивэн движется по склону холма к набережной. Площадь с круговым движением он объехал дважды, прежде чем свернул в нужную улицу, выпустив из выхлопной трубы облако сизого дыма. А потом, как случалось всегда, когда она провожала минивэн взглядом, ее охватила тревога. Она не могла сдержать ее, да и не знала, хотела ли. Тревога не за Сэмми, вот что странно, а за Олли. Она боялась, что он больше не вернется. Всякий раз, когда он уходил из дома или уезжал на минивэне, даже если вез Сэмми в «Легион» сыграть партию на бильярде, она прощалась с ним навсегда, как с Джеком, когда тот уходил в море.
Еще не вырвавшись из мира грез, Элси покинула залитое солнцем крыльцо, вернулась в холл и, к своему удивлению, обнаружила, что Артур Тугуд все еще ждет у телефона.
— У мистера Хоторна вся вторая половина дня занята выступлениями, — сообщила она ему пренебрежительным тоном. — Вернется он поздно. Перезвонит вам завтра, если сумеет.
Но завтра Тугуда не устроило. Испытывая к ней безмерное доверие, он продиктовал свой домашний номер, не указанный в телефонном справочнике. «Пусть Олли обязательно позвонит в любое время дня и ночи, вы меня слышите, Элси?» Потом попытался вызнать, а где будет выступать Олли. Элси отвечала уклончиво. Вроде бы мистер Хоторн что-то говорил о каком-то большом отеле в Торки. И о хостеле Армии спасения в шесть вечера. А может, в семь, она забыла. Иной раз ей ни с кем не хотелось делить Олли, особенно с назойливым банковским менеджером: когда в последний раз она приходила к нему, чтобы взять ссуду, ей предложили обсудить детали в постели.
* * *
— Тугуд, — возмущенно повторил Оливер, объезжая клумбу на площади с круговым движением. — Обычные бумаги. Дружеский разговор. Глупый предлог. Черт, — он проскочил нужный поворот. Сэмми радостно завопил. — Что там осталось подписывать? — он обращался к Сэмми, как к равному, всегда так с ним разговаривал. — Она получила чертов дом. Она получила чертовы деньги. Она получила Кармен. Чего у нее больше нет, так это меня, как ей и хотелось.
— Значит, она лишилась лучшего куска, не так ли? — весело прокричал Сэмми .
— Лучшее — это Кармен, — прорычал Оливер, и Сэмми на какое-то время прикусил язык.
Они ползли вверх по склону. Торопящийся грузовик едва не вытеснил их на тротуар. Подъемы давались минивэну с трудом.
— Что мы им показываем? — спросил Сэмми, когда решил, что можно вновь подать голос.
— Меню А. Прыгающий мяч, волшебные бусины, найди птичку, ветряные мельницы ума, скульптура щенка, оригами, тяжелые шаги, и уезжаем. Что не так? — спросил он, когда из груди Сэмми вырвался вопль отчаяния.
— А вращающиеся тарелки?
— Если останется время, будут и тарелки. Если останется время.
Вращающиеся тарелки удавались Сэмми лучше всего. Он практиковался с ними день и ночь. Крутить больше одной одновременно ему не удавалось, но он все равно гордился собой. Они въехали в мрачный жилой квартал. Рекламный щит предупреждал об угрозе сердечных заболеваний. Название лекарства прочитать они не успели.
— Ищи воздушные шарики, — приказал Оливер.
Сэмми уже искал. Отодвинув в сторону красный мяч, припал к ветровому стеклу. Шарики, два зеленых, два красных, болтались за окном верхнего этажа дома 24. Въехав левыми колесами на тротуар, Оливер бросил Сэмми ключи, чтобы тот начал разгружать реквизит, а сам, с развевающимися от ветра полами пальто, зашагал по бетонной дорожке. На матовой стеклянной па-нели двери красовалась яркая наклейка: «С ДНЕМ РОЖДЕНЬЯ, МЭРИ ДЖО!» Изнутри просачивались запахи табачного дыма и пережаренной курицы. Оливер нажал на кнопку звонка, услышал, как мелодичная трель растворилась в радостных детских воплях. Дверь распахнулась, и перед ним предстали две запыхавшиеся девочки в выходных платьицах. Оливер стянул с головы берет и низко поклонился.
— Дядя Олли, — с важностью, которая никого не могла напугать, представился он. — Знаменитый маг и волшебник. К вашим услугам, юные леди. В дождь и солнце. А теперь, будьте любезны, отведите меня к самому главному.
За спиной девочек появился мужчина с бритым черепом. В жилетке, расшитой бисером, с татуировками на первой фаланге каждого пальца. Пройдя следом за ним в гостиную, Оливер оценил сцену и аудиторию. В последнее время ему приходилось работать в особняках, амбарах, актовых залах деревенских школ, на пляжах, в автобусном ангаре у набережной при восьмибалльном шторме. Он практиковался утром и выступал во второй половине дня. Работал для детей бедняков, детей богатых, больных детей и сирот. Поначалу позволял им запихивать себя в угол вместе с телевизором и Британской энциклопедией. Но теперь уже знал, как постоять за себя. В этот день условия были не лучшие, но терпимые. Шестеро взрослых и тридцать детей набились в крохотную гостиную. Дети полукругом уселись на полу, взрослые, как на групповой фотографии, оккупировали диван: мужчины — на сиденье, женщины, скинув туфли на спинке. Раскладывая инвентарь, Оливер не снял серое длиннополое пальто. Наклоняясь и поднимаясь, собирая с помощью Сэмми клетку с исчезающей канарейкой или лампу Аладдина, которая, если ее терли, расставалась с хранящимися внутри бесценными сокровищами, он использовал полы как прикрытие. А когда приседал на корточки, чтобы обратиться к детям, он следовал такому принципу: никогда не говорить с детьми свысока, только находясь с ними на одном уровне или ниже, наклонялся вперед, массивные колени оказывались позади ушей, и протягивал руки к детям, напоминая то ли молящегося богомола, то ли пророка, то ли гигантское насекомое.
— Всем привет, — начал он на удивление мягким голосом. — Я — дядюшка Олли, знаменитый маг и волшебник. — На его лице сияла лучезарная улыбка. — А по мою правую руку великий, но не очень хороший Сэмми Уотмор, мой бесценный помощник. Сэмми, пожалуйста, поклонись… ОЙ!
Ой в тот самый момент, когда Рокко, енот, кусает его, а происходит это всегда после слова «поклонись». Огромное тело Олли взлетает вверх, а потом опускается, при этом Олли незаметно отпускает пружинку на животе Рокко. А когда Рокко поднимается на задние лапки, его тоже представляют зрителям. Наконец Олли приветствует всех детей, а особенно Мэри Джо, именинницу, худенькую и очень красивую девочку. После этого работа Рокко — показать детям, какой великий и ужасный волшебник его хозяин, что он и проделывает, высовывая мордочку из рукава серого пальто и восклицая: «О, если б вы только знали, сколько здесь всего!» А затем из рукава летят игральные карты, все тузы, чучело канарейки, целлофановый пакет с недоеденными сандвичами и пластиковая бутылка с надписью «ВЫПИВКА». И, развенчав Олли как мага, пусть и не совсем, Рокко развенчивает его и как акробата, вцепившись в плечо и испуганно попискивая, когда Оливер с удивительной для его габаритов грацией перекатывается на красном мяче по миниатюрной сцене гостиной, раскинув руки, с летящими следом полами серого пальто. Едва не натыкается на книжные полки, столы, телевизор, едва не отдавливает ноги детей, сидящих в первом ряду, и все это под предупреждения Рокко с заднего сиденья: ты превысил допустимую скорость, перевернул полицейскую машину, едешь навстречу потоку по улице с односторонним движением. Аудитория к этому времени уже заряжена энергией, заряжен и Олли. Его голова отброшена назад, густые черные волосы плывут сзади, словно у великого дирижера, щеки пылают от удовольствия, глаза молодые и ясные, он смеется, и дети смеются еще громче. Он — принц смеха, источник веселья. Он — неуклюжий клоун, которого нужно оберегать, он — добрый бог, который может принести радость и зачаровать, не уничтожая.
— А теперь, принцесса Мэри Джо, я хочу, чтобы ты взяла у Сэмми эту деревянную ложку… дай ей деревянную ложку, дружище… Мэри Джо, я хочу, чтобы ты очень медленно помешала ложкой в этом горшке, очень медленно и сосредоточенно. Сэмми, давай горшок. Спасибо, Сэмми. Итак, вы все заглянули в горшок, не правда ли? Вы видели, что он пуст, если не считать нескольких бусинок, которые не нужны ни людям, ни зверям.
— И они знают, что у горшка есть второе дно, старый толстый дурак! — кричит Рокко под громкие аплодисменты.
— Рокко, ты — мерзкий, маленький, вонючий, волосатый хорек!
— Енот! Енот! Не хорек! Енот!
— Придержи язык, Рокко. Мэри Джо, раньше ты когда-нибудь была принцессой? — Покачиванием головы Мэри Джо показывает, что особой королевской крови ей бывать не приходилось. — Тогда я хочу, чтобы ты загадала желание, пожалуйста, Мэри Джо. Очень большое, красивое, очень секретное желание. Загадывай что хочешь. Сэмми, крепко держи этот горшок. ОЙ!.. Рокко, если сделаешь это еще раз…
Но тут Оливер решает не давать Рокко такого шанса. Хватает за голову и за хвост, подносит согнутую спинку ко рту и отхватывает огромный кусок, потом под взрывы смеха и крики ужаса выплевывает клок шерсти, который незаметно вытащил из-за пазухи.
— А мне не больно, а мне не больно! — кричит Рокко, перекрывая аплодисменты. Но Оливер его игнорирует. Все его внимание сосредоточено на горшке.
— Мальчики и девочки, я хочу, чтобы вы заглянули в горшок и посмотрели на эти бусинки. Мэри Джо, ты уже загадала желание?
Легкий кивок говорит о том, что желание загадано.
— Медленно помешивай ложкой, Мэри Джо… Дай магии шанс… Помешивай эти бусинки! Ты загадала, Мэри Джо? Выполнение хорошего желания требует времени. Ага. Прекрасно. Божественно.
Оливер отпрыгивает назад, растопыренными пальцами пытается защитить взгляд от великолепия своего творения. Перед нами стоит принцесса, на шее серебрится ожерелье, на голове — серебряная диадема. Руки Оливера рассекают воздух вокруг нее, не прикасаясь к ней, потому что прикосновение — табу…
— Ничего, что монеты, сквайр? — спрашивает мужчина с бритым черепом, отсчитывая двадцать пять монет по одному фунту, которые достает из кожаного мешочка.
Пока идет подсчет, Оливер вдруг вспоминает Тугуда и банк, и у него начинает сосать под ложечкой. Как-то странно ведет себя банковский менеджер, и Оливер не ждет от этого ничего хорошего.
— Мы сможем поиграть в бильярд в воскресенье? — спрашивает Сэмми, когда они вновь в минивэне.
— Посмотрим, — отвечает Оливер, откусывая половину бутерброда с колбасой.
Второе выступление в ту пятницу имело место быть в банкетном зале королевского отеля «Эспланада» в Торки. Аудитория состояла из двадцати детей семейств высшего света с голосами из детства Оливера, дюжины скучающих мамаш в джинсах и жемчугах и двух превосходно вымуштрованных официантов в накрахмаленных рубашках, которые сунули Сэмми тарелку сандвичей с семгой.
— Мы от вас просто в восторге, — говорила красивая дама, выписывая чек в комнате для бриджа, — двадцать пять фунтов — это невероятно дешево. Я не знаю ни одного человека, который в наши дни что-нибудь сделал за двадцать пять фунтов, — добавила она, вскинув брови и улыбнувшись. — Вы, должно быть, постоянно заняты. — Не поняв смысла последней фразы, Оливер пробормотал что-то невразумительное и густо покраснел. — Видите ли, во время вашего выступления вам звонили два человека. Или один человек звонил два раза. Просто домогался вас. Боюсь, я попросила телефонистку сказать, что вы в туалете. Это ужасно?
Здание Армии спасения на окраине города красным кирпичом, закругленными углами и узкими окнами-бойницами напоминало современный форт, засев в котором солдаты Иисуса могли вести круговую оборону. Оливер высадил Сэмми у подножия Западного холма, потому что Элси Уотмор не хотела, чтобы сын опаздывал к чаю. Тридцать шесть детишек сидели за длинным столом в зале собраний, ожидая, когда им разрешат поесть картофельных чипсов из бумажных коробочек, которые принес мужчина в пальто с бобровым воротником. Во главе стола стояла Робин, рыжеволосая женщина в зеленом спортивном костюме и очках-бабочках.
— Все подняли правую руку, как я, — приказала Робин, вскидывая правую руку. — Теперь точно так же поднимите левую руку. Сложите их вместе. Господи Иисусе, помоги нам насладиться нашей пищей и нашим вечером игр и танцев и не принимать их как должное. Не позволяй нам устраивать беспорядка и не дай забыть о всех бедных детях в больнице и других местах, которые не смогут поразвлечься сегодня. Когда вы увидите, что я или лейтенант вот так помашем руками, вы должны прекратить то, что делаете, и застыть. Движение наших рук означает, что мы хотим вам что-то сказать или вы слишком расшалились.
Под заунывные мелодии начались не слишком шумные игры: «Лодочки», «Прыгающие слоники», «Стой-замри». Наконец дело дошло до «Спящих львов», и последней спящей львицей стала длинноволосая девятилетняя Венера. Застыв в центре комнаты, она крепко сжимала веки, тогда как остальные мальчишки и девчонки щекотали ее, безуспешно пытаясь заставить рассмеяться и открыть глаза.
— А теперь все встали и приготовились сыграть в «Угадай, где?»! — торопливо воскликнул Оливер, заслужив недовольный взгляд Робин.
Дети ответили радостными воплями. Вскоре от стробоскопа и грохочущей музыки у Оливера разболелась голова, как, впрочем, бывало всегда. Робин принесла ему чашку чая и что-то крикнула, но он не расслышал ни слова. Однако поблагодарил ее кивком, но она не отходила. Тогда он крикнул, перекрывая шум: «Спасибо!» — но она продолжала что-то говорить. Оливер приглушил звук и наклонился к ее рту.
— Какой-то мужчина в шляпе хочет побеседовать с вами! — прокричала она, не замечая, что музыка стихла. — В зеленой, с загнутыми полями. По срочному делу.
Повернувшись в указанном направлении, Оливер разглядел Артура Тугуда, стоявшего у чайного бара в компании мужчины в пальто с бобровым воротником. В трилби и лыжной куртке из какого-то блестящего материала. В мерцающем свете стробоскопа он вдруг превратился в низенького и толстого дьявола, когда улыбнулся и поднял переливающиеся всеми цветами радуги руки, чтобы показать, что оружия у него нет.
Глава 3
Директор больницы сложил руки, как принято на Востоке, когда приносят извинения, и высказал сожаление в связи с отсутствием достаточно мощной холодильной установки. Главный врач в запятнанном кровью халате согласился с ним. Как и мэр, который надел черный костюм из уважения к мертвым и в честь прибытия английских дипломатов из Стамбула.
— Холодильную установку заменят зимой, — слова мэра Броку переводил консул Ее величества, тогда как остальные почтительно слушали и кивали. — Заменят, несмотря на значительные расходы. Это будет английская холодильная установка. Его превосходительство мэр лично введет ее в строй. Уже назначена дата торжественной церемонии. Мэр уважает английскую технику. Он настоял на покупке продукции лучшей фирмы. — Брок с легкой улыбкой впитывал эту информацию, тогда как мэр продолжал превозносить Британию и произведенные там товары, а его сопровождающие, чувствующие себя в подвале очень неуютно, продолжали энергично кивать. — Мэр хочет, чтобы вы знали, он очень сожалеет, что такое случилось с нашим другом из Лондона. Мэр бывал в Лондоне. Видел Тауэр, Бу-кингемский дворец и другие достопримечательности. Он очень уважает британский образ жизни.
— Рад это слышать, — ответил Брок, не поднимая седой головы. — Поблагодарите мэра за его хлопоты, Гарри, если вас это не затруднит.
— Он спросил, откуда вы, — понизив голос, добавил консул после того, как выполнил просьбу Брока. — Я ответил — Форин оффис. Специальный отдел, занимающийся англичанами, умершими за границей.
— Так и есть, Гарри. Вы не погрешили против истины. Благодарю вас, — вежливо ответил Брок.
Но, несмотря на мягкость тона, консул отметил в его голосе нотки властности, причем не в первый раз. Он уже понимал, что перед ним далеко не простой человек, многослойный человек, и не от всех слоев хорошо пахло. Замаскированный хищник. Душа у консула была робкая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39