Оливер, покачиваясь, спустился по ступеням в сопровождении Дерека и последовавшей за ними Агги. Последняя по-дружески подхватила его под одну руку, Дерек держал другую. Подкатил кеб с Тэнби за рулем. Дерек и Агги усадили Оливера на заднее сиденье, между собой. Агги положила руку на его предплечье, Оливер рывком высвободился. Когда они выехали на Парк-Лейн, Оливеру вдруг привиделось, что он прислоняет велосипед к стоящему поезду, поднимается в вагон, но поезд не трогается с места, потому что на рельсах лежат тела. По прибытии в Камден Агги сразу позвонила по телефону, тогда как Дерек помог Оливеру выйти на тротуар. Тэнби уже страховал его на случай, если Дереку не удастся удержать Оливера на ногах. Оливер не помнил, как поднимался по лестнице, только как раздевался и ложился в кровать и хотел, чтобы Агги оказалась с ним рядом. Проснулся он от утреннего света, пробивающегося сквозь тонкие занавески, а у кровати на стуле увидел не Агги, а Брока, который протягивал ему листок бумаги. Оливер приподнялся на локте, потер шею, взял фотокопию письма. В шапке — две рыцарские перчатки, сжимающие друг друга в приветствии… или в поединке. Над ними — название фирмы: «ТРАНС-ФИНАНЗ». По шрифту видно, что письмо набрано на компьютере, потом распечатано.
«Т. Синглу, эсквайру, ЛИЧНО, отправлено с курьером.
Дорогой мистер Сингл!
По результатам переговоров с представителем Вашей уважаемой фирмы мы имеем честь официально сообщить Вам о том, что «Хауз оф Сингл» должен заплатить нам 200.000.000 (двести миллионов) фунтов в качестве справедливой и разумной компенсации за упущенную выгоду и разглашение доверенной Вам конфиденциальной информации. Оплату необходимо произвести в течение тридцати дней на счет «Транс-Финанз Стамбул офшор», детали Вам известны, на имя доктора Мирски, в противном случае будут приняты дополнительные меры. Залог тому будет доставлен Вам отдельно почтовым отправлением на адрес Вашей личной резиденции. Благодарим Вас за ваше внимание».
Подписано: «Е. И. Орлов» — дрожащей старческой рукой, вторая подпись — инициалы Тайгера, показывающие, что адресат должным образом с письмом ознакомился.
— Помнишь Мирски? — спросил Брок. — Раньше носил фамилию Мирский, пока на два года не съездил в Штаты и не набрался ума-разума.
— Разумеется, помню. Польский адвокат. Торговый партнер Евгения. Ты еще просил меня приглядывать за ним.
— Торговый партнер, говоришь? — Брок подначивает Оливера, с тем чтобы побудить его на новые подвиги. — Мирски — преступник. Был коммунистическим преступником, теперь — капиталистический. С чего это он стал банкиром Евгения? Почему ему вдруг переводят двести миллионов фунтов?
— Откуда мне знать? — Оливер отдает письмо.
— Поднимайся.
Оливер с неохотой садится, перекидывает ноги через край кровати.
— Ты слушаешь?
— Местами.
— Насчет Гупты извини. До совершенства нам далеко, никогда не сможешь все предусмотреть. Но ты отлично с ним разобрался. А разгадать новую комбинацию — это гениально. Ты — лучший из моих оперативников. В сейфе мы нашли не только письмо. Там наш друг Бернард с подаренной ему виллой и полдюжины других Бернардов. Ты слушаешь? — Оливер ушел в ванную, открыл кран холодной воды, умылся. — Мы нашли паспорт Тайгера. — Брок повысил голос. — То ли он воспользовался паспортом на другое имя, то ли никуда не уехал.
Оливер воспринял эту новость как известие о еще одной смерти.
— Мне надо позвонить Сэмми, — сказал он, вернувшись в спальню.
— Какому Сэмми?
— Мне надо позвонить его матери Элси, сказать, что со мной все в порядке. — Брок принес ему телефон, стоял рядом, пока Оливер говорил. — Элси… это я, Оливер… Как Сэмми? Хорошо… да, все хорошо…
Скоро увидимся, — все на одной ноте, прежде чем положить трубку, глубоко вздохнуть и, не взглянув на Брока, набрать номер Хитер в Нортхемптоне. — Это я. Да. Оливер. Как Кармен?.. Нет, я не могу… Что?Так вызови врача… Послушай, обратись к частному, я заплачу… Скоро… — Он поднял голову, увидел, что Брок энергично кивает. — Они приедут и поговорят с тобой… Скоро… завтра или послезавтра… — Новые кивки Брока. — Больше странные люди не появлялись?.. Ни сверкающих «Мерседесов», ни телефонных звонков? Никаких роз?.. Хорошо. — Он положил трубку. — Кармен поранила колено, — пожаловался он, словно вина лежала на Броке. — Возможно, рану придется зашивать.
Глава 11
Машину вела Агги. Оливер развалился рядом, то подкладывая руку под голову, то вытягивая до упора ноги, то гадая, что произойдет, если он вдруг набросится на нее, схватит руку, переключающую передачу, или вцепится в горло над воротником. «Она остановит машину и сломает мне руку», — подумал он. Дорога петляла между пологими оливковыми холмами Солсбери-Плейн. На склонах паслись овцы. Низкое солнце золотило крестьянские дома и церкви. Ехали они на неприметном «Форде» со вторым радиопередатчиком, смонтированным под приборным щитком. Впереди шел пикап, Тэнби сидел за рулем, Дерек — рядом с ним. На антенне полоскалась красная ленточка. «Агги не любит Дерека, значит, и я не люблю. Дерек — враг», — решил он. Замыкали кавалькаду два затянутых в черную кожу мотоциклиста с красными стрелами на черных шлемах. Вдруг начинало трещать радио, и женский голос называл пароль. Иногда Агги отвечала другим паролем. Случалось, пыталась подбодрить Оливера.
— Слушай, ты никогда не был в Абердине, Оливер? — спрашивала она. — Действительно классное местечко.
— Я слышал.
— Я хочу сказать, что можно найти худший вариант, чем поехать туда, когда все закончится, если ты понимаешь, о чем я.
— Дельная мысль. Может, и поеду. Она предприняла вторую попытку:
— Ты помнишь Уолтера, не так ли?
— Да, конечно, разумеется, Уолтер. Один из костоломов Тэнби. Что с ним?
— Уолтер, видишь ли, он подался в одну из этих охранных фирм на севере. Тридцать пять тысяч в год плюс обитый мехом «Ровер», меня от этого тошнит. Где верность? Где чувство долга?
— Действительно, где? — согласился Оливер, улыбнулся, представив себе меховую обивку «Ровера».
— Я хочу сказать, для тебя это было ужасно, не так ли? Узнать, что твой отец — преступник и все такое. А ведь ты только что закончил юридическую школу, верил, что закон защищает людей и не позволяет обществу свернуть с пути истинного. Я хочу спросить, как следует поступить в такой ситуации, Оливер? А ведь ты говоришь с человеком, который за свои грехи изучал философию. — Оливер в этот момент ни с кем не хотел говорить, какие бы науки ни изучали его собеседники, поэтому Агги продолжила: — Я хочу сказать, мог ли ты разобраться, понять для себя, ненавидишь ли ты этого негодяя или любишь справедливость? Каково спрашивать себя день и ночь: «Уж не лицемер ли я, все время притворяясь, будто я — сама добродетель, едущая на белом коне, когда на самом деле я предаю отца?» Так у тебя было или все это мои фантазии?
— Да. Так.
— Я хочу сказать, ты у нас настоящая знаменитость, ты это знаешь? Некоторым парням просто не терпится получить твой автограф. — Долгая пауза, по ходу которой даже у сердобольной Агги не нашлось слов.
— Только не было белого коня, — пробормотал Оливер. — Скорее некое подобие карусели.
Идущий впереди пикап включил левый поворотник. Следом за ним они свернули на узкую дорогу, обсаженную деревьями. Тот же маневр проделали и мотоциклисты. Ветви деревьев, опушившиеся молодой листвой, смыкались над ними, отсекая небо. Солнечные лучи танцевали между стволами, радиоприемник потрескивал статическими помехами. Пикап съехал на придорожную площадку, мотоциклы затормозили. Они спустились с крутого холма, пересекли по мосту узкую речку, взобрались на следующий холм. Желтый аэростат с надписью «Харрис» висел над бензозаправочной станцией. «Она уже бывала здесь, — подумал Оливер, наблюдая за Агги краем глаза. — Они все бывали». Она повернула налево, они обогнули деревню, увидели впереди церковь, рядом с ней амбар для хранения десятины, крытые черепицей бунгало, строительство которых Тайгер изо всех сил пытался предотвратить. Въехали на Осеннюю аллею, на которой круглый год лежали опавшие листья. Миновали тупик, называемый Соловьиным уголком, и увидели припаркованный минивэн электриков с лестницей, приставленной к столбу. Стоящий на ней мужчина возился с проводами. Женщина в кабине разговаривала по телефону. Агги проехала еще сотню ярдов и свернула на обочину рядом с автобусной остановкой.
— Тебя подвезли, — объявила она.
Он вылез из кабины. Небо за деревьями оставалось таким же ярким, как днем, но в тени уже собирались сумерки. На травяном островке высился кирпичный военный мемориал с перечислением фамилий героически павших. «Четверо Гарви, — помнил он. — Все из одной семьи, все умерли, едва достигнув двадцати, а их мать дожила до девяноста». Он зашагал вдоль дороги, услышал, как отъехала Агги. Его встречали огромные столбы ворот. У их основания каменные тигры держали в передних лапах щиты с гербом рода Сингл. Тигры прибыли из скульптурного парка в Патни и стоили целое состояние. Гербы придумал педантичный специалист по геральдике по фамилии Поттс, который провел уик-энд, с пристрастием допрашивая Тайгера о его предках, не подозревая, что они менялись в зависимости от обстоятельств. Результатом стали ганзейский корабль, символизирующий давние торговые связи с Любеком, ранее неизвестные Оливеру, вздыбленный тигр и два диких голубя, символизирующих принадлежность к саксонским родам. Что связывало диких голубей и саксонцев, знал только мистер Поттс.
Дорога черной рекой текла по темнеющим лугам. «Вот могила, в которой я родился, — думал он. — Здесь я жил до того, как стал ребенком». Он миновал аккуратный домик, в котором ночевал Гассон, шофер, если Тайгер оставался в поместье до утра. На этот раз свет в окнах не горел. Денник стоял во дворе, сцепка для его транспортировки лежала на кирпичах. Оливеру семь лет. Он пришел на первый урок конной езды. Его ждет пони. На Оливере жесткий котелок и твидовая куртка, как повелел пребывающий на далекой вершине власти Тайгер. Ни у кого из учеников нет котелка, поэтому Оливер пытается спрятать его так же, как хлыст с серебряной рукояткой, который Тайгер прислал ко дню рождения Оливера с курьером, ибо появления Тайгера в поместье — редкие события государственной важности.
«Расправь грудь, Оливер! Не сутулься! Ты так и заваливаешься вперед, Оливер! Пытайся больше походить на Джеффри! Он не заваливался вперед, не так ли? Сидел в седле с прямой спиной, как солдат!»
«Джеффри, родившийся пятью годами раньше. Джеффри, который все делал правильно, тогда как я — нет. Джеффри, идеал во всем, умерший от лейкемии, не успев победным шагом войти во взрослый мир». Оливер миновал ледник, сложенный из песчаника. Его привезли в трех зеленых фургонах, построили за неделю, и с той поры он стал для Оливера сущим наказанием. За каждый невыученный неправильный латинский глагол — пробежка до ледника, сто семьдесят шагов с касанием стенки и обратно. Новые пробежки за то, что не мог сравняться с Джеффри как в латинском, так и в беге. Мистер Ревильос, учитель Оливера, нумеролог, большой знаток науки о магических числах. Как и Тайгер. В долгих междугородных телефонных разговорах они обсуждают очки, отметки, расстояния, часы, потраченные на учебу, и положенные наказания, их соотношение, которое позволит Оливеру поступить в Драконовскую школу, в которой Джеффри стал чемпионом по крикету и получил право учиться дальше в еще более ужасном месте, зовущемся Итон. Оливер ненавидит драконов, но восхищается мистером Реви-льосом за его бархатные пиджаки и черные сигареты. Когда мистер Ревильос убегает с испанской служанкой, Оливер ему аплодирует среди всеобщего осуждения.
Отдав предпочтение длинному маршруту вокруг огороженного стеной сада, он обогнул холм со срытой вершиной, не кладбище и не метка, но вертолетная площадка для тех гостей Тайгера, которые выше поездок по земле. Таких гостей, как Евгений и Михаил Орловы, с пластиковыми пакетами, набитыми лакированными шкатулками, бутылками лимонной водки и копченой мингрельской колбасой, завернутой в вощеную бумагу. Гостей с телохранителями. Гостей со складными бильярдными киями, уложенными в черные кейсы, потому что кии Тайгера не вызывают у них доверия. Но только Оливер знает, что вертолетная площадка — секретный алтарь. Вдохновленный историей об индонезийском племени, которое ставило на заброшенном военном аэродроме деревянные макеты самолетов, чтобы привлекать богатых туристов, пролетавших над ними, он приносил на площадку любимые блюда Джеффри в надежде выманить его с Небес. Но на Небесах, похоже, кормили лучше, потому что Джеффри так и не вернулся. И Джеффри — не единственный, кого нет. В сгущающихся сумерках ярко белеют перекладины препятствий для прыжков на лошадях, поле для игры в поло размечается и выкашивается круглый год, в конюшне каждое седло, уздечка, стремя содержатся в идеальном порядке, на случай, который никак не представится, что Тайгер вернется из двадцатилетней деловой поездки и возобновит заработанную тяжелым трудом жизнь английского феодала.
Дорога вывела Оливера к букам, которые, как часовые, стояли по обе ее стороны. За ними виднелись два кирпичных коттеджа для слуг. Проходя мимо них, Оливер сбавил шаг в надежде увидеть Крафта, дворецкого, и его жену, сидящих за чашечкой чая. Крафтов он любил и использовал их как окно в мир, лежащий за стенами «Соловьев». Но миссис Крафт умерла пятнадцать лет тому назад, а мистер Крафт вернулся домой, в Халл, где были его корни, прихватив с собой шкатулку Фаберже и комплект миниатюр восемнадцатого века с изображением вечно меняющихся предков Тайгера, на этот раз голландцев из Филадельфии. Оливер спустился с холма, и перед ним возник особняк, сначала трубы, потом серые каменные стены. Дорожка, усыпанная гравием, который хрустел под ногами, словно тонкий лед, привела его к парадному крыльцу. Он увидел перед собой рукоятку звонка — бронзовую руку со сведенными вместе кончиками всех пяти пальцев. Схватившись за нее, с гулко бьющимся сердцем потянул вниз. Уже хотел дернуть второй раз, когда услышал шаркающие шаги по другую сторону двери, запаниковал, не зная, как ее называть, потому что слово «мама» она ненавидела, а «мамик» терпеть не могла. Тут до него дошло, что он забыл ее имя. И свое тоже. Ему было семь лет, он сидел в полицейском участке в шести милях от дома и даже не мог вспомнить название поместья, из которого убежал. Дверь открылась, и на него надвинулась темнота. Он улыбался и бормотал что-то несвязное. Уши у него заложило. Он почувствовал, как мохеровый кардиган обнял его лицо, а ее руки — шею. Он прижал ее к себе, чтобы защитить. Закрыл глаза и попытался остаться ребенком, но не вышло. Она поцеловала Оливера в левую щеку, и ее дыхание донесло до его ноздрей запахи мяты и гнили. Она поцеловала его в другую щеку, и он вспомнил, какая она высокая, выше любой женщины, которую ему доводилось целовать. Он вспомнил, как ее била дрожь и как от нее пахло лавандовым мылом. Задался вопросом, всегда ли ее била дрожь или лишь в тот момент. Она отстранилась. Ее глаза, как и его, наполняли слезы.
— Олли, дорогой. — «На этот раз ты ничего не перепутала», — подумал он, потому что иногда она называла его Джерри. — Почему ты меня не предупредил? Мое бедное сердце. Что ты натворил теперь?
Надя, вспомнил он. «Не зови меня мама, Олли, дорогой. Зови меня Надя, а не то я чувствую себя такой старой».
* * *
Кухня просторная, с низким потолком. Медные сковороды, купленные на аукционе дизайнером по интерьерам, свисали с древних балок, появившихся во время одной из бесчисленных перестроек. За столом хватало места для двадцати слуг. У дальней стены — голландская печь, так и не подсоединенная к дымоходу.
— Ты, должно быть, ужасно голоден, — заметила она.
— Честно говоря, нет.
Они заглянули в холодильник, чтобы найти что-нибудь из съестного. Бутылку молока? Ржаной хлеб? Банку анчоусов? Ее трясущаяся рука лежала на его плече. «Через минуту я тоже начну трястись», — подумал он.
— О, дорогой, у миссис Хендерсон сегодня выходной, я пощусь по уик-эндам. Всегда постилась. Ты забыл. — Их взгляды встретились в полумраке кухни, и он понял, что она его боится. Задумался, пьяна ли она или только на подходе к этому состоянию. Иногда язык начинал у нее заплетаться чуть ли не после первого стакана. А бывало, она держалась уверенно и после двух бутылок. — Ты не очень хорошо выглядишь, Олли, дорогой. Перерабатываешь? Если ты что-то делаешь, то всегда с полной отдачей.
— У меня все нормально. И ты прекрасно выглядишь. Просто невероятно.
Конечно, невероятным тут и не пахло. Каждый год перед Рождеством она уезжала, по ее словам, в короткий отпуск и возвращалась без единой морщинки.
— Ты шел пешком от станции, дорогой?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39