В минусе — простые люди, бедные и очень бедные. И дети, у которых не будет будущего», — добавляет он, цитируя Тессу и вспоминая Гарта.
— Вы в это верите? — спрашивает Лесли.
— Поздновато мне во что-то верить, — смиренно отвечает Джастин и какое-то время молчит, прежде чем продолжить, уже с вызовом: — Тесса была необычным человеком: адвокатом, верящим в справедливость.
— Почему они поехали на раскопки Лики? — спрашивает Лесли, переварив последнюю фразу.
— Может, у Арнольда там были какие-то дела. Лики из тех, кого действительно заботит благосостояние простых африканцев.
— Возможно, — соглашается Лесли, что-то записывая в блокнот с зеленой обложкой. — Она с ним встречалась?
— Насколько мне известно, нет.
— Арнольд?
— Понятия не имею. Полагаю, вам следует задать этот вопрос Лики.
— Мистер Лики никогда о них не слышал, пока не включил телевизор на прошлой неделе, — мрачно отвечает Лесли. — Мистер Лики в эти дни проводит большую часть своего времени в Найроби, пытаясь «отмыть» режим Мои, и ему очень непросто донести свои аргументы до Запада.
Роб смотрит на Лесли, должно быть, ждет команды. Та чуть заметно кивает. Он наклоняется к столу, пододвигает диктофон к Джастину: говори, мол, сюда.
— А что вы можете сказать о белой чуме? — сурово спрашивает он, словно обвиняя Джастина в распространении этой болезни. — Белая чума, — повторяет он, поскольку Джастин медлит с ответом. — Что это? Мы вас слушаем.
Лицо Джастина превращается в непроницаемую маску. Голос становится дипломатически бесстрастным. Ему есть о чем сказать, но он не считает нужным делиться тем, что ему известно.
— Белой чумой когда-то называли туберкулез, — отвечает он. — Дед Тессы умер от этой болезни. Ребенком она стала свидетелем его смерти. У Тессы была книга под таким названием, — он не добавляет, что книга эта лежала на ее ночном столике, пока он не переложил ее в саквояж «гладстон».
Теперь уже Лесли проявляет осторожность:
— По этой причине она проявляла особый интерес к туберкулезу?
— Насчет особого сказать не могу. Как вы и сами указали, работая в трущобах, она проявляла интерес ко многим медицинским проблемам. В том числе и к туберкулезу.
— Но, Джастин, если ее дед умер от туберкулеза…
— Тессе особенно претила сентиментальность, которой была овеяна эта болезнь в литературе, — чеканит Джастин. — Ките, Стивенсон, Колридж, Томас Манн… она говорила, что людям, которые находили что-то романтичное в туберкулезе, следовало посидеть у кровати ее деда.
Роб вновь взглядом консультируется с Лесли, получает согласие-кивок.
— Тогда вы, наверное, удивитесь, узнав о том, что в ходе несанкционированного обыска квартиры Арнольда Блюма мы нашли копию старого письма, которое он отправил главе маркетингового отдела «Три Биз», предупреждая о побочных эффектах нового быстродействующего противотуберкулезного препарата, который продвигала «Три Биз»?
Джастин отвечает без малейшей паузы. Новое, опасное, связанное с лекарствами направление допроса активировало его дипломатические навыки.
— Почему я должен удивляться? НГО Блюма уделяло особое внимание лекарствам «третьего мира». Лекарства — это беда Африки. Если хоть что-то и говорит о безразличии Запада к страданиям Африки, так это отсутствие хороших лекарств и неприлично высокие цены, по которым фармакологические фирмы продают свой товар в последние тридцать лет… — на Тессу он не ссылается, но, по существу, цитирует ее. — Я уверен, что Арнольд отправил десятки таких писем.
— Копию этого он спрятал отдельно, — поясняет Роб. — Вместе с множеством технических данных, которые недоступны нашему пониманию.
— Что ж, будем надеяться, что вы сможете попросить Арнольда расшифровать их, когда он вернется, — отвечает Джастин, не пытаясь скрыть неудовольствия, которое вызвали полицейские, признавшись, что рылись в вещах Блюма и читали его корреспонденцию без разрешения хозяина.
Лесли берет инициативу на себя:
— У Тессы был лэптоп, не правда ли?
— Действительно, был.
— Какой фирмы?
— Название не помню. Маленький, серый, японский, это все, что я могу вам сказать.
Он лжет. Не слишком искусно. Он это знает, они — тоже. Судя по лицам, их отношение к нему меняется, атмосфера дружелюбия испаряется. Но не со стороны Джастина. Его упрямый отказ пойти им навстречу аккуратно скрыт ширмой дипломатической любезности. К этой схватке он готовился дни и ночи, втайне надеясь, что до нее так и не дойдет.
— Она держала лэптоп в своем кабинете, так? Вместе с доской для заметок, документами и материалами, связанными с ее работой.
— Если не брала с собой, да.
— Она использовала его, когда писала письма… готовила документы?
— Полагаю, что да.
— Для электронной почты?
— Постоянно.
— И делала с него распечатки?
— Иногда.
— Пять или шесть месяцев тому назад она подготовила большой документ, примерно восемнадцать страниц основного текста и приложений. Протестовала против злоупотреблений, то ли в медицине, то ли в фармакологии, а возможно, и там, и там. Расследование чего-то серьезного, творящегося здесь, в Кении. Она показывала вам этот документ?
— Нет.
— И вы не прочитали его сами, без ее ведома?
— Нет.
— Вы ничего о нем не знаете. Правильно мы вас поняли?
— Боюсь, что да, — извиняющаяся улыбка.
— Только мы вот гадаем, а не связан ли этот документ с величайшим преступлением, с которым она столкнулась?
— Я понимаю.
— И не имеет ли «Три Биз» отношения к этому преступлению.
— Такое всегда возможно.
— Но вам она документ не показывала? — настаивает Лесли.
— Как я уже и говорил вам несколько раз, Лесли, нет, — и чуть не добавляет: «милая дама».
— Но вы думаете, что документ этот мог как-то затрагивать «Три Биз».
— Увы, не имею ни малейшего представления.
Но он имеет. То было ужасное время. Время, когда он боялся, что может ее потерять. Когда ее лицо каменело с каждым днем, а в юных глазах горело пламя фанатизма. Когда ночь за ночью она проводила у своего лэптопа, окруженная кипами исчерканной бумаги. Когда ела, не замечая, что кладет в рот, а потом мчалась наверх, даже не сказав спасибо. Когда скромные крестьяне из окрестных деревень входили в дом через дверь черного хода, сидели с ней на веранде, ели еду, которую приносил им Мустафа.
— Так она никогда не обсуждала с вами этот документ? — Лесли изображает изумление.
— Боюсь, никогда.
— А в вашем присутствии… скажем, с Арнольдом или Гитой?
— В последние месяцы Тесса и Арнольд держали Гиту на расстоянии вытянутой руки, я полагаю, для ее же блага. Что же касается меня, думаю, они мне просто не доверяли. Они полагали, что при возникновении конфликта интересов я прежде всего сохраню верность королеве.
— И вы сохранили бы?
«Ни в коем разе», — думает он. Но ответ дает двусмысленный, чего они от него и ждут.
— Поскольку я не знаком с упомянутым вами документом, к сожалению, это вопрос, на который я не могу ответить.
— Документ могли распечатать с ее лаптопа, так? Этот восемнадцатистраничный документ, даже если она его вам и не показывала.
— Почему нет? Или с компьютера Блюма. Или какого-то другого.
— И где он сейчас… лэптоп? В эту самую минуту? Лицо остается непроницаемым. Вудроу мог у него поучиться.
Ни лишнего жеста, ни дрожи в голосе, ни паузы перед ответом.
— Я искал лэптоп в списке ее вещей, представленном полицией Кении, но он и кое-что еще, как это ни печально, исчез.
— В Локи никто не видел ее с лэптопом, — говорит Лесли.
— Но едва ли они просматривали ее багаж.
— В «Оазисе» никто не видел у нее лэптоп. Она взяла его с собой, когда вы повезли ее в аэропорт?
— У нее был рюкзак, который она всегда берет в экспедиции. Он тоже исчез. И дорожная сумка, в которой мог лежать лэптоп. Иногда она его туда клала. Кения — не та страна, где женщина, путешествующая одна, может выставлять напоказ дорогую электронику.
— Но она путешествовала не одна, не так ли? — напоминает ему Роб после долгой паузы, такой долгой, словно все трое поставили задачу выяснить, у кого первого сдадут нервы.
— Джастин, — добавляет Лесли, не дожидаясь его ответа, — что вы увезли с собой, когда во вторник утром побывали с Вудроу в своем доме?
Джастин вроде бы роется в памяти, составляя список.
— Э… личные бумаги… частную корреспонденцию, имеющую отношение с семейному фонду Тессы… несколько рубашек, носки… темный костюм для похорон… несколько безделушек, напоминающих о Тессе… пару галстуков.
— Больше ничего?
— Ничего такого, что моментально приходит на ум. Нет.
— А из того, что не приходит? — спрашивает Роб. Джастин улыбается и молчит.
— Мы говорили с Мустафой, — сообщает ему Лесли. — Мы спросили его: «Мустафа, где лэптоп мисс Тессы?» Он дал нам противоречивые ответы. Сначала сказал, что она взяла его с собой. Потом — нет. Наконец — его украли журналисты. Кто его точно не брал, так это вы. Мы подумали, что он пытался вас прикрыть, да только получилось у него не очень.
— Боюсь, так случается всегда, если слишком напирать на слуг.
— Мы на него не напирали, — в голос Лесли так и врываются злые нотки. — Мы спросили его о ее доске для заметок. Почему на ней полно булавок и дыр от булавок, но нет ни одной бумажки. Он сказал, что навел порядок. Сам, без чьей-либо помощи. На английском он не читает, ему не дозволено притрагиваться к ее вещам и к чему-либо в комнате, но он навел порядок на доске для заметок. И что он сделал с листочками, спросили мы. Сжег, ответил он. Кто велел ему их сжечь? Никто. Кто велел навести порядок на доске для заметок? Никто. И уж, во всяком случае, не мистер Джастин. Мы думаем, что он и тут прикрывал вас, в меру своих способностей. Мы думаем, что все листочки с доски взяли вы — не Мустафа. Мы думаем, он прикрывает вас и с лаптопом.
Джастин вновь изобразил полную безмятежность, проклятие и достоинство избранной им профессии.
— Боюсь, вы не учитываете наши культурные различия, Лесли. Гораздо более вероятное объяснение — лэптоп отправился с ней на озеро Туркана.
— Вместе с листочками, которые она крепила к доске? Я так не думаю, Джастин. Во время визита домой вы не брали дискеты?
И тут на мгновение, только на мгновение, Джастин сбрасывает маску. С одной стороны, продолжает все отрицать, с другой — не меньше следователей озабочен получением ответов.
— Нет, но, признаюсь, я их искал. На них хранилась значительная часть юридической переписки. Она постоянно переписывалась со своим адвокатом по электронной почте.
— И вы их не нашли.
— Они всегда лежали на ее столе, — протестует Джастин, демонстрируя стремление помочь в разрешении возникших проблем. — В красивой лакированной шкатулке, подаренной тем самым адвокатом на прошлое Рождество. Они не только кузены, но и давние друзья. Шкатулка с надписью на китайском. Тесса попросила перевести надпись китайца, работающего в одном из агентств гуманитарной помощи. К ее радости, надпись за что-то клеймила проклятый Запад. Я могу только предположить, что шкатулка разделила судьбу лэптопа. Может, она увезла в Локи и дискеты.
— Но зачем? — голос Лесли переполнен скептицизмом.
— Я не владею информационными технологиями. Следовало бы, но не владею. В полицейском списке дискет тоже нет, — добавляет он, рассчитывая на их помощь.
Роб откликается.
— То, что хранилось на дискетах, наверняка есть и в лаптопе. Если только она не стирала с жесткого диска все перенесенные на дискеты файлы. Но обычно этого никто не делает.
— Как я вам уже говорил, Тесса придавала секретности первостепенное значение. Вновь долгая пауза.
— Так где сейчас ее бумаги? — грубо спрашивает Роб.
— На пути в Лондон.
— В мешке с дипломатической почтой?
— Я отправил их, как счел нужным. Форин-оффис всегда готов помочь своим сотрудникам.
Возможно, воспоминания о допросе Вудроу заставляет Лесли в крайнем раздражении сдвинуться на краешек стула.
— Джастин.
— Да, Лесли.
— Тесса проводила какое-то расследование. Так? Забудьте про дискеты. Забудьте про лэптоп. Где ее бумаги… все ее бумаги… в этот самый момент? — желает знать она. — И где листочки с доски?
Укрывшись за дипломатической маской, Джастин хмурится, показывая, что всеми силами старается помочь, пусть она и ведет себя неразумно.
— Среди моих вещей, без всяких сомнений. Если вы спросите, в каком именно чемодане, я скорее всего затруднюсь с ответом.
Лесли ждет, пока дыхание придет в норму.
— Мы бы хотели, чтобы вы открыли нам все свои чемоданы, пожалуйста. Мы бы хотели, чтобы вы отвели нас вниз и показали все, что вы взяли из вашего дома во вторник утром.
Она встает. Роб следует ее примеру, даже отходит к двери, готовый открыть ее. Джастин сидит.
— Боюсь, это невозможно.
— Почему? — рявкает Лесли.
— По той же причине, которая заставила меня взять бумаги. Они — личные и не предназначены для чужих глаз. Я не собираюсь показывать бумаги вам или кому-то еще, пока не получу возможности прочитать их сам. Лесли багровеет.
— Если б мы были в Англии, я бы уже вручила вам ордер на обыск.
— Но мы не в Англии, увы. У вас нет ордера, и здешняя территория не подпадает под вашу юрисдикцию. Лесли пропускает его слова мимо ушей.
— В Англии я бы перерыла этот дом с подвала до чердака. И конфисковала бы каждую безделушку, каждый клочок бумаги, каждую дискету, которые вы унесли из кабинета Тессы. И лэптоп.
— Но вы уже обыскали мой дом, Лесли, — спокойно замечает Джастин, не поднимаясь со стула. — Я не думаю, что Вудроу понравился бы обыск в его доме, не так ли? И я определенно не разрешу вам проделать со мной то, что вы проделали с Арнольдом без его согласия.
Лесли, красная, злая, не сводит с него глаз. Роб, очень бледный, смотрит на свои сжатые кулаки.
— Насчет этого поговорим завтра, — уходя, зловеще бросает Лесли.
Но завтра не приходит. Вернее, не реализуется ее обещание вернуться и поговорить. Всю ночь и утро Джастин сидит на краю кровати, ожидая появления Лесли и Роба с ордерами на обыск и когортой местных полицейских, которые и будут выполнять за них всю грязную работу. Так же, как в прошлые дни, думает о том, что ему делать, куда что спрятать. Потолок, пол, стены: куда? Привлечь Глорию? Пустой номер. Мустафу и слугу Глории? То же самое. Использовать Гиту? Но Лесли и Роб так и не появляются. Зато звонит Милдрен, чтобы сообщить, что они срочно понадобились в другом месте. А вот об Арнольде ничего нового сказать не может. Потом подходит черед похорон, а полицейские все заняты где-то еще. Во всяком случае, на кладбище, среди друзей, пришедших проводить Тессу в последний путь, Джастин их не видит.
Самолет влетел в предрассветный сумрак. За иллюминатором Джастин уже мог различить застывшие под крылом облака. Вокруг, укрытые одеялами-саванами, в неестественных позах мертвых спали пассажиры. Одна женщина вскинула руку, словно кому-то махала ею, когда ее застрелили. Мужчина распахнул рот в молчаливом крике, положив мертвую руку на сердце. Джастин, бодрствующий в полном одиночестве, повернулся к иллюминатору. Его лицо плыло в нем рядом с лицом Тессы, как маски когда-то знакомых ему людей.
Глава 9
Это же чертовски отвратительно! — воскликнул лысеющий мужчина в необъятном коричневом пальто, оттеснив Джастина от багажной тележки и заключив в медвежьи объятия. — Это абсолютно мерзко, ужасно несправедливо и чертовски отвратительно. Сначала Гарт, потом Тесс.
— Спасибо тебе, Хэм, — Джастин тоже попытался обнять его, с учетом того, что едва мог шевельнуть руками. — И спасибо, что встретил меня в столь неудобное время. Нет, это я возьму сам. Ты неси чемодан.
— Я бы прилетел на похороны, если бы ты мне позволил! Господи, Джастин!
— Я решил, что здесь ты принесешь больше пользы, — мягко ответил Джастин.
— Костюм у тебя теплый? После солнечной Африки здесь прохладно, не так ли?
Артур Луиджи Хэммонд был единственным старшим партнером юридической фирмы «Хэммонд и Манцини» с регистрацией в Лондоне и Турине. Отец Хэма учился с отцом Тессы в юридической школе Оксфорда, а потом в юридической школе Милана. Одновременно, под высокими сводами туринской церкви, они обвенчались с двумя итальянскими аристократками, сестрами, писаными красавицами. У одной родилась Тесса, у второй, чуть ли не в тот же день — Хэм. Дети проводили каникулы на острове Эльба, катались на лыжах в Кортине [37] и, фактически брат и сестра, вместе окончили университет, Хэм — членом сборной команды по регби Оксфорда и с трудом добытой степенью бакалавра с отличием третьего класса, Тесса — первого. После смерти родителей Тессы Хэм отвел себе роль мудрого дядюшки, управлял доверительным семейным фондом, отдавая предпочтение исключительно консервативным инвестициям, пусть они и приносили минимальный доход, вовсю использовал авторитет своей преждевременно полысевшей головы, подавляя излишние порывы щедрости своей кузины, и забывал при этом брать вознаграждение за оказанные услуги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
— Вы в это верите? — спрашивает Лесли.
— Поздновато мне во что-то верить, — смиренно отвечает Джастин и какое-то время молчит, прежде чем продолжить, уже с вызовом: — Тесса была необычным человеком: адвокатом, верящим в справедливость.
— Почему они поехали на раскопки Лики? — спрашивает Лесли, переварив последнюю фразу.
— Может, у Арнольда там были какие-то дела. Лики из тех, кого действительно заботит благосостояние простых африканцев.
— Возможно, — соглашается Лесли, что-то записывая в блокнот с зеленой обложкой. — Она с ним встречалась?
— Насколько мне известно, нет.
— Арнольд?
— Понятия не имею. Полагаю, вам следует задать этот вопрос Лики.
— Мистер Лики никогда о них не слышал, пока не включил телевизор на прошлой неделе, — мрачно отвечает Лесли. — Мистер Лики в эти дни проводит большую часть своего времени в Найроби, пытаясь «отмыть» режим Мои, и ему очень непросто донести свои аргументы до Запада.
Роб смотрит на Лесли, должно быть, ждет команды. Та чуть заметно кивает. Он наклоняется к столу, пододвигает диктофон к Джастину: говори, мол, сюда.
— А что вы можете сказать о белой чуме? — сурово спрашивает он, словно обвиняя Джастина в распространении этой болезни. — Белая чума, — повторяет он, поскольку Джастин медлит с ответом. — Что это? Мы вас слушаем.
Лицо Джастина превращается в непроницаемую маску. Голос становится дипломатически бесстрастным. Ему есть о чем сказать, но он не считает нужным делиться тем, что ему известно.
— Белой чумой когда-то называли туберкулез, — отвечает он. — Дед Тессы умер от этой болезни. Ребенком она стала свидетелем его смерти. У Тессы была книга под таким названием, — он не добавляет, что книга эта лежала на ее ночном столике, пока он не переложил ее в саквояж «гладстон».
Теперь уже Лесли проявляет осторожность:
— По этой причине она проявляла особый интерес к туберкулезу?
— Насчет особого сказать не могу. Как вы и сами указали, работая в трущобах, она проявляла интерес ко многим медицинским проблемам. В том числе и к туберкулезу.
— Но, Джастин, если ее дед умер от туберкулеза…
— Тессе особенно претила сентиментальность, которой была овеяна эта болезнь в литературе, — чеканит Джастин. — Ките, Стивенсон, Колридж, Томас Манн… она говорила, что людям, которые находили что-то романтичное в туберкулезе, следовало посидеть у кровати ее деда.
Роб вновь взглядом консультируется с Лесли, получает согласие-кивок.
— Тогда вы, наверное, удивитесь, узнав о том, что в ходе несанкционированного обыска квартиры Арнольда Блюма мы нашли копию старого письма, которое он отправил главе маркетингового отдела «Три Биз», предупреждая о побочных эффектах нового быстродействующего противотуберкулезного препарата, который продвигала «Три Биз»?
Джастин отвечает без малейшей паузы. Новое, опасное, связанное с лекарствами направление допроса активировало его дипломатические навыки.
— Почему я должен удивляться? НГО Блюма уделяло особое внимание лекарствам «третьего мира». Лекарства — это беда Африки. Если хоть что-то и говорит о безразличии Запада к страданиям Африки, так это отсутствие хороших лекарств и неприлично высокие цены, по которым фармакологические фирмы продают свой товар в последние тридцать лет… — на Тессу он не ссылается, но, по существу, цитирует ее. — Я уверен, что Арнольд отправил десятки таких писем.
— Копию этого он спрятал отдельно, — поясняет Роб. — Вместе с множеством технических данных, которые недоступны нашему пониманию.
— Что ж, будем надеяться, что вы сможете попросить Арнольда расшифровать их, когда он вернется, — отвечает Джастин, не пытаясь скрыть неудовольствия, которое вызвали полицейские, признавшись, что рылись в вещах Блюма и читали его корреспонденцию без разрешения хозяина.
Лесли берет инициативу на себя:
— У Тессы был лэптоп, не правда ли?
— Действительно, был.
— Какой фирмы?
— Название не помню. Маленький, серый, японский, это все, что я могу вам сказать.
Он лжет. Не слишком искусно. Он это знает, они — тоже. Судя по лицам, их отношение к нему меняется, атмосфера дружелюбия испаряется. Но не со стороны Джастина. Его упрямый отказ пойти им навстречу аккуратно скрыт ширмой дипломатической любезности. К этой схватке он готовился дни и ночи, втайне надеясь, что до нее так и не дойдет.
— Она держала лэптоп в своем кабинете, так? Вместе с доской для заметок, документами и материалами, связанными с ее работой.
— Если не брала с собой, да.
— Она использовала его, когда писала письма… готовила документы?
— Полагаю, что да.
— Для электронной почты?
— Постоянно.
— И делала с него распечатки?
— Иногда.
— Пять или шесть месяцев тому назад она подготовила большой документ, примерно восемнадцать страниц основного текста и приложений. Протестовала против злоупотреблений, то ли в медицине, то ли в фармакологии, а возможно, и там, и там. Расследование чего-то серьезного, творящегося здесь, в Кении. Она показывала вам этот документ?
— Нет.
— И вы не прочитали его сами, без ее ведома?
— Нет.
— Вы ничего о нем не знаете. Правильно мы вас поняли?
— Боюсь, что да, — извиняющаяся улыбка.
— Только мы вот гадаем, а не связан ли этот документ с величайшим преступлением, с которым она столкнулась?
— Я понимаю.
— И не имеет ли «Три Биз» отношения к этому преступлению.
— Такое всегда возможно.
— Но вам она документ не показывала? — настаивает Лесли.
— Как я уже и говорил вам несколько раз, Лесли, нет, — и чуть не добавляет: «милая дама».
— Но вы думаете, что документ этот мог как-то затрагивать «Три Биз».
— Увы, не имею ни малейшего представления.
Но он имеет. То было ужасное время. Время, когда он боялся, что может ее потерять. Когда ее лицо каменело с каждым днем, а в юных глазах горело пламя фанатизма. Когда ночь за ночью она проводила у своего лэптопа, окруженная кипами исчерканной бумаги. Когда ела, не замечая, что кладет в рот, а потом мчалась наверх, даже не сказав спасибо. Когда скромные крестьяне из окрестных деревень входили в дом через дверь черного хода, сидели с ней на веранде, ели еду, которую приносил им Мустафа.
— Так она никогда не обсуждала с вами этот документ? — Лесли изображает изумление.
— Боюсь, никогда.
— А в вашем присутствии… скажем, с Арнольдом или Гитой?
— В последние месяцы Тесса и Арнольд держали Гиту на расстоянии вытянутой руки, я полагаю, для ее же блага. Что же касается меня, думаю, они мне просто не доверяли. Они полагали, что при возникновении конфликта интересов я прежде всего сохраню верность королеве.
— И вы сохранили бы?
«Ни в коем разе», — думает он. Но ответ дает двусмысленный, чего они от него и ждут.
— Поскольку я не знаком с упомянутым вами документом, к сожалению, это вопрос, на который я не могу ответить.
— Документ могли распечатать с ее лаптопа, так? Этот восемнадцатистраничный документ, даже если она его вам и не показывала.
— Почему нет? Или с компьютера Блюма. Или какого-то другого.
— И где он сейчас… лэптоп? В эту самую минуту? Лицо остается непроницаемым. Вудроу мог у него поучиться.
Ни лишнего жеста, ни дрожи в голосе, ни паузы перед ответом.
— Я искал лэптоп в списке ее вещей, представленном полицией Кении, но он и кое-что еще, как это ни печально, исчез.
— В Локи никто не видел ее с лэптопом, — говорит Лесли.
— Но едва ли они просматривали ее багаж.
— В «Оазисе» никто не видел у нее лэптоп. Она взяла его с собой, когда вы повезли ее в аэропорт?
— У нее был рюкзак, который она всегда берет в экспедиции. Он тоже исчез. И дорожная сумка, в которой мог лежать лэптоп. Иногда она его туда клала. Кения — не та страна, где женщина, путешествующая одна, может выставлять напоказ дорогую электронику.
— Но она путешествовала не одна, не так ли? — напоминает ему Роб после долгой паузы, такой долгой, словно все трое поставили задачу выяснить, у кого первого сдадут нервы.
— Джастин, — добавляет Лесли, не дожидаясь его ответа, — что вы увезли с собой, когда во вторник утром побывали с Вудроу в своем доме?
Джастин вроде бы роется в памяти, составляя список.
— Э… личные бумаги… частную корреспонденцию, имеющую отношение с семейному фонду Тессы… несколько рубашек, носки… темный костюм для похорон… несколько безделушек, напоминающих о Тессе… пару галстуков.
— Больше ничего?
— Ничего такого, что моментально приходит на ум. Нет.
— А из того, что не приходит? — спрашивает Роб. Джастин улыбается и молчит.
— Мы говорили с Мустафой, — сообщает ему Лесли. — Мы спросили его: «Мустафа, где лэптоп мисс Тессы?» Он дал нам противоречивые ответы. Сначала сказал, что она взяла его с собой. Потом — нет. Наконец — его украли журналисты. Кто его точно не брал, так это вы. Мы подумали, что он пытался вас прикрыть, да только получилось у него не очень.
— Боюсь, так случается всегда, если слишком напирать на слуг.
— Мы на него не напирали, — в голос Лесли так и врываются злые нотки. — Мы спросили его о ее доске для заметок. Почему на ней полно булавок и дыр от булавок, но нет ни одной бумажки. Он сказал, что навел порядок. Сам, без чьей-либо помощи. На английском он не читает, ему не дозволено притрагиваться к ее вещам и к чему-либо в комнате, но он навел порядок на доске для заметок. И что он сделал с листочками, спросили мы. Сжег, ответил он. Кто велел ему их сжечь? Никто. Кто велел навести порядок на доске для заметок? Никто. И уж, во всяком случае, не мистер Джастин. Мы думаем, что он и тут прикрывал вас, в меру своих способностей. Мы думаем, что все листочки с доски взяли вы — не Мустафа. Мы думаем, он прикрывает вас и с лаптопом.
Джастин вновь изобразил полную безмятежность, проклятие и достоинство избранной им профессии.
— Боюсь, вы не учитываете наши культурные различия, Лесли. Гораздо более вероятное объяснение — лэптоп отправился с ней на озеро Туркана.
— Вместе с листочками, которые она крепила к доске? Я так не думаю, Джастин. Во время визита домой вы не брали дискеты?
И тут на мгновение, только на мгновение, Джастин сбрасывает маску. С одной стороны, продолжает все отрицать, с другой — не меньше следователей озабочен получением ответов.
— Нет, но, признаюсь, я их искал. На них хранилась значительная часть юридической переписки. Она постоянно переписывалась со своим адвокатом по электронной почте.
— И вы их не нашли.
— Они всегда лежали на ее столе, — протестует Джастин, демонстрируя стремление помочь в разрешении возникших проблем. — В красивой лакированной шкатулке, подаренной тем самым адвокатом на прошлое Рождество. Они не только кузены, но и давние друзья. Шкатулка с надписью на китайском. Тесса попросила перевести надпись китайца, работающего в одном из агентств гуманитарной помощи. К ее радости, надпись за что-то клеймила проклятый Запад. Я могу только предположить, что шкатулка разделила судьбу лэптопа. Может, она увезла в Локи и дискеты.
— Но зачем? — голос Лесли переполнен скептицизмом.
— Я не владею информационными технологиями. Следовало бы, но не владею. В полицейском списке дискет тоже нет, — добавляет он, рассчитывая на их помощь.
Роб откликается.
— То, что хранилось на дискетах, наверняка есть и в лаптопе. Если только она не стирала с жесткого диска все перенесенные на дискеты файлы. Но обычно этого никто не делает.
— Как я вам уже говорил, Тесса придавала секретности первостепенное значение. Вновь долгая пауза.
— Так где сейчас ее бумаги? — грубо спрашивает Роб.
— На пути в Лондон.
— В мешке с дипломатической почтой?
— Я отправил их, как счел нужным. Форин-оффис всегда готов помочь своим сотрудникам.
Возможно, воспоминания о допросе Вудроу заставляет Лесли в крайнем раздражении сдвинуться на краешек стула.
— Джастин.
— Да, Лесли.
— Тесса проводила какое-то расследование. Так? Забудьте про дискеты. Забудьте про лэптоп. Где ее бумаги… все ее бумаги… в этот самый момент? — желает знать она. — И где листочки с доски?
Укрывшись за дипломатической маской, Джастин хмурится, показывая, что всеми силами старается помочь, пусть она и ведет себя неразумно.
— Среди моих вещей, без всяких сомнений. Если вы спросите, в каком именно чемодане, я скорее всего затруднюсь с ответом.
Лесли ждет, пока дыхание придет в норму.
— Мы бы хотели, чтобы вы открыли нам все свои чемоданы, пожалуйста. Мы бы хотели, чтобы вы отвели нас вниз и показали все, что вы взяли из вашего дома во вторник утром.
Она встает. Роб следует ее примеру, даже отходит к двери, готовый открыть ее. Джастин сидит.
— Боюсь, это невозможно.
— Почему? — рявкает Лесли.
— По той же причине, которая заставила меня взять бумаги. Они — личные и не предназначены для чужих глаз. Я не собираюсь показывать бумаги вам или кому-то еще, пока не получу возможности прочитать их сам. Лесли багровеет.
— Если б мы были в Англии, я бы уже вручила вам ордер на обыск.
— Но мы не в Англии, увы. У вас нет ордера, и здешняя территория не подпадает под вашу юрисдикцию. Лесли пропускает его слова мимо ушей.
— В Англии я бы перерыла этот дом с подвала до чердака. И конфисковала бы каждую безделушку, каждый клочок бумаги, каждую дискету, которые вы унесли из кабинета Тессы. И лэптоп.
— Но вы уже обыскали мой дом, Лесли, — спокойно замечает Джастин, не поднимаясь со стула. — Я не думаю, что Вудроу понравился бы обыск в его доме, не так ли? И я определенно не разрешу вам проделать со мной то, что вы проделали с Арнольдом без его согласия.
Лесли, красная, злая, не сводит с него глаз. Роб, очень бледный, смотрит на свои сжатые кулаки.
— Насчет этого поговорим завтра, — уходя, зловеще бросает Лесли.
Но завтра не приходит. Вернее, не реализуется ее обещание вернуться и поговорить. Всю ночь и утро Джастин сидит на краю кровати, ожидая появления Лесли и Роба с ордерами на обыск и когортой местных полицейских, которые и будут выполнять за них всю грязную работу. Так же, как в прошлые дни, думает о том, что ему делать, куда что спрятать. Потолок, пол, стены: куда? Привлечь Глорию? Пустой номер. Мустафу и слугу Глории? То же самое. Использовать Гиту? Но Лесли и Роб так и не появляются. Зато звонит Милдрен, чтобы сообщить, что они срочно понадобились в другом месте. А вот об Арнольде ничего нового сказать не может. Потом подходит черед похорон, а полицейские все заняты где-то еще. Во всяком случае, на кладбище, среди друзей, пришедших проводить Тессу в последний путь, Джастин их не видит.
Самолет влетел в предрассветный сумрак. За иллюминатором Джастин уже мог различить застывшие под крылом облака. Вокруг, укрытые одеялами-саванами, в неестественных позах мертвых спали пассажиры. Одна женщина вскинула руку, словно кому-то махала ею, когда ее застрелили. Мужчина распахнул рот в молчаливом крике, положив мертвую руку на сердце. Джастин, бодрствующий в полном одиночестве, повернулся к иллюминатору. Его лицо плыло в нем рядом с лицом Тессы, как маски когда-то знакомых ему людей.
Глава 9
Это же чертовски отвратительно! — воскликнул лысеющий мужчина в необъятном коричневом пальто, оттеснив Джастина от багажной тележки и заключив в медвежьи объятия. — Это абсолютно мерзко, ужасно несправедливо и чертовски отвратительно. Сначала Гарт, потом Тесс.
— Спасибо тебе, Хэм, — Джастин тоже попытался обнять его, с учетом того, что едва мог шевельнуть руками. — И спасибо, что встретил меня в столь неудобное время. Нет, это я возьму сам. Ты неси чемодан.
— Я бы прилетел на похороны, если бы ты мне позволил! Господи, Джастин!
— Я решил, что здесь ты принесешь больше пользы, — мягко ответил Джастин.
— Костюм у тебя теплый? После солнечной Африки здесь прохладно, не так ли?
Артур Луиджи Хэммонд был единственным старшим партнером юридической фирмы «Хэммонд и Манцини» с регистрацией в Лондоне и Турине. Отец Хэма учился с отцом Тессы в юридической школе Оксфорда, а потом в юридической школе Милана. Одновременно, под высокими сводами туринской церкви, они обвенчались с двумя итальянскими аристократками, сестрами, писаными красавицами. У одной родилась Тесса, у второй, чуть ли не в тот же день — Хэм. Дети проводили каникулы на острове Эльба, катались на лыжах в Кортине [37] и, фактически брат и сестра, вместе окончили университет, Хэм — членом сборной команды по регби Оксфорда и с трудом добытой степенью бакалавра с отличием третьего класса, Тесса — первого. После смерти родителей Тессы Хэм отвел себе роль мудрого дядюшки, управлял доверительным семейным фондом, отдавая предпочтение исключительно консервативным инвестициям, пусть они и приносили минимальный доход, вовсю использовал авторитет своей преждевременно полысевшей головы, подавляя излишние порывы щедрости своей кузины, и забывал при этом брать вознаграждение за оказанные услуги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53