Собственный голос перестал казаться ей чужим.
- Вот и хорошо.
Ратас указал ей на низенький столик.
- Тут ты найдешь все, что нужно для умывания. Вон лежат твои вещи, -
он кивнул на широкую скамью у стены. - А я сейчас принесу тебе поесть.
С этими словами он вышел, и Вита осталась одна. Обвела комнату
взглядом. Грубая деревянная мебель, земляной пол, посыпанный травой. Тесно
и неуютно, к тому же эта полутьма... Она вздохнула, достала из сумки
гребень и зеркальце, причесалась, затем долго, с наслаждением умывалась,
словно хотела смыть с себя следы недавних приключений. Вита уже вытирала
лицо и руки полотенцем, когда вернулся Ратас с большим деревянным
подносом.
- Завтрак, обед или ужин? - засмеялась она. - Впрочем, для смертельно
голодного человека это не имеет значения.
Острый сыр, похожий на брынзу, круглые лепешки, совсем как те, что
пекла Витина бабушка, яблоки... Пока девушка молча поглощала все, что
стояло перед нею, вошла женщина под синим покрывалом. Она протянула Вите
кувшин и сказала:
- Тут вода из целебного источника. Выпей, и к тебе вернутся силы.
Голос почему-то показался Вите знакомым. Она подняла глаза на
говорившую - покрывало прятало нижнюю часть ее лица, видны были только
глаза. Странно, где она могла слышать этот голос? Во сне, что ли?
- Вот Эрлис, Вита, - сказал Ратас. - Она побудет пока с тобой.
- А ты?
- Я не могу долго оставаться здесь. Надо действовать, и как можно
быстрее. На долгие разговоры времени у нас нет. Я попытаюсь объяснить тебе
лишь самое главное и сложное.
- Садись возле меня, - Эрлис устроилась на скамье около стены. - Тебе
доведется услышать много неожиданного и чудного.
Вита села, заметив, как пытливо вглядывалась в нее Эрлис. Вот еще!
Что в ней особенного? Платье, что ли?
- Представь себе, - начал Ратас, - что существует множество миров,
которые образовались в одной исходной точке и развиваются параллельно.
Можно сказать, что это варианты одного и того же мира - так много в них
общего. Однако у каждого из них есть и свои особенности, они не близнецы,
но родные братья. Где-то произошло отклонение, и события в том или другом
месте начинают складываться иначе, хотя общее направление развития
остается постоянным - вот как река, которая непременно найдет себе
какое-нибудь русло, чтобы течь к морю. И ты сейчас оказалась в одном из
таких миров, который, относительно твоего родного мира, является одним из
вариантов его прошлого.
Вита захлопала глазами. Ну и ну! Невероятно... Вот тебе случай
взглянуть так близко на прошлое, ну хотя бы на один из вариантов прошлого,
как говорил Ратас, - тебе, девчонке, помешанной на истории! Однако столь
многообещающая перспектива не вызвала у нее бурного энтузиазма. Что-то
неуютно и одиноко в этом мире ей, насильно оторванной какой-то
безжалостной силой от всего родного, теплого, близкого...
Эрлис обняла ее за плечи.
- Не вешай нос, сестра! Все пойдет на лад, вот увидишь.
- Мир, в котором ты сейчас оказалась, - продолжал Ратас, - мы назовем
Грестор, потому что именно так зовется тот город, по улицам которого ты
недавно ходила. Но есть еще один мир - будем звать его Эритея, - который
намного опередил во времени не только Грестор, но и твою родину, и
является относительно них...
- Одним из вариантов их будущего? - перебила Вита.
- Верно. И тот, кого ты видела вчера в золотой ладье, пришел сюда
именно из этого мира - из Эритеи. Он прячется за страшной маской власти и
кары. А мы - мы хотим положить конец его власти, которая несет здешнему
народу непоправимые беды. В руках у нового правителя - прибор, который
дает ему возможность переходить из одного параллельного мира в другой.
Видно, Грестор и те скромные развлечения, которые оказались тут к услугам
новоявленного божества, показались ему ничтожными или быстро наскучили.
Вот он и решил продолжить свои путешествия. Полагаю, в одном из миров он
увидел тебя и, возвращаясь, захватил с собой. Я не могу пока сказать
точно, зачем ты ему понадобилась. Но мы помешали ему, потому что нам стало
известно заранее, куда именно он вернется. Мы устроили там засаду. Чтобы
победить Грозного бога Бисехо, или же Сутара - это его настоящее имя, -
нам необходимо захватить атерон - тот прибор, с помощью которого можно
перемещаться в параллельных мирах. Слишком далеко зашло дело в Гресторе -
чтобы вернуть все на свои места, необходимо, вмешательство Эритеи. Нам
нужна помощь, сами мы не справимся. Прибор этот, к сожалению, невелик, его
легко переносить с места на место и несложно спрятать. Поэтому нам никак
не удается им завладеть. На этот раз мы были близки к цели, но не успели
справиться с охраной. Сутар вернулся раньше, чем мы ожидали, и не один, а
с тобою. Ты была без сознания. Увидев, что его воинам приходится солоно,
Сутар бросил тебя и сбежал на своей ладье, унося с собою драгоценный
аппарат. Ну а мы продолжали бой, пока не отбили тебя. Думаю, дальнейшие
события тебе теперь более понятны. Все остальное ты узнаешь от Эрлис. Она
расскажет тебе свою историю, и тебе станет ясно, кто такой Грозный бог и
почему мы боремся против него. А теперь мне пора.
- Но ты еще придешь сюда?
- Тут ли, в другом месте, но мы непременно увидимся. Помни, я
пообещал, что ты снова будешь дома, а мое слово чего-нибудь да стоит.
Правда, Эрлис?
Эрлис кивнула головой в знак согласия, покрывало сдвинулось, и Вита
заметила, что ее правую щеку пересекает извилистый шрам, который
начинается от скулы и теряется на шее. Эрлис перехватила взгляд девушки и
быстро вернула покрывало на место. В глазах ее метнулось мрачное пламя.
- Это - метка Грозного бога, - сказала она. - Я расскажу тебе, как ее
получила.

VIII
Однажды утром Ратас отыскал Эрлис на огороде.
- Идем со мною, я хочу тебе кое-что показать.
Он провел девушку мимо комнаты, где они с Крейоном обычно работали, и
открыл дверь в другую, маленькую угловую комнатушку, куда Эрлис давно уже
не заглядывала. Первое, что бросилось ей в глаза - детские личики,
серьезные и забавные, смеющиеся и сердитые, настороженные и доверчивые...
Все они были очерчены скупыми и точными линиями углем на белой глади стен.
Эрлис переводила широко раскрытые глаза с одного рисунка на другой.
- Ратас, - прошептала она удивленно, - ведь это же те дети, которых
вы забирали из Грестора, я помню их... Но кто же... - внезапно пришла
догадка: - Неужели ты?
Ратас улыбнулся, и она поняла, что не ошиблась.
- Тебе понравилось?
- Еще бы! Как только тебе удалось так...
Но он не дал ей договорить.
- Погляди-ка теперь туда, Эрлис.
В промежутке между окнами девушка увидела большое цветное
изображение. Она подступила ближе, чтобы рассмотреть его, и тихонько
охнула.
На фоне тревожно-серого грозового неба стояла женщина в голубом
одеяньи. Все тело ее напряглось, сопротивляясь бешеному ветру,
развевавшему длинные светлые волосы. В зеленых прозрачных глазах застыли
несказанная печаль и щемящая нежность, отчаянное упрямство и детская
беззащитность... Где взяла она силы выдержать удар огня, упавшего с неба,
к которому обращено было ее прекрасное лицо? Пылающий зигзаг молнии,
повторяя очертания шрама, пересекал правую щеку, и нижним концом упирался
в сердце.
Эрлис робко протянула руку, пальцы ее коснулись стены, и на них
остался слабый отпечаток краски. Она растерянно отдернула руку и
оглянулась на Ратаса.
- Что это?..
- Разве не узнаешь?
- Нет, нет, - девушка замотала головой. - Быть не может... Да я... У
меня и платья такого отродясь не бывало...
Понимала, что произносит какие-то глупые, ненужные слова, но ничего
не могла с собой поделать: она впервые увидела себя со стороны и
растерялась от наплыва противоречивых чувств. Неужто и впрямь она так
хороша? И только подумала об этом, как острая боль обожгла щеку, хотя
никто не трогал рубца. Молния на рисунке пересекала лицо, не искажая его.
А вот настоящий шрам... И рука ее невольно потянулась закрыть щеку.
- Ты уже здесь, Эрлис? - раздался с порога голос Крейона. - Ты
видела? Я в живописи немного разбираюсь, но это совсем не похоже на все,
что мне раньше встречалось. Кто бы мог подумать, что Ратас... и так
быстро... Это настоящее чудо!
- То, что на стене, еще не чудо, - возразил ему Ратас. - Ты к Эрлис
приглядись повнимательней, Крейон. Найдется ли на свете такая гроза, что
заставила бы ее отступить, и молния такая, что опалила бы ей душу? Вот где
настоящее, живое чудо!
При последних его словах Эрлис вспыхнула - и бросилась прочь из дома,
туда, в скалы, где знала каждую щель и где хотела сейчас спрятаться от
всего света.
Отчего ж она плакала? Ратас не сказал ничего такого, что могло бы ее
задеть, напротив, так красиво о ней никто еще не говорил... даже тетушка
Йела... Что же она не обрадовалась, а сникла, что ж ей убежать
захотелось?..
- Вот ты куда спряталась, - Ратас стоял за ее спиной. - Я знал, где
тебя искать. Эрлис торопливо утерла слезы. Второй раз за этот день она
почувствовала острую, пронзительную боль в щеке, как будто ее снова
кромсал кинжал. Девушка изо всех сил притиснулась лицом к камню, словно
хотела уничтожить, стереть рубец...
- Знал, где искать... - повторила она глухо и вдруг встрепенулась,
заговорила горячо, быстро, глотая слова: - Ты же все знаешь и все умеешь!
Помоги мне! Что со мною случилось? Я так больше не могу...
Ратас положил плащ на выступ утеса и сел. С замирающим сердцем она
ждала, что же он ответит.
- Ничего страшного не произошло, поверь мне, Эрлис. Просто ты
становишься взрослой. Ты словно рождаешься вновь, а это всегда мучительно.
Нет у тебя ни матери, ни сестры, ни даже подруги - они лучше меня все тебе
объяснили бы, утешили, дали совет... Я же привык больше к мечу, а не к
таким разговорам. Единственное, что я мог сделать для тебя, - эта картина.
Я назвал ее "Меченая молнией". Мне давно уже хотелось, чтобы ты увидела
себя глазами других, чтобы ты знала цену себе, Эрлис. Мышатник, из-под
обломков которого тебя когда-то вытащили, успел наложить на тебя свой
отпечаток. Он не сумел приглушить ни твоего ума, ни твоих чувств, но
почему ты так боишься поверить в собственные силы? Как будто разбежишься
для прыжка - и вдруг остановишься в испуге. Тот крохотный серый мышонок,
что прячется в тебе, время от времени поднимает голову и начинает
нашептывать, будто ты не способна ни на что большое и прекрасное. Не верь
мышонку, Эрлис! Когда он снова подаст голос, взгляни на "Меченую молнией".
Там ты - настоящая, запомни.
- Но я хотела бы увидеть себя не только на рисунке. Последний раз я
смотрелась в зеркало в Гресторе...
Ратас молча протянул ей маленькое зеркальце - он предусмотрел и это.
Эрлис долго, с каким-то горьким удивлением рассматривала свое отраженье,
то поднося руку со стеклышком к самым глазам, то отодвигая ее подальше.
- Хватит! - не выдержал наконец Ратас. - Это просто-напросто стекло,
в нем ты всего не увидишь.
Эрлис вздохнула и возвратила ему зеркальце.
- Еще в тот день, когда я впервые увидел тебя, мне показалось, что не
одна лишь преданность Крейону повела тебя за ним и толкнула на кинжал
Турса, - Ратас положил руку ей на плечо. - Да, в Гресторе сейчас время
ненависти, девочка. Но ненавистью мы никогда не изменим мир. Чтобы
творить, нужна любовь. Я всем сердцем хочу, чтобы вы были счастливы - ты и
Крейон. Может, моя картина поможет вам лучше понять друг друга. Только это
очень трудно, Эрлис, - любить, когда время ненависти еще не миновало и
никто из нас не знает, что ждет его завтра.
- Ратас, - сказал она тихо, - я и вправду вела себя, как глупый
ребенок. Прости. Давай вернемся домой. Крейон, наверное, тревожится...
Да, "Меченая молнией" изменила в ней что-то. Эрлис ощущала в себе
неизъяснимую нежность ко всему на свете. Солнце никогда еще не было таким
щедрым, а травы - такими буйными, и даже холодные серые скалы стали
приветливее. Девушке хотелось обнять весь этот широкий мир, найти самые
добрые, самые ласковые слова для каждой птицы, деревца, облачка... Она
убрала подальше лук и стрелы: все-таки женщине охотиться ни к лицу.
Ратас вновь куда-то исчез, и Крейон впервые позволил себе несколько
дней отдыха.
Таким Эрлис его еще не видала. Было что-то трогательное в том, как он
радовался чистой и холодной, до ломоты в зубах, родниковой воде, мотыльку,
кружащему над головой, причудливой скале, очертаниями напоминающей конскую
голову, птичьей песне...
С тех пор как они были вместе, Эрлис не могла припомнить ни одного
дня, да что там - часа, когда Крейон сидел бы сложа руки. Отдыхал он
только во время сна. Сколько же лет трудился он так? А теперь он чуть ли
не целый день пролежал в траве, глядя в небо и прислушиваясь к чему-то еле
слышному, доступному ему одному.
На следующее утро он разбудил ее ни свет ни заря.
- Хочешь встретить восход солнца, Эрлис?
Они сидели на пороге домика и смотрели, как яркие и чистые краски
рассвета сменяют ночную тьму.
А к вечеру небо нахмурилось, и девушка, чтобы успеть до дождя,
попросила Крейона помочь ей перенести к дому хворост, который собрала в
ближней рощице. Однако дождь все-таки застал их по дороге домой. Крейон
бросил хворост на землю и укрыл ее своим плащом. Эрлис положила голову ему
на плечо и думала об одном: вот если бы этот дождь никогда не кончался! Но
дождь кончился, после него похолодало; они затопили в доме и сели у огня.
Эрлис вспомнился Мышатник, где, греясь у очага, она слушала вечерами
сказки и рассказы старших ребят о своих приключениях, в которых, как она
теперь понимала, тоже было немало сказочного. Крейон словно почувствовал
ее настроение:
- Такими вечерами хорошо сказки рассказывать.
- Когда же я в последний раз сказку слыхала? - задумалась Эрлис. -
Наверное, еще у тетушки Йелы...
И тихим, загадочным голосом, как тетушка Йела когда-то, она начала
повесть о девушке-птице, потом - о семерых братьях и их сестре, потом еще
и еще... Она сама не знала, откуда бралось в ней все это, давно, казалось,
позабытые слова пришли вдруг сами, и никогда ее речь не лилась так
свободно.
- Говори еще, - попросил Крейон, когда она замолчала. - Я вспоминаю
детство...
- Нет, теперь твоя очередь!
- Ну ладно, будь по-твоему. Только не знаю, понравится ли тебе моя
сказка...
Эрлис слушала его внимательно, стараясь не пропустить ни слова.
Вначале она и впрямь приняла все за сказку, но потом у нее возникла
несмелая мысль, которая все крепла и крепла: никакая это не сказка! Это -
о нем самом. Никогда раньше не вспоминал он, где и как жил до того, как
перебрался в Грестор. А сейчас он вновь увидел перед собою те далекие
годы...
Начиналось все и вправду по-сказочному: жили-были муж и жена, и не
было у них детей... То есть дети у них рождались, но все они пришли на
свет прежде срока и умерли в малолетстве. Когда же похоронили четвертого
ребенка, то решились они пойти к старику-чародею, который жил высоко в
горах. И сказал чародей, что родится у них сын, и что вырастет он крепким
и здоровым, если пообещают они отдать парня ему в науку. Родился пятый
сын, и старик забрал его к себе... А когда вырос он, то начал исцелять
людей от различных недугов и такого достиг в том искусства, что прославил
свое имя. Из дальних сторон приходили к нему люди с надеждой на исцеленье.
Он женился на самой красивой девушке своего города. И казалось, что судьба
к нему добра. Но потом в один год все изменилось. Отец молодого лекаря
погиб во время наводненья. Вскоре умер и учивший его лекарскому искусству
старик, которого считал он вторым отцом. А его прекрасная супруга полюбила
другого, потому что выходила замуж не за него - за его славу. И тогда
оставил он все: город, в котором прошла его молодость, свою жену, дорогие
сердцу могилы обоих отцов - родного и названного - и пошел куда глаза
глядят вместе со старенькой матерью, она одна только и осталась у него. А
люди говорили: потому не было ему добра, что спасли его с помощью
колдовства, хотели судьбу обмануть, вот она и мстит ему теперь.
Целый год бродил он по стране, изменив имя и нигде надолго не
останавливаясь, и, лишь когда прошел установленный срок и жена его, не
имея о нем известий, смогла выйти замуж за другого, он поселился в
Гресторе, подальше от родной Комины и женщины, которую долго не мог
позабыть.
1 2 3 4 5 6 7 8