Вот и теперь жители болот легко утешились воспоминаниями о тех временах, когда они оставляли в дураках троллей, и сразу согласились помочь охоте на единорогов своими огоньками, так как на твердой земле их воля слабела и они легко соглашались на любые предложения и склонялись перед чужими желаниями.
Троллем, который так ловко провел болотных жителей, был, конечно, Лурулу, прекрасно знавший, как любят блуждающие огни заманивать одиноких путешественников. Раздобыв шляпу с самой высокой тульей и самый длинный и темный плащ, какой ему удалось стащить, он соорудил приманку, которая — он не сомневался — соберет болотных жителей отовсюду. После того как ему удалось завлечь блуждающие огни на твердую землю и заручиться их обещанием освещать путь охотникам на единорогов и оказывать другую посильную помощь, он повел их в сторону селения Эрл. Сначала медленно, чтобы дать их ногам освоиться с твердой землей; потом все быстрее и быстрее, и наконец привел всю их прихрамывающую компанию в Эрл.
Когда во всех болотах не осталось ничего, что хотя бы отдаленно напоминало человека, на тихие просторы в шуме и шорохе больших крыльев опустились осторожные дикие гуси. Юркий чирок шмыгнул в заросли камыша, а темный вечерний воздух огласился голосами и шорохом крыльев летящих уток.
Глава XXX
СЛИШКОМ МНОГО МАГИИ
Теперь в Эрле, который так долго вздыхал по волшебству, действительно обосновалась самая настоящая магия. Весь чердак и старая голубятня над конюшнями замка были оккупированы троллями. Они то и дело устраивали какую-нибудь шалость, а блуждающие огни метались по улицам еще долго после того, как жители селения расходились по домам. Им особенно полюбились сточные канавы, а свои дома они устроили вдоль топких берегов утиных прудов и на старых крышах, где разросся мягкий черно-зеленый мох.
Казалось, что в старом поселке все переменилось. От близости всех этих магических существ волшебная кровь Ориона, мирно дремавшая, покуда его окружали обычные люди и обычные разговоры о каждодневных человеческих заботах, очнулась ото сна и разбудила в его голове самые странные мысли. Голоса эльфийских рогов, которые Орион слышал каждый вечер на протяжении всей своей жизни, обрели для него новый смысл и значение, да и звучали они гораздо громче, словно приблизившись к полям, которые мы знаем.
Жители Эрла, наблюдавшие своего лорда при свете дня, заметили, что он все чаще поглядывает в сторону Страны Эльфов и пренебрегает обычными земными заботами; ночью же его окружали расплывчатые пятна блуждающих огней и пронзительные голоса троллей, говоривших на своем непонятном языке. И постепенно в Эрле поселился страх.
Примерно в это же время старейшины селения — двенадцать трясущихся, седых старцев — снова собрались на совет, придя к дому Нарла. Дневные работы были закончены, и на селение опустился вечер, дышавший волшебством зачарованной земли. Каждый из них по дороге из дома в кузницу видел танцующие на обочине болотные огни и слышал доносящееся из голубятни верещание троллей, чего не увидишь и не услышишь ни в одной христианской земле. Некоторые даже видели крадущиеся в темноте тени, которые не могли принадлежать ни одной из земных тварей, и страшились их, как и всех, кто пересекал сумеречную границу зачарованной земли, чтобы навестить троллей.
Заседая в кузнице Нарла, старейшины старались говорить негромко, и каждый рассказывал одно и то же: о напуганных детях, о женщинах, требующих, чтобы все стало по-старому, и все косились то на окна, то на двери, не зная, что может оттуда появиться. И наконец От сказал:
— Давайте пойдем посольством к лорду Ориону, как мы ходили в длинную красную залу к его деду. Давайте расскажем ему, как мы стремились к магии и как ныне, увидев ее собственными глазами, решили, что с нас довольно волшебства. И пусть Орион больше не следует традициям колдовства и откажется от всего, что недоступно обычному человеку.
Но чу! Что это? Стоя среди своих притихших соседей и давних товарищей, От чутко прислушался. Гоблины ли передразнивают его или простое эхо? Но что бы ему ни почудилось, в кузнице снова стало тихо и ночь за окном тоже молчала.
— Слишком поздно, — возразил охотнику Трел, который единственный видел, как их лорд неоднократно стоял один на холме и прислушивался к каким-то далеким голосам. При этом лицо его было обращено на восток, в сторону Страны Эльфов. И как ни старался Трел, он не уловил ни слов, ни шепота и никаких посторонних звуков. Тогда ему стало ясно, что Ориона зовет что-то, чего не могут услышать простые смертные.
— Теперь слишком поздно, — повторил он.
Именно этого и боялись все остальные.
Потом медленно поднялся Гузик, беспокойно прислушиваясь к тому, как на старой голубятне верещат, словно летучие мыши, нахальные тролли, как танцуют вдоль сточных канав бледные болотные огни и как крадутся в темноте страшные тени, чья мягкая поступь то и дело доносилась до слуха двенадцати собравшихся во внутренней комнате кузницы.
И Гузик молвил:
— Мы хотели иметь маленькую магию…
С голубятни отчетливо донеслась стрекочущая, непонятная речь троллей, и старейшины принялись горячо обсуждать, сколько и какой магии они хотели, обдумывая свои далеко идущие планы в те времена, когда дед Ориона был владыкой Эрла. Лишь задумавшись о том, что же теперь делать, они в конце концов прислушались к плану, который предложил Гузик, а предложил он вот что:
— Если нам не удастся отвратить нашего лорда Ориона от магических чудес, — сказал он, — если его мысли и желания по-прежнему будут устремляться в Страну Эльфов, нам придется подняться на холм, где живет колдунья Жирондерель, рассказать ей о нашей беде и попросить какое-нибудь заклятье, которое можно было бы использовать против лишней магии.
Услышав про Жирондерель, старейшины приободрились, так как знали, что ее волшебство сильнее магии болотных огней и что не сыщется такого тролля или темной твари, которая не испугалась бы ее метлы. Приободрившись, они потребовали у Нарла крепкого меда и, наполнив кружки, подняли тост за Гузика.
Было уже далеко за полночь, когда старейшины встали, чтобы идти по домам. По дороге они старались держаться поближе друг к другу и пели старинные мрачные песни, чтобы отпугнуть неведомых тварей, которых они опасались, хотя ни тролли, ни жители болот не боятся ничего, что кажется страшным человеку. Когда из всех старейшин на улице остался только один, он со всех ног побежал по улице к своему дому, а блуждающие огни весело преследовали его.
На следующий день старейшины пораньше закончили свою работу, так как им очень не хотелось оказаться на холме колдуньи ни после наступления темноты, ни даже в сумерках. Поэтому они встретились возле кузницы Нарла сразу же после обеда и вызвали кузнеца. Все старейшины были облачены в одежды, которые надевали, когда отправлялись с остальными жителями селения в святилище Служителя, хотя каждый понимал, что едва ли отыщется проклятая им душа, которую не благословила бы Жирондерель. Когда кузнец вышел, все они зашагали к холму, опираясь при ходьбе на свои короткие и толстые палки.
Старейшины добрались до дома ведьмы так скоро, как только могли. Они увидели Жирондерель, сидевшую у порога и смотрящую куда-то вдаль. Колдунья по-прежнему выглядела не моложе и не старше, чем всегда, и казалось, что стремительный ход времени нисколько ее не касается.
— Мы — старейшины Эрла, — сказали старейшины, выстроившись перед ней в своих парадных костюмах.
— А-а… — отозвалась Жирондерель. — Так это вы хотели магии? Ну как, пришла ли она в вашу долину?
— Пришла, — ответили старейшины. — У нас ее столько, что мы готовы поделиться с любым.
— То ли еще будет, — загадочно ответила Жирондерель.
— Мать-колдунья, — выступил вперед Нарл, — мы пришли, чтобы молить тебя о помощи. Не дашь ли ты нам какое-нибудь доброе заклинание, которое оградило бы нас от магии и не позволило никакому новому волшебству проникать в нашу долину, так как и того, что уже есть, чересчур много.
— Чересчур много?! — воскликнула Жирондерель. — Чересчур много волшебства? Да разве не волшебство составляет самую суть жизни и ее вкус? Разве не оно украшает и придает жизни блеск и красоту? Нет, клянусь моей метлой, я не дам вам ни одного заклинания против магии!
Старейшины подумали о блуждающих огнях, о едва различимых во тьме существах со странными голосами и обо всех странностях и чудесах, которые еще могут произойти в их возлюбленной долине. И тогда они снова принялись упрашивать ведьму, стараясь говорить как можно убедительней и учтивее.
— Прости нас, мать-колдунья, — сказал Гузик, — но магии действительно слишком много. Похоже, все существа, которым положено обитать в Стране Эльфов, перешли границу и ринулись в нашу долину.
— Так и есть, — поддержал товарища Нарл. — Граница прорвана, и конца нашествию не видно, а ведь блуждающим огням положено жить в болоте, троллям и гоблинам — в Стране Эльфов, а мы, люди, должны держаться других людей. Таково наше общее мнение. Что же касается волшебства, которого желали много лет назад, когда все мы были молоды, то теперь нам ясно — оно не для человека.
Жирондерель молча смотрела на него, и глаза ее, горевшие, как у кошки, светились все ярче и ярче. Видя, что колдунья не двигается и молчит, Нарл снова принялся ее уговаривать.
— О, мать-колдунья! — воскликнул он. — Неужели ты не поможешь нам ни одним заклятьем, с помощью которого мы могли бы осадить от магии наши дома?
— Ни одним заклятьем!.. — прошипела Жирондерель. — Ни заклятьем, ни амулетом, клянусь моей метлой, звездами и полетами в ночной темноте! Неужели вы хотите лишить Землю этого удивительного наследства, которое досталось ей от прежних времен? Неужели вы отнимете это драгоценное сокровище и оставите ее ни с чем на посмешище другим планетам? Ведь без магии, без волшебства, которых у нас — на зависть темноте Вселенной — в достатке, мы стали бы нищими… — И она наклонилась вперед с высокого порога своего дома и, пристукнув по земле своим посохом, устремила прямо в лицо Нарлу взгляд своих немигающих глаз.
— Нет, — сказала она, — я скорее дала бы вам заклинание против воды, чтобы весь мир страдал от жажды, чем заклинание против песни ручья, которая вечерами негромко звенит за гребнем холма. Она не слышна бодрствующему, но вплетается в наши сны, рассказывая нам о древних войнах, что вели духи Воды, и об их утраченных любимых. И я скорее дам вам заклятье против хлеба, чтобы весь мир голодал, чем заклятье против волшебства пшеницы, которое при свете июльской луны наполняет золотом лощины и в котором короткими теплыми ночами во множестве странствуют те, о ком человек ничего не знает. И скорей я сообщила бы вам заклятье против уюта, одежды, еды, тепла и крыши над головой — заклятье окончательное и необратимое, — чем лишила бы скромные земные поля той магии, которая служит им и теплым плащом, защищающим от леденящего холода Вселенной, и нарядным платьем, укрывающим их от жестоких насмешек пустоты.
Ступайте же отсюда! Ступайте к себе в деревню и знайте, вы, кто стремился к магии в юности, но не хочет иметь с ней дело в зрелые годы, что слепота духа, которая поражает человека к старости, еще хуже, чем слепота глаз, так как она окружает вас черной пеленой, сквозь которую нельзя ни рассмотреть, ни услышать, ни почувствовать, ни понять ровным счетом ничего. И ни один голос, что раздается из этой черноты, не убедит меня составить заклинание против магии.
Вон! Пошли вон!
Воскликнув: «Вон!» — колдунья навалилась всем своим весом на черную палку, явно собираясь встать, и старейшинами овладел сильный страх. В тот же момент они увидели, что вечер близок, и вся долина скрылась в тени, и только вершина холма, где росла ведьмина капуста, все еще озарена светом уходящего дня, так как, слушая суровую отповедь Жирондерели, они позабыли о времени. Только теперь старейшинам бросилось в глаза, что час довольно поздний, а прохладный ветер, заставивший их вздрогнуть, показался предвестником близкой ночи, подступившей к самым холмам, и даже воздух, который они вдыхали, был словно напоен тем самым волшебством, для защиты от которого старейшины надеялись получить у колдуньи могучее заклинание.
И они оказались в этот тревожный час вдали от своих домов, на холме, лицом к лицу с ведьмой, которая явно готовилась подняться, а ее глаза были устремлены прямо на них. Вот Жирондерель слегка привстала со своего кресла, и не было никаких сомнений, что еще несколько мгновений, и она уже будет ковылять между ними и, сверкая глазами, заглядывать в лицо каждому.
Старейшины повернулись и дружно бросились бежать вниз по холму.
Глава XXXI
ВОЛШЕБНЫЕ ТВАРИ ПРОКЛЯТЫ
Сбежав вниз по холму, старейшины Эрла оказались в полутьме вечерних сумерек, серой пеленой сгустившихся над долиной чуть выше поднявшегося от ручья тумана. И все же в воздухе чувствовалось нечто большее, чем обычная таинственность земного вечера. Свет, мерцающий в окнах домов, свидетельствовал, что все жители уже разошлись по домам, и на улицах селения не было ни одного человека, если не считать лорда Ориона, который подобно длинной, бесплотной тени, молча, почти крадучись прошел к облюбованной троллями голубятне в сопровождении толпы блуждающих огней, и мысли его были далеки от Земли. И чудеса, что день за днем скапливались в селении, придавали Эрлу такой неуютный, сверхъестественный, чужой облик, что старейшины, и без того запыхавшиеся, невольно ускорили шаг.
Они явились в святилище, стоящее на выходящем к холму Жирондерели краю селения, явились в тот самый час, когда Служитель обычно сзывал жителей на «Птичью Колыбельную», как прозвали в Эрле вечерние песнопения. Но на этот раз старейшины застали Служителя не в святилище, а вне его. Не обращая внимания на ночную прохладу, он стоял на верхней ступеньке крыльца, и лицо его было обращено в сторону Страны Эльфов. Словно в праздник, Служитель был облачен в свою белую сутану с пурпурно-лиловой каймой и имел на груди священный золотой знак, и только дверь святилища была плотно закрыта, и сам он стоял к ней спиной. И старейшинам было удивительно видеть его здесь, да еще в такой одежде.
Пока они удивлялись, Служитель, по-прежнему глядя на восток, где уже появились первые бледные звезды, вдруг заговорил, и его голос прозвучал в вечерней тишине отчетливо и ясно. И все слова он выговаривал громко, приподняв голову словно затем, чтобы его услышали и жители Страны Эльфов по ту сторону сумеречной границы.
— Да будут прокляты все твари, — говорил он, — которым нет места на Земле. Да будут прокляты все огоньки, что обитают среди топей и болот, так как их дом — в глубине зловонной трясины; так пусть они пребудут там до Судного дня и пусть там настигнет их высшее проклятье!
И пусть будут прокляты гномы, тролли, эльфы и гоблины на Земле и все духи воды. Пусть будут прокляты фавны и те, кто поклоняется Пану. Пусть будут прокляты все, кто обитает на вересковых пустошах, за исключением домашнего скота, принадлежащего человеку. Да будет проклято волшебство и все сказки, что о нем рассказывают; да будет проклята магия предрассветных лугов, и все истории сомнительного свойства, и все предания, что дошли до нас из глубины нечестивых времен.
И да будут прокляты метлы, что покидают свое место у очага, и все ведьмы, и их темное искусство. И пусть будут прокляты поганые грибы, что растут кругами, и всё, что танцует внутри этих кругов. Пусть будут прокляты все мерцающие огоньки, странные песни, незнакомые тени и молва о них; пусть будут прокляты чудные обитатели сумерек и существа, что вызывают детские страхи, и все рассказы старух, и пляски на Иванов день — пусть будет проклято все это вкупе с тем, что только склоняется к Стране Эльфов, и тем, что приходит к нам оттуда!
Не было в селении ни одной улицы, ни одного амбара, над которыми не плясали бы блуждающие огоньки. Вся наступившая ночь была вызолочена ими. Пока добрый Служитель говорил, они понемногу отступали перед его проклятьями, отплывая подальше, словно относимые порывами легкого ветра, и снова принимались танцевать в воздухе. Так они мерцали и перед стоящим на ступеньках святилища Служителем, и позади него, и по правую руку, и по левую, и вскоре он очутился в полной темноте, за границами которой подпрыгивали и перемигивались волшебным светом болотные огни.
А внутри мрачного круга, в котором стоял творящий проклятья Служитель, не осталось ничего греховного. Даже ночь в его пределах потеряла свое загадочное очарование. Не слышался там странный чужой шепот, и не звучала далекая музыка, прилетевшая из тех краев, где нет людских жилищ; все было благопристойно и привычно, и никакие тайны не тревожили спокойствия и тишины, за исключением тех, что доступны человеку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
Троллем, который так ловко провел болотных жителей, был, конечно, Лурулу, прекрасно знавший, как любят блуждающие огни заманивать одиноких путешественников. Раздобыв шляпу с самой высокой тульей и самый длинный и темный плащ, какой ему удалось стащить, он соорудил приманку, которая — он не сомневался — соберет болотных жителей отовсюду. После того как ему удалось завлечь блуждающие огни на твердую землю и заручиться их обещанием освещать путь охотникам на единорогов и оказывать другую посильную помощь, он повел их в сторону селения Эрл. Сначала медленно, чтобы дать их ногам освоиться с твердой землей; потом все быстрее и быстрее, и наконец привел всю их прихрамывающую компанию в Эрл.
Когда во всех болотах не осталось ничего, что хотя бы отдаленно напоминало человека, на тихие просторы в шуме и шорохе больших крыльев опустились осторожные дикие гуси. Юркий чирок шмыгнул в заросли камыша, а темный вечерний воздух огласился голосами и шорохом крыльев летящих уток.
Глава XXX
СЛИШКОМ МНОГО МАГИИ
Теперь в Эрле, который так долго вздыхал по волшебству, действительно обосновалась самая настоящая магия. Весь чердак и старая голубятня над конюшнями замка были оккупированы троллями. Они то и дело устраивали какую-нибудь шалость, а блуждающие огни метались по улицам еще долго после того, как жители селения расходились по домам. Им особенно полюбились сточные канавы, а свои дома они устроили вдоль топких берегов утиных прудов и на старых крышах, где разросся мягкий черно-зеленый мох.
Казалось, что в старом поселке все переменилось. От близости всех этих магических существ волшебная кровь Ориона, мирно дремавшая, покуда его окружали обычные люди и обычные разговоры о каждодневных человеческих заботах, очнулась ото сна и разбудила в его голове самые странные мысли. Голоса эльфийских рогов, которые Орион слышал каждый вечер на протяжении всей своей жизни, обрели для него новый смысл и значение, да и звучали они гораздо громче, словно приблизившись к полям, которые мы знаем.
Жители Эрла, наблюдавшие своего лорда при свете дня, заметили, что он все чаще поглядывает в сторону Страны Эльфов и пренебрегает обычными земными заботами; ночью же его окружали расплывчатые пятна блуждающих огней и пронзительные голоса троллей, говоривших на своем непонятном языке. И постепенно в Эрле поселился страх.
Примерно в это же время старейшины селения — двенадцать трясущихся, седых старцев — снова собрались на совет, придя к дому Нарла. Дневные работы были закончены, и на селение опустился вечер, дышавший волшебством зачарованной земли. Каждый из них по дороге из дома в кузницу видел танцующие на обочине болотные огни и слышал доносящееся из голубятни верещание троллей, чего не увидишь и не услышишь ни в одной христианской земле. Некоторые даже видели крадущиеся в темноте тени, которые не могли принадлежать ни одной из земных тварей, и страшились их, как и всех, кто пересекал сумеречную границу зачарованной земли, чтобы навестить троллей.
Заседая в кузнице Нарла, старейшины старались говорить негромко, и каждый рассказывал одно и то же: о напуганных детях, о женщинах, требующих, чтобы все стало по-старому, и все косились то на окна, то на двери, не зная, что может оттуда появиться. И наконец От сказал:
— Давайте пойдем посольством к лорду Ориону, как мы ходили в длинную красную залу к его деду. Давайте расскажем ему, как мы стремились к магии и как ныне, увидев ее собственными глазами, решили, что с нас довольно волшебства. И пусть Орион больше не следует традициям колдовства и откажется от всего, что недоступно обычному человеку.
Но чу! Что это? Стоя среди своих притихших соседей и давних товарищей, От чутко прислушался. Гоблины ли передразнивают его или простое эхо? Но что бы ему ни почудилось, в кузнице снова стало тихо и ночь за окном тоже молчала.
— Слишком поздно, — возразил охотнику Трел, который единственный видел, как их лорд неоднократно стоял один на холме и прислушивался к каким-то далеким голосам. При этом лицо его было обращено на восток, в сторону Страны Эльфов. И как ни старался Трел, он не уловил ни слов, ни шепота и никаких посторонних звуков. Тогда ему стало ясно, что Ориона зовет что-то, чего не могут услышать простые смертные.
— Теперь слишком поздно, — повторил он.
Именно этого и боялись все остальные.
Потом медленно поднялся Гузик, беспокойно прислушиваясь к тому, как на старой голубятне верещат, словно летучие мыши, нахальные тролли, как танцуют вдоль сточных канав бледные болотные огни и как крадутся в темноте страшные тени, чья мягкая поступь то и дело доносилась до слуха двенадцати собравшихся во внутренней комнате кузницы.
И Гузик молвил:
— Мы хотели иметь маленькую магию…
С голубятни отчетливо донеслась стрекочущая, непонятная речь троллей, и старейшины принялись горячо обсуждать, сколько и какой магии они хотели, обдумывая свои далеко идущие планы в те времена, когда дед Ориона был владыкой Эрла. Лишь задумавшись о том, что же теперь делать, они в конце концов прислушались к плану, который предложил Гузик, а предложил он вот что:
— Если нам не удастся отвратить нашего лорда Ориона от магических чудес, — сказал он, — если его мысли и желания по-прежнему будут устремляться в Страну Эльфов, нам придется подняться на холм, где живет колдунья Жирондерель, рассказать ей о нашей беде и попросить какое-нибудь заклятье, которое можно было бы использовать против лишней магии.
Услышав про Жирондерель, старейшины приободрились, так как знали, что ее волшебство сильнее магии болотных огней и что не сыщется такого тролля или темной твари, которая не испугалась бы ее метлы. Приободрившись, они потребовали у Нарла крепкого меда и, наполнив кружки, подняли тост за Гузика.
Было уже далеко за полночь, когда старейшины встали, чтобы идти по домам. По дороге они старались держаться поближе друг к другу и пели старинные мрачные песни, чтобы отпугнуть неведомых тварей, которых они опасались, хотя ни тролли, ни жители болот не боятся ничего, что кажется страшным человеку. Когда из всех старейшин на улице остался только один, он со всех ног побежал по улице к своему дому, а блуждающие огни весело преследовали его.
На следующий день старейшины пораньше закончили свою работу, так как им очень не хотелось оказаться на холме колдуньи ни после наступления темноты, ни даже в сумерках. Поэтому они встретились возле кузницы Нарла сразу же после обеда и вызвали кузнеца. Все старейшины были облачены в одежды, которые надевали, когда отправлялись с остальными жителями селения в святилище Служителя, хотя каждый понимал, что едва ли отыщется проклятая им душа, которую не благословила бы Жирондерель. Когда кузнец вышел, все они зашагали к холму, опираясь при ходьбе на свои короткие и толстые палки.
Старейшины добрались до дома ведьмы так скоро, как только могли. Они увидели Жирондерель, сидевшую у порога и смотрящую куда-то вдаль. Колдунья по-прежнему выглядела не моложе и не старше, чем всегда, и казалось, что стремительный ход времени нисколько ее не касается.
— Мы — старейшины Эрла, — сказали старейшины, выстроившись перед ней в своих парадных костюмах.
— А-а… — отозвалась Жирондерель. — Так это вы хотели магии? Ну как, пришла ли она в вашу долину?
— Пришла, — ответили старейшины. — У нас ее столько, что мы готовы поделиться с любым.
— То ли еще будет, — загадочно ответила Жирондерель.
— Мать-колдунья, — выступил вперед Нарл, — мы пришли, чтобы молить тебя о помощи. Не дашь ли ты нам какое-нибудь доброе заклинание, которое оградило бы нас от магии и не позволило никакому новому волшебству проникать в нашу долину, так как и того, что уже есть, чересчур много.
— Чересчур много?! — воскликнула Жирондерель. — Чересчур много волшебства? Да разве не волшебство составляет самую суть жизни и ее вкус? Разве не оно украшает и придает жизни блеск и красоту? Нет, клянусь моей метлой, я не дам вам ни одного заклинания против магии!
Старейшины подумали о блуждающих огнях, о едва различимых во тьме существах со странными голосами и обо всех странностях и чудесах, которые еще могут произойти в их возлюбленной долине. И тогда они снова принялись упрашивать ведьму, стараясь говорить как можно убедительней и учтивее.
— Прости нас, мать-колдунья, — сказал Гузик, — но магии действительно слишком много. Похоже, все существа, которым положено обитать в Стране Эльфов, перешли границу и ринулись в нашу долину.
— Так и есть, — поддержал товарища Нарл. — Граница прорвана, и конца нашествию не видно, а ведь блуждающим огням положено жить в болоте, троллям и гоблинам — в Стране Эльфов, а мы, люди, должны держаться других людей. Таково наше общее мнение. Что же касается волшебства, которого желали много лет назад, когда все мы были молоды, то теперь нам ясно — оно не для человека.
Жирондерель молча смотрела на него, и глаза ее, горевшие, как у кошки, светились все ярче и ярче. Видя, что колдунья не двигается и молчит, Нарл снова принялся ее уговаривать.
— О, мать-колдунья! — воскликнул он. — Неужели ты не поможешь нам ни одним заклятьем, с помощью которого мы могли бы осадить от магии наши дома?
— Ни одним заклятьем!.. — прошипела Жирондерель. — Ни заклятьем, ни амулетом, клянусь моей метлой, звездами и полетами в ночной темноте! Неужели вы хотите лишить Землю этого удивительного наследства, которое досталось ей от прежних времен? Неужели вы отнимете это драгоценное сокровище и оставите ее ни с чем на посмешище другим планетам? Ведь без магии, без волшебства, которых у нас — на зависть темноте Вселенной — в достатке, мы стали бы нищими… — И она наклонилась вперед с высокого порога своего дома и, пристукнув по земле своим посохом, устремила прямо в лицо Нарлу взгляд своих немигающих глаз.
— Нет, — сказала она, — я скорее дала бы вам заклинание против воды, чтобы весь мир страдал от жажды, чем заклинание против песни ручья, которая вечерами негромко звенит за гребнем холма. Она не слышна бодрствующему, но вплетается в наши сны, рассказывая нам о древних войнах, что вели духи Воды, и об их утраченных любимых. И я скорее дам вам заклятье против хлеба, чтобы весь мир голодал, чем заклятье против волшебства пшеницы, которое при свете июльской луны наполняет золотом лощины и в котором короткими теплыми ночами во множестве странствуют те, о ком человек ничего не знает. И скорей я сообщила бы вам заклятье против уюта, одежды, еды, тепла и крыши над головой — заклятье окончательное и необратимое, — чем лишила бы скромные земные поля той магии, которая служит им и теплым плащом, защищающим от леденящего холода Вселенной, и нарядным платьем, укрывающим их от жестоких насмешек пустоты.
Ступайте же отсюда! Ступайте к себе в деревню и знайте, вы, кто стремился к магии в юности, но не хочет иметь с ней дело в зрелые годы, что слепота духа, которая поражает человека к старости, еще хуже, чем слепота глаз, так как она окружает вас черной пеленой, сквозь которую нельзя ни рассмотреть, ни услышать, ни почувствовать, ни понять ровным счетом ничего. И ни один голос, что раздается из этой черноты, не убедит меня составить заклинание против магии.
Вон! Пошли вон!
Воскликнув: «Вон!» — колдунья навалилась всем своим весом на черную палку, явно собираясь встать, и старейшинами овладел сильный страх. В тот же момент они увидели, что вечер близок, и вся долина скрылась в тени, и только вершина холма, где росла ведьмина капуста, все еще озарена светом уходящего дня, так как, слушая суровую отповедь Жирондерели, они позабыли о времени. Только теперь старейшинам бросилось в глаза, что час довольно поздний, а прохладный ветер, заставивший их вздрогнуть, показался предвестником близкой ночи, подступившей к самым холмам, и даже воздух, который они вдыхали, был словно напоен тем самым волшебством, для защиты от которого старейшины надеялись получить у колдуньи могучее заклинание.
И они оказались в этот тревожный час вдали от своих домов, на холме, лицом к лицу с ведьмой, которая явно готовилась подняться, а ее глаза были устремлены прямо на них. Вот Жирондерель слегка привстала со своего кресла, и не было никаких сомнений, что еще несколько мгновений, и она уже будет ковылять между ними и, сверкая глазами, заглядывать в лицо каждому.
Старейшины повернулись и дружно бросились бежать вниз по холму.
Глава XXXI
ВОЛШЕБНЫЕ ТВАРИ ПРОКЛЯТЫ
Сбежав вниз по холму, старейшины Эрла оказались в полутьме вечерних сумерек, серой пеленой сгустившихся над долиной чуть выше поднявшегося от ручья тумана. И все же в воздухе чувствовалось нечто большее, чем обычная таинственность земного вечера. Свет, мерцающий в окнах домов, свидетельствовал, что все жители уже разошлись по домам, и на улицах селения не было ни одного человека, если не считать лорда Ориона, который подобно длинной, бесплотной тени, молча, почти крадучись прошел к облюбованной троллями голубятне в сопровождении толпы блуждающих огней, и мысли его были далеки от Земли. И чудеса, что день за днем скапливались в селении, придавали Эрлу такой неуютный, сверхъестественный, чужой облик, что старейшины, и без того запыхавшиеся, невольно ускорили шаг.
Они явились в святилище, стоящее на выходящем к холму Жирондерели краю селения, явились в тот самый час, когда Служитель обычно сзывал жителей на «Птичью Колыбельную», как прозвали в Эрле вечерние песнопения. Но на этот раз старейшины застали Служителя не в святилище, а вне его. Не обращая внимания на ночную прохладу, он стоял на верхней ступеньке крыльца, и лицо его было обращено в сторону Страны Эльфов. Словно в праздник, Служитель был облачен в свою белую сутану с пурпурно-лиловой каймой и имел на груди священный золотой знак, и только дверь святилища была плотно закрыта, и сам он стоял к ней спиной. И старейшинам было удивительно видеть его здесь, да еще в такой одежде.
Пока они удивлялись, Служитель, по-прежнему глядя на восток, где уже появились первые бледные звезды, вдруг заговорил, и его голос прозвучал в вечерней тишине отчетливо и ясно. И все слова он выговаривал громко, приподняв голову словно затем, чтобы его услышали и жители Страны Эльфов по ту сторону сумеречной границы.
— Да будут прокляты все твари, — говорил он, — которым нет места на Земле. Да будут прокляты все огоньки, что обитают среди топей и болот, так как их дом — в глубине зловонной трясины; так пусть они пребудут там до Судного дня и пусть там настигнет их высшее проклятье!
И пусть будут прокляты гномы, тролли, эльфы и гоблины на Земле и все духи воды. Пусть будут прокляты фавны и те, кто поклоняется Пану. Пусть будут прокляты все, кто обитает на вересковых пустошах, за исключением домашнего скота, принадлежащего человеку. Да будет проклято волшебство и все сказки, что о нем рассказывают; да будет проклята магия предрассветных лугов, и все истории сомнительного свойства, и все предания, что дошли до нас из глубины нечестивых времен.
И да будут прокляты метлы, что покидают свое место у очага, и все ведьмы, и их темное искусство. И пусть будут прокляты поганые грибы, что растут кругами, и всё, что танцует внутри этих кругов. Пусть будут прокляты все мерцающие огоньки, странные песни, незнакомые тени и молва о них; пусть будут прокляты чудные обитатели сумерек и существа, что вызывают детские страхи, и все рассказы старух, и пляски на Иванов день — пусть будет проклято все это вкупе с тем, что только склоняется к Стране Эльфов, и тем, что приходит к нам оттуда!
Не было в селении ни одной улицы, ни одного амбара, над которыми не плясали бы блуждающие огоньки. Вся наступившая ночь была вызолочена ими. Пока добрый Служитель говорил, они понемногу отступали перед его проклятьями, отплывая подальше, словно относимые порывами легкого ветра, и снова принимались танцевать в воздухе. Так они мерцали и перед стоящим на ступеньках святилища Служителем, и позади него, и по правую руку, и по левую, и вскоре он очутился в полной темноте, за границами которой подпрыгивали и перемигивались волшебным светом болотные огни.
А внутри мрачного круга, в котором стоял творящий проклятья Служитель, не осталось ничего греховного. Даже ночь в его пределах потеряла свое загадочное очарование. Не слышался там странный чужой шепот, и не звучала далекая музыка, прилетевшая из тех краев, где нет людских жилищ; все было благопристойно и привычно, и никакие тайны не тревожили спокойствия и тишины, за исключением тех, что доступны человеку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26