А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Она недоверчиво посмотрела на него. Потом перевела взгляд на свекровь, затем на Шиба.
— Но ведь это глупо, — тихо произнесла она. — Совершенно глупо...
— Ваш муж поручил нам заняться расследованием, — сказал Шиб. — Мы делаем все возможное.
— Расследованием? Но она замерзнет, как вы не понимаете? Ей нужно пальто...
— Это лекарства... — тихо сказал Андрие. — Она бредит. Нужно ее снова уложить.
— Я этим займусь.
Бабуля подхватила под руку слабо сопротивлявшуюся Бланш и увлекла ее за собой.
— Пойдем, дорогая. Тебе нужно лечь.
Они прошли мимо Шиба, и он почувствовал, что от Бланш пахнет спиртным. Она в отчаянии посмотрела на него, словно утопающая, и протянула руку, как будто собираясь опереться на его плечо. О нет, только не сейчас! Рука Бланш бессильно упала и свесилась вдоль тела. Бабуля вывела ее из комнаты, тихо произнося какие-то утешительные слова.
— Мы продолжим осмотр, — сказала Гаэль, обращаясь к Жан-Югу.
— Да, хорошо, — рассеянно сказал тот, глядя вслед удаляющимся женщинам.
Шиб и Гаэль тоже направились к выходу. Дюбуа сказал Андрие:
— Мы должны помолиться. Молитва — это сила, молитва — это надежда.
— Молитва— пустой звук, — горько сказал Андрие. — Какая польза от всех твоих молитв?
— «Верую во единого Бога, всемогущего Отца, создателя неба и земли, мира видимого и невидимого...»
— Господи, они тут все чокнутые! — сказала Гаэль, выйдя на улицу. — Просто сборище психопатов из фильма ужасов пятидесятых годов!
— Но согласись, что ситуация...
— Один священник чего стоит! Ему бы играть жреца Сатаны! У меня поджилки тряслись от одного его вида. А твоя Бланш! Можно подумать, что она сбежала из психушки. Несчастный Андрие, он единственный нормальный человек среди них!
— Бланш накачана успокоительным, она недавно потеряла дочь. Ничего удивительного, что она в таком состоянии. — Шиб чувствовал, как в нем закипает гнев.
— Только не говори, что она впала в такое состояние после смерти дочери. Здесь пахнет хроническим неврозом. И спиртным, между прочим. Я вдоволь насмотрелась на таких в клиниках.
Шиб, не отвечая, повернулся к ней спиной. Хорошо, пусть Бланш окончательно слетела с катушек, пусть она ненормальная, ну и что? Что вообще знает о жизни эта Гаэль, что у нее есть, кроме иллюзорных убеждений молодости?
Он направился к церкви, с наслаждением слушая, как хрустит под ногами гравий. Он чувствовал, как в нем кипит гнев на весь этот мир, где какой-то маньяк может насиловать и убивать маленьких девочек, а потом красть их трупы, и где он сам, Шиб Морено, не осмеливается сделать ни единого жеста, чтобы утешить женщину, в которую влюблен и которая сходит с ума от отчаяния, потому что ее муж на них смотрит — о, трусливый Шиб Морено, король адюльтеров на скорую руку! О, господи, Бланш вот-вот отправят в психлечебницу, а он думает о светских приличиях!
Щиб резко ударил кулаком по двери часовни. Он и не заметил, как сюда пришел. Дверь мягко подалась, и он машинально сделал шаг вперед.
Только один шаг.
Потому что сделать второй он просто не смог — застыл на месте, словно наткнувшись на невидимую стену.
Эта стена лишила его возможности не только идти, но и думать— какое-то время он вообще не мог найти слов для того, что увидел.
Элилу вернулась.
Это была первая мысль, промелькнувшая в его мозгу, который отказывался соображать.
Элилу вернулась.
Но она вернулась не в свой хорошенький стеклянный гробик из волшебной сказки. О нет.
Она была распята над алтарем головой вниз.
Распята на огромном деревянном кресте, к которому раньше был прибит раскрашенный Христос.
Теперь он ничком лежал на полу.
Шиб поморгал глазами, но адское зрелище не исчезло. Он видел все абсолютно ясно: перевернутый крест, лицо Элилу в метре над алтарем. Белокурые волосы свисали вдоль стены, словно опрокинутый нимб. Бледные щеки, сжатые губы. Платье задралось, открыв белые трусики и худые коленки. И гвозди, вонзившиеся в ноги возле ремешков лакированных туфелек...
Шиб машинально прислонился к спинке молитвенной скамейки. Он вспомнил, что Дюбуа говорил об одержимости. То, что находилось у него перед глазами, было поистине дьявольским творением.
Он приблизился к алтарю. Его била дрожь. Во рту было сухо, язык словно превратился в кусок картона. Каждый шаг давался с трудом. Гвозди были вбиты и в руки Элилу — их шляпки поблескивали в маленьких посиневших ладонях. Но ужаснее всего были ее глаза. Широко открытые закатившиеся мертвые глаза, которые, казалось, наблюдали за его приближением. Глаза демона, подумал Шиб. Достаточно увидеть только их, чтобы испугаться до смерти!
Он сжал кулаки. Тот, кто это сделал, хотел вызвать именно такие чувства— шок, страх, отвращение. Кто же до такой степени ненавидел семью Андрие?
Шиб чуть не споткнулся о валявшуюся на полу статую Христа. Он перевернул ее. На статую был нацеплен кружевной черный лифчик. Это было одновременно смешное и ужасающе непристойное зрелище — деревянный Христос в кокетливом лифчике, со стеклянными слезами, приклеенными к бороде.
Ноздри Шиба дрогнули. Он ощутил запах мочи. Кто-то помочился на статую. Его снова пробрала дрожь.
К лифчику был прицеплен клочок бумаги. Шиб наклонился и разобрал отпечатанные на машинке слова: «Сын шлюхи». Теперь его буквально трясло от холода. Он поднял голову. Элилу по-прежнему висела над алтарем, ее безжизненные глаза, не отрываясь, смотрели на него.
Что же делать? Ни в коем случае нельзя сообщать об этом Андрие. Нельзя допустить, чтобы кто-то увидел весь этот ужас.
Шиб попятился к двери. Нужно предупредить Гаэль и Дюбуа. Священник наверняка уже сталкивался с подобными вещами. Закрыть дверь на ключ, чтобы никто случайно не вошел... Шиб снял со стены ключ и запер за собой дверь. Он был весь в поту, хотя совершенно замерз.
Он заметил, что Гаэль разговаривает с Коста возле сарайчика с инструментами. Он позвал ее, она обернулась и кивнула. Поговорив с Коста еще пару минут, она подошла к нему.
— Садовник не видел ничего подозрительного, — сообщила она. — Никаких незнакомцев, шлявшихся поблизости, никаких...
— Гаэль, она вернулась, — перебил Шиб. -Кто?
— Элилу. Она там!
Гаэль проследила взглядом за его рукой.
— В часовне?
—Да. Это просто чудовищно!
— Ее... расчленили? — спросила Гаэль.
— Нет, но это выглядит не менее отвратительно. Гаэль слегка отстранилась и вниматеьно посмотрела на него.
— Черт, да на тебе лица нет!
— Я же говорю, это отвратительно. Нужно предупредить Дюбуа. Но ни в коем случае не Андрие!
— Я пойду взгляну, — сказала Гаэль решительным тоном.
— Подожди. — Шиб вынул из кармана ключ и дал ей.
— Когда войдешь, закрой за собой дверь и никого не впускай.
— Ты меня пугаешь.
Тем не менее Гаэль взяла ключ и направилась к часовне. Шиб наблюдал за ней. Вот она поворачивает ключ в скважине, открывает дверь... Внезапно Гаэль попятилась назад, и ее вырвало.
Он побежал к ней. Обернувшись на бегу, он увидел, что Коста наблюдает за ними, широко распахнув глаза. Они снова вошли в часовню, и Шиб захлопнул дверь. Гаэль перевела дыхание, вытащила из сумочки гигиеническую салфетку и вытерла рот.
— Еще ни разу не блевала при виде трупов, даже на вскрытии, — сказала она, словно оправдываясь.
— Я и сам еле удержался, хотя у меня больше практики, — сказал Шиб, слегка поглаживая ее плечо.
— Что сказать Андрие? Если он это увидит, то попадет в психушку на всю оставшуюся жизнь.
Шиб покусал губы.
— По крайней мере, нужно положить ее обратно в гроб, — прошептал он.
— Что? Как будто ничего не было?
— Ты же сама только что сказала: они не вынесут этого зрелища. Никто не в силах увидеть, что с его ребенком сделали такое, и не сойти с ума.
Гаэль нерешительно взглянула на него. Шиб немного сильнее надавил на ее плечо.
— Я понимаю, что разумнее всего было бы сообщить в полицию, но это невозможно.
Да, Бланш это окончательно убьет. Она бросится под поезд или вскроет себе вены куском стекла, таким же острым, как ее пронизывающий взгляд. Или будет вечно блуждать в пахнущих мочой коридорах психиатрической лечебницы и царапать поломанными ногтями стены, словно крышку гроба, в котором ее похоронили заживо.
— Расскажи обо всем Дюбуа, — наконец произнесла Гаэль. — Посоветуйся с ним. От него лучше ничего не скрывать.
Шиб вздохнул.
— Ты сможешь побыть здесь одна?
— Да. Я хочу сделать фотографии. Шиб недоуменно посмотрел на нее.
— Нужно, чтобы на пленке все осталось, как есть, — объяснила Гаэль. — Тогда легче будет найти отпечатки пальцев. — Она вынула из сумочки маленький цифровой фотоаппарат и нажала на кнопку зуммера.
Как поговорить с Дюбуа наедине? Размышляя об этом, Шиб вошел в дом, провожаемый взглядом Коста, который поливал клумбы с белыми и синими гортензиями.
Андрие поднимался по лестнице, ведущей наверх, в спальни. Что ж, хотя бы в этом повезло! Шиб прошел в гостиную-библиотеку. Дюбуа все еще вполголоса молился, сложив руки и закрыв глаза.
— Нужно, чтобы вы пошли со мной, это очень серьезно, — вполголоса сказал Шиб.
Священник открыл глаза и опустил руки.
— Вы ее нашли, не так ли? Шиб кивнул.
— Нельзя, чтобы ее родители это увидели, — торопливо добавил он.
Священник поднялся.
— Идем.
И быстрыми шагами пошел вслед за Шибом, крепко сжав губы.
Коста все еще поливал цветы, и Шиб замедлил шаги, стараясь не выдать своего волнения. Дюбуа первым подошел к дверям часовни и постучал. Через минуту дверь открылась.
Гаэль стояла на пороге с фотоаппаратом в руках. Она посторонилась, пропуская их внутрь, и снова закрыла дверь.
Дюбуа не произнес ни слова. Он молча рассматривал висевшее на кресте тело Элилу. Затем медленно приблизился к алтарю. Его ботинки чуть поскрипывали при каждом шаге. Он поднял правую руку и осенил себя крестным знамением. Шиб даже дышать перестал— ему казалось, что голова девочки сейчас повернется вокруг своей оси, как в «Изгоняющем дьявола». Или деревянный Христос вдруг вскочит и залепит священнику оплеуху. Но ничего не произошло. Статуя по-прежнему лежала на полу. Распятое тельце неподвижно висело на стене.
— Что нужно делать? — вполголоса спросила Гаэль.
— Снять ее и положить обратно в гроб, — ровным тоном ответил Дюбуа. — Они не должны этого видеть. У них не хватит сил это вынести.
— Мы тоже об этом подумали, — отозвалась Гаэль, — но хотели попросить вашего согласия.
— Приступим, — сказал Дюбуа.
Шиб убрал из прохода статую Христа и направился к алтарю. Дюбуа жестом остановил его.
— Посмотрите, может, тут есть приставная лестница.
Шиб осмотрелся. Никакой лестницы не было. Крест был примерно полтора метра в длину, а крюк, на котором он держался, находился в трех с лишним метрах над полом. Без лестницы до него было не добраться.
— Может, она снаружи? — предположил он.
— Я пойду посмотрю, — сказала Гаэль.
— Тебя может увидеть садовник, — возразил Шиб. — Он наверняка спросит, зачем тебе понадобилась лестница. К тому же Андрие может появиться в любую минуту. Или, что еще хуже, Бабуля. Она тоже могла увидеть из окна, как мы сюда вошли. Я думаю, нам придется забраться на алтарь, — добавил он, подкрепляя слова жестом.
Видно было, что Дюбуа это не нравится, но он не возразил. Встав на алтарь, Шиб протянул руки к кресту, но до крюка оставалось еще около полуметра. Придется взяться обеими руками за крест — неизбежно коснувшись при этом и тела, с отвращением подумал Шиб, — чтобы попытаться снять его со стены.
— Нет, он действовал иначе, — неожиданно сказала Гаэль. — Посмотрите.
Она встала на скамейку и поднялась в углубление витражного стрельчатого окна. Затем, осторожно двигаясь вдоль небольшого выступа в стене, добралась до центрального окна, расположенного над оскверненным крестом. Присев на корточки в оконном проеме, она без труда смогла коснуться перевернутой нижней части креста.
— Ему понадобилась веревка, — сказала она. — Чтобы обвязать ею крест и поднять его наверх.
Шиб и Дюбуа обежали глазами часовню.
—Должно быть, он принес ее с собой, — сказал священник. — Хорошо, попробуем снять крест, взявшись за поперечные брусья. Морено, помогите мне.
— Сейчас.
Они схватились каждый за поперечный брус перекладины, стараясь не задеть маленьких пронзенных гвоздями ладоней.
— Раз, два, три!
Шиб и Дюбуа одновременно приподняли перекладину креста вверх, и железная скоба, прибитая с обратной стороны, соскользнула с крюка. Гаэль помогла им, поддержав крест снизу.
« Не очень-то и тяжело», — удивленно подумал Шиб. Килограммов тридцать вместе с телом Элилу, не более того. В этот момент крест угрожающе накренился.
— Осторожно! — воскликнул Дюбуа, спрыгивая с алтаря.
Нижняя часть креста глухо ударилась о пол, волосы Элилу взметнулись вверх. Мужчины осторожно прислонили его к стене.
— Нужно его положить, — сказала Гаэль.
— Как вынуть гвозди? — спросил Шиб, покусывая губы.
— Подождите минутку.
Гаэль порылась в своей сумочке и вытащила маникюрные ножницы.
— Надеюсь, это подойдет.
« Союз трех, или Тайна проклятой часовни», — горько подумал Шиб, глядя, как Дюбуа, вооружившись ножницами, поддевает шляпку гвоздя и вытаскивает его из окоченевшей плоти.
Зрелище было настолько нереальным, что Шиб не испытывал никаких эмоций, как если бы смотрел напыщенную мелодраму. Дюбуа тем временем отцепил от перекладины другую руку Элилу. Его и без того тонкие губы сжались в почти невидимую линию. Шиб наблюдал, как гвозди падают на каменный пол.
— Теперь ноги, — пробормотал священник. По его вискам струился пот.
Скрещенные в щиколотках ноги Элилу оказались прибиты к дереву одним гвоздем сантиметров двадцати в длину, пропитанным запахом формалина.
— Морено! Помогите нам, вместо того чтобы считать ворон!
Дюбуа приподнял тело Элилу за плечи, Гаэль подхватила ноги. Шиб подошел к ним и просунул руки под спину мертвой девочки, с отвращением чувствуя близость ее лица.
Втроем они осторожно положили ее в стеклянный гроб. Гаэль поправила ремешки ее туфелек так, чтобы не было видно двух зияющих ран на ногах. Шиб сложил ее руки на груди, поправил волосы, шуршавшие, как сухие листья, затем протянул руку, чтобы закрыть ей глаза. Но...
— Он их отрезал! — воскликнул Шиб.
— Что? — спросил Дюбуа, склоняясь над статуей Христа.
— Ее веки... Я их заклеил, чтобы глаза не открывались. Этот мерзавец их отрезал. Теперь глаза невозможно закрыть.
— Ничего не поделаешь, — пробормотал Дюбуа. — Помогите мне поставить Господа нашего на место.
— Вы прочли то, что написано на бумажке?
— Богохульство. Я же говорил вам, что это сделал одержимый. Он помочился на Господа нашего и нацепил на него эту похабную тряпку, чтобы поглумиться. Это сатанинский ритуал, — со вздохом заключил священник, приподнимая статую.
Шиб помог ему прибить статую к кресту с помощью одной из своих мокасин «Капри». Изделие дома Арфанго, такое стильное— кто бы мог вообразить, что когда-нибудь оно послужит для подобной цели?
Затем они прислонили крест к стене и едва успели перевести дыхание, как кто-то попытался открыть дверь снаружи.
— Слава богу, успели, — сказал Шиб и пошел открывать.
На него растерянно смотрел Андрие.
— Зачем бы заперлись?
— Элилу снова здесь, — ответил вместо него Дюбуа. — Мы как раз собирались тебе об этом сказать.
— Что? — воскликнул Андрие и быстро шагнул внутрь, оттолкнув их в сторону. Он подбежал к гробу дочери и застыл на месте.
— Как это произошло? Кто ее принес? — прошептал он.
— Неизвестно. Мы обнаружили здесь и другие следы вандализма, — сказала Гаэль, указывая на крест, стоявший у стены.
— Объясните мне наконец, что все это значит! — потребовал Андрие и внезапно сжал кулаки так сильно, что побелели костяшки пальцев. — Тело было... осквернено? — прошептал он, в изнеможении закрывая глаза.
— По всей вероятности, нет, — спокойно ответила Гаэль.
Ну вот, подумал Шиб. Если тело осмотрят и обнаружат отсутствие плевы, то спишут это на счет похитителя трупов.
«И скажи спасибо, что не на твой», — вдруг издевательски прошептал внутренний голос. Бальзамировщик в резиновых перчатках и презервативе! Шиб растерянно моргнул. Андрие склонился над гробом и сдвинул стеклянную крышку. Внезапно он отшатнулся.
— У нее открыты глаза! — воскликнул он. — О, боже мой, Дюбуа, она открыла глаза!
— Это просто рефлекс, — поспешно сказал Шиб. — Это произошло из-за перемещения тела.
Андрие невидящим взглядом посмотрел на него, затем сказал, проведя рукой по волосам:
— Да, рефлекс... Мне вдруг показалось, что... это глупо, но... Я пойду предупредить Бланш.
— Я пойду с тобой, — сказал Дюбуа, беря его под руку.
Когда они вышли, Гаэль тяжело опустилась на скамейку.
— Я больше не могу! Такое ощущение, будто я пробежала марафонскую дистанцию!
— Это стресс, — пробормотал Шиб.
— Самое ужасное— знать, что этот человек действительно существует!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35