Красота большинства женщин зависит от эстетики времени, но только немногие, такие, как она, например, могли быть похищены сыном троянского царя, могли вдохновлять на слезливые мадригалы трубадуров или отдавать свои прекрасные лики мадоннам шестнадцатого века.
По пути домой я видел в ней принцессу всех средневековых рыцарских турниров, ангела всех благовещений и причину моих бессонных ночей. Я чувствовал себя настолько влюбленным, что, пока микроавтобус катился по своему длинному маршруту, не успел влюбиться больше ни в кого. Образ ее буйных косичек, похожих на золотые плющи, настолько впечатлил меня, что я даже вспомнил детскую сказку о Рапунцель Рапунцель – персонаж одноименной сказки братьев Гримм.
, о заключенной в башню красавице, которая спускала в окно свои волосы, чтобы поднять наверх возлюбленных принцев и злых колдуний.
Дома желали знать, как я вошел в мою новую, университетскую жизнь, и я с ходу выдал очень весомые суждения о синтагмах Синтагма – одно из понятий языкознания, последовательность языковых единиц, соединенных определенным типом связи.
, «Парменидах» «Пармениды» – произведение Платона.
, перуанской реальности и ее связи с подсознанием, но в сущности я желал говорить только о ней, о синеватой дымке, в которой амальгамировались ее глаза, о ленте в волосах, филигранью сверкавшей на солнце. В любом случае, им стало ясно, что меня хлебом не корми – дай поучиться в университете.
В то время у меня были совершенно определенные домашние обязанности, и, пожалуй, самой важной из них была покупка свежего хлеба рано поутру. Поскольку мои занятия начинались ровно в восемь, то, чтобы вовремя добраться до университета, я должен был успеть на микроавтобус в шесть тридцать; каждое утро я вставал без пятнадцати шесть, принимал душ и под звуки первых трелей птиц и последних криков петухов отправлялся в булочную. Помню, что пока возвращался назад по дороге из «Сантьяго» – так называлась лавка в нашем квартале, – мне кружил голову запах только что испеченного хлеба и аромат смоченных изморосью лугов.
К счастью, мой дом находился совсем рядом с конечной остановкой, и потому я мог устраиваться в самом конце микроавтобуса, а порой мне доставалось и свободное место. Дорога до университета была длиннющей, к тому же мне нужно было пересаживаться на середине пути, но, чтобы не скучать, я развлекался тем, что разглядывал лица пассажиров, фантазируя о том, кто как живет, и придумывая истории, в которых мы все подвергались опасности. Далее следовали выборы мисс «Микро» – старинное развлечение моей школьной поры. В одну из первых моих поездок в университет произошло чудо: на остановке на углу улиц Бенавидес и Монтань в микроавтобус села моя возлюбленная.
В один миг меня окутал непостижимо нежный аромат, толкотня в набитом автобусе перестала раздражать, поручни перестали мерзко липнуть, и весь микроавтобус показался мне чистым и светлым. Ангел посетил нас, он осчастливил нас своим присутствием, точно так же как Динь-Динь околдовала злополучный галеон капитана Крюка Динь-Динь, капитан Крюк – персонажи сказки английского писателя Джеймса Барри (1860 – 1937) «Питер Пен».
в диснеевской версии «Питера Пена». Если бы эта магия входила в комплект транспортных услуг, думал я, то общественный транспорт стал бы куда более сносным, и все из-за той волшебной пыльцы фей, которую эта девушка так щедро разбрасывала. Когда мы подъезжали к 23-й линии, я, охваченный паникой, едва выдавил приветствие, и тогда она произнесла свое имя – имя моих грез: Каролина.
Следующие дни были незабываемо счастливыми, ведь мы вместе ездили в университет, мы сидели в аудитории на одной скамье и болтали в перерывах между занятиями. Кроме того, в дни занятий по основному языку мы вместе обедали в саду кампуса, и я провожал ее до дому, потому что возвращались мы уже затемно. Я так любил Каролину, что боялся, заговорив о своем чувстве к ней, погубить любовь. Самое большее, что я позволял себе, – это обронить какой-нибудь комплимент, который всегда зажигал огненные розы на ее заснеженных щеках.
Наша дружба преодолела бы любую опасность, не случись одно непредвиденное событие: выборы делегатов в Студенческий центр. Каролине были не чужды идеи социального переустройства, и – поскольку она училась раньше во франко-перуанском коллеже – ее восхищали парижские утопии шестьдесят восьмого года Речь идет о студенческих волнениях в Париже в мае 1968 года.
, и она отличалась пугающей зрелостью, свойственной всем без исключения выпускникам этого французского лицея. Итак, когда появились избирательные листовки, она заявила мне, что есть два способа существовать и в университете, и в мире: за или против перемен. Каролина была «за», и я – несомненно – был за Каролину.
Кандидатом sotto voce Букв.: вполголоса, втихомолку (um.).
от нашей секции был Маноло, симпатичный парень и большой мой друг, потому что мы были товарищами в коллеже, однако его кандидатура наводила страху на левых, поскольку его отец был видным руководителем Народного действия – партии, что была отстранена от власти военной диктатурой, правившей страной с 1968 года. По мере приближения выборов росла популярность Маноло и количество слухов о его близости к «Опус Деи» «Опус Деи» (лат. «божье дело») – религиозная организация, основанная испанским священником Хосемария Эскрива де Балагер (1902 – 1975).
, обстоятельство, от которого у прогрессивной общественности университета волосы вставали дыбом. Как раз именно с таким, вздыбленным как никогда, волосяным покровом Каролина и попросила у меня покровительства: «Неужели никто не воспрепятствует процветанию правых в нашей группе?» И тут я решил, что я тоже стану кандидатом.
В означенный день я поднялся утром готовый к пламенной речи, по дороге в булочную я не обратил внимания ни на птиц, ни на стрекот сверчков, и помня о том, как нервы влияют на желудок, принял решение – как то делают палачи – не завтракать перед работой. Уже в микроавтобусе я очертил главные линии моей краткой речи и не сказал ни слова Каролине, а только хитро посмотрел на нее. Я хотел удивить ее, а для этого достаточно было изобразить легкое недомогание и замкнуться в себе. Никогда бы не подумал, что мое первое объяснение в любви будет основываться на политической речи.
Выборы «качимбо» были веселым спектаклем, многолюдность которого приобретала комическую торжественность, ведь и от других факультетов, и даже из университета «Сан-Маркос» набежали любопытные и охотники за политическими талантами. В переполненной аудитории и в присутствии наблюдателя от Студенческого центра Клара выдвинула кандидатуру Артуро, Лало – кандидатуру Маноло, а Сесар – мою. Каждому кандидату предлагалось изложить свою позицию в течение десяти минут, поучаствовать в пятиминутных прениях и туре ответов-вопросов. Я до сих пор прихожу в возбуждение, вспоминая лучезарную улыбку Каролины, зардевшиеся розами щеки, больше, чем когда-либо, напоминавшие мне Боттичелли.
Артуро повел речь о единстве, дружбе и товариществе – трех целях, которых он хотел добиться благодаря учебным группам, паре-тройке вечеринок и всей этой куче олимпиад, чемпионатов и состязаний по настольному футболу. Затем Маноло провел артподготовку, объяснив нам, для чего он решил поступать в Католический университет, почему было так важно, чтобы мы упорно учились, и почему именно такими мы будем наиболее полезными Перу и нашим семьям. Все это он говорил, молитвенно сложив руки на груди, просительным и убеждающим тоном. Когда пришел мой черед, я затронул проблему островного принципа университета, заметил, что это было отражением и нашего общества в целом, и объявил, что, попади в Студенческий центр, я стал бы бороться за главные социальные требования в стране, а заодно раздал и кучу прочих обещаний, которые имеют обыкновение раздавать раненные любовью люди.
Едва начались прения, Артуро снял свою кандидатуру, аргументируя тем, что его предложения уже содержатся в других программах, и под оглушительные аплодисменты уступил слово Маноло. Тот выразил сожаление, что определенная часть «качимбо» недостаточно независима, поскольку она отказалась от своих истинных студенческих требований, чтобы превратиться в чревовещающих кукол радикальных партий, и закруглил свое умственное усилие, пригласив меня поразмышлять по этому поводу. Я принял вызов и выразил ему свое удивление относительно его рассуждений, делая упор на то, что химически чистой независимости не бывает, и призвал своих товарищей смело забить на хитрые мелкобуржуазные проповеди. Этот последний мой словесный оборот вызвал бурю воздушных поцелуев более воинственно настроенной женской части товарищей, и я залился краской, поскольку не принял во внимание возбуждающий эффект политической риторики.
Когда мы подошли к туру вопросов и ответов, каждый выкарабкивался как мог. Маноло бросили в лицо экономический кризис, какую-то неизвестную мне страницу из истории нефтяных договоров и североамериканскую помощь никарагуанскому диктатору Речь идет об Анастасио Сомосе (1925 – 1980), президенте Никарагуа в 1967 – 1979 годах.
, хотя самым худшим для него был момент, когда Каролина – моя Каролина – угрожающе потребовала от него сознаться, принадлежит ли он или нет «Опусу Леи». Маноло напустил на себя вид ессе homo Ессе homo – обозначение в живописи распятого Христа в терновом венце.
и, раскрыв руки, словно на распятии, ответил евангелическим тоном: «Истинно, истинно говорю вам: я поступил в Католический университет, потому что я католик апостольской и римской веры». Меня также попытались прижать к стенке, однако я не ушел от ответа, а предпочел принять к сведению и стать на путь сотрудничества, вследствие чего я пообещал, что забастовка ни в коем случае не станет причиной роспуска университета, и заверил, что сделаю все, что в моих силах, чтобы военная диктатура вернула средства печати своим законным владельцам, и взял на себя обязательство лично пойти в польское посольство, чтобы добиться свободы проявившего недовольство польского электрика. До этого самого мгновения я и не понимал, насколько велико влияние университетских делегатов, уверен, что и в Польше об этом также не имеют ни малейшего понятия.
После долгого и бурного подсчета голосов Маноло вышел победителем с перевесом лишь в один голос, и пока его сторонники распевали, приложив руку к сердцу, национальный гимн, мои – пели чересчур интернациональный марш, выбросив вверх кулаки. Каролина прочувствованно обняла меня, и во взгляде ее синих глаз я прочел, что она гордится мной, что для нее я выиграл, и не надо огорчаться по поводу разницы в один голос, потому что «всегда найдется какой-нибудь дурень, понимаешь?». Я видел, как она была рада, и потому не решился признаться, что я постыдился голосовать за самого себя, и поэтому проголосовал за Маноло.
Никогда до той поры я не был знаменитым и никогда не пользовался успехом, но благодаря этим проигранным выборам все стали со мной здороваться, некоторые девчонки просто осчастливили меня, назвав «таким великолепным», и неожиданно я почувствовал, как весь белый свет с придыханием муссирует мое ego. Моя первая политическая авантюра окончилась неудачей, но я уже нашел безгранично теплый прием у моего электората.
К несчастью, любое везение когда-нибудь заканчивается, не прошло и двух часов после выборов, как Каролина передала мне срочное извещение от наблюдателя из Студенческого центра, имевшего парочку критических замечаний, которые он хотел изложить мне. И чего же хотел наблюдатель высказать мне после столь блестящей диалектической битвы? И как же так случилось, что этот наблюдатель был другом Каролины?
Студенческий центр оказался довольно-таки задрипанным местечком, где – за исключением сломанного мимеографа Мимеограф – простейшее печатное устройство.
– не оказалось ничего истинно ценного. Там меня поджидал наблюдатель факультета гуманитарных наук, костлявый тип, одетый во все черное, в круглых очечках, похожий на макаронических персонажей со старинных литографий Персонажи, говорящие на разных языках (или смешивающие языки). Видимо, речь идет лубках, на которых изображены индейцы и испанцы.
. Его приветствие вряд ли можно было назвать очень радушным: «Ты хорошо вляпался, дружище. Что у тебя за ячейка? Кто поддерживал твою кандидатуру?»
Его вопросы в один миг смели глупую улыбку с моего лица. Куда это я вляпался? Что там такого было с моими ячейками? Неужели он не видел, что почти половина моей группы поддерживала меня? Как бы то ни было, можно представить, с каким идиотским видом я смотрел на него, когда его прорвало.
Военная диктатура уже дышит на ладан, и народные организации должны действовать согласованно, чтобы обострить противоречия буржуазного государства, компаньеро. Профсоюзы Католического университета претендуют на боевую траншею в авангарде борьбы, и для этого необходимы делегаты, которые не подрывали бы дисциплины внутренней структуры. Почему ты полез на выборы без партийной поддержки, компаньеро? Твоя поспешность сорвала выдвижение другого согласованного кандидата, который решил самоустраниться, чтобы не дезориентировать избирателей прогрессивного направления и продолжить подрывную работу – тихой сапой, компаньеро, – среди неопределившейся части студентов. Кроме того, почему ты взял на себя обязательство препятствовать тому, чтобы по причине забастовки распустили университет? Неужели ты не знал, что забастовка – единственное средство борьбы, единственное в этом смысле, компаньеро? В довершение ко всем бедам, экспроприированные средства печати ни в коем случае нельзя возвращать буржуазии, а этот польский электрик – порядочная сволочь и заслуживает пожизненного заключения как контрреволюционер. Наконец, ты напортачил еще и в том, что наговорил всяких глупостей товарищам из университета Сан-Маркос, которые, наверно, в этот самый момент на своем собрании смеются над демократически настроенными студентами, радеющими за народное дело, то есть и за народное дело Католического университета, компаньеро.
Должен признаться, что я не понял почти ничего, но по лицу Каролины стало ясно, что я опростоволосился, даже опростоголовился. Она смотрела на меня, как будто я кого-то убил, скорбно качая головой и, наверное, даже чувствуя ко мне жалость. Среди всех катастрофических последствий моего выдвижения – разъединение левых партий, духовное перевооружение военной диктатуры и наступление реакции в Польше – на самом деле меня интересовало только одно: что будет у нас с Каролиной. Будет ли она снова здороваться со мной в микроавтобусе? Будем ли мы вместе обедать в дни занятий по основному языку? Будет ли она по-прежнему позволять мне поедать ее взглядом, полным безответной страсти?
После того дня я почувствовал себя раздавленным, словно дождевой червяк, я не мог даже спокойно вспомнить об этом. Я, который ради любви был способен отстаивать то, что мне было чуждым, ради любви оказался неспособным признаться в своих чувствах. Однако любовь снисходительна к сумасбродству, потому что без сумасбродства любовь невозможна.
Утром я обратил внимание, что скрипучая песня сверчков не была столь же радостной, как прежде, меланхолия свинцом навалилась на меня, и даже запах горячего хлеба и аромат мокрого луга не могли вывести меня из подавленного состояния. Когда на остановке на углу улиц Монтань и Бенавидес Каролина вошла в микроавтобус, улыбка мигом слетела с ее лица, а взгляд заиграл металлическим блеском, напоминая мне цвет океана у побережья, где насыщенная синева растворяется в мутном множестве песчинок. Глаза Каролины были словно морские волны – голубые вдали, они становились песчаного цвета, едва ее взгляд наталкивался на меня.
Несколько недель спустя я наконец увидел их вместе в «Эль-Параизо» – так мы называли сады факультета общественных наук – и признался себе, что Каролина и наблюдатель факультета гуманитарных наук были поразительной парой. И тогда я понял, что никогда бы не стал революционером, потому что можно было стать революционером из-за безумства, из-за глупости, из-за негодования и даже из-за обиды, но никогда из-за любви. А я из-за любви – ну прямо как акробат на трапеции – накрутил бы любое сальто.
Вот так я разочаровался в политике, а говоря по совести, и в священниках, потому что даже мой благочестивый брат Кармело соврал мне: женщины не идут в университет только ради того, чтобы найти себе жениха. Они туда приходят, преследуя весьма ценные и экстраординарные идеалы, в которые включен в качестве бесплатного приложения и любимый мужчина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
По пути домой я видел в ней принцессу всех средневековых рыцарских турниров, ангела всех благовещений и причину моих бессонных ночей. Я чувствовал себя настолько влюбленным, что, пока микроавтобус катился по своему длинному маршруту, не успел влюбиться больше ни в кого. Образ ее буйных косичек, похожих на золотые плющи, настолько впечатлил меня, что я даже вспомнил детскую сказку о Рапунцель Рапунцель – персонаж одноименной сказки братьев Гримм.
, о заключенной в башню красавице, которая спускала в окно свои волосы, чтобы поднять наверх возлюбленных принцев и злых колдуний.
Дома желали знать, как я вошел в мою новую, университетскую жизнь, и я с ходу выдал очень весомые суждения о синтагмах Синтагма – одно из понятий языкознания, последовательность языковых единиц, соединенных определенным типом связи.
, «Парменидах» «Пармениды» – произведение Платона.
, перуанской реальности и ее связи с подсознанием, но в сущности я желал говорить только о ней, о синеватой дымке, в которой амальгамировались ее глаза, о ленте в волосах, филигранью сверкавшей на солнце. В любом случае, им стало ясно, что меня хлебом не корми – дай поучиться в университете.
В то время у меня были совершенно определенные домашние обязанности, и, пожалуй, самой важной из них была покупка свежего хлеба рано поутру. Поскольку мои занятия начинались ровно в восемь, то, чтобы вовремя добраться до университета, я должен был успеть на микроавтобус в шесть тридцать; каждое утро я вставал без пятнадцати шесть, принимал душ и под звуки первых трелей птиц и последних криков петухов отправлялся в булочную. Помню, что пока возвращался назад по дороге из «Сантьяго» – так называлась лавка в нашем квартале, – мне кружил голову запах только что испеченного хлеба и аромат смоченных изморосью лугов.
К счастью, мой дом находился совсем рядом с конечной остановкой, и потому я мог устраиваться в самом конце микроавтобуса, а порой мне доставалось и свободное место. Дорога до университета была длиннющей, к тому же мне нужно было пересаживаться на середине пути, но, чтобы не скучать, я развлекался тем, что разглядывал лица пассажиров, фантазируя о том, кто как живет, и придумывая истории, в которых мы все подвергались опасности. Далее следовали выборы мисс «Микро» – старинное развлечение моей школьной поры. В одну из первых моих поездок в университет произошло чудо: на остановке на углу улиц Бенавидес и Монтань в микроавтобус села моя возлюбленная.
В один миг меня окутал непостижимо нежный аромат, толкотня в набитом автобусе перестала раздражать, поручни перестали мерзко липнуть, и весь микроавтобус показался мне чистым и светлым. Ангел посетил нас, он осчастливил нас своим присутствием, точно так же как Динь-Динь околдовала злополучный галеон капитана Крюка Динь-Динь, капитан Крюк – персонажи сказки английского писателя Джеймса Барри (1860 – 1937) «Питер Пен».
в диснеевской версии «Питера Пена». Если бы эта магия входила в комплект транспортных услуг, думал я, то общественный транспорт стал бы куда более сносным, и все из-за той волшебной пыльцы фей, которую эта девушка так щедро разбрасывала. Когда мы подъезжали к 23-й линии, я, охваченный паникой, едва выдавил приветствие, и тогда она произнесла свое имя – имя моих грез: Каролина.
Следующие дни были незабываемо счастливыми, ведь мы вместе ездили в университет, мы сидели в аудитории на одной скамье и болтали в перерывах между занятиями. Кроме того, в дни занятий по основному языку мы вместе обедали в саду кампуса, и я провожал ее до дому, потому что возвращались мы уже затемно. Я так любил Каролину, что боялся, заговорив о своем чувстве к ней, погубить любовь. Самое большее, что я позволял себе, – это обронить какой-нибудь комплимент, который всегда зажигал огненные розы на ее заснеженных щеках.
Наша дружба преодолела бы любую опасность, не случись одно непредвиденное событие: выборы делегатов в Студенческий центр. Каролине были не чужды идеи социального переустройства, и – поскольку она училась раньше во франко-перуанском коллеже – ее восхищали парижские утопии шестьдесят восьмого года Речь идет о студенческих волнениях в Париже в мае 1968 года.
, и она отличалась пугающей зрелостью, свойственной всем без исключения выпускникам этого французского лицея. Итак, когда появились избирательные листовки, она заявила мне, что есть два способа существовать и в университете, и в мире: за или против перемен. Каролина была «за», и я – несомненно – был за Каролину.
Кандидатом sotto voce Букв.: вполголоса, втихомолку (um.).
от нашей секции был Маноло, симпатичный парень и большой мой друг, потому что мы были товарищами в коллеже, однако его кандидатура наводила страху на левых, поскольку его отец был видным руководителем Народного действия – партии, что была отстранена от власти военной диктатурой, правившей страной с 1968 года. По мере приближения выборов росла популярность Маноло и количество слухов о его близости к «Опус Деи» «Опус Деи» (лат. «божье дело») – религиозная организация, основанная испанским священником Хосемария Эскрива де Балагер (1902 – 1975).
, обстоятельство, от которого у прогрессивной общественности университета волосы вставали дыбом. Как раз именно с таким, вздыбленным как никогда, волосяным покровом Каролина и попросила у меня покровительства: «Неужели никто не воспрепятствует процветанию правых в нашей группе?» И тут я решил, что я тоже стану кандидатом.
В означенный день я поднялся утром готовый к пламенной речи, по дороге в булочную я не обратил внимания ни на птиц, ни на стрекот сверчков, и помня о том, как нервы влияют на желудок, принял решение – как то делают палачи – не завтракать перед работой. Уже в микроавтобусе я очертил главные линии моей краткой речи и не сказал ни слова Каролине, а только хитро посмотрел на нее. Я хотел удивить ее, а для этого достаточно было изобразить легкое недомогание и замкнуться в себе. Никогда бы не подумал, что мое первое объяснение в любви будет основываться на политической речи.
Выборы «качимбо» были веселым спектаклем, многолюдность которого приобретала комическую торжественность, ведь и от других факультетов, и даже из университета «Сан-Маркос» набежали любопытные и охотники за политическими талантами. В переполненной аудитории и в присутствии наблюдателя от Студенческого центра Клара выдвинула кандидатуру Артуро, Лало – кандидатуру Маноло, а Сесар – мою. Каждому кандидату предлагалось изложить свою позицию в течение десяти минут, поучаствовать в пятиминутных прениях и туре ответов-вопросов. Я до сих пор прихожу в возбуждение, вспоминая лучезарную улыбку Каролины, зардевшиеся розами щеки, больше, чем когда-либо, напоминавшие мне Боттичелли.
Артуро повел речь о единстве, дружбе и товариществе – трех целях, которых он хотел добиться благодаря учебным группам, паре-тройке вечеринок и всей этой куче олимпиад, чемпионатов и состязаний по настольному футболу. Затем Маноло провел артподготовку, объяснив нам, для чего он решил поступать в Католический университет, почему было так важно, чтобы мы упорно учились, и почему именно такими мы будем наиболее полезными Перу и нашим семьям. Все это он говорил, молитвенно сложив руки на груди, просительным и убеждающим тоном. Когда пришел мой черед, я затронул проблему островного принципа университета, заметил, что это было отражением и нашего общества в целом, и объявил, что, попади в Студенческий центр, я стал бы бороться за главные социальные требования в стране, а заодно раздал и кучу прочих обещаний, которые имеют обыкновение раздавать раненные любовью люди.
Едва начались прения, Артуро снял свою кандидатуру, аргументируя тем, что его предложения уже содержатся в других программах, и под оглушительные аплодисменты уступил слово Маноло. Тот выразил сожаление, что определенная часть «качимбо» недостаточно независима, поскольку она отказалась от своих истинных студенческих требований, чтобы превратиться в чревовещающих кукол радикальных партий, и закруглил свое умственное усилие, пригласив меня поразмышлять по этому поводу. Я принял вызов и выразил ему свое удивление относительно его рассуждений, делая упор на то, что химически чистой независимости не бывает, и призвал своих товарищей смело забить на хитрые мелкобуржуазные проповеди. Этот последний мой словесный оборот вызвал бурю воздушных поцелуев более воинственно настроенной женской части товарищей, и я залился краской, поскольку не принял во внимание возбуждающий эффект политической риторики.
Когда мы подошли к туру вопросов и ответов, каждый выкарабкивался как мог. Маноло бросили в лицо экономический кризис, какую-то неизвестную мне страницу из истории нефтяных договоров и североамериканскую помощь никарагуанскому диктатору Речь идет об Анастасио Сомосе (1925 – 1980), президенте Никарагуа в 1967 – 1979 годах.
, хотя самым худшим для него был момент, когда Каролина – моя Каролина – угрожающе потребовала от него сознаться, принадлежит ли он или нет «Опусу Леи». Маноло напустил на себя вид ессе homo Ессе homo – обозначение в живописи распятого Христа в терновом венце.
и, раскрыв руки, словно на распятии, ответил евангелическим тоном: «Истинно, истинно говорю вам: я поступил в Католический университет, потому что я католик апостольской и римской веры». Меня также попытались прижать к стенке, однако я не ушел от ответа, а предпочел принять к сведению и стать на путь сотрудничества, вследствие чего я пообещал, что забастовка ни в коем случае не станет причиной роспуска университета, и заверил, что сделаю все, что в моих силах, чтобы военная диктатура вернула средства печати своим законным владельцам, и взял на себя обязательство лично пойти в польское посольство, чтобы добиться свободы проявившего недовольство польского электрика. До этого самого мгновения я и не понимал, насколько велико влияние университетских делегатов, уверен, что и в Польше об этом также не имеют ни малейшего понятия.
После долгого и бурного подсчета голосов Маноло вышел победителем с перевесом лишь в один голос, и пока его сторонники распевали, приложив руку к сердцу, национальный гимн, мои – пели чересчур интернациональный марш, выбросив вверх кулаки. Каролина прочувствованно обняла меня, и во взгляде ее синих глаз я прочел, что она гордится мной, что для нее я выиграл, и не надо огорчаться по поводу разницы в один голос, потому что «всегда найдется какой-нибудь дурень, понимаешь?». Я видел, как она была рада, и потому не решился признаться, что я постыдился голосовать за самого себя, и поэтому проголосовал за Маноло.
Никогда до той поры я не был знаменитым и никогда не пользовался успехом, но благодаря этим проигранным выборам все стали со мной здороваться, некоторые девчонки просто осчастливили меня, назвав «таким великолепным», и неожиданно я почувствовал, как весь белый свет с придыханием муссирует мое ego. Моя первая политическая авантюра окончилась неудачей, но я уже нашел безгранично теплый прием у моего электората.
К несчастью, любое везение когда-нибудь заканчивается, не прошло и двух часов после выборов, как Каролина передала мне срочное извещение от наблюдателя из Студенческого центра, имевшего парочку критических замечаний, которые он хотел изложить мне. И чего же хотел наблюдатель высказать мне после столь блестящей диалектической битвы? И как же так случилось, что этот наблюдатель был другом Каролины?
Студенческий центр оказался довольно-таки задрипанным местечком, где – за исключением сломанного мимеографа Мимеограф – простейшее печатное устройство.
– не оказалось ничего истинно ценного. Там меня поджидал наблюдатель факультета гуманитарных наук, костлявый тип, одетый во все черное, в круглых очечках, похожий на макаронических персонажей со старинных литографий Персонажи, говорящие на разных языках (или смешивающие языки). Видимо, речь идет лубках, на которых изображены индейцы и испанцы.
. Его приветствие вряд ли можно было назвать очень радушным: «Ты хорошо вляпался, дружище. Что у тебя за ячейка? Кто поддерживал твою кандидатуру?»
Его вопросы в один миг смели глупую улыбку с моего лица. Куда это я вляпался? Что там такого было с моими ячейками? Неужели он не видел, что почти половина моей группы поддерживала меня? Как бы то ни было, можно представить, с каким идиотским видом я смотрел на него, когда его прорвало.
Военная диктатура уже дышит на ладан, и народные организации должны действовать согласованно, чтобы обострить противоречия буржуазного государства, компаньеро. Профсоюзы Католического университета претендуют на боевую траншею в авангарде борьбы, и для этого необходимы делегаты, которые не подрывали бы дисциплины внутренней структуры. Почему ты полез на выборы без партийной поддержки, компаньеро? Твоя поспешность сорвала выдвижение другого согласованного кандидата, который решил самоустраниться, чтобы не дезориентировать избирателей прогрессивного направления и продолжить подрывную работу – тихой сапой, компаньеро, – среди неопределившейся части студентов. Кроме того, почему ты взял на себя обязательство препятствовать тому, чтобы по причине забастовки распустили университет? Неужели ты не знал, что забастовка – единственное средство борьбы, единственное в этом смысле, компаньеро? В довершение ко всем бедам, экспроприированные средства печати ни в коем случае нельзя возвращать буржуазии, а этот польский электрик – порядочная сволочь и заслуживает пожизненного заключения как контрреволюционер. Наконец, ты напортачил еще и в том, что наговорил всяких глупостей товарищам из университета Сан-Маркос, которые, наверно, в этот самый момент на своем собрании смеются над демократически настроенными студентами, радеющими за народное дело, то есть и за народное дело Католического университета, компаньеро.
Должен признаться, что я не понял почти ничего, но по лицу Каролины стало ясно, что я опростоволосился, даже опростоголовился. Она смотрела на меня, как будто я кого-то убил, скорбно качая головой и, наверное, даже чувствуя ко мне жалость. Среди всех катастрофических последствий моего выдвижения – разъединение левых партий, духовное перевооружение военной диктатуры и наступление реакции в Польше – на самом деле меня интересовало только одно: что будет у нас с Каролиной. Будет ли она снова здороваться со мной в микроавтобусе? Будем ли мы вместе обедать в дни занятий по основному языку? Будет ли она по-прежнему позволять мне поедать ее взглядом, полным безответной страсти?
После того дня я почувствовал себя раздавленным, словно дождевой червяк, я не мог даже спокойно вспомнить об этом. Я, который ради любви был способен отстаивать то, что мне было чуждым, ради любви оказался неспособным признаться в своих чувствах. Однако любовь снисходительна к сумасбродству, потому что без сумасбродства любовь невозможна.
Утром я обратил внимание, что скрипучая песня сверчков не была столь же радостной, как прежде, меланхолия свинцом навалилась на меня, и даже запах горячего хлеба и аромат мокрого луга не могли вывести меня из подавленного состояния. Когда на остановке на углу улиц Монтань и Бенавидес Каролина вошла в микроавтобус, улыбка мигом слетела с ее лица, а взгляд заиграл металлическим блеском, напоминая мне цвет океана у побережья, где насыщенная синева растворяется в мутном множестве песчинок. Глаза Каролины были словно морские волны – голубые вдали, они становились песчаного цвета, едва ее взгляд наталкивался на меня.
Несколько недель спустя я наконец увидел их вместе в «Эль-Параизо» – так мы называли сады факультета общественных наук – и признался себе, что Каролина и наблюдатель факультета гуманитарных наук были поразительной парой. И тогда я понял, что никогда бы не стал революционером, потому что можно было стать революционером из-за безумства, из-за глупости, из-за негодования и даже из-за обиды, но никогда из-за любви. А я из-за любви – ну прямо как акробат на трапеции – накрутил бы любое сальто.
Вот так я разочаровался в политике, а говоря по совести, и в священниках, потому что даже мой благочестивый брат Кармело соврал мне: женщины не идут в университет только ради того, чтобы найти себе жениха. Они туда приходят, преследуя весьма ценные и экстраординарные идеалы, в которые включен в качестве бесплатного приложения и любимый мужчина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16