Мой лейтенант, тут есть мнение…
Лейтенант. Вперед!
Селестен. Тут есть мнение, что идти вперед бесполезно.
Лейтенант (приближаясь). Что такое?
1-й солдат. Там обойдутся без нас.
2-й солдат. Мой лейтенант, это обидно. Заключен мир. Почему я должен воевать?
Селестен. Дурак! Война бывает не только во время войны. Война бывает и во время мира.
3-й солдат. Идти под пули, но ради чего?
4-й солдат. Мы с русскими поладим и без этого. (Потрясает винтовкой.)
1-й солдат. Пятьдесят два месяца я таскаю эту дрянь. Она мне надоела! (Швыряет винтовку.)
Жув. Подними, она тебе пригодится.
Лейтенант. Солдаты! Вы защищаете родину! Вперед!
2-й солдат. Кому нравится, пусть идет вперед. Я подожду.
Селестен (лейтенанту, радушным жестом простирая руку вперед). Пожалуйста! Вы нам расскажете, что там, впереди.
3-й солдат. Там, во Франции, мы защищали родину. Допустим. Ну, а здесь что?
4-й солдат. В конце концов мы приехали сюда не для того, чтобы сражаться.
1-й солдат. Я вас спрашиваю: где Версальский мир? Куда вы девали Версальский мир?
Жув. Здесь никто не будет сражаться с рабочими. Здесь рабочие. Ну, что ты выпучил на меня глаза? Что, ты меня никогда не видел? Это я, Жув, которому ты предлагал десять тысяч франков, чтобы я продал большевиков, щедрый господин. Вот я хочу тебе отплатить за твою доброту. (Поднимает винтовку.)
Селестен. Спокойствие, мальчики! Без глупостей!
Лейтенант (бежит к телефону, берет трубку), Монмартр! Пароль – Монмартр! Третья батарея! Говорит лейтенант Бенуа.
Зуавы тем временем перерезают провод.
Здесь бунт! Слышите? Бунт! Алло! Алло! Монмартр!
Зуавы окружили лейтенанта, он бросает трубку.
Селестен. Ну, что ты стоишь с таким видом, точно у тебя запор? Скажи солдатам словечко!
Лейтенант. Дети мои, опомнитесь… Я вас предупреждаю. Каторга, расстрел.
2-й солдат. Ты хотел нас подвести под артиллерию!
3-й солдат. Они Гастона убили! Замучили его в контрразведке!
1-й солдат. Я вас спрашиваю: куда вы девали Версальский мир?
4-й солдат. Долой лейтенанта!
Лейтенант. Что вы хотите со мной сделать?
Жув. Мы хотим сыграть тебе песенку на наших гитарах. (Поднимает винтовку.)
Селестен. Спокойствие, мальчики, спокойствие!
(Прицеливается в лейтенанта.)
Все стреляют в лейтенанта. Он падает. Тело оттаскивают за дерево.
Входит Барбару.
Барбару. Что случилось? Где лейтенант?
Жув. Он отправился далеко. К своему другу Mapсиалю. И тем же путем. (Показывает тело лейтенанта.) Е го убили в перестрелке. Понял?
Барбару. Что вы сделали? Вы понимаете, что вы сделали?
Жув. А! Ты хочешь, чтоб тебя тоже убили в перестрелке?
Зуавы скручивают трехцветный французский флаг таким образом, что от него остается одна красная полоса.
Барбару. Вы понимаете, что значит этот красный флаг? Вы понимаете? Это бунт!…
Все. Домой! В Одессу! В море! Во Францию!
Картина одиннадцатая. НА ОДЕССУ!
Та же поляна. На ней палатка с флажком: «Штаб». Кругом – простреленные и изодранные знамена с надписями: «Власть Советам!», «Земля – трудящимся!», «Смерть капиталу!», «Хай здохнуть паны!» Звуки автомобильного рожка.
1-й партизан. Машина! Она с белым флагом!
2-й партизан. Парламентеры!…
На поляну входят полковник Фредамбе и капитан Филлиатр.
Повстанцы окружают их.
Голоса:
– Какие гладкие!
– Як кабанчики!
– Эй, господа парламентеры, сапоги не сменяем?
Хохот.
– Да чего менять, просто тащи с него.
– А верно!
Полковник (озирая повстанцев). И это победители могущественной Антанты…
Из палатки выходит Бондаренко.
Господин генерал! Главное командование союзными силами решило отозвать свои войска с юга России, дабы уменьшить число едоков в вашей стране.
Бондаренко. Очень любезно.
Полковник. Это официально, а чтоб быть ближе к истине, я уполномочен вам заявить, что настоящая причина эвакуации лежит в гуманном желании союзного командования не проливать больше крови.
Бондаренко. Я растроган!
Полковник. Господин маршал, позвольте быть откровенным, как водится между солдатами. Мы решили с сегодняшнего дня начать эвакуацию. Для этого нужно время. Мы предлагаем вам не входить в Одессу еще десять дней. Таково наше предложение.
Бондаренко. Итак, вы решили уйти как раз в тот момент, когда вас выгоняют!
Полковник. Вы говорите тоном победителя! Здесь нет победителей. Мы пришли не для того, чтобы обсуждать с вами политику великих держав. Она вне нашей компетенции. Речь идет об эвакуации Одессы. Прошу вас не уклоняться от темы.
Бондаренко. Вы не спрашивали нас, когда занимали нашу землю. Так не требуйте ответа, когда покидаете ее. Мы идем в Одессу. Мы придем, когда мы придем. Мы будем там делать то, что мы будем там делать.
Полковник. Я еще раз прошу не считать нас побежденными!
Бондаренко. Я повторяю: вы побеждены. Я предлагаю вам: во-первых, власть в Одессе передать Совету рабочих депутатов; во-вторых, остерегитесь увозить с собой суда из одесского порта и ценности из одесских банков. Они принадлежат трудящимся.
Полковник. Вы мне ставите условия? Никакого Совета я не знаю! Красный флаг я признаю пиратским!…
Капитан. Полковник, у революции свои законы. Будем их уважать.
Полковник. Нас пятьдесят тысяч! Мы повернули на вас жерла дредноутов! Наши солдаты…
Бондаренко. Ваши солдаты – это наши солдаты. Фронта нет. Перед нами пустое место. Вы побеждены! Если нет, остановите нас. Если вам не нравится мой тон, уходите.
Капитан. Не будем заострять отношений. В сущности, нам не о чем спорить. Мы уходим. Нам нужно для эвакуации десять дней. Через десять дней вы сможете вступить в Одессу.
Бондаренко (простирая руку) . Одесса видна. Вам остается на эвакуацию столько времени, сколько нам нужно, чтобы дойти до Одессы. Завтра мы будем в Одессе.
Капитан. Я уважаю ваши принципы, гражданин. Все же я думаю…
Полковник. Оставим это, капитан. Я потом сообщу свое решение. Переходим к вопросу о пленных.
Бондаренко. Я готов меняться пленными. У меня есть несколько ваших офицеров. Я готов отдать их за трех наших товарищей, которые сидят в вашей контрразведке.
Полковник. Кто они?
Бондаренко. Бродский, Степиков, Жанна Барбье.
Полковник. Это невозможно.
Бондаренко. Невозможно? Они бежали?
Полковник. Их осудили. Они казнены.
Бондаренко. Казнены? Все трое?! Мишель, Жанна, Степиков? Вы это называете казнью? (Кричит.) Ребята!
Сбегаются повстанцы.
Умерли замечательные товарищи, каких я когда-либо знал: Бродский, Степиков и Жанна Барбье… Убиты люди, которые, действуя в тылу у интервентов, сумели сделать бессильной пятидесятитысячную армию Антанты, знаменитую армию, которая сражалась у Вердена и победила. Сделали это несколько большевиков без всякого оружия, простым человеческим словом, потому что они говорили правду на языке, который понятен всем трудящимся, будь они желтые или черные, одеты в голубую форму или в серую. И вы их убили… Всегда революции возвышали людей, делали их чище, справедливее. Но ни одна революция в мире не давала людей такой чистоты, такой самоотверженности, такой ясности ума, такой силы, такой человечности, как наша русская пролетарская революция. Такими были наш Мишель, Степиков и Жанна. Такими когда-нибудь будут все люди. За это мы боремся… Так, значит, их нет? Не знаю, что удерживает меня от того, чтобы застрелить вас тут же, на месте… Уходите. И передайте одесской буржуазии, что я советую ей уйти до нашего прихода. Уходите! Уходите! (Обращается к партизанам.) На Одессу! На Одессу!
Полковник (поспешно уходя). Вы хотите войны? Хорошо! Мы вам приготовим встречу. (Убегает с Филлиатром.)
Крики: «На Одессу! На Одессу! На Одессу!». Факелы. Звон оружия. Крики. Ржанье коней. Песни.
Картина двенадцатая. БРАТСТВО
Пристань. Гигантский, как стена, борт парохода. Он называется «Империя». Трап длинный, крутой. У трапа внизу белый офицер. Перед ним толпа.
Офицер. Паспорта, паспорта, предъявляйте! Господа, соблюдайте порядок! Вы едете за границу. Вас наблюдают иностранцы. Все успеете. Паспорта! Паспорта!
По трапу проходят на пароход господа и дамы, богато одетые и крайне взволнованные.
1-й господин петербургской наружности. И вы здесь?
2-й господин петербургской наружности. Ну, как вам все это нравится?
1-й господин. Здесь вся империя!
2-й господин. Так, значит, это правда, что союзники уходят?
1-й господин. Вы слышите треск?
2-й господин. Вот вам ваши иностранцы!
1-й господин. Это трещат балки старого мира… Две тысячи лет стоял он – и вот рушится на наших глазах…
Дородный господин (обращаясь к Имерцаки). Вот вы, сударь, не имею чести вас знать, но, судя по внешности, типичный русский интеллигент.
Имерцаки, польщенный, играет своим асимметричным лицом.
Должно быть, земец, либерал, носитель высокой духовности русского народа. Что вы, идеалист, богоискатель, будете делать в Европе – бездушной, материальной Европе?
Имерцаки. С моей специальностью я нигде не пропаду, кроме как в Советской России.
Дородный господин. А какова, позвольте узнать, ваша специальность?
Имерцаки. Я шулер. (Легко взбегает по трапу.)
Дама (проходя по трапу). Будь прокляты большевики! Будь прокляты союзники, которые нас покидают! Будь прокляты мы сами за то, что мы так слабы!
Белый офицер (обвешанный оружием, идет за ней). Но уверяю тебя, Верочка, что большевики и месяца не удержатся у власти. Да и может ли ничтожная кучка жалких бунтовщиков править огромным, могучим народом, который…
Дама. А! Значит, они ничтожны? Значит, они жалки? Почему же вы, мужчины, военные, их не прогоните? Вы не хотите! Вы не хотите!
Белый офицер. Но уверяю тебя, Верочка, это не так легко. Их страшно много. Все мужики, все мастеровые…
Проходят на пароход.
Спекулянт (некогда явившийся в кабачок в одном, белье; восклицает негромко, однако и не тихо). Есть доллары! Есть фунты! Леи даю! Драхмы даю!
2-й господин петербургской наружности. Франками интересуетесь? Даю.
Спекулянт. Кто сейчас интересуется франками? (Тихо.) Нет ли советских?
2-й господин. Перцем интересуетесь? Есть два вагона перца. (Вынимает пробу.)
Оба рассматривают ее.
Невиданный перец. (Чихает.)
Спекулянт. Видали мы такой перец. (Чихает. И вдруг меняется в лице, увидев Фильку-анархиста.) Прощайте! (Всходит на пароход.)
Появляются Филька-анархист и Мария Токарчук. Сходит с трапа Имерцаки.
Филипп. Ну, зачем я уезжаю? Я привык к Одессе. Я люблю халву и горчичные бублики с маком. Где я все это буду иметь – в Париже или Лондоне?
Имерцаки (саркастически). Ты много бубликов увидишь у Советской власти, Филипп.
Филипп. Власти уходят, власти приходят, бандиты остаются. Останемся! Мы еще поработаем. Мы еще будем взламывать и взламывать.
Имерцаки (с горечью). Где? В кооперативах? (Проходит на пароход.)
Филипп (увидев Ксидиас). Ах, какая гагара! Какая богатая гагара!
Появляются мадам Ксидиас и господин богато одетый.
Ксидиас. Моя верфь! Мои склады! Мои дома!
Господин. Зиму мы будем проводить в Италии, а лето в Норвегии.
Ксидиас. И моя банкирская контора! И мои кассы!
Господин. Но в этой сумке у вас больше богатств, чем во всех ваших кассах.
Ксидиас. Мы вернемся! Мы вернемся!
Господин. Мы вернемся! Мы вернемся!
Филька-анархист приближается к мадам Ксидиас. Увидев его, она взбегает на пароход. Он и Мария Токарчук – за ней. Входит воинская часть союзников.
1-й господин петербургской наружности. Бальзаки! Вольтеры! Флоберы! Черт бы их побрал!
2-й господин петербургской наружности. Разве это нация? Трусы! Трусишки!
1-й господин. В третий раз на моих глазах разлагаются в России великие армии. В семнадцатом году разложилась царская армия – ну, это была революция. В восемнадцатом году разложилась здесь же германская армия – ну, это были побежденные. И вот это ужасное зрелище повторяется в третий раз с могущественной союзной армией. Ведь они победители… Проклятая почва!
Оба всходят на пароход. Гудок.
Барбару. Ну, детки, становись. Подымемся на борт.
Входит полковник Фредамбе.
Полковник. Капрал, какой части ваши люди?
Барбару. Пятьдесят четвертого пехотного, мой полковник!
Полковник. Как они винтовки держат? Что за вид? Что за красные лоскутки на мундирах? Капрал! Подтянуть людей!
Жув. Смотри, чтобы мы тебя не подтянули за шею.
Полковник. Что такое? Кто это сказал?
Жув. Это я сказал.
Селестен. А я это подумал.
Полковник. Ах, так! Марш в строй! На пароход!
Селестен. Мальчики! Не сыграть ли ему песенку на наших гитарах?
Жув. Подожди, дойдем до Марселя, всех вас бросим в воду.
Полковник (отступая). Капрал! Ведите людей на пароход! (Уходит на пароход.)
Барбару. Становись! Взять винтовки как следует. Снимите-ка эти тряпочки с мундиров! Ну-ну, принять солдатский вид. Что подумают об армии при виде таких свиней? Жув! Селестен! Вы что, оглохли? В строй!
Селестен (протягивая руку). Ну, Барбару, кланяйся от меня землякам.
Барбару. Тебе еще не надоело шутить? Ты знаешь, что только что в разговоре с полковником ты дошутился до тюрьмы? Да, это пахнет тюрьмой, мой милый! Стань в строй, корова!
Селестен. Жув! Он мне не верит!
Жув. Что ж, ты попрощаться с нами не хочешь? Мы остаемся. Ребята, мы с Селестеном остаемся.
Все. Честное слово! Что за идея!
Барбару. Эх, коровы, коровы! Пять лет мы не расставались…
Гудок.
Селестен. Ну, прощайте, мальчики! Что вы смотрите на меня с таким ужасом? Вы знали Селестена, веселого парня, не дурака выпить и любителя хорошеньких девочек. Я все тот же, но, кроме того, я стал коммунистом. Да, черт возьми, я остаюсь здесь. Я буду драться за революцию. Это значит – за вас, черти! Вы еще не поняли этого? Прощайте же, мальчики! Не забудьте исполнить обещание, которое вы дали полковнику: бросить его в воду. Иначе он обидится. Ну, идите. Веселить вас по дороге вместо меня будет Эмиль. От его острот у вас появится сон и пропадет аппетит. Слушайте меня, мальчики! Вот вы вернетесь на родину. Вы разойдетесь по всей стране. Одни станут у машин. Другие пойдут в виноградники. Третьи спустятся в рудники. Четвертые поплывут на кораблях, и звезда будет лететь над ними. Но всюду – на палубе, под землей, за столиком кафе – вы будете рассказывать историю одесской интервенции. Пусть по всей стране пройдет рассказ о том, как мировая буржуазия хотела скрутить рабочую революцию, и как она прислала для этого многотысячную армию, и как между солдатами союзников и русскими рабочими, вместо огня и крови, возникло братство. И как это братство поднялось выше всего. Выше языка, выше религии, выше расы. И всякий, кто услышит этот удивительный рассказ – наши жены, наши дети, наши товарищи, – крепко запомнит его. Потому что пройдут годы, затянутся раны, вырастут дети, и буржуазия решит, что вот пришло время, когда можно наконец затоптать Советскую власть, и снова – вы увидите, мальчики! – будут розданы патроны, и снова – вы услышите, мальчики! – будут сказаны слова: «За цивилизацию! За свободу!» Но мы уже знаем, где настоящая свобода! Да, мы возьмем патроны, но мы найдем для них свою цель! Спешите, мальчики, уже убирают трап.
Жув. А полковнику передайте, что мы с Селестеном не дезертировали. Мы просто перешли в другую воинскую часть.
Селестен. В третий сводный полк имени Феликса Дзержинского!…
Али прыгает с трапа на берег,
Али. Сингу! Мбоанго! Мишель!
Жув и Селестен (вместе). Али! Али! К нам!
Пароход отчаливает. Три солдата медленно поднимаются по лестнице в советский город.
Занавес
1933
1 2 3 4 5 6 7 8
Лейтенант. Вперед!
Селестен. Тут есть мнение, что идти вперед бесполезно.
Лейтенант (приближаясь). Что такое?
1-й солдат. Там обойдутся без нас.
2-й солдат. Мой лейтенант, это обидно. Заключен мир. Почему я должен воевать?
Селестен. Дурак! Война бывает не только во время войны. Война бывает и во время мира.
3-й солдат. Идти под пули, но ради чего?
4-й солдат. Мы с русскими поладим и без этого. (Потрясает винтовкой.)
1-й солдат. Пятьдесят два месяца я таскаю эту дрянь. Она мне надоела! (Швыряет винтовку.)
Жув. Подними, она тебе пригодится.
Лейтенант. Солдаты! Вы защищаете родину! Вперед!
2-й солдат. Кому нравится, пусть идет вперед. Я подожду.
Селестен (лейтенанту, радушным жестом простирая руку вперед). Пожалуйста! Вы нам расскажете, что там, впереди.
3-й солдат. Там, во Франции, мы защищали родину. Допустим. Ну, а здесь что?
4-й солдат. В конце концов мы приехали сюда не для того, чтобы сражаться.
1-й солдат. Я вас спрашиваю: где Версальский мир? Куда вы девали Версальский мир?
Жув. Здесь никто не будет сражаться с рабочими. Здесь рабочие. Ну, что ты выпучил на меня глаза? Что, ты меня никогда не видел? Это я, Жув, которому ты предлагал десять тысяч франков, чтобы я продал большевиков, щедрый господин. Вот я хочу тебе отплатить за твою доброту. (Поднимает винтовку.)
Селестен. Спокойствие, мальчики! Без глупостей!
Лейтенант (бежит к телефону, берет трубку), Монмартр! Пароль – Монмартр! Третья батарея! Говорит лейтенант Бенуа.
Зуавы тем временем перерезают провод.
Здесь бунт! Слышите? Бунт! Алло! Алло! Монмартр!
Зуавы окружили лейтенанта, он бросает трубку.
Селестен. Ну, что ты стоишь с таким видом, точно у тебя запор? Скажи солдатам словечко!
Лейтенант. Дети мои, опомнитесь… Я вас предупреждаю. Каторга, расстрел.
2-й солдат. Ты хотел нас подвести под артиллерию!
3-й солдат. Они Гастона убили! Замучили его в контрразведке!
1-й солдат. Я вас спрашиваю: куда вы девали Версальский мир?
4-й солдат. Долой лейтенанта!
Лейтенант. Что вы хотите со мной сделать?
Жув. Мы хотим сыграть тебе песенку на наших гитарах. (Поднимает винтовку.)
Селестен. Спокойствие, мальчики, спокойствие!
(Прицеливается в лейтенанта.)
Все стреляют в лейтенанта. Он падает. Тело оттаскивают за дерево.
Входит Барбару.
Барбару. Что случилось? Где лейтенант?
Жув. Он отправился далеко. К своему другу Mapсиалю. И тем же путем. (Показывает тело лейтенанта.) Е го убили в перестрелке. Понял?
Барбару. Что вы сделали? Вы понимаете, что вы сделали?
Жув. А! Ты хочешь, чтоб тебя тоже убили в перестрелке?
Зуавы скручивают трехцветный французский флаг таким образом, что от него остается одна красная полоса.
Барбару. Вы понимаете, что значит этот красный флаг? Вы понимаете? Это бунт!…
Все. Домой! В Одессу! В море! Во Францию!
Картина одиннадцатая. НА ОДЕССУ!
Та же поляна. На ней палатка с флажком: «Штаб». Кругом – простреленные и изодранные знамена с надписями: «Власть Советам!», «Земля – трудящимся!», «Смерть капиталу!», «Хай здохнуть паны!» Звуки автомобильного рожка.
1-й партизан. Машина! Она с белым флагом!
2-й партизан. Парламентеры!…
На поляну входят полковник Фредамбе и капитан Филлиатр.
Повстанцы окружают их.
Голоса:
– Какие гладкие!
– Як кабанчики!
– Эй, господа парламентеры, сапоги не сменяем?
Хохот.
– Да чего менять, просто тащи с него.
– А верно!
Полковник (озирая повстанцев). И это победители могущественной Антанты…
Из палатки выходит Бондаренко.
Господин генерал! Главное командование союзными силами решило отозвать свои войска с юга России, дабы уменьшить число едоков в вашей стране.
Бондаренко. Очень любезно.
Полковник. Это официально, а чтоб быть ближе к истине, я уполномочен вам заявить, что настоящая причина эвакуации лежит в гуманном желании союзного командования не проливать больше крови.
Бондаренко. Я растроган!
Полковник. Господин маршал, позвольте быть откровенным, как водится между солдатами. Мы решили с сегодняшнего дня начать эвакуацию. Для этого нужно время. Мы предлагаем вам не входить в Одессу еще десять дней. Таково наше предложение.
Бондаренко. Итак, вы решили уйти как раз в тот момент, когда вас выгоняют!
Полковник. Вы говорите тоном победителя! Здесь нет победителей. Мы пришли не для того, чтобы обсуждать с вами политику великих держав. Она вне нашей компетенции. Речь идет об эвакуации Одессы. Прошу вас не уклоняться от темы.
Бондаренко. Вы не спрашивали нас, когда занимали нашу землю. Так не требуйте ответа, когда покидаете ее. Мы идем в Одессу. Мы придем, когда мы придем. Мы будем там делать то, что мы будем там делать.
Полковник. Я еще раз прошу не считать нас побежденными!
Бондаренко. Я повторяю: вы побеждены. Я предлагаю вам: во-первых, власть в Одессе передать Совету рабочих депутатов; во-вторых, остерегитесь увозить с собой суда из одесского порта и ценности из одесских банков. Они принадлежат трудящимся.
Полковник. Вы мне ставите условия? Никакого Совета я не знаю! Красный флаг я признаю пиратским!…
Капитан. Полковник, у революции свои законы. Будем их уважать.
Полковник. Нас пятьдесят тысяч! Мы повернули на вас жерла дредноутов! Наши солдаты…
Бондаренко. Ваши солдаты – это наши солдаты. Фронта нет. Перед нами пустое место. Вы побеждены! Если нет, остановите нас. Если вам не нравится мой тон, уходите.
Капитан. Не будем заострять отношений. В сущности, нам не о чем спорить. Мы уходим. Нам нужно для эвакуации десять дней. Через десять дней вы сможете вступить в Одессу.
Бондаренко (простирая руку) . Одесса видна. Вам остается на эвакуацию столько времени, сколько нам нужно, чтобы дойти до Одессы. Завтра мы будем в Одессе.
Капитан. Я уважаю ваши принципы, гражданин. Все же я думаю…
Полковник. Оставим это, капитан. Я потом сообщу свое решение. Переходим к вопросу о пленных.
Бондаренко. Я готов меняться пленными. У меня есть несколько ваших офицеров. Я готов отдать их за трех наших товарищей, которые сидят в вашей контрразведке.
Полковник. Кто они?
Бондаренко. Бродский, Степиков, Жанна Барбье.
Полковник. Это невозможно.
Бондаренко. Невозможно? Они бежали?
Полковник. Их осудили. Они казнены.
Бондаренко. Казнены? Все трое?! Мишель, Жанна, Степиков? Вы это называете казнью? (Кричит.) Ребята!
Сбегаются повстанцы.
Умерли замечательные товарищи, каких я когда-либо знал: Бродский, Степиков и Жанна Барбье… Убиты люди, которые, действуя в тылу у интервентов, сумели сделать бессильной пятидесятитысячную армию Антанты, знаменитую армию, которая сражалась у Вердена и победила. Сделали это несколько большевиков без всякого оружия, простым человеческим словом, потому что они говорили правду на языке, который понятен всем трудящимся, будь они желтые или черные, одеты в голубую форму или в серую. И вы их убили… Всегда революции возвышали людей, делали их чище, справедливее. Но ни одна революция в мире не давала людей такой чистоты, такой самоотверженности, такой ясности ума, такой силы, такой человечности, как наша русская пролетарская революция. Такими были наш Мишель, Степиков и Жанна. Такими когда-нибудь будут все люди. За это мы боремся… Так, значит, их нет? Не знаю, что удерживает меня от того, чтобы застрелить вас тут же, на месте… Уходите. И передайте одесской буржуазии, что я советую ей уйти до нашего прихода. Уходите! Уходите! (Обращается к партизанам.) На Одессу! На Одессу!
Полковник (поспешно уходя). Вы хотите войны? Хорошо! Мы вам приготовим встречу. (Убегает с Филлиатром.)
Крики: «На Одессу! На Одессу! На Одессу!». Факелы. Звон оружия. Крики. Ржанье коней. Песни.
Картина двенадцатая. БРАТСТВО
Пристань. Гигантский, как стена, борт парохода. Он называется «Империя». Трап длинный, крутой. У трапа внизу белый офицер. Перед ним толпа.
Офицер. Паспорта, паспорта, предъявляйте! Господа, соблюдайте порядок! Вы едете за границу. Вас наблюдают иностранцы. Все успеете. Паспорта! Паспорта!
По трапу проходят на пароход господа и дамы, богато одетые и крайне взволнованные.
1-й господин петербургской наружности. И вы здесь?
2-й господин петербургской наружности. Ну, как вам все это нравится?
1-й господин. Здесь вся империя!
2-й господин. Так, значит, это правда, что союзники уходят?
1-й господин. Вы слышите треск?
2-й господин. Вот вам ваши иностранцы!
1-й господин. Это трещат балки старого мира… Две тысячи лет стоял он – и вот рушится на наших глазах…
Дородный господин (обращаясь к Имерцаки). Вот вы, сударь, не имею чести вас знать, но, судя по внешности, типичный русский интеллигент.
Имерцаки, польщенный, играет своим асимметричным лицом.
Должно быть, земец, либерал, носитель высокой духовности русского народа. Что вы, идеалист, богоискатель, будете делать в Европе – бездушной, материальной Европе?
Имерцаки. С моей специальностью я нигде не пропаду, кроме как в Советской России.
Дородный господин. А какова, позвольте узнать, ваша специальность?
Имерцаки. Я шулер. (Легко взбегает по трапу.)
Дама (проходя по трапу). Будь прокляты большевики! Будь прокляты союзники, которые нас покидают! Будь прокляты мы сами за то, что мы так слабы!
Белый офицер (обвешанный оружием, идет за ней). Но уверяю тебя, Верочка, что большевики и месяца не удержатся у власти. Да и может ли ничтожная кучка жалких бунтовщиков править огромным, могучим народом, который…
Дама. А! Значит, они ничтожны? Значит, они жалки? Почему же вы, мужчины, военные, их не прогоните? Вы не хотите! Вы не хотите!
Белый офицер. Но уверяю тебя, Верочка, это не так легко. Их страшно много. Все мужики, все мастеровые…
Проходят на пароход.
Спекулянт (некогда явившийся в кабачок в одном, белье; восклицает негромко, однако и не тихо). Есть доллары! Есть фунты! Леи даю! Драхмы даю!
2-й господин петербургской наружности. Франками интересуетесь? Даю.
Спекулянт. Кто сейчас интересуется франками? (Тихо.) Нет ли советских?
2-й господин. Перцем интересуетесь? Есть два вагона перца. (Вынимает пробу.)
Оба рассматривают ее.
Невиданный перец. (Чихает.)
Спекулянт. Видали мы такой перец. (Чихает. И вдруг меняется в лице, увидев Фильку-анархиста.) Прощайте! (Всходит на пароход.)
Появляются Филька-анархист и Мария Токарчук. Сходит с трапа Имерцаки.
Филипп. Ну, зачем я уезжаю? Я привык к Одессе. Я люблю халву и горчичные бублики с маком. Где я все это буду иметь – в Париже или Лондоне?
Имерцаки (саркастически). Ты много бубликов увидишь у Советской власти, Филипп.
Филипп. Власти уходят, власти приходят, бандиты остаются. Останемся! Мы еще поработаем. Мы еще будем взламывать и взламывать.
Имерцаки (с горечью). Где? В кооперативах? (Проходит на пароход.)
Филипп (увидев Ксидиас). Ах, какая гагара! Какая богатая гагара!
Появляются мадам Ксидиас и господин богато одетый.
Ксидиас. Моя верфь! Мои склады! Мои дома!
Господин. Зиму мы будем проводить в Италии, а лето в Норвегии.
Ксидиас. И моя банкирская контора! И мои кассы!
Господин. Но в этой сумке у вас больше богатств, чем во всех ваших кассах.
Ксидиас. Мы вернемся! Мы вернемся!
Господин. Мы вернемся! Мы вернемся!
Филька-анархист приближается к мадам Ксидиас. Увидев его, она взбегает на пароход. Он и Мария Токарчук – за ней. Входит воинская часть союзников.
1-й господин петербургской наружности. Бальзаки! Вольтеры! Флоберы! Черт бы их побрал!
2-й господин петербургской наружности. Разве это нация? Трусы! Трусишки!
1-й господин. В третий раз на моих глазах разлагаются в России великие армии. В семнадцатом году разложилась царская армия – ну, это была революция. В восемнадцатом году разложилась здесь же германская армия – ну, это были побежденные. И вот это ужасное зрелище повторяется в третий раз с могущественной союзной армией. Ведь они победители… Проклятая почва!
Оба всходят на пароход. Гудок.
Барбару. Ну, детки, становись. Подымемся на борт.
Входит полковник Фредамбе.
Полковник. Капрал, какой части ваши люди?
Барбару. Пятьдесят четвертого пехотного, мой полковник!
Полковник. Как они винтовки держат? Что за вид? Что за красные лоскутки на мундирах? Капрал! Подтянуть людей!
Жув. Смотри, чтобы мы тебя не подтянули за шею.
Полковник. Что такое? Кто это сказал?
Жув. Это я сказал.
Селестен. А я это подумал.
Полковник. Ах, так! Марш в строй! На пароход!
Селестен. Мальчики! Не сыграть ли ему песенку на наших гитарах?
Жув. Подожди, дойдем до Марселя, всех вас бросим в воду.
Полковник (отступая). Капрал! Ведите людей на пароход! (Уходит на пароход.)
Барбару. Становись! Взять винтовки как следует. Снимите-ка эти тряпочки с мундиров! Ну-ну, принять солдатский вид. Что подумают об армии при виде таких свиней? Жув! Селестен! Вы что, оглохли? В строй!
Селестен (протягивая руку). Ну, Барбару, кланяйся от меня землякам.
Барбару. Тебе еще не надоело шутить? Ты знаешь, что только что в разговоре с полковником ты дошутился до тюрьмы? Да, это пахнет тюрьмой, мой милый! Стань в строй, корова!
Селестен. Жув! Он мне не верит!
Жув. Что ж, ты попрощаться с нами не хочешь? Мы остаемся. Ребята, мы с Селестеном остаемся.
Все. Честное слово! Что за идея!
Барбару. Эх, коровы, коровы! Пять лет мы не расставались…
Гудок.
Селестен. Ну, прощайте, мальчики! Что вы смотрите на меня с таким ужасом? Вы знали Селестена, веселого парня, не дурака выпить и любителя хорошеньких девочек. Я все тот же, но, кроме того, я стал коммунистом. Да, черт возьми, я остаюсь здесь. Я буду драться за революцию. Это значит – за вас, черти! Вы еще не поняли этого? Прощайте же, мальчики! Не забудьте исполнить обещание, которое вы дали полковнику: бросить его в воду. Иначе он обидится. Ну, идите. Веселить вас по дороге вместо меня будет Эмиль. От его острот у вас появится сон и пропадет аппетит. Слушайте меня, мальчики! Вот вы вернетесь на родину. Вы разойдетесь по всей стране. Одни станут у машин. Другие пойдут в виноградники. Третьи спустятся в рудники. Четвертые поплывут на кораблях, и звезда будет лететь над ними. Но всюду – на палубе, под землей, за столиком кафе – вы будете рассказывать историю одесской интервенции. Пусть по всей стране пройдет рассказ о том, как мировая буржуазия хотела скрутить рабочую революцию, и как она прислала для этого многотысячную армию, и как между солдатами союзников и русскими рабочими, вместо огня и крови, возникло братство. И как это братство поднялось выше всего. Выше языка, выше религии, выше расы. И всякий, кто услышит этот удивительный рассказ – наши жены, наши дети, наши товарищи, – крепко запомнит его. Потому что пройдут годы, затянутся раны, вырастут дети, и буржуазия решит, что вот пришло время, когда можно наконец затоптать Советскую власть, и снова – вы увидите, мальчики! – будут розданы патроны, и снова – вы услышите, мальчики! – будут сказаны слова: «За цивилизацию! За свободу!» Но мы уже знаем, где настоящая свобода! Да, мы возьмем патроны, но мы найдем для них свою цель! Спешите, мальчики, уже убирают трап.
Жув. А полковнику передайте, что мы с Селестеном не дезертировали. Мы просто перешли в другую воинскую часть.
Селестен. В третий сводный полк имени Феликса Дзержинского!…
Али прыгает с трапа на берег,
Али. Сингу! Мбоанго! Мишель!
Жув и Селестен (вместе). Али! Али! К нам!
Пароход отчаливает. Три солдата медленно поднимаются по лестнице в советский город.
Занавес
1933
1 2 3 4 5 6 7 8