— Оно интересует нас, потому что вы, можно сказать, замешаны в этом деле, Фред, — пояснил Стив.
Я пожал плечами.
— В вашем изложении версия звучит вполне правдоподобно. Две жертвы, один убийца — в этом есть смысл.
— Какой, Фред? — спросил Ральф.
— Что?
— Вы сказали, в этом есть смысл. Человек, убивший вашего дядьку Мэтта и стрелявший в вас, — одно и то же лицо. Почему вы думаете, что в этом есть смысл?
— Ну... — в растерянности ответил я и, вместо того, чтобы довести свою мысль до конца, принялся сучить руками. — Просто это звучит разумно, вот и все.
— Стройно, — подсказал мне Ральф. — Не размыто. Один убийца. Что-то вроде блок-полиса в страховом деле.
— Да, можно сказать и так, — согласился я.
— Стало быть, и мотив тоже один, — продолжал Ральф. — Один для обоих убийств.
— Возможно, — ответил я.
У меня возникло весьма неприятное ощущение: казалось, эти двое норовят загнать меня в какую-то ловушку, но я не понимал, как и зачем.
— Как вы думаете, Фред, — спросил меня Стив, — он делает это ради денег?
— Не знаю, — ответил я. — Ума не приложу, кто он такой и чего ему надо.
— Однако такая догадка представляется вполне правомерной, верно?
Может, это какой-нибудь ваш троюродный брат, который будет убирать всех других претендентов на наследство, пока не захапает его.
— Едва ли это имеет смысл, — возразил я. — Слишком уж прямолинейно.
— Тогда давайте рассмотрим другую версию, — предложил Ральф. — Вас хотят убить не из-за денег, Фред. Вас норовят убрать, чтобы вы не проболтались.
Стив блаженно улыбнулся и добавил:
— Ну, как вам такая версия, Фред? Уже теплее?
— Не проболтался? — переспросил я. — А что я могу выболтать?
— Это вы нам скажите, Фред, — отвечал Ральф.
Ничего такого я сказать не мог, и они снова погрустнели. Еще какое-то время мы играли в «опять двадцать пять», но в конце концов Стив и Ральф убрались восвояси, велев мне держать с ними связь и сообщать обо всех моих передвижениях. Я пообещал неукоснительно следовать этим указаниям, уселся на диван и приступил к составлению новой словесной головоломки.
Без десяти три пополудни зазвонил телефон. Я снял трубку и услышал глухой мужской голос:
— Фред Фитч?
— Да.
— Ага, вот ты где, — сказал мой собеседник и, хихикнув, повесил трубку. Телефон щелкнул.
Глава 13
Герти открыла дверь и сказала:
— Неужто наш разведчик? Как дела?
— Так себе, — ответил я, входя в квартиру. — Кажется, за мной не следили.
Она насмешливо вскинула брови.
— Не следили? И как ты терпишь такое пренебрежение к себе?
— Вы хотите услышать, что случилось, или предпочитаете сыпать театральными колкостями? — спросил я.
— А ты довольно нахален для хиляка весом в полцентнера, — рассудила Герти. — Что ж, и то неплохо. Пошли на кухню, я собираю ужин.
Квартирка эта на Западной сто двенадцатой улице, в квартале от собора Святого Иоанна, была гораздо теснее и проще, чем жилище Карен, и разительно отличалась от моего собственного опрятного логова на Девятнадцатой улице, но я тотчас почувствовал себя тут как дома и вскоре уже сидел за кухонным столом, взгромоздив на него локти, прихлебывая кофе из белой кружки и рассказывая Герти обо всем, что случилось со мной с тех пор, как в субботу вечером я усадил ее в такси.
Когда я дошел в моем повествовании до глухого мужского голоса, Герти забыла о сырной подливке, которую готовила, и спросила:
— Как они тебя нашли?
— Не знаю. Но этот звонок привел меня в ужас. Надо было как можно скорее найти какое-нибудь другое место. Домой я вернуться не мог, потому что они наверняка наблюдали за квартирой. Звонить в полицию не было времени, поскольку я не знал, как близко подобрались ко мне эти люди. Может, они звонили из аптеки на углу.
— И посему ты связался со старой подружкой Герти.
— Я вспомнил, что у меня в бумажнике есть ваш номер, позвонил, вы сказали: приходи, и вот я, тут как тут.
— Тут как тут, — кивнув, повторила Герти. — Малыш, у тебя выдалась суматошная неделя. И что же дальше?
— Позвоню Райли, — ответил я.
— Ты уверен, что это правильно?
— А почему нет? — спросил я, вытаращив глаза.
— Потому что мы еще не знаем, как они тебя разыскали. До субботы ты даже не слыхал об этой девке Смит. Так откуда им стало известно, что ты у нее?
Я поморщился, когда она назвала Карен девкой, но тем не менее оценил важность ее вопроса.
— Райли? — предположил я. — Нет, только не Райли.
— А почему не Райли? Он что, ненавидит деньги?
— Райли — мой друг, — заявил я.
— Милый мой, — сказала Герти, — дядя Мэтт очень любил одну верную присказку: имея полмиллиона долларов, человек не может позволить себе иметь еще и друзей. Деньги меняют все — вот тебе мое мудрое изречение.
— Райли не мог так поступить, — возразил я.
— Рада слышать. Как же тогда они тебя нашли?
— Не знаю. Может, через ваших дружков Стива и Ральфа.
Герти рассудительно кивнула.
— Возможно. Никогда не считала этих двоих святыми.
Я почувствовал леденящий холод в затылке.
— По сути дела, вы говорите, что я не могу доверять никому на свете.
— Ты неплохо управляешься со словами, милый.
— Значит, вы считаете, я не должен звонить Райли или еще кому-нибудь и сообщать, что я здесь?
— Нет, если не хочешь, чтобы кто-нибудь опять позвонил тебе. Или явился во плоти. А уж этого не хочу я, поверь мне, миленький. Только не сюда. Мой домовладелец очень недолюбливает деятелей индустрии развлечений.
— Что же мне тогда делать?
— Пересидеть бурю здесь, — ответила она. — Я без труда раздобуду где-нибудь раскладушку.
— Как это пересидеть? Когда же я буду в безопасности?
— Как только поймают убийцу дяди Мэтта. Готова спорить, что все дело в нем.
— А если его никогда не поймают?
— Поймают. Он действует и снует по округе. Если парень не может угомониться, он непременно попадется.
— Надеюсь, вы правы, — сказал я.
— Разумеется, права.
Но она меня не убедила. Я никак не мог на что-то решиться. С одной стороны, я чувствовал, что должен позвонить Райли (или Стиву и Ральфу) и рассказать, что случилось и где я теперь. Ведь если полиция не будет ничего знать, то не сумеет мне помочь. С другой стороны, неизвестно, как убийца пронюхал о моем местонахождении. И, вполне возможно, Герти была права, когда сказала, что теперь, когда я стал обладателем сотен тысяч долларов, мне больше нельзя доверять ни одной живой душе.
Я еще ничего толком не соображал, разум мой по-прежнему пребывал в смятении. Поэтому я сменил тему и попросил Герти рассказать мне про дядюшку Мэтта. Она согласилась более чем охотно. В ее весьма красочном изложении он предстал передо мной веселым жизнерадостным плутом, лукавой и хитрой, но отнюдь не подлой бестией, бодреньким, сметливым и изворотливым мошенником с колодой карт в одной руке и стопой акций урановых рудников — в другой, любителем выпить, но не пропойцей, бесшабашным транжирой и кутилой, наделенным чувством ответственности и здравым смыслом примерно в той же степени, в какой эти ценные свойства присущи полевому цветку.
— Он нажился в Бразилии, — объясняла мне Герти. — На пару с профессором Килроем. Мэтт не любил говорить о том, каким образом они сколотили состояние, но я была знакома с ним еще до его отъезда на юг и знаю, что у Мэтта никогда прежде не было столько капусты. Думаю, он обобрал парочку подпольных миллионеров, магнатов с Уолл-стрит, которые проворовались и смылись в Бразилию, когда их припекло. А вернулся Мэтт уже больным, зная, что со дня на день может помереть. Он, можно сказать, ушел на покой. Правда, иногда подрабатывал советником в ГПП, но скорее забавы ради.
— Что он делал? Где?
— Давал советы, — ответила Герти.
— Нет-нет, второе слово. ГПП.
— Ах, это? ГПП значит Граждане против преступности. Ты о них слышал.
— Слышал?
— Одна из этих шаек реформаторов, — презрительно процедила Герти. Про них то и дело пишут в газетах.
— Я поначалу не врубился, — объяснил я. — Как вы сказали?
— Г-П-П.
— Ага, теперь понятно.
— Схватываешь на лету, — не слишком убедительно похвалила меня Герти.
— А что дядя Мэтт делал для этих... ГПП? — спросил я.
— Рассказывал, как действуют мошенники, как продавцы дурят покупателей в магазинах. Ну, все такое.
— Ага. Стало быть, он не сидел на зарплате?
— Нет. Мэтт ушел на покой. Иногда поигрывал в картишки со мной или с лифтером, но только чтобы не терять ловкости рук. Однако последние года два они так тряслись, что Мэтт не мог сдавать даже вторые карты.
— Сдавать вторые карты?
— Вторая карта вместо верхней, — объяснила Герти. — Когда Мэтт был здоров и в расцвете сил, он мог всю ночь напролет сдавать тебе пятую карту сверху, и ты даже не услышал бы шелеста.
— Пятую карту сверху?
— Да ты и сам, небось, знаешь, — сказала она, и тут в дверь позвонили. Мы с Герти переглянулись, и она добавила:
— Не суетись и не шуми.
— Не буду, — пообещал я.
На одной стене, довольно высоко, висели белые электронные кухоные часы, какие можно получить в качестве приза за раздачу талонов на питание. У них была красная секундная стрелка, и я следил за ней, пока она не сделала пятнадцать оборотов, потом на время отвлекся и, наконец, пронаблюдал, как стрелка описала еще пять кругов.
Когда, по моим расчетам, прошло полчаса, а из комнаты так и не донеслось ни единого звука, я отправился на разведку и с опаской обошел всю квартиру, то и дело останавливаясь, прислушиваясь и выглядывая из-за углов.
В квартире никого не было. Дверь на лестничную клетку стояла распахнутой настежь. Подойдя к ней, я выглянул наружу. В парадном тоже было пусто, если не считать валявшегося на полу башмачка из белой пластмассовой плетенки и с красным пластмассовым каблуком.
Второй башмачок, по-видимому, все еще был на ноге Герти.
Глава 14
Итак, что теперь?
Я стоял посреди тесной, загроможденной и захламленной гостиной, держал в правой руке башмачок Герти и вновь и вновь повторял этот вопрос, на сей раз уже вслух:
— Итак, что теперь?
Ответа не было.
Когда похищают человека (а башмачок явно свидетельствовал о том, что Герти похищена неизвестным лицом или, скорее, лицами, и ни о чем другом), в голову первым делом приходит мысль позвонить в полицию, поэтому, вернувшись в квартиру, я направился прямиком к телефону, но тотчас спохватился, вспомнив слова Герти, сказанные мне за несколько минут до ее исчезновения: только четыре человека знали, что я был в квартире Карен, и трое из них легавые.
Так можно ли звонить в полицию? Можно ли допустить, чтобы люди вроде Стива и Ральфа знали, где я нахожусь? Я с самого начала инстинктивно не доверял тем двоим, а теперь выясняется, что мое наитие, вероятно, в кои-то веки не обмануло меня.
Как же тогда быть с Райли? Мы дружим уже много лет, и он ни за что не предал бы меня. Но разве последние несколько дней Райли не вел себя странно?
Разве не был он раздражителен, угрюм и погружен в себя, что в обычных условиях вовсе ему не свойственно? К тому же, выяснилось, что Райли ведет двойную жизнь и мечется между Карен и своей доселе невиданной женой. И разве я не подозревал, что Райли — ничуть не меньший мошенник, чем те уголовники, которых он так хорошо понимает? Мог ли я полностью доверять такому человеку?
Ну, а сама Карен? Разве во время нашей первой встречи в парке на Мэдисон-сквер она не наврала мне? Разве не ввела меня в заблуждение? Что я, в конце концов, знаю о ней? Лишь то, что она умеет убедительно лгать и крутит любовь с женатым человеком.
Нет-нет, если мне дорога моя шкура, я не должен верить никому из этих людей.
Но к кому же мне тогда обратиться? Я подумал о своем так называемом поверенном, о доблестном стряпчем Добрьяке. Вот уж кому я не дал бы даже жетон на проезд в подземке. В Сахаре — и то не дал бы. Или Уилкинс, мой сосед. Может, придя ко мне с чемоданом, набитым романом, он на самом деле вел разведку обстановки по наущению мафии? Ведь это не более невероятно, чем утверждения Уилкинса о том, что он якобы написал книгу о воздушных легионах римлян, бомбящих камнями галльских дикарей. Или мистер Грант. Не слишком ли он славный? В жизни таких не бывает. Незаметный, кроткий, безобидный. Разве не таким должен быть самый изощренный заговорщик? Может, Гранта или Уилкинса (а то и обоих, почему нет?) нарочно подселили в мой дом много лет назад, дав им задание следить за мной и дожидаться удобного случая?
Скажете, притянуто за уши? Неправдоподобно? Оно, конечно, так, но разве более правдоподобной была весть о трех сотнях тысяч долларов? А стрельба? А преследования? Разве все это менее невероятно? А похищение Герти прямо у меня из-под носа? А убийство дядюшки Мэтта? Где тут хоть что-нибудь вероятное?
Если уж на то пошло, само существование моего дядюшки Мэтта было совершенно невероятным.
И кто знает, сколь далеко способны зайти некоторые люди ради трехсот тысяч долларов?
Что ж, хорошо, дядя Мэтт был прав: человек с тремя сотнями тысяч не может позволить себе иметь друзей. Отныне и впредь, что бы ни случилось, мне придется рассчитывать только на себя.
Такая мысль не воодушевляла. Я знал наперечет все свои умения и все свои неумения и прекрасно понимал, какой из этих двух перечней длиннее, а какой короче.
Но что мне делать? Если я даже не могу сообщить о похищении Герти в полицию, кто и как сумеет разыскать ее?
Вот и получается, что теперь это тоже моя задача. Осознав, какая ответственность легла на мои плечи, я совсем пал духом. Ну как, скажите на милость, я смогу отыскать Герти, спасти ее и привлечь похитителей к суду? С чего мне начинать? Я умел только рыскать по библиотекам и очень сомневался, что отыщу Герти в одной из них.
Как и подобает истинному исследователю, я попытался сделать обзор имевшихся фактов и сразу же увидел, что их кот наплакал, зато все вокруг окутано туманом подозрений, недоразумений и конфузов. По сути дела, фактов было всего три: 1. Герти похищена. 2. В меня стреляли. 3. Дядюшка Мэтт убит.
Может быть, факт No 3 и есть отправная точка? Ведь все началось с убийства дядюшки Мэтта. Стало быть, и танцевать следует именно отсюда. Как ни крути, но этот факт — единственный непоколебимый утес в бурном море недомолвок и двусмысленностей, его можно исследовать со всех сторон, и, главное, в истинности этого факта я мог быть уверен: дядюшку Мэтта действительно убили.
А убили ли?
Ну, хватит! В конце концов, хоть что-то должно быть правдой. Если вообще ничему не верить, как же тогда думать, как действовать, куда податься? Ведь с чего-то начинать надо.
Вот до чего я успел додуматься, когда вдруг истошно заверещал дверной звонок, и я, вскочив с дивана, застыл, будто истукан. Неужели это они?
Неужели Герти (возможно, под пыткой) сообщила им о моем местонахождении, и они вернулись, чтобы схватить меня?
Первой моей мыслью было спрятаться в стенном шкафу или забиться под диван, зажмуриться и переждать набег. Я даже поднялся на цыпочки и сделал несколько торопливых шагов вглубь квартиры, когда вдруг спохватился, вспомнив, что мне хочется увидеть похитителей, что не далее как минуту назад я ломал голову, стараясь придумать какой-нибудь способ отыскать их. И если они сами явились ко мне, тем лучше.
Во всяком случае, в этом я старался убедить себя, в суетливом страхе озираясь по сторонам в поисках какого-нибудь оружия. В конце концов, моей целью было захватить их, а не угодить к ним в лапы.
В углу, на телевизоре, стояла лампа, казавшаяся сказочно красивой благодаря своей монументальной уродливости. Как Чикаго. На ее фарфоровом основании красовалась бесконечная вереница белых, розовых и золотистых купидонов, водивших хоровод. Не мне судить, но, кажется, все это выглядело весьма похабно. Как бы там ни было, я подбежал к чудовищной лампе, снял абажур с бахромой, вытащил вилку из розетки и, взвесив лампу в руке, с удовольствием убедился в ее тяжести. Спрятав это орудие любви за спину, я открыл дверь, готовый колошматить купидонами по любой физиономии, которая покажется в поле зрения.
Седовласый круглолицый священник в черном одеянии ласково улыбнулся мне, оглядел с головы до ног и произнес тихим елейным голосом:
— Доброго вам дня, досточтимый сэр. А мисс Гертруда Дивайн дома?
Достаточно ли надежно я спрятал лампу? Суетливо и поспешно прижав ее к крестцу, я ответил:
— Э... нет. Ей... э... надо было ненадолго уйти. Не могу сказать, когда она вернется.
— Ага. Ну что ж, — со вздохом сказал священник, вытаскивая бурый бумажный пакет из-под левой мышки и запихивая его под правую. — Зайду попозже. Извините за беспокойство.
Любая мелочь, любая кроха сведений могла иметь значение, поэтому я спросил:
— Не соблаговолите ли объяснить, в чем дело?
— Библия мистера Грирсона, — ответил священник. — Может, я зайду завтра пополудни?
— Не знаю, будет ли мисс Дивайн дома, — сказал я. — Что вы имеете в виду, говоря о библии мистера Грирсона?
— Он заказывал библию с посвящением.
Итак, мой дядя Мэтт, знаменитый кутила, гуляка и мошенник, на склоне лет обратился к богу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23