И не менее памятным похмельем.
Он сполна насладился всеми выгодами своего подпольного положения. Вступив в ячейку в возрасте шестнадцати лет, он избавился от школы, призыва, отправки на Восточный фронт, овладел всеми видами огнестрельного оружия, выучился на подрывника. Жизнь его была насыщенной: дерзкие вылазки, облавы, акции саботажа, краткие и страстные объятия случайных женщин. При виде легионеров, окружавших ЦЭВИС, он понял, что война – это не игра. Лицо у него было зачернено древесным углем, жалкая предосторожность, которая ничем ему не поможет. Убьют, как собаку. Солдаты архангела Михаила бросят его тело в ров или в большую печь для сжигания отходов вместе с усамами. Он исчезнет с лица земли, не оставив никакого следа, даже надписи на могильном камне.
Эти ублюдки позволили членам организации освободить первых узников и лишь после этого открыли огонь. Они окружили большую часть членов подпольной партии ДСЕ и одновременно вырезали часть заключенных, разбежавшихся в темноте. Все было просчитано. Ничего удивительного, что революционеры с такой легкостью проникли в лагерь. Часовые не видели их, не слышали, как они карабкаются на вышки. Охрана подняла руки, не оказав никакого сопротивления, не подняв тревогу и даже не пытаясь бежать. По сигналу штурмовые группы вышли из мрака, открыли ворота и бросились к баракам.
Он с тремя товарищами ринулся к блоку ЗС. Огромными кусачками они разомкнули цепи на металлических дверях и взорвали замки, заложив в скважину крохотные взрыватели. Их вторжение вызвало переполох, но отнюдь не энтузиазм, на который они рассчитывали. Самые молодые заключенные, не теряя времени, устремились к выходу. Люди постарше мялись: они боялись, что администрация воспользуется ситуацией и прикажет убить их. Зачем бросаться в пасть волку? Армия Великой Нации Ислама скоро прорвет Восточный фронт, вернет им свободу, честь и имущество. Он объяснил, что правительство планирует их уничтожение, и через пару недель все они будут сожжены в большой печи. Эти слова вызвали поток брани и оскорблений: европейцы, основатели и защитники западной цивилизации, не могут хладнокровно истребить стариков, женщин и детей, подобное деяние противно их вере, понятиям нравственности и справедливости. Он напомнил, что подобный акт геноцида уже имел место на европейской земле. Они спросили, где найти убежище, если придется уйти из лагеря. По крайней мере, за колючей проволокой и в бараках они чувствовали себя в безопасности, здесь им не угрожал суд линча – их не разрежут на куски, не обольют бензином и не поволокут на привязи за машиной. Тут раздались протестующие голоса: в лагере с ними обращаются не лучше, причем делают это свои – как и на воле, солидарности нет и в помине. Часть узников согласилась следовать за ним. Встали даже старухи, пошли за мужьями и сыновьями, влились в людскую волну, хлынувшую к воротам.
Теперь он горько сожалел об этом. Он увлек их в западню, украл у них несколько дней жизни. Вокруг него женщины и дети лежали на влажной траве. Их кровь стекала в грязные стоки. Узники и их освободители повели себя так же, как любая охваченная паникой толпа, – бежали куда глаза глядят, сталкивались друг с другом, подставлялись, как блеющие ягнята, под пули легионеров. Сейчас общим и целенаправленным стало отступление к лагерю. Вполне объяснимый рефлекс заключенных: они жаждали укрыться в бараках, из которых только что вырвались. Поток подхватил также уцелевших членов организации. У них не было иного выбора на этой равнине, полностью лишенной рельефа. Но прятаться в закрытом помещении было безумием. Возможно, это даст выигрыш в несколько минут, но легионеры, уничтожив всех снаружи, легко расправятся с теми, кто в бараках. Достаточно поджечь их или пустить смертоносный газ.
Влажный ветер источал запах пороха, рвоты, крови. В темноте слышались лишь автоматные очереди, стоны, хрипы умирающих. Он увидел маленькую группу усамов, которые бежали, втянув голову в плечи, к воротам лагеря. Трое, с виду ровесники, в светлой одежде, сухощавые, проворные. Их решимость поразила его: похоже, эти ребята не поддались панике, не покорились обстоятельствам, пытались вести свою игру. Быть может, у них есть какой-то тайник? Погибать так погибать: он решил связать свою судьбу с ними. Всадники Апокалипсиса, в черных мундирах и касках, уже заслоняли горизонт, полыхающий яростными отблесками выстрелов.
Ему словно обожгло правую щеку. Пуля прошла всего в нескольких сантиметрах от его головы. За спиной раздался женский вопль. Он ринулся за усамами, не обращая внимания на несчастную, ибо медлить было нельзя. Он лавировал между обезумевшими тенями, перепрыгивал через трупы, стараясь не терять из виду троих беглецов. Перед колючей проволокой, превратившейся в настоящую гидру с щупальцами, образовался затор. Люди толкались и почти дрались, пытаясь прорваться в лагерь. Трое усамов проскользнули сквозь толпу, как острый лемех, взрезающий рыхлую землю. Ударом колена и приклада он освободился от колючих щупалец. Миновав эту преграду, увидел, что три светлых пятна удаляются по дорожке, ведущей направо и почти параллельной заграждению. Он бесцеремонно раскидал стоявших на пути женщин и детей. Усамы добрались до угла со сторожевой вышкой, свернули на маленькую дорожку слева, вступили в узкое пространство между рядами бараков и колючей проволокой. В ноздри ему ударил такой резкий запах аммиака, что он едва не задохнулся. Видимо, в этом месте был сортир под открытым небом. Усамы, пройдя между третьим и четвертым бараком, затеяли какой-то странный танец, значение которого он не понимал. Неслышно приближаясь к ним и открыв рот, чтобы перевести дух, он прижимал к бедру штурмовую винтовку. Древние слова шелестели в глубине его души. Будь бдителен, когда имеешь дело с усамами, никогда не знаешь, что выкинут эти коварные твари, всегда готовые вонзить кинжал в спину. Плодятся они, как кролики, их женщины настоящие несушки. Если ничего не предпринимать, их станет больше, чем нас, скоро в каждой деревне появится мечеть. Старые семена злобы, проросшие на христианской земле после войн за независимость и первых волн иммиграции. Со времен крестовых походов и даже появления ислама, говорил обычно Фюре, бывший преподаватель истории, один из столпов организации Центр-Берри.
Фюре, который произвел на него сильнейшее впечатление с первой же встречи – своей седой гривой, пушистыми усами, изумительным красноречием, безграничной эрудицией. Фюре, подражая которому он даже кличку себе придумал – в подполье его звали Фуин. Блестящий Фюре, так непохожий на его родителей, мелких лавочников, серыхлюдишек, согнувшихся под общим ярмом, которые верили всем слухам и повторяли любую злобную чепуху. Образцовые подданные архангела Михаила, появлявшегося только в телевизионных передачах, весьма умеренные христиане, не пропускавшие ни одну воскресную мессу из страха потерять хоть час райской жизни или же упустить клиента. Они любили его на свой манер, как холят и лелеют молоденький росток в надежде, что когда-нибудь он принесет плоды. Они оставили в его душе более прочный след, чем ему казалось прежде, они отравили его своими речами, внушили ему эту животную ненависть, которая разлилась по венам, как медленный яд. Теперь ему надо было опасаться своих собственных реакций. Он никогда не встречался с уса-мами, знал их только по анекдотам, одновременно смешным и язвительным, которые рассказывали друг другу члены организации. Ушиб колена помешал Фюре принять участие в рейде на ЦЭВИС. Он надеялся, что предатели не наведут легионеров на его убежище. К счастью, он менял их очень часто, как все руководители подпольных организаций демократической и светской Европы. Люди такого масштаба необходимы для строительства нового мира.
Трое усамов подняли люк, открыв лаз примерно в метр шириной. Их согласованные и точные движения показывали, что они уже пользовались этим укрытием. Двое скрылись внутри, третий сел на краю, спустив ноги и придерживая рукой люк.
Он выскочил из-за барака, в три прыжка одолел расстояние до тайника и приставил ко лбу последнего уса-мы дуло своей винтовки.
– Я тебе зла не желаю. Просто хочу спуститься туда с тобой.
Усама посмотрел на него расширенными от ужаса глазами, скосил глаза на винтовку, вгляделся в это сатанинское лицо, размалеванное черными полосами, затем жестом предложил сесть рядом с ним. Треск автоматных очередей заглушали регулярные сильные разрывы. Легионеры расчищали себе путь гранатами и минами. Между бараками расползался едкий, удушающий дым.
– Эй, парень, поторопись! – шепнул усама. – И перестань тыкать мне в башку своей штукой!
Он даже удивился, что усама говорит по-французски. Подсознательно, как он понял сейчас, они казались ему чужаками, паразитами, разъедающими Европу, но сохраняющими свои обычаи и язык.
– Иди первым, я закрою люк.
Он кивнул, поставил винтовку на предохранитель, спрыгнул вниз и пополз по узкому лазу с заметным уклоном. Ему хотелось выть от ужаса. Тесные проходы, отверстия, трубы, коридоры всегда нагоняли на него панический страх. Он боялся задохнуться в замкнутом пространстве, где помощи ждать неоткуда и где ничто не спасет – ни слезы, ни крики. Руководители организации, которых уведомили о его клаустрофобии, никогда не поручали ему заданий, требующих проникновения в подвалы, подземелья, каминные трубы. Он не успел испугаться до потери сознания, так как вдруг ощутил под собой твердую почву, неуклюжим кувырком вырвался из лаза и на несколько секунд застыл, ничего не различая в густом мраке.
– Это ты, Мустафа?
Немного привыкнув к темноте, он увидел в нескольких метрах от себя светлые силуэты двух других беглецов. Ему не хватало воздуха, но вдохнуть глубоко он не мог из-за ужасного, удушающего запаха. Его вновь охватила паника, и он с трудом удержался от, того, чтобы дать очередь по усамам. Вырваться отсюда любой ценой, ощутить ласковое прикосновение воздуха к коже, разжать мощные челюсти, сдавившие грудь.
В лицо ему ударил луч света, и он заслонил глаза тыльной стороной ладони.
– Эй, ты кто?
Обезумев от ярости, он щелкнул предохранителем и выставил винтовку по направлению к свету.
– Погасите ваш сучий фонарь!
Он так нервничал, что обостренным восприятием безошибочно угадал их смятение. Пучок света сместился на пол, затем на низ стены, покрытый толстым слоем темно-коричневой, почти черной субстанции.
– Спокойно.
Третий усама, в свою очередь, показался из лаза и с кошачьей ловкостью спрыгнул на землю.
– Он прав. Погасите фонарь.
– Зачем? Они не могут нас увидеть сверху, – раздался мальчишеский дискант, в котором прорывались басовитые нотки.
– Кто знает? Лучше не рисковать.
– А этот? Мы разве с ним не рискуем?
Вновь направленный на него луч света ударил ему по нервам.
– Он один из тех, кто хотел нас освободить. Мы в одной лодке.
– Освободить нас? Или привести под огонь легионеров, как баранов на бойню?
– Их кинули, как и нас. Как всех идиотов, которые не смогли вовремя выбраться из этого дерьма. Погаси фонарь, Малик!
– Пусть сначала положит пушку!
Он постепенно успокаивался. Вмешательство третьего усамы и сам разговор между ними ослабил нервное напряжение. Кроме того, затылком он ощутил легкое дуновение: значит, он не задохнется в этом тайнике, куда проникает воздух, в этой выгребной яме, которую, конечно, перестали использовать по назначению. Он поставил штурмовую винтовку на предохранитель и прислонил ее к стене.
– Погаси, Малик.
Раздался щелчок, свет исчез, и яма вновь погрузилась в темноту. Тишину разрывали вопли, разрывы гранат и выстрелы. Наверху продолжалась бойня.
– Как вы думаете, легионеры не доберутся до нас? Он вступил в разговор, желая преодолеть собственный страх.
– Лагерная администрация уверена, что этой ямой все еще пользуются, – отозвался усама. – Когда дерьмо стало переливаться через край, нам велели очистить ее. И мы решили устроить здесь тайник. Сток отвели к другой яме. Мы считали, что убежище нам понадобится.
Их звали Мустафа, Малик и Хуссейн; семья одного была родом из Алжира, второго – из Туниса, третьего – из Палестины, но все трое появились на свет во Франции незадолго до вторжения легионов архангела Михаила. Им сделали обрезание согласно обряду, однако они не исповедовали религию своих отцов и знали наизусть всего несколько стихов из Корана, не понимая ни единого слова по-арабски. Они хотели отправиться в одну из исламских стран, поскольку на европейской земле их больше не желали терпеть, вышли на проводника из подпольной организации, который взял с каждого из них по пять тысяч евро и привел прямо в региональное бюро легиона города Буржа. Они попали в ЦЭВИС Центра, где держались вместе, невзирая на режим террора, установленный охранниками и стервятниками из уголовных. Догадываясь, что раньше или позже их уничтожат, они стали искать способ переломить судьбу: никому бы не пришло в голову воспользоваться для этого выгребной ямой. Тайник не был гарантией выживания, он просто позволял выиграть время, дождаться благоприятного случая. Они проговорили почти всю ночь, шепотом, замолкая, когда от взрыва вздрагивала земля. Если им удастся выбраться из лагеря живыми, они отправятся к Средиземному морю, чтобы сесть на корабль, идущий на Ближний Восток. У них не было намерения вступать в исламскую армию, они хотели только одного – избавиться от страха и от необходимости скрываться. Тамошнее население не слишком жаловало мусульман, приехавших из Европы и отягощенных всеми западными грехами, но они сделают все, чтобы побыстрее выучить арабский и влиться в общину правоверных. Палестинец Хуссейн был бы счастлив помочь своим соплеменникам освободить страну, оккупированную иудейским государством в начале XXI века, снести злосчастную стену, защищавшую Великий Израиль и возведенную на земле его предков. Никакой дамбе, никакой стене, никакой армии не устоять перед праведным гневом беженцев Западного берега и Газы, как не устоит и фронт, созданный архангелом Михаилом между Черным и Балтийским морями.
Он рассказал им, что получил христианское крещение, но также отказался от религии своих родителей. Ему так и не удалось полюбить библейского Бога, эту неопалимую купину, которая одних защищала, а других сжигала. Если Бог создал человека по образу своему и все люди происходят от Адама, почему натравил Он творения свои друг на друга? Почему отдал одним священные земли, а других покарал Огнем гнева? Он ненавидел Церковь Христову, виновную в истреблении множества людей во имя любви к ближнему, презирал священников, этих черных ловцов душ, жалких ханжей, которые, подобно его родителям, верили, что покупают себе кусочек рая, исповедуя раз в год грехи и посещая мессу каждое воскресенье. Повторяя любимые постулаты Фюре, он заверил их, что сражается за восстановление свободы и справедливости в Европе с целью свергнуть архангела Михаила, дракона Карпат, чтобы все люди, невзирая на свое происхождение и конфессиональную принадлежность, могли бы вновь спокойно жить в стране, подарившей миру права человека.
В сущности, он и сам не знал, почему оказался в рядах сопротивления. Вероятно, главной причиной его вступления в подпольную организацию стала ненависть к родителям, та глубокая ненависть, что проникает в кровь, отравляет дыхание. Однажды он сбежал из дома и после десятидневных странствий нашел приют у женщины, которая сначала, пользуясь отсутствием мужа, пригласила его в свою постель и приобщила к плотским радостям, а затем, поскольку была членом ячейки, отвела на собрание подпольщиков. Когда же он познакомился с Фюре, то поддался магнетическому воздействию руководителя организации. Вот так и становятся террористом, бомбометателем, врагом христианства – по недоразумению, в силу случайного стечения обстоятельств.
В какой-то момент ему показалось, что в выгребной яме вдруг стало тепло, и он в конце концов заснул, разморенный от собственных разглагольствований и регулярных разрывов гранат.
Разбудил его луч света. Секунд двадцать он не мог вспомнить, что произошло накануне. К вони дерьма примешивались запахи пороха и расплавившегося металла. Первым его осознанным побуждением было найти глазами штурмовую винтовку, верную подругу восьмилетней жизни в подполье. Винтовка исчезла, как и усамы. Он встал, принялся лихорадочно обшаривать карманы своих брезентовых штанов, обнаружил три обоймы вместо шести да штыковой нож. Эти… эти исламские подонки стибрили у него пушку и три обоймы, пока он спал! Усамам никогда нельзя доверять, они пожимают тебе руку и всаживают в спину кинжал. … Волна света, косо падающая из открытого люка, обнажила неприглядное нутро выгребной ямы, коричневую мерзость на полу и стенах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
Он сполна насладился всеми выгодами своего подпольного положения. Вступив в ячейку в возрасте шестнадцати лет, он избавился от школы, призыва, отправки на Восточный фронт, овладел всеми видами огнестрельного оружия, выучился на подрывника. Жизнь его была насыщенной: дерзкие вылазки, облавы, акции саботажа, краткие и страстные объятия случайных женщин. При виде легионеров, окружавших ЦЭВИС, он понял, что война – это не игра. Лицо у него было зачернено древесным углем, жалкая предосторожность, которая ничем ему не поможет. Убьют, как собаку. Солдаты архангела Михаила бросят его тело в ров или в большую печь для сжигания отходов вместе с усамами. Он исчезнет с лица земли, не оставив никакого следа, даже надписи на могильном камне.
Эти ублюдки позволили членам организации освободить первых узников и лишь после этого открыли огонь. Они окружили большую часть членов подпольной партии ДСЕ и одновременно вырезали часть заключенных, разбежавшихся в темноте. Все было просчитано. Ничего удивительного, что революционеры с такой легкостью проникли в лагерь. Часовые не видели их, не слышали, как они карабкаются на вышки. Охрана подняла руки, не оказав никакого сопротивления, не подняв тревогу и даже не пытаясь бежать. По сигналу штурмовые группы вышли из мрака, открыли ворота и бросились к баракам.
Он с тремя товарищами ринулся к блоку ЗС. Огромными кусачками они разомкнули цепи на металлических дверях и взорвали замки, заложив в скважину крохотные взрыватели. Их вторжение вызвало переполох, но отнюдь не энтузиазм, на который они рассчитывали. Самые молодые заключенные, не теряя времени, устремились к выходу. Люди постарше мялись: они боялись, что администрация воспользуется ситуацией и прикажет убить их. Зачем бросаться в пасть волку? Армия Великой Нации Ислама скоро прорвет Восточный фронт, вернет им свободу, честь и имущество. Он объяснил, что правительство планирует их уничтожение, и через пару недель все они будут сожжены в большой печи. Эти слова вызвали поток брани и оскорблений: европейцы, основатели и защитники западной цивилизации, не могут хладнокровно истребить стариков, женщин и детей, подобное деяние противно их вере, понятиям нравственности и справедливости. Он напомнил, что подобный акт геноцида уже имел место на европейской земле. Они спросили, где найти убежище, если придется уйти из лагеря. По крайней мере, за колючей проволокой и в бараках они чувствовали себя в безопасности, здесь им не угрожал суд линча – их не разрежут на куски, не обольют бензином и не поволокут на привязи за машиной. Тут раздались протестующие голоса: в лагере с ними обращаются не лучше, причем делают это свои – как и на воле, солидарности нет и в помине. Часть узников согласилась следовать за ним. Встали даже старухи, пошли за мужьями и сыновьями, влились в людскую волну, хлынувшую к воротам.
Теперь он горько сожалел об этом. Он увлек их в западню, украл у них несколько дней жизни. Вокруг него женщины и дети лежали на влажной траве. Их кровь стекала в грязные стоки. Узники и их освободители повели себя так же, как любая охваченная паникой толпа, – бежали куда глаза глядят, сталкивались друг с другом, подставлялись, как блеющие ягнята, под пули легионеров. Сейчас общим и целенаправленным стало отступление к лагерю. Вполне объяснимый рефлекс заключенных: они жаждали укрыться в бараках, из которых только что вырвались. Поток подхватил также уцелевших членов организации. У них не было иного выбора на этой равнине, полностью лишенной рельефа. Но прятаться в закрытом помещении было безумием. Возможно, это даст выигрыш в несколько минут, но легионеры, уничтожив всех снаружи, легко расправятся с теми, кто в бараках. Достаточно поджечь их или пустить смертоносный газ.
Влажный ветер источал запах пороха, рвоты, крови. В темноте слышались лишь автоматные очереди, стоны, хрипы умирающих. Он увидел маленькую группу усамов, которые бежали, втянув голову в плечи, к воротам лагеря. Трое, с виду ровесники, в светлой одежде, сухощавые, проворные. Их решимость поразила его: похоже, эти ребята не поддались панике, не покорились обстоятельствам, пытались вести свою игру. Быть может, у них есть какой-то тайник? Погибать так погибать: он решил связать свою судьбу с ними. Всадники Апокалипсиса, в черных мундирах и касках, уже заслоняли горизонт, полыхающий яростными отблесками выстрелов.
Ему словно обожгло правую щеку. Пуля прошла всего в нескольких сантиметрах от его головы. За спиной раздался женский вопль. Он ринулся за усамами, не обращая внимания на несчастную, ибо медлить было нельзя. Он лавировал между обезумевшими тенями, перепрыгивал через трупы, стараясь не терять из виду троих беглецов. Перед колючей проволокой, превратившейся в настоящую гидру с щупальцами, образовался затор. Люди толкались и почти дрались, пытаясь прорваться в лагерь. Трое усамов проскользнули сквозь толпу, как острый лемех, взрезающий рыхлую землю. Ударом колена и приклада он освободился от колючих щупалец. Миновав эту преграду, увидел, что три светлых пятна удаляются по дорожке, ведущей направо и почти параллельной заграждению. Он бесцеремонно раскидал стоявших на пути женщин и детей. Усамы добрались до угла со сторожевой вышкой, свернули на маленькую дорожку слева, вступили в узкое пространство между рядами бараков и колючей проволокой. В ноздри ему ударил такой резкий запах аммиака, что он едва не задохнулся. Видимо, в этом месте был сортир под открытым небом. Усамы, пройдя между третьим и четвертым бараком, затеяли какой-то странный танец, значение которого он не понимал. Неслышно приближаясь к ним и открыв рот, чтобы перевести дух, он прижимал к бедру штурмовую винтовку. Древние слова шелестели в глубине его души. Будь бдителен, когда имеешь дело с усамами, никогда не знаешь, что выкинут эти коварные твари, всегда готовые вонзить кинжал в спину. Плодятся они, как кролики, их женщины настоящие несушки. Если ничего не предпринимать, их станет больше, чем нас, скоро в каждой деревне появится мечеть. Старые семена злобы, проросшие на христианской земле после войн за независимость и первых волн иммиграции. Со времен крестовых походов и даже появления ислама, говорил обычно Фюре, бывший преподаватель истории, один из столпов организации Центр-Берри.
Фюре, который произвел на него сильнейшее впечатление с первой же встречи – своей седой гривой, пушистыми усами, изумительным красноречием, безграничной эрудицией. Фюре, подражая которому он даже кличку себе придумал – в подполье его звали Фуин. Блестящий Фюре, так непохожий на его родителей, мелких лавочников, серыхлюдишек, согнувшихся под общим ярмом, которые верили всем слухам и повторяли любую злобную чепуху. Образцовые подданные архангела Михаила, появлявшегося только в телевизионных передачах, весьма умеренные христиане, не пропускавшие ни одну воскресную мессу из страха потерять хоть час райской жизни или же упустить клиента. Они любили его на свой манер, как холят и лелеют молоденький росток в надежде, что когда-нибудь он принесет плоды. Они оставили в его душе более прочный след, чем ему казалось прежде, они отравили его своими речами, внушили ему эту животную ненависть, которая разлилась по венам, как медленный яд. Теперь ему надо было опасаться своих собственных реакций. Он никогда не встречался с уса-мами, знал их только по анекдотам, одновременно смешным и язвительным, которые рассказывали друг другу члены организации. Ушиб колена помешал Фюре принять участие в рейде на ЦЭВИС. Он надеялся, что предатели не наведут легионеров на его убежище. К счастью, он менял их очень часто, как все руководители подпольных организаций демократической и светской Европы. Люди такого масштаба необходимы для строительства нового мира.
Трое усамов подняли люк, открыв лаз примерно в метр шириной. Их согласованные и точные движения показывали, что они уже пользовались этим укрытием. Двое скрылись внутри, третий сел на краю, спустив ноги и придерживая рукой люк.
Он выскочил из-за барака, в три прыжка одолел расстояние до тайника и приставил ко лбу последнего уса-мы дуло своей винтовки.
– Я тебе зла не желаю. Просто хочу спуститься туда с тобой.
Усама посмотрел на него расширенными от ужаса глазами, скосил глаза на винтовку, вгляделся в это сатанинское лицо, размалеванное черными полосами, затем жестом предложил сесть рядом с ним. Треск автоматных очередей заглушали регулярные сильные разрывы. Легионеры расчищали себе путь гранатами и минами. Между бараками расползался едкий, удушающий дым.
– Эй, парень, поторопись! – шепнул усама. – И перестань тыкать мне в башку своей штукой!
Он даже удивился, что усама говорит по-французски. Подсознательно, как он понял сейчас, они казались ему чужаками, паразитами, разъедающими Европу, но сохраняющими свои обычаи и язык.
– Иди первым, я закрою люк.
Он кивнул, поставил винтовку на предохранитель, спрыгнул вниз и пополз по узкому лазу с заметным уклоном. Ему хотелось выть от ужаса. Тесные проходы, отверстия, трубы, коридоры всегда нагоняли на него панический страх. Он боялся задохнуться в замкнутом пространстве, где помощи ждать неоткуда и где ничто не спасет – ни слезы, ни крики. Руководители организации, которых уведомили о его клаустрофобии, никогда не поручали ему заданий, требующих проникновения в подвалы, подземелья, каминные трубы. Он не успел испугаться до потери сознания, так как вдруг ощутил под собой твердую почву, неуклюжим кувырком вырвался из лаза и на несколько секунд застыл, ничего не различая в густом мраке.
– Это ты, Мустафа?
Немного привыкнув к темноте, он увидел в нескольких метрах от себя светлые силуэты двух других беглецов. Ему не хватало воздуха, но вдохнуть глубоко он не мог из-за ужасного, удушающего запаха. Его вновь охватила паника, и он с трудом удержался от, того, чтобы дать очередь по усамам. Вырваться отсюда любой ценой, ощутить ласковое прикосновение воздуха к коже, разжать мощные челюсти, сдавившие грудь.
В лицо ему ударил луч света, и он заслонил глаза тыльной стороной ладони.
– Эй, ты кто?
Обезумев от ярости, он щелкнул предохранителем и выставил винтовку по направлению к свету.
– Погасите ваш сучий фонарь!
Он так нервничал, что обостренным восприятием безошибочно угадал их смятение. Пучок света сместился на пол, затем на низ стены, покрытый толстым слоем темно-коричневой, почти черной субстанции.
– Спокойно.
Третий усама, в свою очередь, показался из лаза и с кошачьей ловкостью спрыгнул на землю.
– Он прав. Погасите фонарь.
– Зачем? Они не могут нас увидеть сверху, – раздался мальчишеский дискант, в котором прорывались басовитые нотки.
– Кто знает? Лучше не рисковать.
– А этот? Мы разве с ним не рискуем?
Вновь направленный на него луч света ударил ему по нервам.
– Он один из тех, кто хотел нас освободить. Мы в одной лодке.
– Освободить нас? Или привести под огонь легионеров, как баранов на бойню?
– Их кинули, как и нас. Как всех идиотов, которые не смогли вовремя выбраться из этого дерьма. Погаси фонарь, Малик!
– Пусть сначала положит пушку!
Он постепенно успокаивался. Вмешательство третьего усамы и сам разговор между ними ослабил нервное напряжение. Кроме того, затылком он ощутил легкое дуновение: значит, он не задохнется в этом тайнике, куда проникает воздух, в этой выгребной яме, которую, конечно, перестали использовать по назначению. Он поставил штурмовую винтовку на предохранитель и прислонил ее к стене.
– Погаси, Малик.
Раздался щелчок, свет исчез, и яма вновь погрузилась в темноту. Тишину разрывали вопли, разрывы гранат и выстрелы. Наверху продолжалась бойня.
– Как вы думаете, легионеры не доберутся до нас? Он вступил в разговор, желая преодолеть собственный страх.
– Лагерная администрация уверена, что этой ямой все еще пользуются, – отозвался усама. – Когда дерьмо стало переливаться через край, нам велели очистить ее. И мы решили устроить здесь тайник. Сток отвели к другой яме. Мы считали, что убежище нам понадобится.
Их звали Мустафа, Малик и Хуссейн; семья одного была родом из Алжира, второго – из Туниса, третьего – из Палестины, но все трое появились на свет во Франции незадолго до вторжения легионов архангела Михаила. Им сделали обрезание согласно обряду, однако они не исповедовали религию своих отцов и знали наизусть всего несколько стихов из Корана, не понимая ни единого слова по-арабски. Они хотели отправиться в одну из исламских стран, поскольку на европейской земле их больше не желали терпеть, вышли на проводника из подпольной организации, который взял с каждого из них по пять тысяч евро и привел прямо в региональное бюро легиона города Буржа. Они попали в ЦЭВИС Центра, где держались вместе, невзирая на режим террора, установленный охранниками и стервятниками из уголовных. Догадываясь, что раньше или позже их уничтожат, они стали искать способ переломить судьбу: никому бы не пришло в голову воспользоваться для этого выгребной ямой. Тайник не был гарантией выживания, он просто позволял выиграть время, дождаться благоприятного случая. Они проговорили почти всю ночь, шепотом, замолкая, когда от взрыва вздрагивала земля. Если им удастся выбраться из лагеря живыми, они отправятся к Средиземному морю, чтобы сесть на корабль, идущий на Ближний Восток. У них не было намерения вступать в исламскую армию, они хотели только одного – избавиться от страха и от необходимости скрываться. Тамошнее население не слишком жаловало мусульман, приехавших из Европы и отягощенных всеми западными грехами, но они сделают все, чтобы побыстрее выучить арабский и влиться в общину правоверных. Палестинец Хуссейн был бы счастлив помочь своим соплеменникам освободить страну, оккупированную иудейским государством в начале XXI века, снести злосчастную стену, защищавшую Великий Израиль и возведенную на земле его предков. Никакой дамбе, никакой стене, никакой армии не устоять перед праведным гневом беженцев Западного берега и Газы, как не устоит и фронт, созданный архангелом Михаилом между Черным и Балтийским морями.
Он рассказал им, что получил христианское крещение, но также отказался от религии своих родителей. Ему так и не удалось полюбить библейского Бога, эту неопалимую купину, которая одних защищала, а других сжигала. Если Бог создал человека по образу своему и все люди происходят от Адама, почему натравил Он творения свои друг на друга? Почему отдал одним священные земли, а других покарал Огнем гнева? Он ненавидел Церковь Христову, виновную в истреблении множества людей во имя любви к ближнему, презирал священников, этих черных ловцов душ, жалких ханжей, которые, подобно его родителям, верили, что покупают себе кусочек рая, исповедуя раз в год грехи и посещая мессу каждое воскресенье. Повторяя любимые постулаты Фюре, он заверил их, что сражается за восстановление свободы и справедливости в Европе с целью свергнуть архангела Михаила, дракона Карпат, чтобы все люди, невзирая на свое происхождение и конфессиональную принадлежность, могли бы вновь спокойно жить в стране, подарившей миру права человека.
В сущности, он и сам не знал, почему оказался в рядах сопротивления. Вероятно, главной причиной его вступления в подпольную организацию стала ненависть к родителям, та глубокая ненависть, что проникает в кровь, отравляет дыхание. Однажды он сбежал из дома и после десятидневных странствий нашел приют у женщины, которая сначала, пользуясь отсутствием мужа, пригласила его в свою постель и приобщила к плотским радостям, а затем, поскольку была членом ячейки, отвела на собрание подпольщиков. Когда же он познакомился с Фюре, то поддался магнетическому воздействию руководителя организации. Вот так и становятся террористом, бомбометателем, врагом христианства – по недоразумению, в силу случайного стечения обстоятельств.
В какой-то момент ему показалось, что в выгребной яме вдруг стало тепло, и он в конце концов заснул, разморенный от собственных разглагольствований и регулярных разрывов гранат.
Разбудил его луч света. Секунд двадцать он не мог вспомнить, что произошло накануне. К вони дерьма примешивались запахи пороха и расплавившегося металла. Первым его осознанным побуждением было найти глазами штурмовую винтовку, верную подругу восьмилетней жизни в подполье. Винтовка исчезла, как и усамы. Он встал, принялся лихорадочно обшаривать карманы своих брезентовых штанов, обнаружил три обоймы вместо шести да штыковой нож. Эти… эти исламские подонки стибрили у него пушку и три обоймы, пока он спал! Усамам никогда нельзя доверять, они пожимают тебе руку и всаживают в спину кинжал. … Волна света, косо падающая из открытого люка, обнажила неприглядное нутро выгребной ямы, коричневую мерзость на полу и стенах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43