— А кто относится к вашей семье?Он никогда не спрашивал ее об этом, сам не зная почему.— Фитсховарды. Наш род происходит от цыганки, которая родила ребенка от графа из Норфолка. Говорят, что ее сожгли на костре. Она обладала могуществом древних, а ее сын, умевший читать по звездам, тоже знал много великих истин. Его дочь могла быть самой могущественной из них, если бы не онемела.— Что с ней произошло?— Она отреклась от мира и стала Христовой невестой — монахиней. А род продолжил ее брат Джаспер.— А он обладал этой силой?— Нет. Он был очень умен и стал придворным королевы Елизаветы. Хотя, по слухам, он был в Кале во время осады и бесстрашно защищал королеву Мэри.— И я родился в Кале, — тихо сказал Мэтью.— Да, я знаю. Предок Мелиор Мэри тоже защищал эту крепость. Его звали Генри Уэстон. Возможно, все наши предки были знакомы друг с другом.— Возможно, но мне никогда не узнать об этом, ведь я незаконнорожденный. Фамилию Бенистер я получил только по милости семьи, воспитавшей меня.— Может быть, пробудившееся в вас новое восприятие мира поможет вам и когда-нибудь вы обо всем узнаете.— Надеюсь, так и будет, хотя и боюсь этого. Мне кажется, я услышу совсем не то, что хотел бы услышать.Сибелла обернулась и посмотрела на него.— По-моему, вы предназначены для Господа, Гиацинт.— Что вы имеете в виду? Что я умру?— Со всеми нами это когда-нибудь случится, но я подразумевала другое: вы должны старательно изучать истинное назначение вещей.Они смотрели друг на друга в тусклом свете конюшни, и волосы Гиацинта отсвечивали медью в лучах заходящего солнца.— А вы знаете, кто я? — спросил он.— Нет. Я часто спрашивала об этом, но почему-то никогда не получала ответа. Вы очень таинственны.Гиацинт пристально посмотрел на нее.— Вы любите Джозефа Гейджа?— Я всегда его любила. Но и вас я люблю, вы и сами знаете.Он кивнул.— Да.— Это непостижимо. Я пошла бы с вами на край света, если бы вы позвали меня с собой. Как же еще объяснить, чтобы вы поняли? Похоже, будто две души живут в одном теле.— Да, то же самое чувствую и я. — Он резко отвернулся. — Это постоянно мучает меня из-за Мелиор Мэри.Внезапно вспомнив об отражении в наглазнике, Гиацинт добавил:— Но, когда вы выйдете замуж, наши пути больше не должны пересекаться. У вас будет своя жизнь, а у меня — своя. Если наша странная привязанность друг к другу не исчезнет, то это станет опасным для всех нас.— И даже для Джозефа и Мелиор Мэри?— Да.Она сделала шаг навстречу ему.— Вы меня поцелуете?Как ему было знакомо ощущать в руках ее тело, чувствовать на своем плече золотисто-розовую головку, прикосновение к шее ее губ. Он целовал Сибеллу только однажды и тогда сразу понял: они — одно целое. А сейчас поцелуй должен был разрушить это очарование, на мельчайшие частицы расколоть их невозможную связь.Гиацинт грубо оттолкнул ее; рот сжался, подбородок затвердел, что не соответствовало его мягкой красоте.— Идите готовьтесь к свадьбе, Сибелла. На карту поставлено слишком многое.Девушка выпрямилась, и ее взгляд стал таки же, как всегда, — она уже простилась с ним.— Я молюсь, чтобы никакая древняя магия не угрожала нам.— Сначала пусть она попробует поборот меня, — угрюмо ответил Гиацинт.В замке Саттон царило оживление — из церкви Хоули Трайнити в Гилфорде доносился колокольный звон, каждый удар которого оповещал все графство Суррей, что, согласно древней традиции, в этот день из дома должна выйти невеста. И, как двести лет назад, когда Энн Пиккеринг, всем известная под именем Роуз, выходила замуж за сына хозяина этого дома, во всех комнатах суетились до самого рассвета. Особенно много хлопот было с оформлением Большой Залы цветами, которыми так богат июньский сад. Розы были вплетены в гирлянды из гвоздик, в воздухе стоял неповторимый аромат жасмина, среди серебристо-серой лаванды виднелись светло-голубые незабудки, и редкой красоты изысканный венец потряхивал своими колокольчиками в беседке из свежей зелени, сооруженной главным садовником прямо в доме.На кухне, как и всегда перед свадьбой, повара трудились всю ночь, и огромный торт в виде причудливого фонтана, хитро украшенный с помощью проволоки и льда, уже стоял на отдельном столе под газовой накидкой. В последний момент, когда торт надо будет нести на стол, в самом конце торжества, известного под названием «свадебный завтрак», главный повар спрыснет пузыри фонтана шипучим вином, чтобы усилить эффект.Галереи для музыкантов были тщательно вымыты и вычищены, и сейчас, когда до рассвета оставалось всего около часа, музыканты с инструментами в руках уже стояли на своих местах. На смену музыкальным инструментам, принятым двести лет назад, пришли французские арфы, немецкие флейты и английские трубы, звучавшие одновременно со скрипками, виолончелями и клавикордами. Заиграли «Музыку воды» маэстро Генделя. Джозеф Гейдж, который был сейчас женихом, год назад присутствовал на знаменитой вечеринке, где исполняли эту музыку, — тогда Георг I и его двор прибыли на Темзу, и изысканные звуки взлетали к небу, пока заря не осветила речные просторы. Великолепие того вечера произвело на него такое сильное впечатление, что теперь он заказал эту музыку специально в честь своей свадьбы.В комнатах на верхнем этаже служанки кропотливо работали над платьями для дам. Они заглаживали каждую сборку и каждую складку большими тяжелыми утюгами, которые нагревали на плите и приносили с кухни завернутыми в толстую ткань, чтобы они не остыли по дороге. Но всеобщей гордостью было, конечно, платье невесты, украшенное валансьенскими кружевами, с искусно и богато расшитой юбкой; оно ниспадало к полу волнами роскошного шуршащего белого атласа. Рядом с платьем висела изумительная расшитая вуаль, которую подарила семье родственница графа из Норфолка и жена Генри Уэстона. Эту вуаль надевали все невесты Саттона испокон веков. Дополняла все это великолепная сверкающая диадема, когда-то украшавшая голову венгерской принцессы. Джозефу не удалось скупить все драгоценности Польши, но он выбрал другой, не менее древний символ богатства и власти. Для полного комплекта к диадеме полагались ожерелье и серьги. Украшения великолепно искрились даже в ярких лучах утреннего солнца. Как только заря ярким огнем осветила небо, целая армия садовников и прислуги вышла на улицу, чтобы подмести и вычистить до блеск главный подъезд к дому и двор — ведь сегодня несметное количество карет со всех концов графства и даже из Лондона привезет сюда самых блестящих и знаменитых людей, чтобы отпраздновать свадьбу величайшего богача Джозефа Гейджа и подопечной Джона Уэстона Сибеллы.Конюшни и кареты хозяев дома тоже привели в порядок и украсили — они должны были выглядеть не хуже экипажей гостей. За всем этим следил Мэтью Бенистер. Он находился в самом центре кипящей вокруг него работы, надев очки, увеличивающие и без того большие голубые глаза, и выискивал малейший непорядок, который следовало немедленно устранить: или не очень аккуратно расчесанную гриву, или соломинку, лежащую не на своем месте. Он пришел в Саттон из Кале; его жизнь полностью растворилась в этом доме, здесь нашел он любовь и боль, красоту и отчаяние, и некое снизошедшее на него древнее знание подсказывало, что где-то тут, в Саттоне, находится ответ на все мучительные вопросы. Ключ к его судьбе был заключен в этих стенах.Ровно в десять часов лакей, облаченный в пурпурную ливрею, распахнул двери Центрального Входа, и карета, которая должна была отвезти жениха в церковь, выехала за ворота.Церковь в Саттоне после гонений на папистов почти не использовали, хотя в ней и проходили мессы, поэтому больше всего народу там собиралось в дни, когда можно было полюбоваться на венчающуюся пару.В золотистом одеянии и с тюрбаном на голове, в котором сиял изумруд величиной с яйцо, стоял Черномазый, дожидаясь своего хозяина. Наконец Джозеф появился в огромных дверях, приветствовавших Энн Пиккеринг, когда она была невестой, принявших Елизавету, прекрасную дочь Генри Тюдора и Анны Болейн, проводивших тело сэра Ричарда Уэстона в последний путь в церковь Святой Троицы, куда и должна была направиться свадебная карета. К жениху подошел его огромный преданный слуга и сделал то, чего не делал с тех пор, когда хозяин нашел его нищим ребенком на улице Лондона: когда Джозеф протянул негру руку, чтобы тот помог ему войти в карету, Черномазый наклонился, поцеловал унизанные драгоценностями пальцы и сказал: — До конца моих дней… С этими словами он вскочил на козлы, а на запятках поехали два лакея. В доме грянула увертюра «Музыки воды» и Джозеф отбыл.Следом отправилась карета со всей семьей, и в доме остались только Джон Уэстон и Сибелла. Она медленно спускалась по лестнице, несколько слуг поддерживали кринолин платья, чтобы ей было легче идти. Когда Джон, стоя у подножия лестницы, увидел ее, ему показалось, что кто-то наблюдает за ними из темного угла. Сначала он не узнал Гиацинта, но это был именно он. Юноша сменил рабочую одежду на красивый костюм из хорошего бархата, а его густые вьющиеся волосы, хотя и прикрытые париком, сзади были завязаны лентой. — Мэтью! — воскликнул Джон. Но Гиацинт не слышал его. Он смотрел вверх, на Сибеллу, взглядом, глубоко тронувшим Джона. Лицо юноши светилось необыкновенной нежностью и добротой. У Джона не осталось никаких сомнений, что этот молодой человек любит его подопечную, потому что в его взгляде были гордость отца, любовь брата и покорность сына одновременно.Когда невеста ступила на последнюю ступеньку лестницы, Гиацинт шагнул вперед. Он вытащил из-за спины огромный букет ароматных утренних роз и разбросал их на ее пути к выходу, чтобы она могла покинуть дом, пройдя по ковру из цветов. Сибелла ничего не сказала и взяла Джона под руку, словно до сих пор была маленькой бедной девочкой, впервые пришедшей в дом. Но в дверях она все же обернулась к Гиацинту и вымолвила:— Прощайте.Затем она вошла в свою свадебную карету, слуги помогли ей уложить длинный шлейф платья. Гиацинт молча сел в маленькую карету, которая должна была ехать позади ее экипажа. Теперь он сидел напротив Джона, но хозяин дома, очевидно, не имел желания разговаривать, так как сразу же приказал кучерам отъезжать, и они ударили кнутами по спинам лошадей. Маленькая кавалькада сначала выехала на узкую дорожку, ведущую к большой, затем миновала широкие ворота и поехала по направлению к Гилфорду в ярком свете солнечного июньского утра.В городе кареты невесты и Джона Уэстона встречали толпы народу. Все жители города — мужчины, женщины, дети и даже грудные младенцы — приняли участие в этой великолепной процессии, держа друг друга за руки и надев по такому торжественному случаю праздничные наряды. Впереди всех, слегка пританцовывая, шли два скрипача и волынщик, стараясь извлечь из своих инструментов все мыслимые и немыслимые звуки. Музыка, шум и крики толпы почти заглушили веселый и торжественный перезвон свадебных колоколов, доносящийся с колокольни церкви Святой Троицы.Женщины пробирались сквозь толпу, чтобы разглядеть невесту, мужчины выкрикивали приветствия только ради того, чтобы услышать собственные голоса и насладиться ими, дети кричали наперебой. Где-то уже завязалась драка, перевернули повозку с рыбой, и послышались оглушительные вопли. Джон высунулся из окна кареты и стал орудовать своей тростью, чтобы расчистить путь. Под аккомпанемент громких криков и постоянного щелканья кнута они наконец двинулись вперед, и на подъезде к церкви Сибелла вся засветилась от радости и восторженного ожидания, услышав торжественные звуки органа.Торопясь и толкаясь, ремесленники пробирались в церковь и останавливались в задних рядах, держа в руках шляпы и шаркая ногами. Впереди расположилось все высшее общество Лондона — напудренное, пышно одетое и обильно пахнущее духами. Знатная публика непринужденно беседовала, выражая полнейшее презрение окружающей обстановке. Но среди блистательного общества выделялось одно очень красивое лицо. Это была Мелиор Мэри. В великолепном платье цвета дамасской розы и в шляпке, увенчанной страусовыми перьями, она с нетерпением ждала свою названую сестру. И невозможно было описать эмоции, отразившиеся на лице девушки, когда ее глаза отыскали в толпе брата Гиацинта, немного замешкавшегося у входа в церковь, полутемное помещение которой было наполнено запахом истории.Люди в церкви приумолкли, поэтому у Мелиор Мэри не было времени рассматривать Гиацинта. Со своего места встал Джозеф Гейдж и повернулся лицом к входу. Он поднял к глазам позолоченный лорнет. Навстречу ему шла Сибелла, сверкая драгоценностями, а бриллианты на его пальцах можно было сравнить по величине только с бриллиантами, украшавшими ее шею.Во внезапно наступившей тишине раздался высокий голос старого священника, произносящего слова, открывающие церемонию. Жених и невеста преклонили перед ним колени, и их жизни перед лицом Господа были соединены до конца их дней на этой земле.А в толпе тихо плакал Мэтью Бенистер, не его слезы остались незамеченными на фоне других слез, пролитых в тот день. ГЛАВА ДЕСЯТАЯ Когда изящный корабль с гербом Гейджей на топ-мачте выходил из порта Дувр, дул легкий игривый ветерок, и судно пошло по воде, как прекрасный лебедь. Сибелла, стоя на палубе и глядя на белые паруса, радостно устремленные к утреннему небу, смеялась и хлопала в ладоши. Она была и женщиной, и ребенком одновременно. Ее глаза горели от возбуждения и восторга, а чувственные губы были переполнены любовью, уже изведанной в объятиях мужа. И Джозеф, как всегда, изысканно одетый в пурпурный сюртук с розовой отделкой, смеялся вместе с нею, глядя на мир по-новому, ее глазами.Несмотря на все свои странности и репутацию мота и повесы, он любил ее даже больше, чем раньше. Лондонское общество считало маловероятным появление какой-нибудь миссис Джозеф Гейдж, а уж что в такой роли выступит никому не известная шестнадцатилетняя девочка из отдаленного района Суррея — это казалось просто невозможным.Но Джозефу было совершенно безразлично мнение света. Он слушал только свое сердце и, даже окажись Сибелла беспризорной уличной девчонкой, не изменил бы своего решения.Он тихо сказал ей:— Сибелла, знайте, что я сделаю для вас все.— Вы уже сделали.Она повернулась к нему в солнечном свете, и его свадебные подарки — внушительных размеров циркон из Сибири, окруженный жемчужинами, золотое кольцо с индийским рубином и изумрудные серьги с бриллиантами, привезенные из Турции, — волшебно засверкали.— Дорогая моя, того, что я украсил вас драгоценностями, еще недостаточно. Я делаю это только для того, чтобы удовлетворить свои капризы — капризы богатого человека. Нет, я хотел сказать, что буду служить вам всей своей душой.Зеленые глаза Джозефа утратили обычное безразличие, всегда скрывавшее его истинные мысли, и вдруг засверкали, подобно камням, которые он дарил ей.— Вы любите меня, Сибелла? Вы были суждены мне в жены, даже если бы весь мир отправился в преисподнюю.Вместо ответа она обняла его, ощущая щекой прикосновение вышитой ткани жилета, и, прижавшись подбородком к груди мужа, ответила:— Я хочу, чтобы так было всегда, чтобы я была защищена от всего и всех, как сейчас.Выражение лица Джозефа изменилось, но Сибелла не могла понять, что оно означает.— Почему вы так говорите? — спросил он.— Меня иногда пугает будущее.— Из-за того провидческого дара, которым, по вашему мнению, вы обладаете?— Но я действительно наделена такими способностями, Джозеф! Они всегда были во мне.Его улыбка показалась ей циничной, когда он немного отодвинул ее от себя и, глядя прямо в лицо, мягко спросил:— Тогда… что ждет меня? Скажите-ка мне!В ответ Сибелла взяла его за руки и повернула их ладонями к себе. Затем внезапно отвернулась и снова облокотилась на перила, которыми была огорожена палуба. Она смотрела на море, и губы ее дрожали.— Ну, что вы там увидели?— Там большая печаль, Джозеф. Я вижу, что вы испуганы и одиноки.Она закрыла лицо руками, чтобы не видеть выражения лица самого изысканного и знатного человека в Лондоне, Джозефа Гейджа.— Тогда ваш дар подводит вас, моя милая, потому что вы увидели мое прошлое.— Ваше прошлое?— Да. Хотя я и казался всему миру самым счастливым человеком на свете, был богат и мог тратить деньги по своему усмотрению, на самом деле я все-таки был испуган и одинок. Человек может провести молодость, веселясь, гуляя, пьянствуя и ни о чем не задумываясь, но когда его жизнь переходит через определенный рубеж, этого становится мало.— Почему?— Потому что никому не хочется умереть в одиночестве, Сибелла. Каждый смертный должен иметь рядом спутника, с которым пройдет свои последние преклонные годы.— Но вы же еще не стары. Вам нет и тридцати пяти!— Это как раз то время, когда человек устает от бездумной жизни и развлечений и у него появляется желание оставить после себя какой-то след на земле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34