Думитру заметил, что глаза турчанки блестят от любопытства.
– Я тоже, – признался он.
Алси прижалась к нему.
– Я боюсь, Думитру, – еще тише сказала она.
– Не надо. – У него сердце сжалось от ее слов.
– Не уверяй меня, что бояться нечего, – посерьезнев, возразила Алси. – Я знаю, куда мы едем. И понимаю, что султан сделает с тобой.
«Милая, ты даже вообразить себе этого не можешь», – с иронией отчаяния подумал Думитру. А вслух сказал:
– Я хотел сказать, что от страха нет никакого толку.
Алси долго молчала, потом сказала:
– Нам не сбежать, верно? Мне говорили, что ты тоже болел, и я вижу это по твоему лицу. Я хотела сказать тебе, чтобы ты бежал без меня, но теперь понимаю, что это невозможно. – Она печально улыбнулась. – Надо было нам под конвоем сербов ближе подобраться к Стамбулу и тогда бежать.
– Я не уйду без тебя, даже если подвернется шанс, – спокойно ответил Думитру.
– Это глупо, – с горящими глазами возразила Алси.
– Я с этим не спорю, – согласился он. – Но теперь это бесполезно обсуждать.
– Да, – призналась она. – К лучшему или к худшему, мы снова вместе.
Раздался приказ начальника отряда, и вооруженная охрана заняла место в строю.
– У меня есть кое-что, принадлежащее тебе, – сказал Думитру и вытащил из-под сюртука сверток с деньгами Алси.
– Чем они мне помогут? – удивленно спросила Алси и сунула деньги между юбок.
Должно быть, там потайной карман, подумал Думитру. Умница, ухитрилась его сделать. Или юбки с внутренним карманом попали к ней случайно?
– Учитывая то, куда мы направляемся, сомневаюсь, но все может случиться. Ты распорядишься деньгами лучше меня, это я знаю наверняка.
– Я сделаю все, что смогу, – горячо сказала Алси. – Не знаю, как смогу изменить наше положение, но если представится хоть малейшая возможность, я ее не упущу.
Думитру нахмурился:
– Не рискуй собой, Алси. Я никогда не прощу ни себе, ни тебе, если ты пострадаешь.
Она отвела взгляд.
– Я не боюсь. Если я и пострадаю, ты никогда об этом не услышишь.
Думитру не знал ответа, который мог разубедить Алси, поэтому промолчал. Карета чуть накренилась и, тронувшись в путь, повезла их к Стамбулу. Навстречу верной смерти.
Они ехали прочь от Софии, оставив позади дебри Сербии и северной Болгарии. Мощеная дорога, которой полгоры тысячи лет, вела на юг, к столице древней Византийской империи. Подданные султана поддерживали дорогу в прекрасном состоянии. Деревни и постоялые дворы встречались через равные расстояния, чтобы проезжающим чиновникам, турецким и греческим караванам было где запастись провизией. Ранняя зима постепенно сменилась редкими легкими заморозками, какие случаются поздней осенью. По мере того как отряд приближался к Стамбулу и ласковым волнам Средиземного моря, становилось все теплее.
День за днем смотрел Думитру сквозь зарешеченное, без стекол окно кареты на пробегавшие леса, поля, деревни. Алси молча сидела рядом с ним. Рассказав друг другу обо всем, с ними случившемся, они мало разговаривали. Прижавшись головой к плечу Думитру, Алси смотрела в окно, а сидевшая напротив них служанка занималась рукоделием.
Когда Алси и Думитру разговаривали, то разговор касался самых незначительных тем, они тщательно избегали реалий надвигающейся гибели. Думитру рассказывал подробности о Византийской и Османской империях, о жизни и привычках людей, населявших земли, которые проезжал их отряд. О своем детстве, о шрамах, которые получил вместе с лучшим другом, пока тот ночью не забрался в хлев и не погиб от бычьих рогов. Алси, в свою очередь, рассказала о том, как росла в Лидсе; о своем наставнике и друге Эзикьеле, за которого она могла бы выйти замуж, если бы ее жизнь сложилась по-другому; о гувернантке Гретхен, о своих друзьях и о четырех совершенно безуспешных светских сезонах в Лондоне.
– А ты скучаешь по городу, – заметил Думитру. – По городской жизни.
– Да, – взглянув на него, призналась Алси, и ее зеленые глаза стали похожи на кошачьи. – Вот почему меня тянуло в Вену, когда я впервые попала в Северинор. Ты прав, императорский двор меня не интересовал. Меня влекли энергия и суматоха городской жизни, музеи и университеты, опера и общественные институты. В некоторых городах есть библиотеки, научные салоны и даже клубы, в которых не возбраняется бывать и женщинам, пусть не на равных, а в качестве декоративного украшения.
– В качестве шлюх или официанток, – сухо заметил Думитру.
– И такое бывает, – отмахнувшись от его насмешки, тряхнула головой Алси, ее короткие кудри качнулись над плечами.
– Порой я скучаю по Парижу, – признался Думитру. – Когда урожай собран и все работы закончены, зимой остается лишь заниматься мелким ремонтом, если погода позволяет, да полночи сидеть у огня, потягивая бренди, и в десятый раз перечитывать одни и те же книги.
– Тогда мы проведем зиму в Париже, – решительно сказала Алси. – Или в Германии. Или в Шотландии. В Эдинбургском университете есть люди, с которыми я переписываюсь, и которые не слишком испугаются, узнав, что я женщина. Или поедем в Кембридж.
– Тогда тебе придется воспользоваться процентами со своего вклада, – усмехнулся Думитру, теснее прижимая ее к себе. – Я уже предупреждал тебя, что две тысячи фунтов не слишком большая сумма, когда надо быстро привести в порядок 1400 квадратных миль земель, четыре века находившихся в запустении.
– Мне в любом случае придется залезть в свой капитал, чтобы финансировать строительство твоего канала, – парировала Алси. – Кстати, сколько он стоит?
– Пятнадцать тысяч, – ответил Думитру. Казалось, целая вечность прошла с тех пор, когда его главной целью было улучшение транспортной сети в крошечном уголке мира. – По самым скромным подсчетам, канал будет приносить ежегодно шестьсот фунтов прибыли, даже если мы не увеличим производство продукции.
– Ну и почему ты мне сразу об этом не сказал? – спросила Алси, теснее прижимаясь к нему. – Это четыре процента от стоимости канала, которая, в свою очередь, составляет одну треть моего нынешнего капитала. Прибыль, разумеется, будет принадлежать мне, поскольку я финансирую строительство, согласен?
Думитру удивленно уставился на нее, потом расхохотался:
– А как насчет половины? Капитал, может быть, и твой, но проект и строительство – мои.
– Шестьдесят на сорок, – не уступала Алси.
– Согласен.
Она вопросительно посмотрела на Думитру:
– Ты действительно так считаешь?
– А ты сомневаешься?
– Да. – Она застенчиво улыбнулась. – Ты бы хотел получать половину и вкладывать деньги в землю. Разве не так?
– Мне бы это больше понравилось, – признался Думитру. – Когда-нибудь Северинор будет процветать, но для этого понадобятся тысячи талеров или фунтов.
– Тогда ты можешь вкладывать всю прибыль в развитие графства, – предложила Алси.
– А как же твоя независимость? – мягко спросил Думитру.
– У меня восемьдесят пять тысяч фунтов независимости, – пожала плечами Алси, – которые перейдут ко мне по наследству.
– По наследству? – недоуменно заморгал Думитру.
– А что, по-твоему, произойдет с фабриками моего отца после его смерти? – спросила Алси и рассмеялась. Изумление Думитру казалось ей очень забавным. – Не думаю, что я стану фабрикантшей. Фабрики продадут. Моя мать, если она к тому времени будет жива, получит половину, а я другую, учитывая и то, что отец заработает за эти годы.
– Прости за нескромный вопрос, и сколько же это будет всего? – Думитру в свое время так сосредоточился на ее приданом, что о наследстве и не подумал.
– Не удивлюсь, если все состояние отца к тому времени превысит миллион фунтов, – сказала Алси, – включая и фабрики, конечно. Это больше, чем богатства дюжины аристократов, вместе взятых. Земля – это единственное, что у них есть, а я… я буду богатейшей женщиной Британии, если не Европы.
– И что ты сделаешь с этими деньгами? – спросил ошеломленный Думитру.
– Создам дома для женщин в пяти европейских университетах, – с горящими глазами порывисто сказала Алси. – Мужчин легче переубедить пожертвованиями, чем аргументами. Организую международное философское и научное общество, в которое будут принимать только по заслугам, независимо от пола. Установлю ежегодную награду за лучшую работу. И… – она застенчиво улыбнулась, – сделаю Северинор самым процветающим и прогрессивным местом в Европе. Значительные суммы разумно вложу, чтобы наши дети воспользовались всеми преимуществами, которые дают аристократическое происхождение и богатство.
– Я думал, ты не любишь детей, – продолжил тему Думитру, хотя оба понимали, как несбыточны эти мечты.
– Я не люблю младенцев, – поправила его Алси. – От них пахнет, они бестолковые и все время кричат. Но они вырастают, и я думаю, что смогу полюбить наших… твоих, хотя в принципе дети мне не нравятся.
– Рад слышать, – сказал Думитру, крепче прижимая ее к себе. – Я тоже полюблю твоих детишек, особенно если среди них будет маленькая красотка с зелеными глазами.
– Никаких любимчиков, – с напускной строгостью сказала Алси.
– Обещаю, – улыбнувшись, заверил ее Думитру. И они надолго замолчали.
Каждую ночь отряд останавливался на постоялом дворе. Думитру запирали одного, Алси позволяли оставить при себе служанку. Солдаты занимали соседние комнаты, бесцеремонно выставляя на улицу постояльцев.
Когда на восьмой вечер они остановились у придорожной гостиницы, Думитру сказал:
– Я подслушал разговор офицеров. До Стамбула осталось три ночи.
– Я думала, у нас больше времени. – Алси беспомощно пожала плечами, печальная улыбка задрожала у нее на губах. – И почти убедила себя, что у нас всегда будет время.
– Все хорошее когда-нибудь кончается, – хотел шутливо сказать Думитру, но слова прозвучали мрачно.
– Да, – безучастно проронила Алси, опустив глаза.
Служанка уже открыла дверцу кареты и, выйдя, нетерпеливо ждала во дворе. Алси последовала за ней в дом, рядом с высокой турчанкой она выглядела хрупкой, маленькой, потерянной.
Думитру, как обычно, отвели прямо в его комнату. Солдаты заняли свои места под окнами и дверями, чтобы не позволить узнику бежать. Как и каждый вечер, он в одиночестве поужинал и поставил миску с ложкой на стол – на сей раз в комнате была такая роскошь.
Ему не давали ничего, что нужно есть с помощью ножа, даже не позволяли самому бриться по утрам, а присылали мальчика с охраной. Думитру не знал, чего больше опасаются стражники: его побега или самоубийства, но им нечего бояться. Хоть он почти восстановил силы, но был не в состоянии спасти Алси и вдвоем ускользнуть живыми от сорока вооруженных солдат. И хотя у него не было причин надеяться на спасение, ни секретного плана, ни друзей в Стамбуле, которых можно попросить о помощи, хотя он знал, что его судьба гораздо страшнее смерти, которой все закончится, Думитру не имел желания покончить с жизнью, когда ему могут выпасть хоть кратчайшие мгновения свидания с женой. Это глупое и недальновидное желание, но от этого оно не становилось менее сильным.
Послышался тихий стук в дверь. Думитру встал, когда она открылась. Он увидел руку охранника, потом дверь распахнулась шире, и на пороге с маленькой масляной лампой в руках появилась Алси. На ее лице застыло отчаянное выражение.
Не успел он отреагировать, как Алси вошла в комнату и дверь захлопнулась.
– Ты был прав, – сказала она. – Никогда не знаешь, когда пригодятся деньги. Я подкупила стражников и служанку. В конце концов, что изменится, если они позволят мне прийти в твою спальню?
– Алси… – с трудом выговорил Думитру.
Ее поступок бессмыслен, он только усилит мучительную боль расставания. А если она забеременеет… Это ужаснуло Думитру. Какая судьба ждет ребенка, родившегося в таких условиях? И все же эта мысль наполняла его отчаянной надеждой, чего он не позволял себе в последние недели.
– Иди сюда, – хрипло сказал он и обнял ее.
Алси вцепилась в него, ее губы, горячие и нежные, так отчаянно искали его рот, что у Думитру перехватило дыхание. Под ее халатом не было никакой одежды. Думитру сквозь рубашку чувствовал, как ее твердые соски прижимаются к его груди. Алси вся горела, но не от лихорадки, а жаром желания.
Она мгновенно сбросила халат, Думитру почти также быстро избавился от своей одежды. Маленькая жаровня, которую ему дали, не могла нагреть комнату, и Алси немного дрожала. Ее грудь по-прежнему была полной, но округлые бедра постройнели.
Дум игру поднял взгляд и увидел, что Алси тоже разглядывает его. Синяки, которые он получил от слуг Пенева, все еще проступали желтыми пятнами на грудной клетке.
– Тебя били, – с ужасом сказала она. – Думитру…
– Поверь, я в долгу не остался, – ответил он. – Я очень… расстроился, когда узнал, что мой софийский партнер ведет двойную игру.
– Ты его ударил? – округлила глаза Алси. – Ты этого не рассказывал!
– До него мне не удалось добраться, но многие из его подручных до сих пор залечивают раны.
– Так им и надо, – зло сказала Алси. – Они это заслужили.
Думитру улыбнулся:
– Алси, любимая, не забывай напоминать мне, чтобы я тебе не перечил. Второй раз я это не переживу.
– Ты мог и в этот раз не выжить, – вдруг всхлипнула Алси.
– Это не твоя вина, – покачал головой Думитру. – Да ты так дрожишь, что едва на ногах держишься. – Он схватил с постели одеяло и накинул его на плечи Алси.
Она закуталась в одеяло и упрямо продолжала:
– Может быть, я не во всем виновата, но часть ответственности и лежит и на мне.
– И на мне. Причем гораздо большая: из-за меня нас поймали во второй раз. – Алси хотела возразить, но Думитру поднял руку, останавливая ее. – Хватит. Будем считать, что я этого не говорил. Мы можем до утра спорить, на ком из участников этой драмы больше вины, начиная с нас самих и заканчивая султаном и твоей нынешней служанкой. Кого это волнует? Теперь это не имеет значения.
Алси заколебалась.
– Ты прав. Не имеет. – Она замолчала. Плотно сжав губы, она не отрывала взгляда от его лица, ее милые черты исказились от попыток сдержать эмоции. – Думитру, я не хочу тебя терять! – вскрикнула Алси.
– Я тоже не хочу тебя терять, – ответил он.
У нее вырвался какой-то звук, то ли смех, то ли стон. Она ринулась к Думитру, и он, потеряв равновесие, упал на постель, увлекая Алси за собой.
Его тело было горячим и сильным, вибрирующим и живым, как его поцелуй. Алси сообразила, что плачет, но ее это не волновано. Ее рот не отрывался от Думитру. Она целовала его снова и снова, пробуя на вкус, запоминая его тело, каждую подробность, присваивая его себе единственным доступным ей способом. Она нуждалась в нем, как никогда раньше. Он нужен ей, внутри ее, он должен стать ее неотъемлемой частью.
– Алси, любимая моя Алси, все будет хорошо. Отпрянув, она смотрела в его светло-голубые глаза и расчесывала пальцами седые волосы.
– Нет, Думитру. В том-то и дело. Ничего хорошего не будет.
– Ты выживешь, окажешься на свободе. Я знаю, что так будет, – настаивал Думитру, прижимая Алси к себе. – Вернешься в Англию, встретишь хорошего человека, родишь ему детей, полюбишь их, когда они подрастут, организуешь женские университеты и научные общества. Тебя всегда будут помнить. – Он говорил, все крепче сжимая объятия, словно это могло убедить Алси.
– Нет, Думитру, – сдавленным шепотом возразила она.
– Да. – Ею тон стал резким. – Это должно произойти, Алси. Если я буду знать, что когда-нибудь ты снова будешь счастлива, я выдержу все, но если нет…
– Я не расстанусь с тобой, Думитру. – сжав руки в кулаки, сказала она. – Не хочу! Не могу! Отказываюсь!
С каждым словом ее голос становился все громче и пронзительнее, и Алси похолодела, услышав, как за дверью зашевелились стражники.
У Думитру был такой вид, будто она вырвала у него из груди сердце.
– Запомни мои слова на будущее. Сегодня, по крайней мере, мы друг друга не теряем.
– Да, – шмыгнув носом и роняя слезы, прошептала она. – Какая я бестолковая! Все должно было быть по-другому!
– Так никогда не бывает, – сказал он и, положив ей руку на затылок, прижал ее губы к своему рту.
Никогда ее губы не были такими жаркими, такими прекрасными. Вся ее защита рухнула, первобытная реакция раздирала ее, накаляя нервы и пронзая мозг. Алси снова всхлипнула, и Думитру еще крепче поцеловал ее. Она хотела его, он необходим ей как воздух, без которого задыхаются. Когда Думитру отпустил ее, Алси, приподнявшись, взялась за его восставшее мужское естество и направила в себя. Тела их слились.
– Алси, – хрипло сказал Думитру, глаза его были закрыты, лицо исказила душевная боль.
Подавив рыдание, она начала двигаться, ведомая ритмом любви и муки, пульсирующим в ее, нет, в их крови. С каждым движением ее грудь задевала торс Думитру. Он двигался с ней в такт, все быстрее и быстрее, пока ощущения не оглушили ее. Все горе и вся радость, все наслаждения и вся боль мира слились воедино в это мгновение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
– Я тоже, – признался он.
Алси прижалась к нему.
– Я боюсь, Думитру, – еще тише сказала она.
– Не надо. – У него сердце сжалось от ее слов.
– Не уверяй меня, что бояться нечего, – посерьезнев, возразила Алси. – Я знаю, куда мы едем. И понимаю, что султан сделает с тобой.
«Милая, ты даже вообразить себе этого не можешь», – с иронией отчаяния подумал Думитру. А вслух сказал:
– Я хотел сказать, что от страха нет никакого толку.
Алси долго молчала, потом сказала:
– Нам не сбежать, верно? Мне говорили, что ты тоже болел, и я вижу это по твоему лицу. Я хотела сказать тебе, чтобы ты бежал без меня, но теперь понимаю, что это невозможно. – Она печально улыбнулась. – Надо было нам под конвоем сербов ближе подобраться к Стамбулу и тогда бежать.
– Я не уйду без тебя, даже если подвернется шанс, – спокойно ответил Думитру.
– Это глупо, – с горящими глазами возразила Алси.
– Я с этим не спорю, – согласился он. – Но теперь это бесполезно обсуждать.
– Да, – призналась она. – К лучшему или к худшему, мы снова вместе.
Раздался приказ начальника отряда, и вооруженная охрана заняла место в строю.
– У меня есть кое-что, принадлежащее тебе, – сказал Думитру и вытащил из-под сюртука сверток с деньгами Алси.
– Чем они мне помогут? – удивленно спросила Алси и сунула деньги между юбок.
Должно быть, там потайной карман, подумал Думитру. Умница, ухитрилась его сделать. Или юбки с внутренним карманом попали к ней случайно?
– Учитывая то, куда мы направляемся, сомневаюсь, но все может случиться. Ты распорядишься деньгами лучше меня, это я знаю наверняка.
– Я сделаю все, что смогу, – горячо сказала Алси. – Не знаю, как смогу изменить наше положение, но если представится хоть малейшая возможность, я ее не упущу.
Думитру нахмурился:
– Не рискуй собой, Алси. Я никогда не прощу ни себе, ни тебе, если ты пострадаешь.
Она отвела взгляд.
– Я не боюсь. Если я и пострадаю, ты никогда об этом не услышишь.
Думитру не знал ответа, который мог разубедить Алси, поэтому промолчал. Карета чуть накренилась и, тронувшись в путь, повезла их к Стамбулу. Навстречу верной смерти.
Они ехали прочь от Софии, оставив позади дебри Сербии и северной Болгарии. Мощеная дорога, которой полгоры тысячи лет, вела на юг, к столице древней Византийской империи. Подданные султана поддерживали дорогу в прекрасном состоянии. Деревни и постоялые дворы встречались через равные расстояния, чтобы проезжающим чиновникам, турецким и греческим караванам было где запастись провизией. Ранняя зима постепенно сменилась редкими легкими заморозками, какие случаются поздней осенью. По мере того как отряд приближался к Стамбулу и ласковым волнам Средиземного моря, становилось все теплее.
День за днем смотрел Думитру сквозь зарешеченное, без стекол окно кареты на пробегавшие леса, поля, деревни. Алси молча сидела рядом с ним. Рассказав друг другу обо всем, с ними случившемся, они мало разговаривали. Прижавшись головой к плечу Думитру, Алси смотрела в окно, а сидевшая напротив них служанка занималась рукоделием.
Когда Алси и Думитру разговаривали, то разговор касался самых незначительных тем, они тщательно избегали реалий надвигающейся гибели. Думитру рассказывал подробности о Византийской и Османской империях, о жизни и привычках людей, населявших земли, которые проезжал их отряд. О своем детстве, о шрамах, которые получил вместе с лучшим другом, пока тот ночью не забрался в хлев и не погиб от бычьих рогов. Алси, в свою очередь, рассказала о том, как росла в Лидсе; о своем наставнике и друге Эзикьеле, за которого она могла бы выйти замуж, если бы ее жизнь сложилась по-другому; о гувернантке Гретхен, о своих друзьях и о четырех совершенно безуспешных светских сезонах в Лондоне.
– А ты скучаешь по городу, – заметил Думитру. – По городской жизни.
– Да, – взглянув на него, призналась Алси, и ее зеленые глаза стали похожи на кошачьи. – Вот почему меня тянуло в Вену, когда я впервые попала в Северинор. Ты прав, императорский двор меня не интересовал. Меня влекли энергия и суматоха городской жизни, музеи и университеты, опера и общественные институты. В некоторых городах есть библиотеки, научные салоны и даже клубы, в которых не возбраняется бывать и женщинам, пусть не на равных, а в качестве декоративного украшения.
– В качестве шлюх или официанток, – сухо заметил Думитру.
– И такое бывает, – отмахнувшись от его насмешки, тряхнула головой Алси, ее короткие кудри качнулись над плечами.
– Порой я скучаю по Парижу, – признался Думитру. – Когда урожай собран и все работы закончены, зимой остается лишь заниматься мелким ремонтом, если погода позволяет, да полночи сидеть у огня, потягивая бренди, и в десятый раз перечитывать одни и те же книги.
– Тогда мы проведем зиму в Париже, – решительно сказала Алси. – Или в Германии. Или в Шотландии. В Эдинбургском университете есть люди, с которыми я переписываюсь, и которые не слишком испугаются, узнав, что я женщина. Или поедем в Кембридж.
– Тогда тебе придется воспользоваться процентами со своего вклада, – усмехнулся Думитру, теснее прижимая ее к себе. – Я уже предупреждал тебя, что две тысячи фунтов не слишком большая сумма, когда надо быстро привести в порядок 1400 квадратных миль земель, четыре века находившихся в запустении.
– Мне в любом случае придется залезть в свой капитал, чтобы финансировать строительство твоего канала, – парировала Алси. – Кстати, сколько он стоит?
– Пятнадцать тысяч, – ответил Думитру. Казалось, целая вечность прошла с тех пор, когда его главной целью было улучшение транспортной сети в крошечном уголке мира. – По самым скромным подсчетам, канал будет приносить ежегодно шестьсот фунтов прибыли, даже если мы не увеличим производство продукции.
– Ну и почему ты мне сразу об этом не сказал? – спросила Алси, теснее прижимаясь к нему. – Это четыре процента от стоимости канала, которая, в свою очередь, составляет одну треть моего нынешнего капитала. Прибыль, разумеется, будет принадлежать мне, поскольку я финансирую строительство, согласен?
Думитру удивленно уставился на нее, потом расхохотался:
– А как насчет половины? Капитал, может быть, и твой, но проект и строительство – мои.
– Шестьдесят на сорок, – не уступала Алси.
– Согласен.
Она вопросительно посмотрела на Думитру:
– Ты действительно так считаешь?
– А ты сомневаешься?
– Да. – Она застенчиво улыбнулась. – Ты бы хотел получать половину и вкладывать деньги в землю. Разве не так?
– Мне бы это больше понравилось, – признался Думитру. – Когда-нибудь Северинор будет процветать, но для этого понадобятся тысячи талеров или фунтов.
– Тогда ты можешь вкладывать всю прибыль в развитие графства, – предложила Алси.
– А как же твоя независимость? – мягко спросил Думитру.
– У меня восемьдесят пять тысяч фунтов независимости, – пожала плечами Алси, – которые перейдут ко мне по наследству.
– По наследству? – недоуменно заморгал Думитру.
– А что, по-твоему, произойдет с фабриками моего отца после его смерти? – спросила Алси и рассмеялась. Изумление Думитру казалось ей очень забавным. – Не думаю, что я стану фабрикантшей. Фабрики продадут. Моя мать, если она к тому времени будет жива, получит половину, а я другую, учитывая и то, что отец заработает за эти годы.
– Прости за нескромный вопрос, и сколько же это будет всего? – Думитру в свое время так сосредоточился на ее приданом, что о наследстве и не подумал.
– Не удивлюсь, если все состояние отца к тому времени превысит миллион фунтов, – сказала Алси, – включая и фабрики, конечно. Это больше, чем богатства дюжины аристократов, вместе взятых. Земля – это единственное, что у них есть, а я… я буду богатейшей женщиной Британии, если не Европы.
– И что ты сделаешь с этими деньгами? – спросил ошеломленный Думитру.
– Создам дома для женщин в пяти европейских университетах, – с горящими глазами порывисто сказала Алси. – Мужчин легче переубедить пожертвованиями, чем аргументами. Организую международное философское и научное общество, в которое будут принимать только по заслугам, независимо от пола. Установлю ежегодную награду за лучшую работу. И… – она застенчиво улыбнулась, – сделаю Северинор самым процветающим и прогрессивным местом в Европе. Значительные суммы разумно вложу, чтобы наши дети воспользовались всеми преимуществами, которые дают аристократическое происхождение и богатство.
– Я думал, ты не любишь детей, – продолжил тему Думитру, хотя оба понимали, как несбыточны эти мечты.
– Я не люблю младенцев, – поправила его Алси. – От них пахнет, они бестолковые и все время кричат. Но они вырастают, и я думаю, что смогу полюбить наших… твоих, хотя в принципе дети мне не нравятся.
– Рад слышать, – сказал Думитру, крепче прижимая ее к себе. – Я тоже полюблю твоих детишек, особенно если среди них будет маленькая красотка с зелеными глазами.
– Никаких любимчиков, – с напускной строгостью сказала Алси.
– Обещаю, – улыбнувшись, заверил ее Думитру. И они надолго замолчали.
Каждую ночь отряд останавливался на постоялом дворе. Думитру запирали одного, Алси позволяли оставить при себе служанку. Солдаты занимали соседние комнаты, бесцеремонно выставляя на улицу постояльцев.
Когда на восьмой вечер они остановились у придорожной гостиницы, Думитру сказал:
– Я подслушал разговор офицеров. До Стамбула осталось три ночи.
– Я думала, у нас больше времени. – Алси беспомощно пожала плечами, печальная улыбка задрожала у нее на губах. – И почти убедила себя, что у нас всегда будет время.
– Все хорошее когда-нибудь кончается, – хотел шутливо сказать Думитру, но слова прозвучали мрачно.
– Да, – безучастно проронила Алси, опустив глаза.
Служанка уже открыла дверцу кареты и, выйдя, нетерпеливо ждала во дворе. Алси последовала за ней в дом, рядом с высокой турчанкой она выглядела хрупкой, маленькой, потерянной.
Думитру, как обычно, отвели прямо в его комнату. Солдаты заняли свои места под окнами и дверями, чтобы не позволить узнику бежать. Как и каждый вечер, он в одиночестве поужинал и поставил миску с ложкой на стол – на сей раз в комнате была такая роскошь.
Ему не давали ничего, что нужно есть с помощью ножа, даже не позволяли самому бриться по утрам, а присылали мальчика с охраной. Думитру не знал, чего больше опасаются стражники: его побега или самоубийства, но им нечего бояться. Хоть он почти восстановил силы, но был не в состоянии спасти Алси и вдвоем ускользнуть живыми от сорока вооруженных солдат. И хотя у него не было причин надеяться на спасение, ни секретного плана, ни друзей в Стамбуле, которых можно попросить о помощи, хотя он знал, что его судьба гораздо страшнее смерти, которой все закончится, Думитру не имел желания покончить с жизнью, когда ему могут выпасть хоть кратчайшие мгновения свидания с женой. Это глупое и недальновидное желание, но от этого оно не становилось менее сильным.
Послышался тихий стук в дверь. Думитру встал, когда она открылась. Он увидел руку охранника, потом дверь распахнулась шире, и на пороге с маленькой масляной лампой в руках появилась Алси. На ее лице застыло отчаянное выражение.
Не успел он отреагировать, как Алси вошла в комнату и дверь захлопнулась.
– Ты был прав, – сказала она. – Никогда не знаешь, когда пригодятся деньги. Я подкупила стражников и служанку. В конце концов, что изменится, если они позволят мне прийти в твою спальню?
– Алси… – с трудом выговорил Думитру.
Ее поступок бессмыслен, он только усилит мучительную боль расставания. А если она забеременеет… Это ужаснуло Думитру. Какая судьба ждет ребенка, родившегося в таких условиях? И все же эта мысль наполняла его отчаянной надеждой, чего он не позволял себе в последние недели.
– Иди сюда, – хрипло сказал он и обнял ее.
Алси вцепилась в него, ее губы, горячие и нежные, так отчаянно искали его рот, что у Думитру перехватило дыхание. Под ее халатом не было никакой одежды. Думитру сквозь рубашку чувствовал, как ее твердые соски прижимаются к его груди. Алси вся горела, но не от лихорадки, а жаром желания.
Она мгновенно сбросила халат, Думитру почти также быстро избавился от своей одежды. Маленькая жаровня, которую ему дали, не могла нагреть комнату, и Алси немного дрожала. Ее грудь по-прежнему была полной, но округлые бедра постройнели.
Дум игру поднял взгляд и увидел, что Алси тоже разглядывает его. Синяки, которые он получил от слуг Пенева, все еще проступали желтыми пятнами на грудной клетке.
– Тебя били, – с ужасом сказала она. – Думитру…
– Поверь, я в долгу не остался, – ответил он. – Я очень… расстроился, когда узнал, что мой софийский партнер ведет двойную игру.
– Ты его ударил? – округлила глаза Алси. – Ты этого не рассказывал!
– До него мне не удалось добраться, но многие из его подручных до сих пор залечивают раны.
– Так им и надо, – зло сказала Алси. – Они это заслужили.
Думитру улыбнулся:
– Алси, любимая, не забывай напоминать мне, чтобы я тебе не перечил. Второй раз я это не переживу.
– Ты мог и в этот раз не выжить, – вдруг всхлипнула Алси.
– Это не твоя вина, – покачал головой Думитру. – Да ты так дрожишь, что едва на ногах держишься. – Он схватил с постели одеяло и накинул его на плечи Алси.
Она закуталась в одеяло и упрямо продолжала:
– Может быть, я не во всем виновата, но часть ответственности и лежит и на мне.
– И на мне. Причем гораздо большая: из-за меня нас поймали во второй раз. – Алси хотела возразить, но Думитру поднял руку, останавливая ее. – Хватит. Будем считать, что я этого не говорил. Мы можем до утра спорить, на ком из участников этой драмы больше вины, начиная с нас самих и заканчивая султаном и твоей нынешней служанкой. Кого это волнует? Теперь это не имеет значения.
Алси заколебалась.
– Ты прав. Не имеет. – Она замолчала. Плотно сжав губы, она не отрывала взгляда от его лица, ее милые черты исказились от попыток сдержать эмоции. – Думитру, я не хочу тебя терять! – вскрикнула Алси.
– Я тоже не хочу тебя терять, – ответил он.
У нее вырвался какой-то звук, то ли смех, то ли стон. Она ринулась к Думитру, и он, потеряв равновесие, упал на постель, увлекая Алси за собой.
Его тело было горячим и сильным, вибрирующим и живым, как его поцелуй. Алси сообразила, что плачет, но ее это не волновано. Ее рот не отрывался от Думитру. Она целовала его снова и снова, пробуя на вкус, запоминая его тело, каждую подробность, присваивая его себе единственным доступным ей способом. Она нуждалась в нем, как никогда раньше. Он нужен ей, внутри ее, он должен стать ее неотъемлемой частью.
– Алси, любимая моя Алси, все будет хорошо. Отпрянув, она смотрела в его светло-голубые глаза и расчесывала пальцами седые волосы.
– Нет, Думитру. В том-то и дело. Ничего хорошего не будет.
– Ты выживешь, окажешься на свободе. Я знаю, что так будет, – настаивал Думитру, прижимая Алси к себе. – Вернешься в Англию, встретишь хорошего человека, родишь ему детей, полюбишь их, когда они подрастут, организуешь женские университеты и научные общества. Тебя всегда будут помнить. – Он говорил, все крепче сжимая объятия, словно это могло убедить Алси.
– Нет, Думитру, – сдавленным шепотом возразила она.
– Да. – Ею тон стал резким. – Это должно произойти, Алси. Если я буду знать, что когда-нибудь ты снова будешь счастлива, я выдержу все, но если нет…
– Я не расстанусь с тобой, Думитру. – сжав руки в кулаки, сказала она. – Не хочу! Не могу! Отказываюсь!
С каждым словом ее голос становился все громче и пронзительнее, и Алси похолодела, услышав, как за дверью зашевелились стражники.
У Думитру был такой вид, будто она вырвала у него из груди сердце.
– Запомни мои слова на будущее. Сегодня, по крайней мере, мы друг друга не теряем.
– Да, – шмыгнув носом и роняя слезы, прошептала она. – Какая я бестолковая! Все должно было быть по-другому!
– Так никогда не бывает, – сказал он и, положив ей руку на затылок, прижал ее губы к своему рту.
Никогда ее губы не были такими жаркими, такими прекрасными. Вся ее защита рухнула, первобытная реакция раздирала ее, накаляя нервы и пронзая мозг. Алси снова всхлипнула, и Думитру еще крепче поцеловал ее. Она хотела его, он необходим ей как воздух, без которого задыхаются. Когда Думитру отпустил ее, Алси, приподнявшись, взялась за его восставшее мужское естество и направила в себя. Тела их слились.
– Алси, – хрипло сказал Думитру, глаза его были закрыты, лицо исказила душевная боль.
Подавив рыдание, она начала двигаться, ведомая ритмом любви и муки, пульсирующим в ее, нет, в их крови. С каждым движением ее грудь задевала торс Думитру. Он двигался с ней в такт, все быстрее и быстрее, пока ощущения не оглушили ее. Все горе и вся радость, все наслаждения и вся боль мира слились воедино в это мгновение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31