Ты о чем?
Наташа. Ни о чем. Обедать пора.
Бутов (помолчал).Я не говорил с тобой об этом… Не потому, что не доверяю тебе… Ты же знаешь, что ты для меня… Но просто… Ее положение довольно двусмысленное. Мне не надо было брать ее к нам на работу. Ей казалось – так удобней, чаще видеться будем, а оказалось – еще хуже все. Бояться не так посмотреть, не то сказать… Приходится быть излишне строгим, все фальшиво, как дурак последний себя чувствуешь. А когда они у нас, здесь, – совсем ерунда какая-то. Миша хороший мужик, а я с ним – подлец подлецом. Раньше как-то легче относился к этому, а может, азарт даже был: мол, не совсем уши мхом поросли, еще способен кой на что, а теперь… Возраст, что ли… Наверное, эти игры не по годам уж. (Помолчал чуть.)Вот так и никак иначе, как говорит Черебец. А ты при нем…
Наташа. Что ж ты думаешь, он ничего не знает?
Бутов. Пока это не будет произнесено мною – не знает. Даже если сто раз увидит. За то и ценим. (Помолчал.)Да… Вот и поговорили. Собирался – про тебя, а сам – про себя.
Наташа. Но, в отличие от тебя, я не принюхиваюсь, когда дома пахнет французскими духами.
Бутов. Когда это было?
Наташа. Несмотря на твои маленькие хитрости.
Бутов. Какие это хитрости?
Наташа. Даришь нам одинаковые духи. Скажешь, нет? Сам придумал или она сказала?
Бутов (засмеялся).Вычитал. Я ж у тебя начитанный.
Наташа подходит к отцу, обнимает его и стоит так, прижавшись. Входит Черебец.
Черебец. Насилу дозвонился. Все норовят в рабочее время поздравить. Весь год не вспоминают даже или клянут на чем свет, а тут – прямо родные… (Наташе.)До трех работают. Успеешь.
Звонок в дверь.
Бутов. Кто это?
Наташа. Опять почтальон, наверное. (Идет открывать.)
Входит Ирина Михайловна.
Ирина Михайловна. Ты дома? Что случилось?
Наташа. Отпуск случился.
Иринa Михайловна. Но это же чудесно. Успеешь нормально сложиться. (Смотрит на висящие пальто.)Папа уже приехал? И Черебец здесь. (Раздевается.)Ветер такой… Я причешусь.
Наташа идет к себе.
Бутов. Родионов – телеграмму отбил. Вон погляди.
Черебец (читает).Ну… Артист. Там обличает, а тут – «дорогой»…
Бутов. А что, получается – действительно дорогой. Если сорок тысяч оттяпает… (Кричит.)Ирина Михайловна?
Наташа (кричит).Сейчас она.
Бутов. Сейчас узнаем – дорогой или не очень.
Входит Ирина Михайловна.
Ирина Михайловна. Здравствуйте. С наступающим.
Черебец. Еще раз.
Бутов. Здравствуйте. Ну что – на щите или под щитом?
Ирина Михайловна. Боюсь, в Деды Морозы я сегодня не гожусь. И даже в Снегурочки. Они приносят, а я совсем наоборот.
Черебец. Оттяпали все-таки?
Ирина Михайловна. Мы можем подать кассацию в облсуд.
Бутов. Зачем? Не надо. Виноваты – заплатим.
Входит Наташа.
Черебец. Чем мы виноваты? Стихийное бедствие.
Ирина Михайловна. Но это еще не самое неприятное.
Бутов. Что еще?
Ирина Михайловна. Понимаете… Суд усмотрел личную и особую ответственность за все происшедшее директора завода.
Бутов. Ну, напугали… Первый раз, что ли.
Ирина Михайловна. И постановил часть погашаемой суммы взыскать лично с него.
Черебец. Что?!
Ирина Михайловна. Это, правда, не очень большая сумма по сравнению со всей… Закон не разрешает взыскивать больше месячного оклада.
Бутов. Это что-то новое в нашем королевстве.
Черебец. Триста пятьдесят рублей – за здорово живешь?! Да они что – сбрендили?! При чем здесь Марлей Васильевич?
Ирина Михайловна. Суд считает, что за капитальное строительство – а отстойники шли по капитальному – отвечает лично директор, а не главный. И кроме того… На проекте там, помните, начальник планового отдела отказался визировать?… Вы – вторую подпись. Ну, суд и говорит: двойная подпись – особая ответственность. Мне нечего было возразить, по закону они правы.
Черебец. При чем здесь закон?
Ирина Михайловна. Закон, Афанасий Сергеевич, всегда при чем.
Черебец. Ладно, давайте только без громких слов.
Ирина Михайловна. Громко разговариваете как раз вы. Причем с женщиной.
Черебец. Извините. Но зачем вы вообще потащили туда проект? На кой черт? Они бы и не узнали…
Ирина Михайловна. Афанасий Сергеевич, я юрист, я служу не только заводу, кстати на полставки, заметьте, но и правосудию. Где бы оно ни отправлялось.
Черебец. Ах, черт, надо было самому!
Н amp;таша. А в чем дело? Я что-то не знаю ничего. (Бутову.)Тебя судят? Что за бред?
Бутов. Да старая история. Не меня.
Наташа. Первый раз слышу.
Бутов. Да слышала ты, слышала. Весной еще, когда паводок был.
Наташа. Набережные затопило?
Бутов. Не только. Отстойники наши. С тримезилом. И он ушел, уплыл – в реку, вместо переработки.
Наташа. А он что – ядовитый?
Черебец. Да нет, какой ядовитый. Ну, пользы в нем, может, тоже нет, но и вреда… Работают же с ним люди, сколько лет уж, никто не жалуется. А у нас обследования каждый год.
Наташа. Так из-за чего судиться?
Ирина Михайловна. Это не уголовный процесс – гражданский. Просто колхоз считает, что завод ему нанес убыток, и хочет его, естественно, возместить. Законное право.
Черебец. В огороде бузина, а в Киеве дядька – вот ваше право. От нас до зверофермы – больше трех километров. По дороге. А по реке – и того больше. Это сколько же воды… Я ж вам давал расчет, это ничтожная концентрация выходит, ну сколько там может быть тримезила, пока он до них дойдет, – капля в море. Если вообще дойдет – не разложится, не испарится, не свяжется с какой-нибудь другой гадостью – не мы ж одни в реку… спускаем.
Ирина Михайловна. Афанасий Сергеевич, ну что вы опять все сначала? Ну какое испарение? Плюс двенадцать воздух, плюс десять вода, и ветер ничтожный. Метеостанция дала же справку. А разлагается он при ста семидесяти, не мне же это вам говорить. В процессе же не дураки сидят, эксперт из Новосибирска, профессор.
Черебец. Судью загипнотизировал его титул. Я не профессор, но тоже кое-что смыслю.
Наташа. Погодите, но что же все-таки случилось? Я так и не поняла.
Все молчат.
Пап?…
Ирина Михайловна. Колхозу торговая сеть вернула партию нутрии – вылез мех. Забраковали всю партию, выращенную той весной. Стали копать – предположили, что это как-то связано с нашим чепе, с утечкой тримезила.
Черебец. Надо еще проверить, кто их надоумил. Не иначе, кто-то из наших умников.
Ирина Михайловна. Тут ума особого не надо – на поверхности все.
Черебец (Бутову).Надо посмотреть по протоколам, кто тогда против занижения был, не иначе, счеты решил свести.
Бутов. А где Лукин сейчас?
Ирина Михайловна. Кто это?
Черебец (Ирине Михайловне).Начальник планового отдела бывший, который отказался… (Бутову.)Не знаю. На пенсии, а где живет, не знаю. Думаете, он?
Наташа. А что – он? Про утечку сказал?
Черебец (Наташе).Да нет, про занижение. Ну, что отстойники занизили. (Бутову.)Откуда Родионов мог это узнать? Уж я сам забыл, когда это было. Сколько прошло…
Наташа. Что значит – занизили?
Черебец. Ну что значит? Занизили, – значит, занизили. Ниже сделали.
Ирина Михайловна. Ниже проекта.
Черебец. Просто проектировщики завысили ее.
Ирина Михайловна. Как оказалось – не больно-то.
Черебец. Да когда оно было, это наводнение?! Семьдесят лет назад. Что ж теперь, всю жизнь ждать, пока река снова из берегов выйдет? Вон на улице – каждый день аварии, кто-то под машину попадает, вы же все равно норовите мимо перехода. Мало что бывает. И вообще, я не понимаю – у кого вы работаете? Может, вы на вторые полставки у Родионова? Вы, получается, его защищаете, а не нас!
Ирина Михайловна. Я уже сказала вам, кого я защищаю. А сейчас я вам излагаю не свою позицию, а истца. И экспертов, которые ее поддержали… Может, если б вы нашли время присутствовать на процессе, вам бы не пришлось валить с больной головы на здоровую.
Черебец. Ага, это моя, значит, больная…
Бутов. Перестаньте. Что вы как дети.
Наташа. Пап, может, ты все-таки объяснишь? Я что-то ничего не понимаю.
Пауза.
Бутов (негромко и бесстрастно).Ну что? Строили отстойники для тримезила. Для утилизации. Проектировщики дали высоту два метра над уровнем реки. По самому высокому паводку. Подняли архивы, в начале века был отмечен случай – метр девяносто. Мы предложили сделать ниже – по средним данным. На отстойники идет особая сталь, фонд Госплана. На семьдесят сантиметров ниже – это, при диаметре пятнадцать метров, большая экономия. Очень большая. Мы в это же время реконструировали линию криолана, на аппараты идет та же сталь, а нам ее не давали, реконструкцию пришлось законсервировать. На отстойники дали, охрана среды – дело государственное, а реконструкция – дело министерское. Хотя криолан нужен был всей стране. Мы рассудили: что важнее? Решили, что дать в этом году криолан, чем защититься от наводнения, которое может и не быть никогда. Рискнули – на семьдесят сантиметров ниже проекта. Нормальный риск. И закончили линию. И дали стране криолан. Получили знамя и благодарности, но это лирика. А весной этой… Остальное ты знаешь.
Наташа. А почему ты один отвечать должен?
Бутов. Потому что я принял это решение.
Наташа. Не один же?
Бутов. Приказы и акты подписывает директор. И отвечает за них тоже он. Иногда это приходится делать даже два раза, как ты слышала. Лукин был не согласен с нами, отказался.
Черебец. Надо действительно узнать, где он сейчас. Может, его Родионов взял? Тогда все понятно.
Наташа. Ну хорошо, построили ниже, высокий паводок, ушла эта ваша гадость с водой – и что дальше? При чем здесь Сергей Григорьевич?
Бутов (Черебцу). Ак чему вообще все эти разговоры про Родионова? Зачем, чтоб в этой истории вообще произносили наши две фамилии рядом? Он тоже член бюро горкома, депутат горсовета, к чему эта конфронтация?
Черебец. Мы же в своем кругу.
Бутов. И в кругу не надо. Потом обмолвитесь где – и пойдет. Вообще, хватит об этом, было – сплыло.
Наташа. Так куда сплыло – в колхоз?
Бутов молчит.
Черебец. Они считают, что мы их зверей потравили. Хотя ни в одном справочнике тримезил не считается ядовитым веществом. Сами халтуру разводят, кормят небось чем попало, а мы виноваты.
Ирина Михайловна. Между прочим, у вас на воротнике, я обратила внимание, вон в коридоре, их мех? Нет?
Черебец. Ну и что? На один воротник они напрячься могут.
Ирина Михайловна. У меня, кстати, тоже.
Наташа. И у меня.
Черебец. Ну и что? У нас тоже есть экспортная продукция, а есть обычная. И когда нам обычную возвращают с рекламацией, мы ж не сваливаем на других, хотя могли бы – на поставщиков. Возмещаем – и все. Нормально, это жизнь. А у него какой-то интерес тут был, вот только не пойму какой. Под Марлена Васильевича бочку катит. А резон не улавливаю. Родионов зря ничего не делает.
Ирина Михайловна. А может, он не о себе и о нас думал в этом случае? Может, о природе, о тех, кто в речке купается? Это вам не приходило в голову?
Черебец. Родионов? Не смешите меня. Вы знаете, сколько лет он председатель? Вы считали у него планки на лацкане, когда он в президиумах сидит? Нет? Если б он, как вы говорите, про ромашки-лютики думал, был бы он сейчас знаете где? Где все его предшественники.
Ирина Михайловна. Ваши отношения с истцом… наши отношения – это все эмоции. А на суде оперировали фактами. И экспертам ничего о Родионове и о Марлене Васильевиче не было известно, они вас и в глаза не видели, и живут за сколько вон километров, и выводы их не про звероферму и не про завод – про тримезил и про мышей, у которых от него в потомстве лысые мышата рождались. Значит, опасен он не Родионову, не вам – вообще живой природе. Если он у мышей на генетический аппарат так действует и у нутрии… (Помолчала.)Мы можем, конечно, потребовать повторной экспертизы, более компетентной. Скажем, в Москве…
Бутов. Чтоб еще и на всю Москву прогреметь?
Ирина Михайловна. Чтоб узнать истину.
Бутов. Что вы со своей истиной носитесь, как девица с невинностью?! Это все слова, упругие колебания молекул воздуха!… Чистить по утрам зубы, не высовываться из трамвая, мыть руки перед едой, что еще? Общие места для вас истина! Тогда, три года назад, вы знали, какой путь истинный?
Ирина Михайловна. Я тогда не работала у вас.
Бутов. И я не знал. Если вы хотите есть, а негде помыть руки, вы что – голодной останетесь?! Вы плюнете на гигиену и сядете с грязными руками. Хотя знаете, что можете схватить дизентерию. Потому что вы и другое знаете: сколько раз ели с грязными – и ничего, сходило. Когда вопрос стоит: или – или… Вспомните: людям стирать нечем было, за стиральными порошками – очереди, письма в газету, нам в министерстве регулярно втыки делали, а я что должен был – спокойно взирать на это, имея в кармане почти законченную линию криолана? Конечно, мы бы не обсуждали сейчас решение суда, и мне не пришлось бы завтра на людях делать вид, что ничего не произошло. Я бы спокойно жил, а очереди – так что, не мне же в них стоять, себя я уж как-нибудь обеспечил бы порошком. Этот путь вы считаете истинным?
Ирина Михайловна молчит.
Черебец. Я на завод позвоню пока. (Уходит.)
Наташа посмотрела на отца, покачала головой и тоже ушла.
Бутов (после паузы).Извини, что-то я сегодня… Давление, наверное.
Ирина Михайловна. Сколько?
Бутов. Да черт с ним! Просто… Наверное, разучился проигрывать. Отвык. Долго везло. Прости. И вообще – здравствуй. (Обнимает ее.)
Она не шевелится.
Ну не сердись. И этот еще тоже – подначивает, заводит. Ладно, все. (Открывает чемодан, достает маленькую коробочку.)Я вот тут тебе… С Новым годом.
Ирина Михайловна. Спасибо.
Бутов. Даже не открываешь? Не интересно?
Ирина Михайловна. Не надо мне было садиться в этот процесс. Пусть бы Черебец сам тебе плохие вести носил.
Бутов. Ириш, ну что ты думаешь, я не понимаю? Ты-то здесь при чем?
Ирина Михайловна. Получается, я тебя не смогла защитить.
Бутов. Да кто тут защитит, когда я сам подставился. Ну – не повезло. Бывает. Все равно я не жалею. Польза превосходит вред. Ну – партия нутрии, сколько их там штук… Это пирожные, а я хлеб дал.
Ирина Михайловна. А если не только эта партия?
Бутов. С чего ты взяла? У нас река, не пруд. Вода проточная.
Ирина Михайловна. Ну в том-то и дело. Она же дальше пошла. Там еще кто-то живет, может купаться.
Бутов. В плюс десять? Глупости. И вообще, в одну воронку два раза снаряд не падает.
Ирина Михайловна. Дай-то бог… (Гладит по щеке его.)Ты плохо выглядишь.
Бутов. Устал. Говорильня с утра до вечера. С перерывами на товарищеские ужины.
Ирина Михайловна. Я даже не успела спросить – все хорошо?
Бутов. Все по плану. На той неделе коллегия. В среду. Но это формальность. Так что…
Ирина Михайловна. Я как подумаю – как я ему это скажу… Нет, нет, я не к тому, что передумала, но просто про себя столько раз говорила, а когда нужно вслух… Но все равно, я счастлива. Вернее, не все равно, а именно поэтому. Что надо заплатить. Потерями, болью, неизвестностью… Я вот думала перед процессом – это мое последнее дело в нашем городе. Ты приедешь, если все как думали, подаю тебе заявление об уходе…
Бутов (смеясь).От меня?
Ирина Михайловна. От директора завода товарища Бутова. И из коллегии адвокатов. И от Миши. Три заявления…
Бутов. Видишь, как крепко держит прошлое, сколько нитей.
Ирина Михайловна. И все порву.
Бутов. И все – без жалости?
Ирина Михайловна. Ну как без жалости? Я ж живой человек. И жила. По живому рвать. С Мишей – двенадцать лет почти, из них десять, пока тебя не было, совсем не такие уж плохие. Тогда казались. Счастливыми даже. Все как у всех, даже лучше. Ну так ведь? И в коллегии – тоже, все-таки не последний адвокат в городе, кому-то помогла, кто-то спасибо говорит, на улице здороваются, я уж забыла, они помнят. И твой завод: раньше мимо проезжала – нос зажимала, как, думала, они этим дышат, а теперь – родной запах. Утром к пальто подойду – твое так же пахнет, и на душе тепло; вроде как повидались… Нет, нет, я ни о чем не жалею. Я рву с прошлым, но в нем я тоже была счастлива. (После паузы.)А почему ты вдруг заговорил про это? Раньше ты не сомневался.
Бутов. Да нет, просто так. Нет, конечно, не просто… Мне тоже – страшновато, если честно. Наталья, это она говорит – женись, а когда конкретно подойдет…
Ирина Михайловна. Говорит?
Бутов. Да, сегодня – открытым текстом.
Ирина Михайловна. Ты ей сказал?
Бутов. Похоже, что все всё давно знают.
Ирина Михайловна. Ну да? Не может быть.
Бутов. Похоже, что мы с тобой как страусы – уткнулись друг в друга, нам темно, и кажется, что никто нас не видит. Видят…
Ирина Михайловна. Да? Ну и черт с ними! (Смеется.)Теперь – черт с ними. Да?
Бутов. Да.
Ирина Михайловна. Встану сегодня после двенадцатого удара и скажу: дорогие товарищи…
Бутов. С Новым годом!
Ирина Михайловна. Ага, испугался.
Бутов. Почему за столом, а не на балконе. А еще лучше – захватить радиостанцию и ко всем миролюбивым силам…
Ирина Михайловна. Ну вот, опять. Как душевный порыв, так – в зародыше.
Бутов. Слушай, а может, мне вообще не приходить?
Ирина Михайловна. То есть как это? А для кого я все готовила?
1 2 3 4 5