Багрянцев поправил сбившийся набок галстук и сконфуженно промямлил:
— Ольга Ивановна, позвольте откланяться! Андрей…
— Подожди, не уходи, — прервал его граф и посмотрел на женщину, из-за которой чуть не вытолкал взашей обнаглевшего до неприличия певца неземной любви. Она холодно, с изрядной долей высокомерия, взирала на него, стоя у окна, хотя еще пять минут назад так весело и заразительно хохотала над чушью, которую молол Фаддей Багрянцев. И Андрею вновь показалось, что перед ним его прежняя, совсем еще юная любовь! У него заныло сердце: слишком свежими были воспоминания о вчерашней ночи, и слишком ощутима была обида на Ольгу. Но он не винил ее. Очень уж стремительно развивались события, и не стоило, наверно, торопить ее с решением. Но он поспешил, она также поспешно отказала ему, и теперь, стоит им встретиться взглядом, сразу прячет глаза, словно боится, что они выдадут ее или расскажут окружающим о том непозволительном для дамы ее возраста и положения поступке, который она совершила накануне ночью.
— Спешу довести до вашего сведения, Ольга Ивановна, что мне только что удалось узнать, а именно: ни в одной более или менее приличной гостинице Самары никого похожего на наших беглецов мне обнаружить не удалось. Из-за позднего времени уже нельзя навести справки по постоялым дворам, но я уверен, что они там не остановятся. Думаю, они пожелают привести себя в порядок, прежде чем сесть на пароход. Я также узнал расписание движения пароходов до Казани и Нижнего Новгорода.
— А зачем вам понадобился Нижний Новгород? — спросила Ольга Ивановна.
— Мы не должны отказаться от версии, что они направляются в Москву. А до нее быстрее добраться из Нижнего.
— Нет, я настаиваю на том, чтобы ехать до Казани. Ни в Москве, ни тем более в Нижнем Новгороде у нее знакомых нет.
— А это и не важно! Вместе с ней мой брат, а у него знакомых и там и тут предостаточно. Хотя вряд ли он посмеет обратиться к ним, если до сих пор не признался вашей дочери, кто он на самом деле.
— А если они решили сесть на пароход не в Самаре, а в Сызрани или, допустим, в Симбирске? — подал голос Фаддей.
— Я это предусмотрел, — сухо и не глядя в его сторону, ответил граф. — От Сызрани прямого парохода до Казани нет, а до Симбирска им придется ехать не иначе, как на почтовых. Тот экипаж, который у них имеется на данный момент, совершенно непригоден для дальних поездок.
— Но почему бы им не воспользоваться почтовой каретой? — Фаддей пожал плечами. — Наиболее удачный в их положении вариант.
Андрей посмотрел на него и язвительно усмехнулся:
— Молодая кровь ударила тебе в голову, и ты потерял способность соображать! В этом случае мы бы настигли их, если бы не на второй, то на третьей станции. — Граф встал, прошелся из угла в угол по комнате и, остановившись напротив Ольги Ивановны, задумчиво посмотрел на нее, затем отвернулся и сосредоточил свой взгляд на поэте. — Потом эта морока с подорожными… А так они едут на чем хотят и куда хотят, и только бог им судья. И, как мне кажется, уже не слишком спешат добраться до Самары, Казани или Москвы…
— Что вы имеете в виду, граф? — Ольга Ивановна побледнела. — Не хотите ли вы сказать?..
— Я ни в чем не уверен, дорогая Ольга Ивановна, — повернулся к ней Ратманов и, сложив руки на груди, присел на подоконник рядом с ней, — но я видел, какими взглядами обменялись наши милые беглецы, когда удирали от нас из гостиницы. Простите, если ненароком обижаю вас, но Анастасия бросилась в объятия моего брата, презрев ваше обморочное состояние. Она летела к нему, как на крыльях, а в его глазах был неподдельный ужас. И не от страха, что я, как в детстве, надеру ему уши за очередную проказу. Он просто-напросто испугался, что их разлучат!
По какой-то, еще неясной для себя причине он до сих пор никому не сказал, что заметил телегу с беглецами на переправе. Когда он увидел взгляд Сергея, устремленный на невесту, он понял, что брат по-настоящему влюблен, и решил дать ему фору: вполне возможно, еще до прибытия в Самару молодые люди успеют объясниться, обвенчаться, и весь сыр-бор, загоревшийся из-за их побега, прекратится сам собой…
Но Ольга Ивановна, не ведая о тайных соображениях старшего графа, разволновалась:
— Не могу в это поверить! Вы намекаете, что Настя по уши влюблена в вашего брата? Но это полнейшая ерунда! За сутки невозможно привязаться к человеку до такой степени, чтобы забыть о собственной матери! — Она с торжеством посмотрела на Андрея. — Разлюбить можно мгновенно, но чтобы полюбить, для этого необходимо время!
— Вы безнадежно… — граф чуть было не произнес роковое слово «устарели», но вовремя спохватился и
Поменял его на более нейтральное, — отстали от жизни, дорогая Ольга Ивановна! Полюбить тоже можно мгновенно, но вот разлюбить… Это иногда не получается всю жизнь!..
Ольга Ивановна вспыхнула и невольно посмотрела в сторону Фаддея. Поэт под шумок прокрался к ее креслу и устроился в стороне от сквозняков, которые плохо действовали на его горло. Как успела она заметить, поэт страдал печенью, горлом, ногами, поясницей, селезенкой и прочими болезнями, панически боялся сквозняков, дурной пищи и запахов, дорожной тряски и пыли, неудобных постелей и всех тех проблем, которые шлейфом волокутся за путешественниками по бесконечно длинным российским дорогам. Теперь он чувствовал себя в полной безопасности. Стоило одной из частей его тела соприкоснуться с кресельными подушками, как тут же сигнал отхода ко сну отключил его сознание, и поэт мгновенно уснул, блаженно улыбаясь, словно младенец, которому наконец-то сменили сырые пеленки.
Андрей заметил ее взгляд и усмехнулся:
— Что-то слишком быстро заснул твой пылкий кавалер, Ольга. А уж как пел, как соловьем разливался! Какие речи впустую пропали!
— И тебе не стыдно признаться в откровенно гадком поступке, Андрей? — Ольга Ивановна презрительно сморщилась. — Тебе доставляет удовольствие подслушивать чужие разговоры?
— Оля, я тебя считал умной женщиной, — пробормотал граф, уже сожалея, что задел столь щепетильную тему, но Ольга Ивановна была в ярости, и остановить ее было невозможно.
— Ради бога, считайте меня кем угодно — дурой, плохой матерью, истеричкой, священным источником, но я знаю одно: завтра я сажусь на пароход и отправляюсь в Казань. Одна! Без тебя, без Райковича и без этого олуха-стихоплета! Вы мне все осточертели! Ваши нотации, добрые советы, объяснения в любви у меня уже поперек горла стоят! Оставьте меня наконец в покое! Мне нужна только моя дочь! А вы все убирайтесь хоть в тартарары, я не хочу вас всех видеть, и тебя в первую очередь!
Андрей взял ее за руку и развернул к себе лицом, потом на всякий случай перехватил и вторую руку Ольги Ивановны, зная о зловредной женской привычке одаривать мужскую половину человечества оплеухами и по менее значительным поводам.
— Успокойся, дорогая! Весь день ты усердно строила глазки Фаддею и любезничала с Райковичем, хотя видела, что мне это неприятно.
— Меня совершенно не заботят твои чувства! — Ольга Ивановна освободилась от мужских рук и поправила волосы, слегка выбившиеся из прически. Она не подозревала, насколько хороша сейчас с раскрасневшимися щеками и блестящими от гнева глазами и что стоящий рядом с ней мужчина готов сию минуту подхватить ее на руки и унести туда, где их никогда не настигнут ни родственники, ни житейские неурядицы. — Мне глубоко безразлично, нравится тебе мое поведение или нет! Да и какое вообще право ты имеешь судить, что плохо, а что хорошо? Я ведь не указываю тебе, с кем ужинать в ресторанах? Ради бога, встречайся с кем угодно и когда угодно, меня это совершенно не интересует!
— Кажется, впервые в жизни мне закатывают семейную сцену! — Андрей неожиданно рассмеялся. — Нет ничего приятнее твоей ревности, дорогая! Значит, не все для меня потеряно, и этот легкий мотылек, — кивнул он в сторону Фаддея, — уже не напьется сладостного нектара из источника твоей любви?
— Я тебя сейчас убью! — прошептала Ольга Ивановна и беспомощно оглянулась по сторонам, точно пыталась отыскать подходящее орудие возмездия.
— Оля! — граф привлек ее к себе. — Возможно, следует признать, что ты по-прежнему ко мне неравнодушна?
Она затаила дыхание, когда мягкие губы осторожно дотронулись до ее щеки.
— Не смей целовать меня! — прошептала она едва слышно, более всего желая, чтобы он не принял ее слова всерьез.
Андрей преувеличенно грозно сдвинул брови и тоже прошептал в ответ:
— Если ты боишься, что Фаддей или этот пакостный Райкович вызовут меня на дуэль, то предупреждаю: от них останутся лишь рожки да ножки! Я достаточно хорошо дерусь на шпагах и хорошо стреляю из пистолета.
— А ты вдобавок ко всему еще и хвастун! — Ольга Ивановна осторожно погладила его по щеке.
Теперь они стояли так близко, что слышали сердцебиение друг друга. Андрею нужно было лишь слегка наклонить голову, и его губы вновь бы приникли к слегка приоткрытому от волнения женскому рту.
Ольга Ивановна понимала, что ей следует отодвинуться от него на безопасное расстояние, но отойти назад мешал подоконник, и она закрыла глаза, кожей ощущая приближение мужских губ. И вдруг взрыв храпа из соседнего кресла заставил их отпрянуть друг от друга. Андрей с досадой посмотрел на безмятежно спящего поэта и чертыхнулся.
— О боже! — тихо рассмеялась Ольга Ивановна. — Я думала, Фаддей выстрелил тебе в спину из дуэльного пистолета!
Из кресла теперь доносилось мягкое сытое урчание, перемежаемое легким бульканьем и довольными вздохами, — поэт так и не проснулся. Но Ольга Ивановна была ему благодарна: невольно он помешал совершиться еще одному безрассудному поступку.
Торопливо освободившись от объятий графа, она пожелала ему доброй ночи и спешно покинула гостиную, несмотря на его просьбы остаться.
Оказавшись в своей комнате, она тут же поклялась на маленьком образке, который всегда брала с собой в дорогу, что никогда более не позволит Андрею компрометировать ее. И ни в коем случае не станет жертвой безнадежного романа, который ничего, кроме несчастий, ей не принесет.
Кроме того, с тоской думала она, это большая глупость — влюбиться в тридцать восемь лет в мужчину, который уже однажды сделал ее несчастной. И с какой стати она мечтала о встрече с ним, зачем отправилась на тот проклятый остров?
Ольга Ивановна вжалась лицом в подушку и отчаянно, по-девичьи горько зарыдала, словно вернулась в свой самый черный день, когда она получила то подлое, теперь она в этом не сомневалось, письмо от Варвары. В нем ее бывшая подруга смаковала подробности похождений Андрея в столице, чтобы через год самой выйти замуж за «подлого развратника».
Нет, никогда больше она не позволит себе полюбить кого-либо!
Никого и во веки веков! Ольга Ивановна вздохнула, перевернулась на спину и перекрестилась. И, уже засыпая, она подумала, что прошлая ночь, несмотря ни на что, останется одним из самых счастливых воспоминаний в ее жизни!
Глава 18
— О, ужас! Он почти поцеловал ее! — прошептала Глафира Дончак-Яровская. — Если бы Фаддей не взорвался храпом, граф поцеловал бы Ольгу непременно! Я просто убеждена в этом! — Она порывисто вздохнула и чуть не упала на голову верной Дарьи, с трудом удерживающей пустую дождевую бочку под ногами предводительницы. Рассохшаяся бочка грозила вот-вот развалиться. Но подруги, возбужденные представшим перед ними зрелищем, не обратили внимания даже на то, что вместо двух обручей бочку опоясывает один, и тот донельзя проржавевший.
Уцепившись руками за облупленный подоконник, Глафира заглядывала в комнату и шепотом комментировала происходящие в гостиной события. К открытому окну, возле которого стояли Ольга и граф, они все-таки не посмели подобраться, а устроились у того, которое выходило на задний двор и по этой причине было закрыто. Но чуткие уши Глафиры улавливали и более слабые звуки, чем те, которые доносились из гостиной. И поэтому почти весь разговор графа Андрея и Ольги Меркушевой прошел при двух свидетелях.
— Ну, всего можно было ожидать, — сокрушалась шепотом Глафира, — но что Ольга начнет флиртовать со старшим Ратмановым?! Как ей не стыдно, дочь неизвестно где, а она прохлаждается в компании трех мужчин! — Сердито фыркнув, она почувствовала, что хлипкое сооружение под ней пришло в движение. Дарья вцепилась в ее ноги железной хваткой, стараясь спасти от падения. Но Глафира на этот раз не поняла подругу и, шевельнув затекшей от напряжения ногой, попыталась освободиться. В следующее мгновение раздался хлопок, это лопнул отживший свое обруч, и бочка аккуратно распалась на составляющие. Глафира сдавленно вскрикнула и приземлилась точно в центр бывшей бочки.
Дарья охнула. Башмак приятельницы впечатался ей в бедро, но даже в такой чрезвычайной ситуации дамы не позволили себе слишком громких криков, чтобы не выдать своего присутствия. Глафира, словно гигантский пестик, поднялась из образовавших цветочный венчик деревянных останков и опять подкралась к окну. Подставив ребром днище бочки к стене, она взгромоздилась сначала на него, а потом ловко перебралась на узкую, всего в полкирпича толщиной, декоративную полоску, украшавшую когда-то здание гостиницы, а сейчас основательно изъеденную временем и спинами влюбленных парочек из гостиничной прислуги, выбравших этот потаенный уголок двора для ночных свиданий. Но, к великому сожалению любопытных приятельниц, Ольга Меркушева уже покинула гостиную и им так и не удалось узнать, поцеловал ли ее граф Ратманов или дело ограничилось одними объятиями.
Глафира сползла по стене и удрученно оглядела изрядно испачканный известкой и штукатуркой дорожный костюм. Но дело стоило свеч! Назревал новый скандал, и не менее захватывающий, чем предыдущий. До сей поры любознательным светским кумушкам не везло, им так и не удалось разузнать, по какой причине младший граф вздумал умыкнуть свою же собственную невесту.
Дарья высказала робкую мысль, что Ольга могла отказать жениху дочери из-за слухов, которые роились вокруг Сергея Ратманова тучами и представляли его сиятельство с очень неприглядной стороны.
Глафира, конечно, была в курсе семейных разногласий Меркушевых по поводу этого брака. А однажды она случайно оказалась под окном комнаты, в которой мать и дочь весьма бурно выясняли отношения, и тогда ей стало ясно, что Настя совсем не в восторге от своего будущего мужа. Но с какой стати ей вздумалось бежать вместе с неприятным ей человеком, притом если мать отказала ему?
Получался какой-то заколдованный круг. Обе милые дамы, как ни старались, не могли разобраться, что же происходит на самом деле. Но новый поворот событий не только разогнал их слегка застоявшуюся кровь, но и позволил надеяться, что они все-таки на верном пути и нужно готовиться к тому, что со дня на день они могут оказаться в эпицентре одного из самых крупных светских скандалов.
Пока Глафира предавалась размышлениям и с огорчением рассматривала надорванный манжет, Дарья, отдуваясь, как после парной бани, безуспешно пыталась отряхнуть юбку подруги. Глафира нагнулась к ней и недовольно прошептала:
— Оставьте мой костюм в покое, Дарья Матвеевна! Бог с ним! Ему сейчас нужна хорошая щетка, и только! А нам с вами следует поискать себе другую гостиницу, иначе непременно встретимся с Ольгой и, конечно же, не сумеем объяснить, по какой причине мы оказались в Самаре.
— Глафира Афанасьевна, я просто потрясена вашей зоркостью, — восторженно провозгласила Пискунова. — С вашей-то близорукостью через улицу разглядеть в окне эту парочку да еще в такой темноте узнать их!
— Ничего удивительного! — Глафира была польщена. — Ольгу я знаю без малого двадцать лет, да и графа примерно столько же. Насколько я помню, еще до ее замужества по столице ходили неясные слухи, что их с Андреем Ратмановым связывали не просто добрососедские отношения. Но Ольга была бесприданницей, и в свет ее вывезла на собственные средства тетка, сестра матери, у которой она воспитывалась после смерти родителей, — Глафира вздохнула. — Конечно, замуж Ольга, тут уж ничего не скажешь, вышла очень удачно. Молодой Меркушев был и красив, и богат, к тому же, бесспорно, влюбился в нее, но и граф был к ней неравнодушен, теперь я в этом окончательно убедилась. Родители не позволили бы ему жениться на бедняжке Ольге. Дела у них в то время шли совсем не так хорошо, как сейчас. — Глафира обвела торжествующим взглядом темные окна и пробормотала:
— Неужели она надеется на что-то? В ее возрасте следует уже о боге думать, а не крутить амуры с бывшими любовниками!
— Как вы думаете, дорогая, — Пискунова проследила за ее взглядом и ухмыльнулась, — они сейчас в одной комнате?
Глафира пожала плечами и безапелляционно заявила:
— В одной, не в одной, это дела не меняет. С такой скоростью развиваются события, что они очень быстро окажутся не только в одной комнате, но и в одной постели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42