Но были здесь люди и постарше, даже несколько пожилых. Не обращая внимания на шум, они степенно обменивались короткими фразами или спорили о чем-то своем.
Однако в зале, как заметил Кар, находились и такие, как он, безучастно наблюдавшие за происходящим. Иные с иронической улыбкой на губах, иные позевывая, иные недовольно кривя рот.
В это время на трибуну вышел Эдуард. Он поправил очки, разложил перед собой на кафедре какие-то листки и заговорил, ни разу в них не заглядывая.
- Вот что, друзья. Здесь совершенно справедливо, хоть и анархически, кто-то кричал, что надо меньше говорить, больше делать. Но во-первых, иногда говорить и значит делать. Посмотрите, какое внимание привлекло наше движение. К нему вынуждены прислушиваться даже власти, городской муниципалитет, наши городские да и национальные политические деятели. От многих решений, которые привели бы к загрязнению окружающей среды, они вынуждены были отказаться. К сожалению, не от всех. Вот мы и должны добиться, чтоб от всех. Но мы ведь хотим очистить землю не только от того, что отравляет природу, но и от того, что отравляет наше общество. Что у нас, мало в городском муниципалитете коррумпированных чиновников, полицейских-взяточников, разных бизнесменов, которые всех и вся покупают? - Он помолчал и тихо сказал: - Даже лидеров нашего движения. (Шум в зале.) Вспомните Гарольда-Безумца. Помните? Его так прозвали, потому что он как безумный боролся за наше дело. А где он теперь? (Зал молчал.) Так вот информирую - он получил очень выгодную стипендию в одном из самых престижных университетов Соединенных Штатов. Недавно мне сообщили, что там он сидит тихо и никакой общественной деятельностью не занимается. Так что с нами борются по-разному. Избивают, провоцируют, подкупают… Надо держаться покрепче. И не надо поддаваться на провокации. А что касается этого крейсера, то его нельзя допускать в наш порт, пусть заходит в военно-морские базы, а не в курортные города. И еще одно. Правильно, конечно, что мы боремся с загрязнением окружающей среды, но нельзя из-за этого запускать борьбу с загрязнением нашей городской верхушки. Предлагаю продумать акцию по очищению Управления городской полиции от…
Конец этой фразы потонул в шуме и криках аудитории. Многие вскочили, размахивали руками. Те, что постарше, неодобрительно качали головами - одно дело бороться с плохой вентиляцией в кинотеатрах, и другое - против стражей порядка.
В конечном итоге собрание так ни до чего и не договорилось. Однако те, кто, в отличие от Кара, внимательно следили за дебатами, отметили предложения некоторых ораторов создать группы по проведению различных, впрочем, вполне мирных акций - выйти на лодках в море, чтоб преградить крейсеру вход в порт, потребовать значительного увеличения налога на владение автомобилем с бензиновым двигателем и снижения налога на двигатель, работающий на газу, устроить перед муниципалитетом сидячую демонстрацию и продолжать ее до тех пор, пока не состоится решение о переносе городской мусорной свалки в отдаленный район в горах… Никаких решений по поводу полиции принято не было.
Кар поймал себя на том, что с интересом слушал многие выступления, узнал массу любопытных фактов. Между прочим, один из ораторов, правда мимоходом, упомянул и «Око», да еще как!
- Полиция, жандармерия, разные сыскные агентства вроде «Ока», все они одним миром мазаны, на службе богачей, готовы нам головы проломить…
«Ничего себе характеристика, - подумал Кар, - неужели действительно так? Надо будет спросить у Лоридана».
Анализируя свои впечатления (ведь Серэна наверняка поинтересуется ими), Кар пришел к выводу, что собрание было интересным, что все эти студенты честно хотят, чтоб все стало лучше. Другой вопрос - как этого добиться. Он искренне соглашался чуть не с каждым выступавшим. Уж больно все убедительно говорили. Особенно Эдуард. Его он после собрания сильно зауважал.
- Ну! Как тебе? - Серэна догнала его у выхода из Университета.
Она с беспокойством смотрела на Кара, чувствовалось, что его ответ имеет для нее огромное значение.
- Ты знаешь, мне понравилось. - Кар улыбнулся. - Лихой там народ у вас. Горячий. И, по-моему, честный. И дело, за которое они воюют, - стоящее. Действительно, иной раз идешь по городу, кажется - задохнешься. Эдуард молодец, здорово выступил. Я тебе скажу, эти полицейские, они готовы с лысого волос содрать, я помню…
Но тут он прикусил язык. Стоп! Вот против кого не следует выступать, так это против полиции. Он вспомнил того оратора. «Нет, - подумал Кар, - сегодня полиция, завтра „Око“. Тут не надо горячиться».
Серэна была на седьмом небе. Она была счастлива, что теперь последняя, пусть маленькая, преграда, еще остававшаяся между ними, пала…
- Ну вот, видишь, - увлеченно говорила Серэна, - ты пойми, Ал, мы действительно хотим людям добра. Ну почему люди не понимают, что нельзя вырубать леса, строить химические заводы около рек, сбрасывать в море всякие нечистоты? И с человеческой грязью тоже надо бороться. Правда?
- Конечно, конечно, - поддакивал Кар. - Поехали к тебе. Надо отметить мое знакомство с твоим обществом.
- Ал! - Серэна внимательно на него взглянула. - Ты что-то последнее время пристрастился все отмечать. Притом с возлияниями.
- Да? Я не замечал. Ладно, пошли просто посидим, а то у меня от этого собрания в голове звон стоит.
Вечер они закончили как обычно, разве что были еще нежней друг к другу.
При первом же свидании с Лориданом Кар вспомнил не дававшие ему покоя слова оратора, упомянувшего «Око».
Они сидели в крохотном садике Лориданов на белых, легкого металла, стульях вокруг белого стола, уставленного прохладительными напитками.
Элизабет в зеленых брюках и зеленой блузке, в огромной соломенной шляпе сновала между домом и садиком, поднося все новые банки с пивом, бутерброды, традиционные орешки. Лучи закатного солнца подсвечивали листву, в них, отражаясь, горели стекла окон, тихо насвистывали птицы, пахло свежескошенным газоном, далеким морем, остывающей после дневного зноя землей.
В природе установились покой и тишина.
- Скажи, Лор, - заговорил Кар, нарушая длившееся долго ленивое молчание, - я тут слышал, что «Око» берет на себя полицейские функции, разгоняет пикетчиков…
- Как будто ты этого не знал, когда у нас работал, - усмехнулся Лоридан. - Да нет, агентство этим не занимается.
- А как же…
- Дело вот в чем, - начал объяснять Лоридан, - мы ведь заключаем договора на охрану разных предприятий - заводов, верфей в том числе. И когда рабочие начинают там валять дурака и это грозит порчей товаров, грузов, оборудования, мы обязаны охранять все это. Это же входит в условия договора. Понимаешь?
- Но эти рабочие с этих же заводов…
- Какая разница - чужие грабители или свои рабочие, если это угрожает целости имущества, мы обязаны вмешаться.
- А что, рабочие ломают станки или разворовывают продукцию?
- Ну нет, конечно, - неуверенно протянул Лоридан, - но они же бастуют, не пускают на завод тех, кто хочет работать, пикетируют. Мало ли чего они там могут натворить? Так ведь?
- Не знаю, - Кар пожал плечами. - А были случаи, что они там чего-нибудь ломали?
- Не знаю, я, во всяком случае, не слыхал, - честно признался Лоридан, - я только знаю, что за охрану заводов агентству здорово платят. Там же сотни наших ребят работают!
- Но разве это не дело полиции - очищать заводы от пикетов? - упорствовал Кар.
- Конечно, но «Око» тоже имеет на это право. Согласно статуту и договору, - туманно добавил Лоридан, - так что все законно. - И, помолчав, без особой последовательности добавил: - Ну, а вообще, если наши ребята намнут кое-кому бока, в чем грех? Мы же не честных людей бьем, а подонков. Вспомни Нолана…
- Да, конечно, - задумчиво согласился Кар.
Он вспомнил Нолана, его изувеченное лицо и зверскую физиономию Юзефа. Конечно, они воюют только с подонками, а честных людей не трогают. Только вот как определить - кто честные, а кто нет?
Кто берет на себя роль судьи?
К ним подсела Элизабет. Она была озабочена. В стране все более ширилось движение против телесных наказаний в школах, в том числе и в частных, и она боялась, что потеряет работу.
- Слава богу, наша директриса пока держится твердо. Родители ее поддерживают. Но сами девчонки недовольны…
- Странно, - усмехнулся Кар. - Недовольны? С чего бы?
- Да ладно, - продолжала Элизабет мрачно, - кончится тем, что они организуют мафию. Мне по секрету одна наша учительница рассказала, ей сестра написала из столицы - там в такой же вот школе, только мужской, мальчишки вечером напали на их инспектора, ну, который выполнял наказания, как я здесь, навалились, набросили на голову мешок, сняли штаны и так выпороли, что он две недели отлеживался в больнице.
- Вот, вот, - засмеялся Лоридан, - смотри, как бы твои девочки с косичками тебе темную не устроили.
- Ничего, - сказал Кар, - Бет у нас специалист по кэтчу и дзюдо, она им покажет что к чему.
- Смеетесь, - печально пробормотала Элизабет, - а вот потеряю работу, интересно, чем ты это компенсируешь? - Она неодобрительно посмотрела на мужа.
Лоридан промолчал. Действительно, чем?
- А мы с Бет откроем школу для малолетних дзюдоисток, - попытался все свести к шутке Кар, - чтобы могли справляться с учителями.
Но шутка повисла в воздухе.
«Да, - сочувственно размышлял он, - тебе хорошо, тебя ждет повышение, да и Серэна неплохо устроена. А им каково? Может быть, если меня повысят, смогу Лору помочь?»
Они еще долго сидели в маленьком садике, болтая ни о чем, прислушиваясь к ночным звукам - сиренам далеких кораблей, беспрерывному, несмотря на поздний час, шелесту шин на шоссе, музыке, что слышалась из окна соседнего дома…
«Действительно, - размышлял Кар, - как определить, кто порядочный, а кто подонок? Кому дано такое право? Вот я смог бы? У всех разные понятия, разные требования, интересы одних противоречат интересам других. Любопытно, что думает об этом Серэна?»
Последнее время он все внимательней прислушивался к ее мнению, и оно становилось для него все важней.
На следующий день он, не называя имен, рассказал ей о проблеме, волнующей Элизабет.
Сначала Серэна возмутилась.
- Ну как ты можешь вообще говорить об этом! Как можно бить детей! Это же бесчеловечно!
- Детей! - усмехнулся Кар. - Да ты бы посмотрела на этих детей. Здоровые девки, небось все уже с мальчишками…
- Как тебе не стыдно! - еще больше распалилась Серэна. - Ты циник! Для тебя нет ничего святого. Хотела бы я посмотреть, если б тебя взгрели кнутом, что бы ты запел!
- Да погоди, - успокаивал ее Кар. - Я ж не говорю, что я за телесные наказания. Я рассуждаю отвлеченно. Ты вообще можешь рассуждать отвлеченно, а не орать и не размахивать руками? Не хочешь, давай бросим этот разговор.
- Ладно, прости. - Серэна остывала, как выключенный чайник. - Ты прав, давай будем рассматривать проблему отвлеченно. Не вноси эмоций.
- Я вношу эмоции? - возмутился Кар. Он все никак не мог примириться с ярко выраженной женской логикой своей подруги.
- Не я же! - как ни в чем не бывало заявила Серэна. - Ну, давай рассуждать спокойно. Изложи свою точку зрения.
- Не мою, ясно? Не мою, а вообще, скажем, чью-то… Вот смотри, ты газеты читаешь, я тоже иногда. Во всех школах черт знает что делается! Ребята курят марихуану, маленькие жрут конфеты с ЛСД, а самые старшие уже колются. Воруют, хулиганят, в Америке дежурят в классах полицейские, учителя ходят с револьверами! А сколько случаев нападения на них, избиения, даже убийства? И вовсе не тех, кто плохо с детьми обращается, а на любых! Нынешние школьники - звери, почище нас, когда мы в джунглях воевали. И что, прикажешь им лекции о доброте читать? Они и слова-то этого не знают.
- А почему? - вскочила Серэна. - Почему? Да потому, что они, как ходить начнут, уже ковыляют к телевизору, а там до самого выпускного класса одни убийства, пытки, мученья, всех режут, бьют, насилуют! Что, не так? А комиксы? Кино? Те же кошмары. Ты думаешь, Ал, чему ребятишки учились, когда смотрели, что вы там творили в ваших, как ты говоришь, джунглях - убивали, жгли, взрывали? Это же все у нас показывали в хронике. Чему вы их учили своим примером?
Серэна раскраснелась, глаза горели, она размахивала руками, тыкая в Кара обвиняющий палец.
Он испугался. Такой он ее еще не видел. Куда девалась очаровательная девушка с милым лицом и смеющимися глазами! Перед ним стояла разгневанная фурия! Вот, значит, как, вот как она оценивала его участие в войне! Не герой, воин, награжденный медалью, а убийца, насильник, жуткий пример для детворы. И ведь никогда с ним об этом не говорила, молчала. Военное прошлое Кара было запретной темой в их разговорах. Теперь он понимал почему.
- Как тебе не стыдно, - слабо возражал Кар. - Мы жизнью рисковали, защищая правое дело, цивилизацию. Бились с врагом…
- Правое дело! - Серэна залилась истерическим смехом. - С врагом! Каким врагом? С этими несчастными детьми и женщинами в лохмотьях? Я же видела их по телевизору. Правое дело! Какое? Они, что ли, напали на нас? Может, позвали на помощь? Вы туда явились за тысячи километров, напомнить о старом захотели. Что вам эти люди сделали! За что вы их губили? - кричала Серэна. И неожиданно тихим голосом добавила: - Все отравили, там ничего теперь не растет, а что растет, так без витаминов. У них и так-то есть нечего… Да вы еще последнее разорили…
Она заплакала. Это было так неожиданно, так необычно, что Кар совсем растерялся. Он обнял ее вздрагивающие плечи, гладил короткие черные волосы, бормотал какие-то глупые слова утешения.
Размолвка закончилась, разумеется, примирением. Как всегда. Как обычно между влюбленными.
Но для Кара, в его мыслях и чувствах, она сыграла решающую роль. Такая обычная размолвка и так много значила для него? Да нет, дело было не в ссоре - такие у них и раньше бывали. Дело было в тех немногих словах, что сказала ему тогда Серэна, и в том, как они были сказаны.
Кар вдруг задумался о себе. Не о делах своих, планах, желаниях. А именно о себе - вот ты, Альберт Кар, кто ты есть?
Он всегда считал себя воплощением мужества, силы, твердости, неуязвимости. Воин, жестокий, беспощадный воин, имевший право на это звание и перенесший в мирную жизнь все, чему научился на войне. Не только силу и воинственность, конечно, но и храбрость, искусство обмануть врага, притвориться.
А кто был враг? Да все! Шмидт, опытом и сыскным мастерством которого нужно было восхищаться, чтоб хвалил тебя; вице-директор Бьори, которым нужно было восхищаться, чтобы повысил тебя… Целый сонм чиновников, домовладельцев, работодателей, товарищей по работе, всех, от кого хоть в чем-то зависело его благополучие, - их надо было кого запугивать, кого обольщать, кого обманывать, применяя военную хитрость. Вся жизнь - война, поле сражения, где не должно быть места милосердию, жалости, а лишь силе и беспощадности. Ведь они все тоже норовят скрутить тебя. Победит сильнейший, хитрейший.
Вот так он всегда рассуждал и соответственно действовал.
Но что-то изменилось за последнее время. Он вдруг стал прислушиваться к чужим мнениям, находить в них правоту, переосмысливать свои суждения.
Это не значит, конечно, что, если домовладелец справедливо поднимал цену за квартиру из-за общего повышения цен и Кар понимал это, он не старался тем не менее этого домовладельца как-нибудь обмануть. Все же собственное благополучие важнее. Но раньше он всегда считал себя правым, теперь понимал и точку зрения других.
Наслушавшись выступлений этих очищенцев, он вдруг перестал их презирать - болтуны, бездельники. Он еще надо многим про себя иронизировал, но ко многому уже стал относиться серьезно. Он вдруг обнаружил, что часто они бывают правы. А главное, что его особенно поразило, что стало для него невероятным открытием - это что люди могут, оказывается, бороться не только за собственное благополучие, но и за благополучие других!
Кар ловил себя на том, что стал возмущаться разными несправедливостями, которые его-то лично не касались. Раньше такое ему и в голову не могло прийти. Кого-то там преследуют, ну и черт с ним, не его же! Теперь его интересовали и чужие беды, и чужие судьбы. Поразительно!
Откуда все это? Серэна? Сокурсники? Очищенцы? Или вообще жизнь?
Его поразила и деликатность Серэны. Ведь все, что стало для него открытием, она видела и знала давно, но с ним ни разу об этом не заговорила. Значит, она понимала его душу? Если б не тот злополучный разговор на пикнике, когда он согласился пойти на собрание, быть может, все так бы и осталось?
Да нет, признавался себе Кар, не осталось. Рано или поздно что-то другое подтолкнуло бы его или сам он наконец дошел бы до новых мыслей.
Так или иначе, размолвка эта, столь незначительная внешне, сыграла важную роль в их отношениях, еще более сблизила, заставила Кара на многое взглянуть другими глазами.
А так жизнь текла по-прежнему.
Шли занятия, было еще два-три собрания, на которые Кар пошел с удовольствием, хотя по-прежнему лишь посидел наблюдателем в углу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34