Дерхан наклонила седую голову к Лин и тихо заговорила:
– Серьезно, Лин… из тебя сегодня слова не вытянешь. Что-нибудь случилось?
Лин, тронутая, мягко покачала головотуловищем. «Работаю над большим проектом. Занимает все мысли» – знаками показала она. Как легко говорить, не записывая каждое слово, – Дерхан хорошо понимала язык знаков. «Я скучаю по Айзеку», – добавила Лин с шутливым отчаянием.
Дерхан сочувственно поморщилась в ответ. «А она хорошая женщина», – подумала Лин.
Дерхан была бледной, высокой и худощавой; впрочем, достигнув средних лет, она отрастила небольшой животик. Хотя ей нравились непристойные выходки салакусской компании, она все же была впечатлительной и кроткой женщиной и не любила находиться в центре внимания. Ее журнальные публикации были острыми и беспощадными: если бы Дерхан не любила свою работу, Лин вряд ли смогла бы с ней подружиться. Ее суждения, высказываемые на страницах «Маяка», были резкими даже до грубости.
Лин могла сказать Дерхан, что скучает по Айзеку.
Дерхан знала об истинной природе их взаимоотношений. Чуть более года назад, когда Лин и Дерхан как-то прогуливались вместе по Салакусским полям, Дерхан купила выпивку на двоих. Достав кошелек, чтобы расплатиться, случайно уронила его. Дерхан быстро наклонилась, чтобы поднять, но Лин ее опередила. Она подобрала кошелек и ненадолго задержала в руке, увидев выпавший из него старый, потрепанный гелиоснимок красивой и энергичной молодой женщины в мужском костюме. Лин вернула снимок Дерхан, которая не спеша положила его обратно в кошелек, не глядя в глаза Лин.
– Давняя история, – загадочно проговорила Дерхан и залпом осушила бокал с пивом.
Лин чувствовала, что взамен должна поделиться с Дерхан своим секретом. Пару месяцев спустя она, переживая после глупой бурной ссоры с Айзеком, снова оказалась в баре вместе с Дерхан. Ссора стала для Лин поводом, чтобы с почти с облегчением рассказать Дерхан правду, о которой та уже, должно быть, догадывалась. Дерхан лишь кивала, сочувствуя Лин.
С тех пор они стали очень близки.
Айзеку нравилась Дерхан за ее бунтарство.
Едва Лин подумала об Айзеке, как раздался его голос.
– Черт, привет всем, простите – опоздал…
Она обернулась и увидела, как он неуклюже пробирается между столиками. Ее сяжки изогнулись в поклоне, который Айзек, она была уверена, распознает как улыбку.
Когда Айзек подошел, его встретил хор восторженных приветствий. Он посмотрел прямо на Лин и улыбнулся ей. Приветственно махнув всем рукой, Айзек погладил ее по спине, и Лин сквозь блузку почувствовала, как его рука неуклюже вывела: «Я тебя люблю».
Айзек резко поднял стул и втиснул его между стульями Лин и Корнфеда.
– Я только что был в банке, положил туда несколько маленьких золотых самородков. Выгодный контракт, – разглагольствовал он, – делает ученого счастливым и беспечным. Выпивка – за мой счет.
Послышались громкие радостные возгласы, после чего все хором позвали официанта.
– Как проходит твоя выставка, Корнфед? – спросил Айзек.
– Великолепно, великолепно! – прокричал Корнфед, а затем почему-то громко добавил: – В пяльницу Лин приходила ее посмотреть.
– Отлично, – сконфуженно произнес Айзек. – Тебе понравилось, Лин?
Она коротко показала жестами, что понравилось. Корнфед был целиком поглощен созерцанием грудей Александрины в глубоком вырезе ее незамысловатого платьица. Айзек переключил внимание на Лин.
– Ты просто не поверишь, что со мной случилось… – начал он.
Лин сжала под столом его колено. Он в ответ сделал то же самое.
Айзек шепотом вкратце пересказал Лин и Дерхан историю о приходе Ягарека. Он умолял их молчать и постоянно оглядывался по сторонам, дабы убедиться, что их никто не подслушивает. Пока он рассказывал, принесли заказанного цыпленка, и он шумно набросился на еду, попутно описывая свою встречу в «Дочерях Луны» и многочисленные клетки с подопытными животными, которые должны были начать поступать ему в лабораторию со дня на день.
Покончив с рассказом, он откинулся на спинку стула, с улыбкой глядя на собеседниц, но вдруг на лице его мелькнула гримаса раскаяния, и он виновато спросил у Лин:
– А как у тебя продвигается работа?
Она извиняюще махнула рукой.
«Ничего такого, сердце мое, – подумала она, о чем я могла бы тебе рассказать. Поговорим лучше о твоем новом проекте».
На его лице явно отразилось чувство вины за то, что он один завладел разговором, но Айзек ничего не мог с собой поделать. Он был всецело поглощен собственными творческими муками. Лин охватила знакомая грустная нежность к нему. Грусть – оттого, что в такие моменты одержимости он был совершенно погружен в себя; нежность – к его горячности и страсти.
– Смотри, ты только посмотри, – забормотал вдруг Айзек, вытягивая из кармана листок бумаги, разворачивая и кладя на стол.
Это была афиша ярмарки, которая проходила сейчас в Собек-Крусе. Оборотная сторона листка хрустела от присохшего клея – Айзек оторвал афишу от стены.

Неповторимая и удивительная ярмарка господина Бомбадрезила гарантированно изумит и поразит самого пресыщенного знатока. Дворец любви, комната ужасов, водоворот и множество других аттракционов за умеренную плату. Кроме того, спешите видеть необычайный паноптикум, цирк уродцев. Чудовища и другие удивительные существа изо всех уголков Бас-Лага! Прорицатели из Растрескавшихся земель, настоящий коготь паука-ткача, живой череп, сладострастная женщина-змея, царь-медведь, карликовые люди-кактусы, гаруда – человек-птица, властитель дикой пустыни; каменные люди из Бежека, демоны в клетках; танцующая рыба; сокровища, украденные из Дженгриса, и бесконечное множество других волшебных чудес. Некоторые аттракционы не рекомендуются для чересчур впечатлительных и нервных особ. Вход – 5 стиверов. Сады Собек-Круса, с 14 чета по 14 меллуария, каждый вечер с 6 до 11.

– Ты это видела? – заорал Айзек, тыкая большим пальцем в афишу. – У них есть гаруда! Я-то рассылал запросы по всему городу, по крупицам пытаясь собрать какие-то сомнительные экземпляры, и в конце концов, вероятно, получил бы кучу полудохлых больных галок, а этот паршивый гаруда оказывается прямо у меня под носом!
«Ты собираешься пойти туда?» – жестами спросила Лин.
– Черт возьми, конечно! – фыркнул Айзек. – Прямиком отсюда! Я думал, мы все могли бы туда отправиться. Остальным, – сказал он, понижая голос, – не обязательно знать, зачем я туда иду. То есть я хочу сказать, ярмарка – это все равно весело. Верно ведь?
Дерхан улыбнулась и согласно кивнула.
– Так ты что, собираешься выкрасть гаруду? шепотом спросила она.
– Ну, я мог бы, наверное, договориться насчет нескольких гелиоснимков или даже упросить, чтобы он пришел на пару дней в лабораторию… Не знаю. Что-нибудь придумаем! Что скажешь? Повеселимся на ярмарке?
Лин вынула из гарнира Айзека крошечный помидорчик и аккуратно обтерла его от куриного соуса. Она захватила его челюстями и начала пережевывать. «Повеселимся, – прожестикулировала она. – Ты платишь?»
– Конечно, плачу я! – прогремел Айзек и уставился на нее.
Затем огляделся, проверяя, не смотрит ли кто, и неловко показал ей жестами: «Скучал по тебе».
Дерхан на мгновение тактично отвернулась.
Но Лин прекратила разговор, нарочно опередив в этом Айзека. Она громко хлопала в ладоши, пока все, кто сидел за столом, не обратили взоры на нее. Тогда она начала говорить знаками, попросив Дерхан переводить.
– М-м-м… Айзеку не терпится доказать, что слухи, будто все ученые умеют лишь работать и совсем не умеют развлекаться, ошибочны. Интеллектуалы, такие же распущенные эстеты, как и мы, знают, как можно неплохо провести время, поэтому Айзек предлагает нам вот это… – (Лин помахала листком и бросила его в центр стола, на всеобщее обозрение.) Карусели, диковины, чудеса, метание кокосов – и все это за какие-то жалкие пять стиверов, которые Айзек великодушно готов заплатить…
– Не всем же, ах ты свинья! – вскричал Айзек в притворном негодовании, но его крик утонул в пьяном реве благодарности.
– …Готов заплатить, – упрямо продолжала Дерхан. – В связи с этим я вношу предложение: сейчас мы допьем, доедим и ломанемся в Собек-Крус.
Послышались нестройные возгласы согласия. Те, что уже допили и доели, начали собирать сумки. Остальные с удвоенным аппетитом набросились на устриц, салаты и жареные подорожники.
Айзек с Дерхан о чем-то шептались через стол прямо перед Лин. Ее сяжки дрогнули. Она могла уловить кое-что из их перешептываний. Айзек горячо рассуждал о политике. В разговорах с Дерхан он изливал свое смутное, неконкретное, но язвительное социальное недовольство. «Старается показать, насколько глубоко он умеет мыслить, – думала Лин с легким раздражением, – старается произвести впечатление на журналистку».
Она заметила, как Айзек осторожно передает через стол монетку и получает взамен простой конверт. Это без сомнения был последний выпуск «Буйного бродяги» – подпольной радикальной газеты, для которой писала Дерхан.
Если не считать смутной неприязни, которую она питала к милиции и правительству, Лин была существом аполитичным. Она откинулась на спинку стула и посмотрела наверх, на звезды сквозь фиолетовую дымку подвесного фонарика. Она пыталась припомнить, когда в последний раз была на ярмарке: ей вспомнились безумные наслоения запахов, свиста и визга, мошеннические аукционы и низкие цены, экзотические животные и яркие костюмы, и все это спрессовано в сомнительное, но живое восхитительное целое.
Ярмарка – это то место, где нормальные правила на время забываются, где банкиры и воры в один голос восклицают удивленно «O-o-o!», шокированные и приятно возбужденные. Даже менее скандальные сестры Лин и то пошли бы на ярмарку.
Одним из воспоминаний ее раннего детства было то, как она крадется, прячась за рядами кричаще-ярких палаток, чтобы по глядеть на некую страшную, опасную разноцветную карусель, этакое гигантское колесо на Галлмарчской ярмарке двадцать лет тому назад. Кто-то – она так и не узнала, кто это был, какой-то приезжий хепри, сердобольный палаточный торговец – дал ей засахаренное яблоко, которое она с благодарностью съела.
Лин ждала, когда ее друзья по кончат с приготовлениями. Она потягивала сладкий чай из губки и думала о том засахаренном яблоке. И терпеливо ждала, когда же они пойдут на ярмарку.

Глава 8

– Подходи, налетай, свою удачу испытай!
– Девушки-красотки, пусть ваши парни выиграют вам букет цветов!
– Покружитесь в «Гигантском вихру»! Это настоящее головокружение!
– Всего четыре минуты, и ваша копия готова! Самый быстрый портрет в мире!
– Испытайте на себе месмерический гипноз Силлиона Необычайного!
– Три раунда – три гинеи! Тот, кто выстоит три раунда против Железного Магуса, получит три гинеи! Кактусы не допускаются!
Вечерний воздух загустел от шума. Со всех сторон вокруг хохочущей компании, как лопающиеся воздушные шары, слышались вызовы на состязания, приглашения, соблазнительные и рискованные предложения. Газовые рожки, в которые добавлялись определенные химикаты, светились красным, зеленым, синим и канареечно-желтым светом. Трава и дорожки Собек-Круса были липкими от просыпанного сахара и разлитого соуса. Паразиты выскакивали из-под палаточных занавесей и мигом скрывались в темных парковых зарослях, унося лакомые кусочки. Воришки хищно сновали в толпе, как рыбы среди водорослей. Вслед им неслись негодующие вопли и яростные ругательства.
Толпа представляла собой колышущуюся массу из людей, водяных, кактов, хепри и других более редких рас: хотчи, страйдеров, долгощупов и даже тех, чьего названия Айзек не знал.
В нескольких ярдах от ярмарки трава и деревья казались во тьме совершенно черными. На кустах и ветвях бахромой развевались рваные и спутанные бумажные ленты, которые трепал ветер. Парк крест-накрест пересекали дорожки, ведущие к озерам, цветочным клумбам, нестриженым массивам буйной растительности и старым монастырским руинам, раскинувшимся среди гигантских общинных просторов.
Лин, Корнфед, Айзек, Дерхан и все остальные не спеша прогуливались вдоль утыканных крепежными болтами и безвкусно размалеванных стальных плит ограды, вдоль шипящих фонарей. Из вагончиков, которые раскачивались у них над головами на хлипких с виду цепях, неслись радостные визги. Сотни разнообразных привязчиво-веселых мелодий доносились из сотен органчиков, создавая вокруг бесконечную какофонию, которая приливала и отливала волнами.
Алекс жевала медовые орешки, Белладжин – вяленое мясо, Растущий Стебель – водянистую мульчу, которая так нравится кактам. Они кидались друг в друга едой, пытаясь поймать ее ртом.
В парке было полно играющих, которые набрасывали кольца на столбики, стреляли из детских луков по мишеням или пытались угадать, под каким из наперстков спрятана монетка. Дети вскрикивали от радости и плакали от огорчения. Проститутки всех рас, полов и обличий с наигранным томлением скользили между палатками или стояли у лотков с напитками, подмигивая прохожим.
По мере того как они приближались к центру ярмарки, их компания постепенно рассеивалась. Они остановились на минуту – Корнфед продемонстрировал свое искусство стрельбы из лука. Он с гордостью раздарил выигранных кукол: одну – Алекс, а другую – молодой красивой шлюшке, которая аплодировала его победе. Затем они втроем, держась за руки, скрылись в толпе. Таррик оказался знатоком игры в рыбалку, вытащив трех живых крабов из огромной бурлящей лохани. Белладжин и Спинт решили погадать на будущее по картам, и оба вскрикнули от ужаса, когда усталая гадалка выложила подряд «Змею» и «Старика». Тогда они пожелали узнать мнение пучеглазой гадательницы по жукам-скарабеям. Она театрально уставилась на узоры, причудливо переливающиеся на панцирях ее подопечных, которые, неуклюже переваливаясь, ползали среди древесных опилок.
Айзек вместе с остальными оставили Белладжина и Спинта позади.
Сократившаяся компания свернула за угол у Колеса Фортуны, и взорам открылась отгороженная грубым забором часть парка. Внутри нее растянулся ряд небольших палаток, который, изгибаясь, скрывался где-то вдали. Над воротами красовалась неровно намалеванная надпись – «ЦИРК УPOДЦEB».
– Вот что, – подчеркнуто сказал Айзек, – я должен на это взглянуть…
– Зак, ты хочешь измерить глубину человеческого убожества? – спросила молодая натурщица, имени которой Айзек не помнил.
Другие также были несколько удивлены выбором Айзека.
– Это исследование, – важно ответил Айзек. исследование. Кто хочет пойти со мной? Дерхан? Лин?
Остальные поняли намек и удалились, кто небрежно махнув рукой, а кто раздраженно хмыкнув. Прежде чем все они пропали из виду, Лин быстро сказала жестами Айзеку:
– Мне неинтересно. Тератология – скорее твой конек. Встретимся на выходе через два часа?
Айзек коротко кивнул и пожал ей руку. Она жестами попрощалась с Дерхан и побежала догонять художника-звукописца, чьего имени Айзек никак не мог запомнить.
Дерхан и Айзек посмотрели друг на друга.
– …И их осталось двое, – пропела Дерхан из детской считалки о выводке котят, которые гротескным образом умерли один за другим.

На входе в «Цирк уродцев» взималась дополнительная плата, и Айзек раскошелился. Хотя паноптикум явно не пустовал, здесь все же было гораздо свободнее, чем в главной части ярмарки.
Шоу уродцев вызывало у простого народа извращенное любопытство, а у господ – лицемерие.
Зазывалы надсадно кричали, прося собравшихся прижаться поближе друг к другу и приготовиться увидеть такое, чего не должны видеть глаза смертных.
Айзек и Дерхан слегка отстали, пропуская вперед труппу, а затем последовали за ними. Айзек заметил, что Дерхан уже держит наготове блокнот и ручку.
Церемониймейстер в шляпе-котелке подошел к первой палатке.
– Дамы и господа, – громко и сипло зашептал он, – за этим пологом скрывается самое удивительное существо, Которое когда-либо видел смертный человек. Впервые чудовище было описано пятнадцать веков назад в путевых заметках Либинтоса Мудрого, когда оно нагоняло страх на весь тогдашний старый Кробюзон. Во время своих путешествий на юг, к Горящим пустыням, Либинтос повидал множество удивительных и ужасных тварей. Но нет ничего ужаснее, чем… мафадет!
Айзек скривил губы в сардонической улыбке. Но даже он не смог сдержать удивленного возгласа.
«Неужто они и впрямь раздобыли настоящего мафадета?» – подумал он, когда церемониймейстер отдернул занавесь небольшого шатра. Он подался вперед, чтобы лучше видеть.
Раздался еще один, более громкий общий вздох, и люди из передних рядов бросились назад, а другие, толкаясь, спешили занять их место.
За толстой черной решеткой, прикованный тяжелыми цепями, находился удивительный зверь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12