Ее положение изменилось после воцарения Генриха VIII. Военные успехи Франции в Северной Италии заставили молодого короля искать более тесного союза с Испанией. Спустя два месяца после коронации Генриха VIII Екатерина стала его законной супругой. Этот брак вовлек Англию в долгие войны на континенте.
Семейная жизнь Генриха VIII складывалась несчастливо. От нежеланной супруги ему нужно было только одно – чтобы она родила ему наследника. Между тем проходили годы, а Екатерина рожала девочку за девочкой, которые умирали в младенчестве. В 1520 году Генрих VIII потерял надежду иметь от Екатерины сына и провозгласил наследницей единственную оставшуюся в живых дочь – Марию Тюдор. А чтобы обезопасить ее права на престол от возможных покушений, единственный претендент-мужчина – герцог Бэкингем, потомок младшего сына Эдуарда III, – был схвачен и обезглавлен в Тауэре.
Военные поражения охладили интерес Генриха VIII к внешней политике. Потеряв надежду на великие свершения, он всецело предался охоте, спорту и придворным развлечениям.
Самой привлекательной и веселой из придворных дам в то время была Анна Болейн. Она происходила из купеческой семьи, лишь недавно пробравшейся в знать благодаря двум бракам: ее дед женился на наследнице графов Ормонд, а отец, Томас, получил руку сестры герцога Норфолка. Родство с одним из первых английских аристократов обеспечило Томасу Болейну место посланника при французском, а затем при императорском дворах. Его сын Джордж, образованный юноша, поэт, стал одним из молодых придворных, в обществе которых Генрих VIII любил проводить время.
Анна родилась в 1507 году во Франции, и ей было всего пятнадцать лет, когда она вместе с отцом перебралась в Англию, где стала появляться при дворе. Она отнюдь не была первой красавицей, однако ее светлые глаза, густые, развевающиеся волосы, неизменная веселость и непринужденное остроумие произвели неизгладимое впечатление на короля. Вскоре милости, посыпавшиеся на ее отца, показали, что она приобрела влияние на Генриха VIII.
В 1524 году их близость получила особое значение ввиду решения короля развестись с Екатериной. Королева в то время была уже пожилой женщиной, ее прелести давно увяли. Генрих VIII поступил с ней без всякой жалости, обвинив в прелюбодействе. Он мечтал соединить свою жизнь с молодой и веселой Анной Болейн, о чем прямо и заявил ей в одном из писем: «Если вам будет угодно быть верной и честной возлюбленной и отдаться телом и душой мне, человеку, бывшему и теперь намеренному быть вашим преданным слугой, – я обещаю вам не только назвать вас возлюбленной, но и сделать единственной своей повелительницей, всех других устранить и служить только вам». Екатерина попробовала смягчить его сердце и пала к его ногам. «Государь, – взывала она, – умоляю вас сжалиться надо мной. Беру Бога в свидетели, что я всегда была вам верной и преданной женой, что я считала своим постоянным долгом делать все, что вам было угодно. Я в течение многих лет была вашей женой, я родила вам много детей. Богу известно, что к вашему ложу я пришла девственницей, и я полагаюсь на вашу собственную совесть, что вы не скажете, что это не так. Я умоляю быть ко мне справедливым». Но этот трогательный призыв не мог повлиять на ее супруга, который уже поселил Анну Болейн во дворце и окружил ее королевскими почестями.
Начатый королем бракоразводный процесс отразился на судьбе не одной только Екатерины – он отправил в Тауэр и погубил многих людей, как противников, так и потакателей королевской воли. Первым пал Уолси, который в качестве верноподданного одобрял намерение Генриха VIII, а в качестве архиепископа настаивал на одобрении развода Папой. Между тем Папа в то время находился в зависимости от императора Священной Римской империи Карла V, приходившегося Екатерине племянником. Поэтому переговоры с Римом о разводе шли туго, и, в конце концов, раздраженный Генрих VIII изгнал Уолси.
Место опального фаворита занял Томас Кромвель. Ни об одном сподвижнике Генриха VIII историки не желали бы знать так много и не знают так мало, как об этом человеке. На службе у Генриха VIII мы находим его уже пожилым человеком; о его молодости можно только догадываться по слухам, распускаемым о нем современниками. Говорили, что он был сыном кузнеца. Юность его прошла в приключениях. Он воспитался в самой беззастенчивой военной школе того времени – в итальянских войнах, в которых участвовал в качестве простого солдата, – был «рубакой», как позже сам признавался в доверительных беседах со своими друзьями. Там он не только изучил итальянский язык, но также усвоил манеры и тон современной ему Италии – Италии Борджиа и Медичи. С чисто возрожденческой разносторонностью способностей он из военного лагеря перешел в торговую контору и сделался торговым агентом у венецианских купцов; предание утверждает, что он был конторщиком в Антверпене.
В 1512 году мы видим его зажиточным торговцем шерстью в Нидерландах. Вернувшись в Англию, Кромвель присоединил к своим профессиям занятие serivenera – нечто среднее между нотариусом и банкиром, и приобрел место в палате общин. В 1528 году он поступил на службу к Уолси. Из всех слуг опального канцлера он единственный сохранил верность хозяину и не оставил его до самого конца, воспротивившись в парламенте объявлению Уолси государственным изменником. Тем не менее, Уолси был арестован в одном из принадлежавших ему замков, куда он удалился после отставки, и отправлен в Тауэр. По пути в тюрьму он заболел дизентерией и скончался.
Доверие Генриха VIII Кромвель приобрел тем, что в интимных беседах советовал королю разрубить гордиев узел бракоразводного процесса своим личным решением, не дожидаясь санкции Папы. Скоро новый фаворит сделался всемогущ.
Но тут королю пришлось столкнуться с сильным сопротивлением его ближайшего окружения. Тогда Генрих VIII прибегнул к террору, хотя правильнее будет сказать, что казни второй половины его царствования явились делом рук Кромвеля, без слов угадывавшего королевскую волю. Именно он дал почувствовать людям, как писал Эразм, «что под каждым камнем сидит скорпион». Исповедь и частные разговоры – все доходило до ушей всезнающего временщика. Суды стали лишь орудием введенного им террора.
Справедливости ради надо сказать, что в его кровожадности не было места ни мстительности, ни ненависти. Кромвель был поклонником и учеником Макиавелли. Им двигало одно сознание государственной пользы и необходимости в том виде, в каком он их понимал. В его дневнике встречаем следующие записи: «Item – аббата Ридинга привлечь к суду и казнить в Ридинге»; «Item – узнать волю короля относительно мистера Мора»; «Item – когда нужно казнить мистера Фишера и других».
Кромвелем двигала неколебимая и слепая вера в преследуемую им цель – утверждение королевского абсолютизма. Он напоминает дровосека, пробивающего себе путь сквозь заросли с топором в руках.
О некоторых из его жертв и пойдет речь далее.
Томас Мор
Детство знаменитого автора «Утопии» прошло в доме кардинала Мортона. Мальчик подавал большие надежды. «Кому только удастся дожить до того времени, когда вырастет этот мальчик, теперь прислуживающий за столом, – говорили седовласые государственные мужи, – тот увидит, что он сделается замечательным человеком».
В Оксфорде ученость и кротость характера молодого Мора произвели благоприятное впечатление на Эразма Роттердамского. Едва оставив университет, Мор получил известность как один из наиболее талантливых проповедников новых идей – идей гуманизма. Его лицо с резкими, неправильными чертами, серые беспокойные глаза, тонкие подвижные губы, которые мы видим на его портрете кисти Гольбейна – отражали энергичный, жаждущий знаний ум и свойственный ему добродушный, с оттенком грусти юмор. Между тем молодой юрист, смеявшийся над суевериями и аскетизмом монахов, сам носил власяницу и обучался покаянию, готовя себя для кельи, которую желал получить у картезианцев. Характерно, что из всех веселых и разгульных ученых Возрождения он выбрал предметом своего преклонения Пико де Мирандолу – ученика Савонаролы. Ханжи, слушавшие его смелые суждения, называли Мора вольнодумцем, однако у этого вольнодумца блестели глаза и путался от благоговейного волнения язык, когда он говорил с друзьями о Небе и загробном воздаянии. На королевскую службу он поступил с открыто высказанным условием, что будет «сперва повиноваться Богу и только после Бога – королю».
В характере Мора, однако, не было ничего от монашеского аскетизма. Раскрепощающий человека свет нового образования, казалось, воплотился в молодом ученом, в его веселой болтовне, любезных манерах, беспощадных эпиграммах, страстной любви к музыке. Ему были свойственны всепожирающая страсть к чтению, парадоксальность мнений, шутки над монахами, горячая любовь к свободе. Но события скоро показали, что под внешней оболочкой светского человека таились суровая непоколебимость и сознательная решимость. Флорентийские ученые того времени писали трактаты против тирании и вместе с тем льстили дому Медичи. Мор, сделавшись в 1504 году членом парламента, направил все силы на то, чтобы добиться отказа в вотуме тяжелой субсидии, требуемой королем. «Безбородый мальчишка (Мору в то время было двадцать шесть лет. – С. Ц.) обманул доверие короля», – говорили придворные.
Во все царствование Генриха VII Мор предпочитал уклоняться от политической активности, но это не помешало его бурной деятельности на другом поприще – он быстро добился репутации толкового и знающего адвоката. Кроме того, он выступил в качестве историка, издав «Жизнь Эдуарда V» – первое сочинение, написанное чистым английским языком и отличавшееся ясностью слога, свободного от устаревших выражений и классического педантизма. В это время его аскетические мечтания уже сменились семейными привязанностями. Молодой супруг с радостью приучал юную жену делить его литературные и артистические пристрастия. В обхождении с детьми он проявлял всю нежность и благородство своего сердца. Мор любил учить их, используя интерес, проявляемый ими к различным редкостям, собранным в его кабинете; он любил их куклы и игрушки так же, как они сами, и часто уводил важных государственных и ученых мужей в сад – посмотреть на силки для кроликов, расставленные его дочерью, или на кривлянья любимой обезьянки детей. «Я часто целовал вас, но навряд ли когда сек вас», – читаем в одном из его писем.
Восшествие на престол Генриха VIII имело следствием возвращение Мора к политике. В его доме Эразм написал свою «Похвалу глупости», и это сочинение в латинском своем названии «Moriae Encomium» в форме шутливого каламбура указывает на его любовь к чудачествам Мора.
Генрих VIII, покровительствовавший ученым, призвал его ко двору и принял на службу. Но Мор, по отзывам современников, «настолько же старался избегать двора, насколько большинство людей стараются попасть к нему». Как ни странно, причиной тому была чрезмерная любовь к нему короля, из-за которой «он не мог даже раз в месяц получить позволение съездить домой к жене и детям, по которым он очень скучал». Чтобы обрести свободу, Мор «начал тогда притворяться и так мало-помалу отучился от своей прежней веселости».
Мор разделял разочарование своих друзей-гуманистов при внезапном проявлении воинственности у молодого Генриха VIII, но отказ от активной внешней политики снова примирил его с королем, который в свою очередь опять стал пользоваться услугами Мора как советника и дипломата.
В одной из таких дипломатических поездок и родился замысел самой известной книги Мора – о королевстве «Нигде». Вот что рассказывает об этом он сам: «Однажды я был у обедни в церкви Богородицы, самой великолепной, прекрасной и любопытной из церквей Антверпена и при том наиболее посещаемой народом; служба кончилась, и я приготовился идти домой. Тут вдруг я заметил своего друга Пьера Жильса, разговаривавшего с каким-то чужестранцем, человеком уже пожилым, с черным от загара лицом, с большой бородой, в плаще, небрежно наброшенном на его плечи, – по манерам и по костюму я принял его за моряка». Незнакомец оказался спутником Америго Веспуччи в его путешествиях по Новому Свету, «которые теперь печатаются и всеми читаются». По приглашению Мора он пошел на его квартиру, и там «в саду на скамье, покрытой зеленым дерном, мы сели и начали говорить об удивительных приключениях чужестранца – о том, как Веспуччи оставил его в Америке, о его странствиях по странам, лежащим под экватором, и, наконец, о его пребывании в королевстве „Нигде“».
Эта история о «Нигде» или «острове Утопия», услышанная Мором в 1515 году, и послужила основой замечательной книги, излагающей самые сокровенные идеи и мечтания людей Возрождения. До сих пор идеи гуманизма охватывали узкий круг ученых и богословов, но с выходом книги Мора они сделались достоянием множества читателей.
Свободолюбивая мысль Мора подвергла критике все старые формы общественного и политического строя. От мира, в котором полуторатысячелетнее извращение учения Иисуса Христа породило общественную несправедливость, религиозную нетерпимость и политическую тиранию, философ обращается к своей «Утопии», где стараниями естественной человеческой добродетели осуществляются те цели свободы, равенства и братства, для достижения которых и созданы общественные учреждения. Мор в своих блужданиях по идеальной стране человеческого разума доходит до решения великих вопросов, поставленных историей перед человечеством много позднее: вопросов о труде, свободе совести, социальной справедливости и т. д. Он вполне отдавал себе отчет, что заглянул даже не в завтрашний, а в послезавтрашний день, и закончил книгу характерными словами: «В республике Утопия есть многое, что я бы желал видеть осуществленным в нашей стране, но чего я не надеюсь увидеть».
Вместе с тем Мор оставался правоверным католиком. Учение Лютера не встретило поддержки у гуманистов. Сам Генрих VIII, будучи образованным богословом, в 1521 году выступил против великого религиозного реформатора с сочинением «Защита семи таинств», за что был награжден Папой Львом X титулом «Защитника веры». Дерзкая ругань Лютера в ответном послании заставила Мора взяться за перо. Благодаря этому выступлению влияние гуманистов при английском дворе возросло, а Мор сделался членом королевского Совета.
В свою очередь Лютер обрушился на гуманистов со всей яростью своего неистового темперамента. Идеи Возрождения были враждебны ему, быть может, еще больше, чем религиозная доктрина Рима. Виттенбергский реформатор с ужасом отворачивался от мечтаний о новом золотом веке, который должен был тихо и мирно наступить благодаря постепенному развитию общества, литературы и улучшению нравов. Лютер не симпатизировал науке; он презирал человеческий разум так сильно, как любой из средневековых догматиков; он ненавидел саму мысль о религиозной терпимости. В ответ на сочинение Мора он во всеуслышание заявил, что человек окончательно и бесповоротно порабощен первородным грехом и не способен собственными усилиями открыть истину или достичь совершенства.
Возрождение такого христианства, которое должно было сеять ненависть и разделять людей по религиозному признаку, было особенно ненавистно Мору. Характер его, до сих пор представлявшийся всем знавшим его «таким ласковым, добрым и счастливым», внезапно изменился. Его послание Лютеру в ответ на дерзости, допущенные тем против короля, по тону мало чем отличалось от сочинения, на которое он напал. Разрыв гуманистов с Реформацией был полный.
После падения Уолси государственная печать была предложена Мору. Новый канцлер мечтал о проведении в жизнь мягких религиозных реформ, направленных на повышение нравственного и образовательного уровня духовенства и подавление духа мятежа против единства церкви. Его строгие меры против протестантов остаются единственным пятном на памяти этого человека. В падении Уолси, являвшегося противником Мора, последний увидел возможность осуществить давно задуманные гуманистами религиозные и политические реформы, призванные восстановить английскую свободу. Новый канцлер был полон энергии и замыслов, которым, увы, не дано было осуществиться.
Вопрос о разводе, так раздражавший короля, поначалу не представлялся Мору серьезным затруднением. Он полагал, что будет достаточно парламентского акта, признающего Анну Болейн королевой, а будущих детей от нее – наследниками престола. Но по мере развития политических идей Кромвеля Мор сделался осторожнее. Католические наклонности его ума, боязнь раскола в церкви, вспышки религиозного фанатизма и междоусобных войн, которые явятся неизбежными следствиями этого раскола, – все это заставляло его сопротивляться религиозному отделению Англии от Рима, а значит, в конце концов и разводу Генрихами с Екатериной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41