Просто я не хотел, чтобы вы продавали вещи, иначе у вас появились бы деньги на доктора и оплату недорогого жилья. И тогда я убедил вас позволить запереть драгоценности в сейфе. Поверьте, мои слуги вполне достойны доверия.— А если бы я потребовала их обратно?— Ключ от сейфа… к сожалению… на время потерялся бы.— Так значит, и склад никто не грабил? — вырвалось у девушки.— Нет. Я просто велел перевезти все ценности в другое место на случай, если бы вы сами захотели увидеть, что осталось после взлома. Но уверяю вас, я все бы вернул, поэтому и сообщил о своем намерении искать воров, чтобы вы не удивились, если позже вещи оказались бы на месте. Я совсем не собирался ничего отнимать у вашей семьи.— Нет. Всего-навсего уничтожить нас, — проговорила девушка с такой горечью, что Винсент невольно нахмурился.— Неужели вы не понимаете, что все это — вещи совершенно разные?— Да? Кажется, вы преуспели во всем…— С той минуты, как вы появились в моем доме, — перебил он, — я почти забыл о вашем отце. Жил и дышал вами. Вы завладели моими мыслями. Все, что я делал, имело одну цель — добиться вас. Но я убедил себя, что могу сделать это только под предлогом мести. Я не мог поступить, как полагается в таких случаях, жениться на вас, потому что Джордж Аскот был моим врагом…— Он никогда не был вашим врагом.— Тогда мне казалось, что был. Поймите, я был в этом твердо уверен. Я винил вашего отца в разорении моего брата, и следовательно, в его гибели. И все же я просто намеревался уничтожить его компанию и доброе имя. С меня и этого было бы достаточно. Мера за меру, как говорится. Он мог еще подняться, завести новое дело. Альберта же, как я думал, уже не воскресишь.— Но зачем вы говорите мне все это? Какое мне дело? Хуже всего, что вы соблазнили меня без намерения жениться. Признайте это!— Уже признал. Я лишь хотел объяснить, почему в то время не мог жениться на вас и почему теперь все мои намерения и решения кажутся столь ничтожными.— Я знаю почему! По словам отца, ваш брат жив. Это тем более не извиняет того, что вы натворили.— Но как я понял, отец не сказал вам, что моя месть больше не имела никакого смысла еще до того, как он объявился. Или вы не помните, о чем именно мы говорили до его прихода?— Припоминаю, как вы рассуждали, что не можете жениться на мне из-за отца.— Но уже тогда я осознал, что вы для меня — все. И если вспомните, я так и сказал. Для меня вендетта потеряла всякий смысл. Я даже попытался объяснить вашему отцу, что все еще можно исправить, но в эту минуту вы перебили меня, по-своему рассказав о случившемся отцу.Так он признался в нагромождении лжи лишь для того, чтобы добиться ее доверия? Только последняя идиотка позволит ему снова ее одурачить… но она и так уже сделала глупость, согласившись на этот разговор.— Ваша исповедь закончена?Именно ее сухой тон убедил его, что попытки примирения тщетны. Никакие мольбы не смогут разбить лед, сковавший ее сердце. Глаза Винсента стали такими печальными, что Ларисса едва не заплакала. Но она не смягчится, ни за что не смягчится…— Нет. Вам следует знать, что это я был в вашей комнате в ту ночь и долго стоял, сходя с ума от желания. Та дурацкая история о лунатизме тоже не правда. Я велел поставить замки на двери, боясь, что снова не удержусь и войду к вам.— А ваше прошлое? Вы поведали о нем, чтобы добиться моего сочувствия? И это тоже обман.— Ваше сострадание — редкая и драгоценная вещь, Ларисса, и я им воспользовался. Но у меня не было необходимости сочинять жалостные истории, чтобы пробудить в вас участие. Все, что я рассказывал о своем детстве, — чистая, хоть и не слишком приятная правда. Просто я ни с кем не делился раньше: ненавижу, когда меня жалеют, — пояснил Винсент и, сухо усмехнувшись, добавил:— К вам это не относится. Ваша жалость — вещь поразительная. Никогда не мог перед ней устоять.— А ваши усилия оказались бессмысленными.— То есть как?— Я могла бы уйти в любой момент, и никакая ложь мне не помешала бы.— Не забывайте, вам приходилось заботиться о брате. Куда бы вы пошли без денег?— Верно, только в конторе отца хранились ценности, о которых я не упоминала: дорогая картина и несколько древних карт, которые отец собирался продать, да все руки не доходили. За карты дали бы неплохие деньги.— И за «Нимфу».— Откуда вы знаете? — ахнула девушка.— Логический вывод, ничего более, — приглушенно рассмеялся Винсент. — Видите ли, я несколько месяцев искал эту картину по поручению клиента. Известно было только, что она находится у какого-то судовладельца.— Но почему именно эта картина?— Вы ее видели?— Понимаете, — нахмурилась Ларисса, — когда я в последний раз приходила к отцу, он буквально выставил меня из хранилища, заявив, будто не желает, чтобы я даже мельком взглянула на этот позор. И добавил, что подобные вещи непристойно показывать детям. Наверное, на картине была изображена обнаженная женщина.— Да, и в весьма рискованной позе, полагаю, — кивнул Винсент. — Но мой клиент готов заплатить за нее полмиллиона фунтов.— Сколько? Он что, не в своем уме?— Нет, просто крайне эксцентричен и денег имеет куда больше, чем сможет потратить за целых три жизни.— Вы смеетесь надо мной. Не слишком-то вежливо с вашей стороны при подобных обстоятельствах. Но чего и ждать от обманщика!— Клянусь, у меня подобного и в мыслях не было, — вздохнул он. — Кстати, вы прекрасно его знаете. Это Джонатан Хейл, которому не терпится заполучить картину настолько, что он нанял меня для ее поисков. Теперь дело сделано. Она у вас. Уверен, что стоит мне обо всем ему рассказать, и он немедленно отправится к вашему отцу.— Но зачем вам делать одолжение папе? Что за этим кроется?— Если перестанете подозревать меня в нечестных мотивах и подумаете обо всем, что я вам тут наговорил сегодня, сами найдете ответ. Приходилось вам когда-нибудь горько сожалеть о своих поступках?— Кроме встречи с вами?Винсент залился краской, но все же не отступил:— Разве вы сами не упоминали о том, как ненавидели отца за переезд в Лондон и теперь раскаиваетесь, что дурно с ним обращались?— Вы сравниваете детские выходки с тем, что сделали со мной? — недоверчиво переспросила она.— Нет, просто напоминаю: никто из нас не совершенен. И не всегда мы ведем себя так, как хотелось бы, наоборот, чересчур часто идем на поводу у своих ощущений. Я привык властвовать собой, Рисса. Господи, я даже имел глупость считать, будто вовсе обхожусь без всяких чувств, поскольку много лет прожил в ледяном царстве ненависти и равнодушия. Но потом встретил вас, и оказалось, что и я не застрахован от необдуманных поступков.Глаза его снова загорелись знакомым золотым огнем, и этот огонь передался Лариссе. До сих пор ей удавалось никак не откликаться на его близость или по крайней мере удачно притворяться, но больше ей не вынести.— Я вас выслушала. Теперь уходите, пожалуйста.— Рисса, я люблю вас, и если вы отказываетесь верить всему, что бы я ни сказал, поверьте хотя бы этому.Но Ларисса уже бежала наверх, туда, где можно запереться и спокойно поплакать. Лучше бы он не приходил. Лучше бы ей не слышать этих последних слов, которые отныне будут день и ночь звучать в ее ушах. Глава 26
Вечером Ларисса не спустилась к ужину. На следующий день они с отцом возвращались в Лондон, поэтому она могла спокойно остаться в одиночестве под предлогом сборов в дорогу. Да и не стоит портить настроение окружающим своим кислым видом. Наверное, удача совсем отвернулась от нее, позволив ей оказаться в холле как раз в момент появления Винсента. А сама она, должно быть, совсем ума лишилась, если вместо того, чтобы вовремя сбежать, вступила в разговор.Со временем она наверняка взяла бы себя в руки и стала вести прежнюю жизнь… Если бы не выслушала его чистосердечную исповедь. Теперь она знала не только самое худшее, но и лучшее, если бы, конечно, могла ему поверить. И это больше всего печалило ее. Ларисса не поверила ни одному его слову. Да и как можно после всего, что было? Она столкнулась с ложью впервые в жизни, так откуда же ей было распознать обман? Нет, Винсент слишком многого просит: забыть, простить и снова принять его. Но ведь он может лгать так искусно, так убедительно, что ей никогда не узнать правды!Разумеется, у всякого есть недостатки, и каждый может ошибаться, но такая жестокость просто немыслима! Пусть говорят, что все это чепуха, что только любовь важна, но сомнения не оставляют Лариссу. Пусть она по-прежнему любит его, что так неоспоримо подтвердила сегодняшняя встреча. Сердце до сих пор не успокоилось и нестерпимо ноет. Но она презирает Винсента за все, что тот сделал, и никогда не сможет смириться и простить его.Ларисса с ужасом думала о предстоящей бессонной ночи, поэтому очень обрадовалась, когда в дверь постучал отец. Однако оказалось, что предмет разговора далеко не так приятен.— Мне сообщили, что лорд Эверетт нанес тебе сегодня визит, — начал он, устраиваясь у камина рядом с дочерью, молча смотревшей в весело пляшущий огонь. — Не думал, что он последует за мной сюда, иначе позаботился бы, чтобы его не пустили дальше дверей. Надеюсь, ты знаешь, что я настоятельно запретил ему видеть тебя. Очевидно, он меня не послушал.— Ничего страшного, — отозвалась она. — Вряд ли он снова попытается встретиться со мной.— Значит, ты ему отказала?— Ты знал, о чем он собирается просить?— Скорее догадался. Он твердит, что любит тебя. У тебя есть причины сомневаться в этом после пережитого.— Да… нет… не знаю, — раздраженно буркнула она. — Совсем запуталась.— Прости, Рисса, я понимаю, что ты не хочешь говорить о случившемся. Но судя по твоему тоскливому виду, я предположил, что он тебе тоже небезразличен.— Был. Теперь трудно сказать.— Ах, если бы можно было прогнать любовь двумя-тремя резкими словами! Вот, возьми и прочитай, — отец протянул ей письма. — Они у меня уже несколько дней. Не хотел показывать их тебе, боялся, что снова расстроишься, но, похоже, напрасно это сделал.— О чем ты?— О письмах. Их принес Эверетт вместе с купчей на наш дом. Я случайно наткнулся на них после его ухода. Ты что-то знаешь о его брате?— Почти ничего. Барон редко о нем говорил, и только когда рассказывал о детстве, мучительно одиноком… он клялся, что тут не сказал ни слова не правды.— Но ты не веришь.— Я уже сказала, что не могу отличить истину от вымысла. Что же до Альберта… они дружили только когда были маленькими. Видишь ли, Альберт был любимчиком родителей. Повсюду ездил с ними, а Винсента бросали дома. Однако, насколько я поняла, Винсент привык опекать брата и помогать ему во всем. Называет это братским долгом. Учти, я только передаю его слова, слова человека, который лжет.На этот раз отец не обратил внимания на ее выпад.— Думаю, ты многое поймешь из этих писем, — пообещал он. Ларисса вопросительно взглянула на отца, но тот, ничего не объясняя, знаком велел ей прочесть письма. Ларисса молча повиновалась. Оба были от Альберта. Ей пришлось прочитать первое дважды, чтобы уловить смысл.— Кажется, здесь тебя выставляют в весьма неприглядном виде? — усмехнулась она наконец.— Да, и письмо написано обиженным ребенком. Даже сам Альберт признает во втором письме, что так и не стал взрослым, по крайней мере чтобы отвечать за собственные поступки.— Можно подумать, сам Винсент об этом понятия не имел.— Ты сама сказала, что они с братом были не слишком близки.— Ты его защищаешь? — удивилась она.— Нет, просто пытаюсь поставить себя на его место и сознаю, что, окажись в таких же обстоятельствах, я действовал бы точно так же, а может, и еще жестче.Скорее всего просто вызвал бы на дуэль человека, доведшего до самоубийства моего родственника.— Но месть бессмысленна, ты сам так утверждал. И воспитал нас в христианском духе.— Это верно', особенно когда у тебя нет средств вершить возмездие. Но если жертва погибла от своей собственной руки, а преследователь вышел сухим из воды, неплохо бы подтолкнуть ленивое правосудие.— Ты в самом деле защищаешь его?— Нет, — усмехнулся Джордж, — хотя бы потому, что многие факты остаются неизвестными нам. Даже Альберт признает, что все это время не расставался с бутылкой, и не может точно вспомнить, что послужило причиной его разорения. К сожалению, лорд Эверетт пришел к поспешным выводам. Но учитывая все, что написал его брат, трудно их оспорить.— Все могло быть иначе, потрудись он узнать тебя лучше, — не сдавалась девушка. — Ты никогда не поступил бы так отвратительно…— Не стоит так яростно негодовать, Рисса, — снова улыбнулся отец, — все закончилось благополучно, мало того, с некоторой выгодой для нас. Единственная, кто в самом деле пострадал, — это ты, но все еще можно исправить…— Выйдя за него замуж? — фыркнула она.— Только ты сама вправе решать, как быть, — покачал головой отец и направился к двери, но у самого порога обернулся:— Я несколько раз перечитал первое письмо и позволил себе немного поиграть в «что, если бы…». Советую тебе сделать то же самое. Представь, что это писал взрослый Томас и адресовал его тебе. А потом спроси себя, как бы ты поступила. Глава 27
Винсент не знал, как случилось, что отныне Джонатан Хейл считал его своим лучшим другом. И, как ни забавно это звучит, почти не ошибался. Винсент от души радовался каждому его приезду, вероятно, потому, что жаждал отвлечься. Но Джон, уверенный, что они друзья, был так трогателен, мил и забавен, что Винсент искренне наслаждался пребыванием в его обществе. И быстро понял, что без визитов и веселой болтовни Джона у него совсем не было бы спасения от ледяного холода, царившего в душе.Да, до сих пор беды и неудачи обходили его стороной. Винсенту везло во всех предприятиях… кроме одного. Главного. Того, которое только и было смыслом его жизни. Как самонадеянно было с его стороны считать, будто он сумеет убедить Лариссу дать ему еще шанс. Что всего один разговор с глазу на глаз все изменит. Она все еще неравнодушна к нему, это видно по глазам. И только? Но разве этого достаточно? А ведь он воображал, будто, облегчив душу, сумеет уговорить ее начать все сначала. И снова ошибся.Оставалось надеяться, что он пришел к ней слишком рано, что боль в сердце еще не утихла, а горечь обмана не иссякла. Но если она не нашла в своей душе сил простить его или хотя бы понять, почему он пошел на такое, значит, никакое время не залечит глубоких ран, нанесенных им.Во всей этой грустной истории повезло одному Джонатану. Аскоты не воспользовались его страстным желанием иметь картину, хотя знали, сколько тот собирался заплатить. Джордж продал ему «Нимфу» по вполне разумной цене, составлявшей чуть меньше комиссионных, причитавшихся Винсенту. Тот был вынужден признать, что Аскот — честный и порядочный человек, каким рисовала его Ларисса, что, разумеется, отнюдь не улучшило его настроения.И как же теперь жить, если нет сил оборвать связи с прошлым?Одной из таких связей была рождественская елка в гостиной. Он не собирался ее выбрасывать. Будет стоять здесь, пока не останется один остов, но Винсент дождется, когда Ларисса придет за игрушками. Верно говорит Джонатан, они ей дороги, и Винсент именно на это и рассчитывал. Но когда Ларисса явится, ее не будет ждать заранее сложенный сундучок, с тем чтобы она могла повернуться и уйти. Нет, ей придется снимать украшения. Это его последняя надежда. Остаться ненадолго наедине с прекрасной Лариссой. Может, она вспомнит, как они веселились, наряжая елку. Он рассчитывал и на другие воспоминания, связанные с этим домом. Вдруг она поймет, какой чудесной была бы их жизнь вдвоем… если только она хоть раз ему поверит.Теперь Винсент постоянно сидел дома, выходя лишь в случае крайней необходимости. Мало того, он строго-настрого наказывал прислуге немедленно послать за ним, если покажется Ларисса, и велел не впускать ее, если его нет дома. Пусть возвращается, когда он здесь.Винсент ждал.Она пришла к полудню, когда он обычно бывал дома. Значит, не пыталась уклониться от встречи. Он нашел девушку в холле, где ее оставил дворецкий. Ларисса, похоже, нервничала, но трудно было сказать наверняка, потому что ее красота, как всегда, ослепила его. Однако Винсент заметил прикушенную нижнюю губку и сжатые кулачки. Вероятно, именно поэтому она при виде его громко выпалила:— Я пришла за своими елочными украшениями. Не могла заставить себя забрать их раньше.— Вернее, не могли заставить себя встретиться со мной.— Вовсе нет. Просто хотела, чтобы и у вас была красивая елка. Хотя бы раз. Мы обошлись елкой Эпплби, но я знала, что если забрать игрушки, вы не станете делать новые.— Почему?— Простите?— Почему это для вас так важно? — терпеливо переспросил он.— Потому что это ваша первая елка.— И что же? Я долго обходился без оной и вполне мог бы прожить так всю жизнь.— Вам все равно, а меня это огорчает.— Рисса, — нежно улыбнулся он, — все елки мира ничто, если ты не сможешь разделить со мной эту радость.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15
Вечером Ларисса не спустилась к ужину. На следующий день они с отцом возвращались в Лондон, поэтому она могла спокойно остаться в одиночестве под предлогом сборов в дорогу. Да и не стоит портить настроение окружающим своим кислым видом. Наверное, удача совсем отвернулась от нее, позволив ей оказаться в холле как раз в момент появления Винсента. А сама она, должно быть, совсем ума лишилась, если вместо того, чтобы вовремя сбежать, вступила в разговор.Со временем она наверняка взяла бы себя в руки и стала вести прежнюю жизнь… Если бы не выслушала его чистосердечную исповедь. Теперь она знала не только самое худшее, но и лучшее, если бы, конечно, могла ему поверить. И это больше всего печалило ее. Ларисса не поверила ни одному его слову. Да и как можно после всего, что было? Она столкнулась с ложью впервые в жизни, так откуда же ей было распознать обман? Нет, Винсент слишком многого просит: забыть, простить и снова принять его. Но ведь он может лгать так искусно, так убедительно, что ей никогда не узнать правды!Разумеется, у всякого есть недостатки, и каждый может ошибаться, но такая жестокость просто немыслима! Пусть говорят, что все это чепуха, что только любовь важна, но сомнения не оставляют Лариссу. Пусть она по-прежнему любит его, что так неоспоримо подтвердила сегодняшняя встреча. Сердце до сих пор не успокоилось и нестерпимо ноет. Но она презирает Винсента за все, что тот сделал, и никогда не сможет смириться и простить его.Ларисса с ужасом думала о предстоящей бессонной ночи, поэтому очень обрадовалась, когда в дверь постучал отец. Однако оказалось, что предмет разговора далеко не так приятен.— Мне сообщили, что лорд Эверетт нанес тебе сегодня визит, — начал он, устраиваясь у камина рядом с дочерью, молча смотревшей в весело пляшущий огонь. — Не думал, что он последует за мной сюда, иначе позаботился бы, чтобы его не пустили дальше дверей. Надеюсь, ты знаешь, что я настоятельно запретил ему видеть тебя. Очевидно, он меня не послушал.— Ничего страшного, — отозвалась она. — Вряд ли он снова попытается встретиться со мной.— Значит, ты ему отказала?— Ты знал, о чем он собирается просить?— Скорее догадался. Он твердит, что любит тебя. У тебя есть причины сомневаться в этом после пережитого.— Да… нет… не знаю, — раздраженно буркнула она. — Совсем запуталась.— Прости, Рисса, я понимаю, что ты не хочешь говорить о случившемся. Но судя по твоему тоскливому виду, я предположил, что он тебе тоже небезразличен.— Был. Теперь трудно сказать.— Ах, если бы можно было прогнать любовь двумя-тремя резкими словами! Вот, возьми и прочитай, — отец протянул ей письма. — Они у меня уже несколько дней. Не хотел показывать их тебе, боялся, что снова расстроишься, но, похоже, напрасно это сделал.— О чем ты?— О письмах. Их принес Эверетт вместе с купчей на наш дом. Я случайно наткнулся на них после его ухода. Ты что-то знаешь о его брате?— Почти ничего. Барон редко о нем говорил, и только когда рассказывал о детстве, мучительно одиноком… он клялся, что тут не сказал ни слова не правды.— Но ты не веришь.— Я уже сказала, что не могу отличить истину от вымысла. Что же до Альберта… они дружили только когда были маленькими. Видишь ли, Альберт был любимчиком родителей. Повсюду ездил с ними, а Винсента бросали дома. Однако, насколько я поняла, Винсент привык опекать брата и помогать ему во всем. Называет это братским долгом. Учти, я только передаю его слова, слова человека, который лжет.На этот раз отец не обратил внимания на ее выпад.— Думаю, ты многое поймешь из этих писем, — пообещал он. Ларисса вопросительно взглянула на отца, но тот, ничего не объясняя, знаком велел ей прочесть письма. Ларисса молча повиновалась. Оба были от Альберта. Ей пришлось прочитать первое дважды, чтобы уловить смысл.— Кажется, здесь тебя выставляют в весьма неприглядном виде? — усмехнулась она наконец.— Да, и письмо написано обиженным ребенком. Даже сам Альберт признает во втором письме, что так и не стал взрослым, по крайней мере чтобы отвечать за собственные поступки.— Можно подумать, сам Винсент об этом понятия не имел.— Ты сама сказала, что они с братом были не слишком близки.— Ты его защищаешь? — удивилась она.— Нет, просто пытаюсь поставить себя на его место и сознаю, что, окажись в таких же обстоятельствах, я действовал бы точно так же, а может, и еще жестче.Скорее всего просто вызвал бы на дуэль человека, доведшего до самоубийства моего родственника.— Но месть бессмысленна, ты сам так утверждал. И воспитал нас в христианском духе.— Это верно', особенно когда у тебя нет средств вершить возмездие. Но если жертва погибла от своей собственной руки, а преследователь вышел сухим из воды, неплохо бы подтолкнуть ленивое правосудие.— Ты в самом деле защищаешь его?— Нет, — усмехнулся Джордж, — хотя бы потому, что многие факты остаются неизвестными нам. Даже Альберт признает, что все это время не расставался с бутылкой, и не может точно вспомнить, что послужило причиной его разорения. К сожалению, лорд Эверетт пришел к поспешным выводам. Но учитывая все, что написал его брат, трудно их оспорить.— Все могло быть иначе, потрудись он узнать тебя лучше, — не сдавалась девушка. — Ты никогда не поступил бы так отвратительно…— Не стоит так яростно негодовать, Рисса, — снова улыбнулся отец, — все закончилось благополучно, мало того, с некоторой выгодой для нас. Единственная, кто в самом деле пострадал, — это ты, но все еще можно исправить…— Выйдя за него замуж? — фыркнула она.— Только ты сама вправе решать, как быть, — покачал головой отец и направился к двери, но у самого порога обернулся:— Я несколько раз перечитал первое письмо и позволил себе немного поиграть в «что, если бы…». Советую тебе сделать то же самое. Представь, что это писал взрослый Томас и адресовал его тебе. А потом спроси себя, как бы ты поступила. Глава 27
Винсент не знал, как случилось, что отныне Джонатан Хейл считал его своим лучшим другом. И, как ни забавно это звучит, почти не ошибался. Винсент от души радовался каждому его приезду, вероятно, потому, что жаждал отвлечься. Но Джон, уверенный, что они друзья, был так трогателен, мил и забавен, что Винсент искренне наслаждался пребыванием в его обществе. И быстро понял, что без визитов и веселой болтовни Джона у него совсем не было бы спасения от ледяного холода, царившего в душе.Да, до сих пор беды и неудачи обходили его стороной. Винсенту везло во всех предприятиях… кроме одного. Главного. Того, которое только и было смыслом его жизни. Как самонадеянно было с его стороны считать, будто он сумеет убедить Лариссу дать ему еще шанс. Что всего один разговор с глазу на глаз все изменит. Она все еще неравнодушна к нему, это видно по глазам. И только? Но разве этого достаточно? А ведь он воображал, будто, облегчив душу, сумеет уговорить ее начать все сначала. И снова ошибся.Оставалось надеяться, что он пришел к ней слишком рано, что боль в сердце еще не утихла, а горечь обмана не иссякла. Но если она не нашла в своей душе сил простить его или хотя бы понять, почему он пошел на такое, значит, никакое время не залечит глубоких ран, нанесенных им.Во всей этой грустной истории повезло одному Джонатану. Аскоты не воспользовались его страстным желанием иметь картину, хотя знали, сколько тот собирался заплатить. Джордж продал ему «Нимфу» по вполне разумной цене, составлявшей чуть меньше комиссионных, причитавшихся Винсенту. Тот был вынужден признать, что Аскот — честный и порядочный человек, каким рисовала его Ларисса, что, разумеется, отнюдь не улучшило его настроения.И как же теперь жить, если нет сил оборвать связи с прошлым?Одной из таких связей была рождественская елка в гостиной. Он не собирался ее выбрасывать. Будет стоять здесь, пока не останется один остов, но Винсент дождется, когда Ларисса придет за игрушками. Верно говорит Джонатан, они ей дороги, и Винсент именно на это и рассчитывал. Но когда Ларисса явится, ее не будет ждать заранее сложенный сундучок, с тем чтобы она могла повернуться и уйти. Нет, ей придется снимать украшения. Это его последняя надежда. Остаться ненадолго наедине с прекрасной Лариссой. Может, она вспомнит, как они веселились, наряжая елку. Он рассчитывал и на другие воспоминания, связанные с этим домом. Вдруг она поймет, какой чудесной была бы их жизнь вдвоем… если только она хоть раз ему поверит.Теперь Винсент постоянно сидел дома, выходя лишь в случае крайней необходимости. Мало того, он строго-настрого наказывал прислуге немедленно послать за ним, если покажется Ларисса, и велел не впускать ее, если его нет дома. Пусть возвращается, когда он здесь.Винсент ждал.Она пришла к полудню, когда он обычно бывал дома. Значит, не пыталась уклониться от встречи. Он нашел девушку в холле, где ее оставил дворецкий. Ларисса, похоже, нервничала, но трудно было сказать наверняка, потому что ее красота, как всегда, ослепила его. Однако Винсент заметил прикушенную нижнюю губку и сжатые кулачки. Вероятно, именно поэтому она при виде его громко выпалила:— Я пришла за своими елочными украшениями. Не могла заставить себя забрать их раньше.— Вернее, не могли заставить себя встретиться со мной.— Вовсе нет. Просто хотела, чтобы и у вас была красивая елка. Хотя бы раз. Мы обошлись елкой Эпплби, но я знала, что если забрать игрушки, вы не станете делать новые.— Почему?— Простите?— Почему это для вас так важно? — терпеливо переспросил он.— Потому что это ваша первая елка.— И что же? Я долго обходился без оной и вполне мог бы прожить так всю жизнь.— Вам все равно, а меня это огорчает.— Рисса, — нежно улыбнулся он, — все елки мира ничто, если ты не сможешь разделить со мной эту радость.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15