После ужина все собрались в гостиной. Вскоре Ларисса извинилась и ушла к себе. День оказался чересчур утомительным, поскольку она не привыкла ко всеобщему вниманию. Хейла ее уход, очевидно, расстроил. Приехав поздно, он не успел поговорить с ней и поэтому не на шутку разозлился.— Повторяю, я не намерен жениться ни на Лариссе, ни на ком другом, — заверил Винсент.— Слепец! Перед этой красотой устоять невозможно.— Не мели чепухи, — бросил Винсент, сдерживая улыбку. — Да, она красива, но у меня нет ни малейшего желания усложнять себе жизнь.— Но рано или поздно тебе придется жениться.— Зачем? Ты ведь до встречи с Лариссой ни о чем подобном не помышлял. И наследник мне ни к чему.— Нужно же кому-то передать титул, — возразил Джонатан.— Пропади он пропадом. Плевать мне на него и все остальное.— Это как-то неестественно, Винсент. Барон пожал плечами, показывая, что ему действительно абсолютно все равно, но все же добавил:— Кроме того, все эти разговоры ни к чему. Я не просил и не попрошу ее выйти за меня замуж. Что же касается поездки в театр… Тебе не приходило в голову, что я просто хотел отвлечь девушку от тревожных мыслей? Или ты не знаешь, что затянувшееся отсутствие отца заставляет ее предполагать самое худшее. И наконец, кто же знал, что в таком театре можно встретить людей нашего круга? На этот раз не повезло — спектакль имел огромный успех.— А что, если ее отца уже нет в живых? Ну вот, кажется, Джонатан уже подумывает, как использовать добытые сведения, чтобы завоевать девушку.— Вряд ли.— Но такое возможно?— Всякое случается. Но скорее всего он приедет если не на этой неделе, то на следующей, как только закончит дела. Ему наверняка захочется провести Рождество с семьей. Но, к несчастью, Ларисса вбила себе в голову, что случилось нечто ужасное, и теперь никакие уговоры не помогут ей избавиться от страха. Сколько раз я безуспешно пытался убедить ее, что все будет хорошо! Поэтому и повез в театр, чтобы хоть немного успокоить.— В таком случае она чертовски хорошо умеет скрывать свое беспокойство, — нахмурился Джонатан. — Как же тебе удалось обо всем узнать?— Нетрудно догадаться, если при упоминании об отце у нее слезы льются ручьем, — сухо заметил Винсент.— Я был бы просто счастлив избавить тебя от излишнего бремени и принять на себя заботу о ее развлечениях. Зачем тебе лишние хлопоты? Довольно и того, что ты позволил девушке и ее брату остаться здесь до возвращения отца. Кстати, а зачем тебе понадобилось выселять их из собственного дома?Джонатан явно переходил все границы, бесцеремонно вмешиваясь в дела, которые его не касались, и прекрасно сознавал это. Недаром смущенно покраснел. Однако не замял разговора, явно желая узнать о Лариссе как можно больше. Очевидно, надеялся, что Винсент поймет это и поможет ему.Барон вздохнул. Лгать было не в его привычках, но с самой первой встречи с Лариссой он, кажется, слова правды не сказал. И не может же он после того, как заверил виконта, будто не интересуется девушкой, признаться, что привез ее в свой дом специально, с целью обольстить и завладеть! И что целью всего коварного замысла было навлечь позор на ее семью. Уж эти новости Джонатан охотно разделит с Лариссой, хотя бы для того, чтобы заслужить ее благодарность.Поэтому Винсент продолжал громоздить одну ложь на другую:— Чисто деловое решение, предпринятое лишь потому, что Джорджа Аскота нет в стране и связаться с ним нет возможности. Когда я понял, что в таких обстоятельствах его дети останутся без крова и защиты, я не задумываясь дал им приют до возвращения отца.— Рад слышать, что ты не так бессердечен, как кажешься, — бросил Джонатан.— Весьма сомнительный комплимент, — пробормотал Винсент, нахмурившись. — И что было такого бессердечного в моих остальных поступках?— По-моему, довольно жестоко выгонять людей из дома перед Рождеством, — пояснил Джонатан.— Интересно, какое отношение имеет бизнес к праздникам?— Да собственно говоря, никакого, — растерялся Джонатан. — Просто именно этот праздник стал олицетворением доброты и великодушия.— Прости, но в отличие от тебя я не настолько сентиментален и к тому же отнюдь не суеверен. Для меня это всего лишь очередной день.— Как это грустно, Винсент… — вздохнул Джонатан.— Но почему?— Видишь ли, тебе так и не довелось узнать радости и тепла, идущих рука об руку с добротой и великодушием. Поверь мне, это нечто чудесное! Враги в этот праздник объявляют перемирие. Соседи вспоминают о тех, кто живет рядом. Повсюду только и слышишь пожелания счастья и здоровья. Неужели ты этого никогда не испытывал?— Что-то не припомню, — равнодушно обронил Винсент.— Кровь Христова, а я-то воображал, что ты англичанин, — буркнул Джонатан и, когда Винсент расхохотался, мрачно спросил:— И что тут смешного?— Интересно, что Ларисса сказала то же самое, когда я упомянул, что в этом доме никогда не было елки.— Значит, та, что украшали вчера, куплена специально для нее? — фыркнул Джонатан. — Для человека, не любящего праздники, ты чертовски щедр во всем, что касается девушки. Позволь дать тебе совет. Умерь немного свои порывы, иначе она заберет в голову, что ты ею интересуешься. А этого, разумеется, нет и быть не может. Глава 19
Теории и предположения могут не только притуплять и успокаивать сомнения, но и рушиться со временем, подобно карточным домикам, если их подвергнут логическим рассуждениям и критическому анализу. Именно так и произошло с Лариссой. После той роковой ночи прошло чуть больше недели, и в конце концов она была вынуждена признать, что у Винсента было достаточно возможностей сделать ей предложение. При желании, разумеется.Как ни странно, это открытие ничуть ее не расстроило. Что ни говори, а он ни в чем ее не обманул. Не нарушил никаких обещаний. Во всем виновата она сама и ее собственное глупенькое сердце. В их коротком страстном романе они оба пали жертвой собственных страстей и взаимного притяжения. Только вот последствия будут для каждого разными. Она, романтичная дурочка, возмечтала о свадьбе, а он… он просто искал наслаждений и находил их без каких бы то ни было обязательств. Трудно винить его в этом, впрочем, так же как и любого другого мужчину. Для него это так же естественно, как для нее — ожидать большего.Наверное, удар оказался бы куда тяжелее, если бы Ларисса не скорбела об отце. Как ни парадоксально это звучит, но следует поблагодарить Винсента за то, что дал ей возможность отвлечься.Он приходил в ее комнату ночь за ночью, и она узнала, что желание пьянит, как крепкое вино, и обходиться без его ласк все труднее. Недаром, затаив дыхание, ждала его прикосновений. Ему было неведомо, что в эти минуты она думала лишь о нем, и только наедине с собой Ларисса снова оплакивала отца. С каждым днем ей становилось все труднее скрывать печаль от проницательного брата. Видимо, поэтому Томас перестал спрашивать, почему отца так долго нет. И однажды она застала брата плачущим. Мальчик наконец осознал, что отец больше никогда не вернется. Но по молчаливому согласию они не хотели говорить об этом. Пока.Поэтому Ларисса была благодарна Винсенту не только за то, что он предоставил им убежище на праздники, но и за все бесчисленные и разнообразные развлечения, не дававшие ей погрузиться в бездну отчаяния.И все же она вот уже вторую ночь подряд запирала свою дверь. Больше она не ляжет в постель с Винсентом, особенно теперь, зная, что ничего другого ему от нее не нужно. Нелегко далось ей это решение. Другого, впрочем, она не ожидала. Однако Винсент приходил, как обычно, и тихо окликал ее из-за двери. Ларисса не отвечала, не могла ответить. Сердце нестерпимо болело при мысли о том, что его чувства к ней далеко не так сильны, как она надеялась.
Она промочила насквозь подушку, рыдая о том, каким прекрасным могло бы стать будущее…Но ради Томаса приходилось делать вид, будто ничего не происходит. Вчера, в сочельник, она положила под елку купленные много месяцев назад подарки, и теперь, разбудив Томаса, потащила его в гостиную. Оказалось, что брат тоже припрятал для нее резные вещички, сделанные им самим для сестры и служанок Мары и Мэри, которые тоже присоединились к веселому обряду.Для них, конечно, Рождество было грустным. Не то что в их родном доме, где царили веселье и радость. Но разве дело в подарках? Рождество — праздник семейный, праздник разделенной любви. И что поделаешь, если их семья сегодня неполна и родные тяжел переживают невозможность собраться вместе в этот главный в году день.Мара и Мэри помогли им ненадолго забыться, охая и ахая над мастерством Томаса, совершенствующимся, по их мнению, с каждым годом, и над маленькими безделушками, подаренными Лариссой. Какое счастье, что она догадалась их купить задолго до того, как кончились деньги! Однако Мэри оставалась недолго. Она спешила на кухню. Ларисса сделала служанке лучший подарок, уговорив повара пустить ее в свои владения и не лишать удовольствия готовить рождественского гуся, лучше всего удававшегося Мэри. Ларисса не особенно беспокоилась, что Томас слишком разволнуется, хотя раньше он давно уже прыгал бы от счастья и носился по комнатам. Слава Богу, он хотя бы оправился от тяжелой болезни и постепенно набирался сил и энергии.— Могу я поговорить с вашей сестрой? В дверях стоял Винсент, похоже, не слишком спешивший войти в комнату. Томас, которому и был адресован вопрос, даже не взглянул в его сторону.— Нет, — спокойно ответил он, — если вы снова расстроите ее.— Простите? — выдавил Винсент.— У нее до сих пор глаза красные…— Немедленно замолчи, Томас, — вмешалась Ларисса, пунцовая от стыда. — Мои слезы не имеют никакого отношения к барону, — добавила она и отвела глаза, не в силах лгать брату. — Пожалуйста, забери своих новых солдатиков и иди наверх. Я скоро приду.Томас пронзил ее полным презрения взглядом, означавшим, что он прекрасно разгадал уловку сестры.Но Мара, куда более тактичная, помогла ему собрать деревянных солдатиков, книги и почти утащила из комнаты. Винсент, однако, оказался не столь сообразительным или притворился, будто не понимает, в чем дело, потому что, едва оставшись наедине с ней, осведомился:— Вы опять плакали из-за отца?— Нет.Настала его очередь вспыхнуть. Что ж, если он хочет правды, не стоило задавать лишних вопросов. И ей его не жалко. Настало время откровенного разговора. Он неоднократно избегал или уклонялся от ее намеков, когда они лежали в постели, а днем никак не представлялось возможности уединиться для беседы: слишком много было вокруг посторонних глаз. Но теперь в комнате никого нет, и он не целует ее до умопомрачения и не перебивает дурацкими смешными репликами, пока не настанет время снова зацеловать ее. Наоборот, настала его очередь засыпать се вопросами.— Почему ты не ответила мне прошлой ночью?— Наверное, по той же причине, что ты отказался отвечать мне, — обронила девушка.— О чем ты толкуешь? Ларисса печально улыбнулась:— Прекрати, Винсент, ты никогда не отличался тупостью. Это попросту тебе не идет. Каждый раз, когда я пыталась заговорить о нашей свадьбе, ты тут же менял тему. Я мигнуть не успевала, как мне затыкали рот, и весьма ловко. Что ж, значит, этот предмет мы обсуждать не будем. И поскольку мне достаточно ясно дали это понять, нет ничего удивительного в том, что отныне моя дверь останется запертой.Винсент, нахмурившись, шагнул к ней, но Ларисса повелительно подняла руку и отступила. Она не позволит ему коснуться себя, однако не потому, что теперь все окончательно выяснилось и он действительно не собирался жениться на ней. Нет. Она боялась себя. Собственной слабости. Боялась вновь растаять в его объятиях. Ей следует научиться презирать его. Снова. И уж разумеется, не стоит с замиранием сердца ждать его уверений в том, что все будет хорошо и она стане г его женой. Но она все равно ждала.— Тебе ведь не хочется, чтобы мы расстались, верно? Опять он пытается пустить в ход один из своих бесчисленных тактических приемов, включая вкрадчиво-хрипловатый голос. Сумеет ли она противостоять ему?— Не хочется. В отличие от тебя. Останется ли все по-прежнему или мы сегодня же распрощаемся, зависит от тебя. Я только следую зову своего сердца — И твое сердце подсказывает не прогонять меня. Тут он прав. Ларисса и не подозревала, что успела полюбить его так сильно. А ведь все началось с мыслей о том, как было бы прекрасно выйти за него замуж. Он сумел завоевать сначала ее сострадание, а потом и сердце. То притяжение, которое она испытывала к нему, было престо еще одним благом… или проклятием.— Искушение — это соблазн запретного. Па законам Божеским и человеческим я не имею на тебя никаких прав. Ты для меня запретен. И дело не в моих чувствах. Не будь у меня брата и слуг, за которых я несу ответственность, возможно, все это не казалось столь уж важным. Но отныне мне придется растить Томаса самой. И быть для него таким же примером, каким был отец. Указывать правильный путь.— Твой отец не сумел быть хорошим… не важно, — осекся Винсент, рассеянно запустив пальцы в черную шевелюру. Он сильно расстроен? Или рассержен? Трудно сказать, поскольку он редко выказывал какие-то эмоции, кроме страсти. Ларисса нимало не сомневалась, что ему нравятся такие отношения и он с радостью их продолжит. Очевидно, сейчас он злился, потому что она первая решила прекратить ночные свидания. Иначе Ларисса не могла. Да, она ему небезразлична, но чтобы жениться, позволить ей войти в его жизнь… Тогда где же ее место? Каким он его представляет? Воспитание и происхождение не позволят Лариссе стать его любовницей. Неужели он не ждал ничего большего, кроме короткой мимолетной связи, которая закончится раньше, чем он считал?Она и сама ощутила нечто вроде благодатного гнева. Все что угодно, лишь бы забыть о боли, стиснувшей сердце.— Винсент, я не понимаю, чего вы от меня хотите? Сами-то вы знаете это?— Знаю одно, не хочу, чтобы вы меня покидали.— Это возможно только в случае нашей свадьбы.— Черт побери, — вспылил он, — я не могу на вас жениться!— Но почему? — не выдержала девушка.— Из-за вашего отца.Вместе со смущением в душу прокралась тревога.— При чем тут мой отец?— Есть много такого, о чем вы не подозреваете, — пробормотал Винсент.— В таком случае объяснитесь!— Ларисса, мне не хочется оскорблять ваши дочерние чувства.Девушка побледнела, поняв его слова по-своему:— Значит, он мертв? И вам все было известно с самого начала? Получили доказа…— Нет! — выдохнул он и, подбежав к ней, прежде чем она успела отстраниться, схватил за плечи.— Ничего подобного! Все это теперь не имеет значения. В вас вся моя жизнь. И к тому же ваш отец просто задержался, и нет причин предполагать худшее. Честно говоря, я не удивился бы, постучи он сегодня в дверь.Слова его оказались пророческими. Громкий стук так поразил Лариссу, что она оцепенела и затаила дыхание. Но ожидание оказалось слишком тяжелым испытанием. Она вырвалась из рук Винсента и, не обратив внимания на его тяжкий вздох, метнулась к порогу и тут увидела дворецкого, величаво шествующего к парадному входу.— Я не имел в виду, что он покажется сию же минуту, — прошептал Винсент, и на этот раз ей послышалось в его голосе нечто вроде искреннего сочувствия. Однако она снова проигнорировала его. Больше не стоит слушать ни уверений, ни отрицаний. Это ее последняя надежда. Господи милостивый, пусть это окажется ее отец! Она больше никогда, никогда ни о чем не попросит…Это оказался не он. Огромный, широкоплечий верзила громовым басом осведомился, здесь ли живет барон Уиндсмур. Больше она ничего не слышала. В ушах пронзительно зазвенело. Перед глазами все поплыло. Кажется, она теряет сознание? Как смешно, ведь она всегда гордилась своей выдержкой и самообладанием. Наверное, просто слишком долго сдерживала дыхание…Винсент успел подхватить Лариссу. Откуда-то издалека доносился его встревоженный голос, окликавший ее. Но было поздно. Она чересчур устала, ослабла и больше не в силах бороться с жестокой реальностью. Странно, он говорит совсем как отец. Должно быть, воображение играет с ней злые шутки. Он требует, чтобы она открыла глаза. Нет, ей совсем не хочется… никаких больше разочарований. С нее хватит.— Рисса, пожалуйста, взгляни на меня. Винсент никогда не звал ее Риссой. Девушка взмахнула ресницами и снова забыла о необходимости дышать.— Папа, — прошептала она, — это в самом деле ты? И тут же очутилась в теплых, знакомых, таких родных объятиях, дарующих покой, любовь и сознание того, что теперь все будет хорошо. Совсем как в детстве. Это он. О Боже, это он, живой, живой, живой…Тихие прерывистые рыдания сотрясли ее хрупкое тело. Создатель внял ее молитвам. В этот святой день свершения самых заветных желаний и ей подарено чудо. Глава 20
— Почему мои дети здесь? — был первый вопрос, который задал Джордж Аскот Винсенту, когда они остались одни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15
Теории и предположения могут не только притуплять и успокаивать сомнения, но и рушиться со временем, подобно карточным домикам, если их подвергнут логическим рассуждениям и критическому анализу. Именно так и произошло с Лариссой. После той роковой ночи прошло чуть больше недели, и в конце концов она была вынуждена признать, что у Винсента было достаточно возможностей сделать ей предложение. При желании, разумеется.Как ни странно, это открытие ничуть ее не расстроило. Что ни говори, а он ни в чем ее не обманул. Не нарушил никаких обещаний. Во всем виновата она сама и ее собственное глупенькое сердце. В их коротком страстном романе они оба пали жертвой собственных страстей и взаимного притяжения. Только вот последствия будут для каждого разными. Она, романтичная дурочка, возмечтала о свадьбе, а он… он просто искал наслаждений и находил их без каких бы то ни было обязательств. Трудно винить его в этом, впрочем, так же как и любого другого мужчину. Для него это так же естественно, как для нее — ожидать большего.Наверное, удар оказался бы куда тяжелее, если бы Ларисса не скорбела об отце. Как ни парадоксально это звучит, но следует поблагодарить Винсента за то, что дал ей возможность отвлечься.Он приходил в ее комнату ночь за ночью, и она узнала, что желание пьянит, как крепкое вино, и обходиться без его ласк все труднее. Недаром, затаив дыхание, ждала его прикосновений. Ему было неведомо, что в эти минуты она думала лишь о нем, и только наедине с собой Ларисса снова оплакивала отца. С каждым днем ей становилось все труднее скрывать печаль от проницательного брата. Видимо, поэтому Томас перестал спрашивать, почему отца так долго нет. И однажды она застала брата плачущим. Мальчик наконец осознал, что отец больше никогда не вернется. Но по молчаливому согласию они не хотели говорить об этом. Пока.Поэтому Ларисса была благодарна Винсенту не только за то, что он предоставил им убежище на праздники, но и за все бесчисленные и разнообразные развлечения, не дававшие ей погрузиться в бездну отчаяния.И все же она вот уже вторую ночь подряд запирала свою дверь. Больше она не ляжет в постель с Винсентом, особенно теперь, зная, что ничего другого ему от нее не нужно. Нелегко далось ей это решение. Другого, впрочем, она не ожидала. Однако Винсент приходил, как обычно, и тихо окликал ее из-за двери. Ларисса не отвечала, не могла ответить. Сердце нестерпимо болело при мысли о том, что его чувства к ней далеко не так сильны, как она надеялась.
Она промочила насквозь подушку, рыдая о том, каким прекрасным могло бы стать будущее…Но ради Томаса приходилось делать вид, будто ничего не происходит. Вчера, в сочельник, она положила под елку купленные много месяцев назад подарки, и теперь, разбудив Томаса, потащила его в гостиную. Оказалось, что брат тоже припрятал для нее резные вещички, сделанные им самим для сестры и служанок Мары и Мэри, которые тоже присоединились к веселому обряду.Для них, конечно, Рождество было грустным. Не то что в их родном доме, где царили веселье и радость. Но разве дело в подарках? Рождество — праздник семейный, праздник разделенной любви. И что поделаешь, если их семья сегодня неполна и родные тяжел переживают невозможность собраться вместе в этот главный в году день.Мара и Мэри помогли им ненадолго забыться, охая и ахая над мастерством Томаса, совершенствующимся, по их мнению, с каждым годом, и над маленькими безделушками, подаренными Лариссой. Какое счастье, что она догадалась их купить задолго до того, как кончились деньги! Однако Мэри оставалась недолго. Она спешила на кухню. Ларисса сделала служанке лучший подарок, уговорив повара пустить ее в свои владения и не лишать удовольствия готовить рождественского гуся, лучше всего удававшегося Мэри. Ларисса не особенно беспокоилась, что Томас слишком разволнуется, хотя раньше он давно уже прыгал бы от счастья и носился по комнатам. Слава Богу, он хотя бы оправился от тяжелой болезни и постепенно набирался сил и энергии.— Могу я поговорить с вашей сестрой? В дверях стоял Винсент, похоже, не слишком спешивший войти в комнату. Томас, которому и был адресован вопрос, даже не взглянул в его сторону.— Нет, — спокойно ответил он, — если вы снова расстроите ее.— Простите? — выдавил Винсент.— У нее до сих пор глаза красные…— Немедленно замолчи, Томас, — вмешалась Ларисса, пунцовая от стыда. — Мои слезы не имеют никакого отношения к барону, — добавила она и отвела глаза, не в силах лгать брату. — Пожалуйста, забери своих новых солдатиков и иди наверх. Я скоро приду.Томас пронзил ее полным презрения взглядом, означавшим, что он прекрасно разгадал уловку сестры.Но Мара, куда более тактичная, помогла ему собрать деревянных солдатиков, книги и почти утащила из комнаты. Винсент, однако, оказался не столь сообразительным или притворился, будто не понимает, в чем дело, потому что, едва оставшись наедине с ней, осведомился:— Вы опять плакали из-за отца?— Нет.Настала его очередь вспыхнуть. Что ж, если он хочет правды, не стоило задавать лишних вопросов. И ей его не жалко. Настало время откровенного разговора. Он неоднократно избегал или уклонялся от ее намеков, когда они лежали в постели, а днем никак не представлялось возможности уединиться для беседы: слишком много было вокруг посторонних глаз. Но теперь в комнате никого нет, и он не целует ее до умопомрачения и не перебивает дурацкими смешными репликами, пока не настанет время снова зацеловать ее. Наоборот, настала его очередь засыпать се вопросами.— Почему ты не ответила мне прошлой ночью?— Наверное, по той же причине, что ты отказался отвечать мне, — обронила девушка.— О чем ты толкуешь? Ларисса печально улыбнулась:— Прекрати, Винсент, ты никогда не отличался тупостью. Это попросту тебе не идет. Каждый раз, когда я пыталась заговорить о нашей свадьбе, ты тут же менял тему. Я мигнуть не успевала, как мне затыкали рот, и весьма ловко. Что ж, значит, этот предмет мы обсуждать не будем. И поскольку мне достаточно ясно дали это понять, нет ничего удивительного в том, что отныне моя дверь останется запертой.Винсент, нахмурившись, шагнул к ней, но Ларисса повелительно подняла руку и отступила. Она не позволит ему коснуться себя, однако не потому, что теперь все окончательно выяснилось и он действительно не собирался жениться на ней. Нет. Она боялась себя. Собственной слабости. Боялась вновь растаять в его объятиях. Ей следует научиться презирать его. Снова. И уж разумеется, не стоит с замиранием сердца ждать его уверений в том, что все будет хорошо и она стане г его женой. Но она все равно ждала.— Тебе ведь не хочется, чтобы мы расстались, верно? Опять он пытается пустить в ход один из своих бесчисленных тактических приемов, включая вкрадчиво-хрипловатый голос. Сумеет ли она противостоять ему?— Не хочется. В отличие от тебя. Останется ли все по-прежнему или мы сегодня же распрощаемся, зависит от тебя. Я только следую зову своего сердца — И твое сердце подсказывает не прогонять меня. Тут он прав. Ларисса и не подозревала, что успела полюбить его так сильно. А ведь все началось с мыслей о том, как было бы прекрасно выйти за него замуж. Он сумел завоевать сначала ее сострадание, а потом и сердце. То притяжение, которое она испытывала к нему, было престо еще одним благом… или проклятием.— Искушение — это соблазн запретного. Па законам Божеским и человеческим я не имею на тебя никаких прав. Ты для меня запретен. И дело не в моих чувствах. Не будь у меня брата и слуг, за которых я несу ответственность, возможно, все это не казалось столь уж важным. Но отныне мне придется растить Томаса самой. И быть для него таким же примером, каким был отец. Указывать правильный путь.— Твой отец не сумел быть хорошим… не важно, — осекся Винсент, рассеянно запустив пальцы в черную шевелюру. Он сильно расстроен? Или рассержен? Трудно сказать, поскольку он редко выказывал какие-то эмоции, кроме страсти. Ларисса нимало не сомневалась, что ему нравятся такие отношения и он с радостью их продолжит. Очевидно, сейчас он злился, потому что она первая решила прекратить ночные свидания. Иначе Ларисса не могла. Да, она ему небезразлична, но чтобы жениться, позволить ей войти в его жизнь… Тогда где же ее место? Каким он его представляет? Воспитание и происхождение не позволят Лариссе стать его любовницей. Неужели он не ждал ничего большего, кроме короткой мимолетной связи, которая закончится раньше, чем он считал?Она и сама ощутила нечто вроде благодатного гнева. Все что угодно, лишь бы забыть о боли, стиснувшей сердце.— Винсент, я не понимаю, чего вы от меня хотите? Сами-то вы знаете это?— Знаю одно, не хочу, чтобы вы меня покидали.— Это возможно только в случае нашей свадьбы.— Черт побери, — вспылил он, — я не могу на вас жениться!— Но почему? — не выдержала девушка.— Из-за вашего отца.Вместе со смущением в душу прокралась тревога.— При чем тут мой отец?— Есть много такого, о чем вы не подозреваете, — пробормотал Винсент.— В таком случае объяснитесь!— Ларисса, мне не хочется оскорблять ваши дочерние чувства.Девушка побледнела, поняв его слова по-своему:— Значит, он мертв? И вам все было известно с самого начала? Получили доказа…— Нет! — выдохнул он и, подбежав к ней, прежде чем она успела отстраниться, схватил за плечи.— Ничего подобного! Все это теперь не имеет значения. В вас вся моя жизнь. И к тому же ваш отец просто задержался, и нет причин предполагать худшее. Честно говоря, я не удивился бы, постучи он сегодня в дверь.Слова его оказались пророческими. Громкий стук так поразил Лариссу, что она оцепенела и затаила дыхание. Но ожидание оказалось слишком тяжелым испытанием. Она вырвалась из рук Винсента и, не обратив внимания на его тяжкий вздох, метнулась к порогу и тут увидела дворецкого, величаво шествующего к парадному входу.— Я не имел в виду, что он покажется сию же минуту, — прошептал Винсент, и на этот раз ей послышалось в его голосе нечто вроде искреннего сочувствия. Однако она снова проигнорировала его. Больше не стоит слушать ни уверений, ни отрицаний. Это ее последняя надежда. Господи милостивый, пусть это окажется ее отец! Она больше никогда, никогда ни о чем не попросит…Это оказался не он. Огромный, широкоплечий верзила громовым басом осведомился, здесь ли живет барон Уиндсмур. Больше она ничего не слышала. В ушах пронзительно зазвенело. Перед глазами все поплыло. Кажется, она теряет сознание? Как смешно, ведь она всегда гордилась своей выдержкой и самообладанием. Наверное, просто слишком долго сдерживала дыхание…Винсент успел подхватить Лариссу. Откуда-то издалека доносился его встревоженный голос, окликавший ее. Но было поздно. Она чересчур устала, ослабла и больше не в силах бороться с жестокой реальностью. Странно, он говорит совсем как отец. Должно быть, воображение играет с ней злые шутки. Он требует, чтобы она открыла глаза. Нет, ей совсем не хочется… никаких больше разочарований. С нее хватит.— Рисса, пожалуйста, взгляни на меня. Винсент никогда не звал ее Риссой. Девушка взмахнула ресницами и снова забыла о необходимости дышать.— Папа, — прошептала она, — это в самом деле ты? И тут же очутилась в теплых, знакомых, таких родных объятиях, дарующих покой, любовь и сознание того, что теперь все будет хорошо. Совсем как в детстве. Это он. О Боже, это он, живой, живой, живой…Тихие прерывистые рыдания сотрясли ее хрупкое тело. Создатель внял ее молитвам. В этот святой день свершения самых заветных желаний и ей подарено чудо. Глава 20
— Почему мои дети здесь? — был первый вопрос, который задал Джордж Аскот Винсенту, когда они остались одни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15