Вот вам конкретный пример того, как слабая политическая
подготовка ведет к прямому нарушению воинской дисциплины.
Садитесь, товарищ Чонкин. Кто желает выступить?
Поднял руку командир отделения Балашов.
- Вот,- сказал Ярцев,- почему-то товарищ Балашов всегда
первым поднимает руку. И его всегда приятно слушать. Вы
конспект приготовили, товарищ Балашов?
- Приготовил,- скромно, но с достоинством сказал Бала
шов.
- Я знаю, что приготовили,- сказал Ярцев, глядя на
Балашова с нескрываемой любовью. Отвечайте.
Старший политрук снова сел на пень и, чтобы показать
заранее, какое истинное наслаждение доставит ему четкий и
правильный ответ Балашова, закрыл глаза.
Балашов развернул общую тетрадь в картонном переплете и
начал читать громко, с выражением, не вставляя ни единого
своего слова.
Пока он читал, бойцы занимались, кто чем. Один,
спрятавшись за спиной другого, увлекся "Мадам Бовари",
другие - играли в "морской бой", Чонкин предавался своим
мыслям. Мысли у него были разные. Внимательно наблюдая
жизнь, постигая ее законы, он понял, что летом обычно
бывает тепло, а зимой - холодно. "А вот если бы было
наоборот, думал он,- летом холодно, а зимою тепло, то
тогда бы лето называлось зима, а зима называлась бы лето".
Потом ему пришла в голову другая мысль, еще более важная и
интересная, но он тут же забыл, какая именно, и никак не
мог вспомнить. И мысль об утерянной мысли была мучительна.
В это время его толкнули в бок. Чонкин оглянулся и увидел
Самушкина, про которого совсем забыл. Самушкин поманил
его пальцем, показывая, чтобы Чонкин наклонился, он, Са-
мушкин, ему что-то скажет. Чонкин заколебался. Крикнуть в
ухо, пожалуй, побоится, старший политрук здесь, а плюнуть-
может.
- Чего тебе?- шепотом спросил Чонкин.
- Да ты не бойся,- прошептал Самушкин и сам наклонился к
чонкинскому уху.- Ты знаешь, что у Сталина было две жены?
- Да ну тебя,- отмахнулся Чонкин.
- Верно тебе говорю. Две жены.
- Хватит болтать,- сказал Чонкин.
- Не веришь - спроси у старшего политрука.
- Да зачем мне это нужно?- упрямился Чонкин.
- Спроси, будь другом. Я спросил бы, но мне неудобно, я
в прошлый раз задавал много вопросов.
По лицу Самушкина было видно, что ему очень важно, что-
бы Чонкин оказал ему эту пустяковую, в сущности, услугу.
Чонкин, будучи человеком добрым, не умеющим никому и ни в
чем отказывать, сдался.
Балашов все еще читал свой конспект. Старший политрук
его слушал рассеянно, зная, что Балашов боец аккуратный,
наверняка переписал в конспект все слово в слово из учеб-
ника и никаких неожиданностей в его ответе быть не может.
Но времени оставалось мало, надо было спросить других, и
Ярцев прервал Балашова.
- Спасибо, товарищ Балашов,- сказал он.- У меня к вам
еще вопрос: почему наша армия считается народной?
- Потому, что она служит народу,- ответил Балашов, не
задумываясь.
- Правильно. А кому служат армии капиталистических
стран?
- Кучке капиталистов.
- Правильно.- Ярцев был очень доволен.- Я с удовольст-
вием прослушал ваш ответ. Вы правильно мыслите, делаете
из пройденного материала верные выводы. Я ставлю вам
"отлично" и буду просить командира батальона объявить
вам благодарность с занесением в личное дело.
- Служу трудовому народу,- тихо сказал Балашов.
- Садитесь, товарищ Балашов.- И своими узкими проница-
тельными глазами старший политрук осмотрел сидевших перед
ним бойцов. Кто хочет дальше развить мысль предыдущего
оратора?
Чонкин дернул рукой. Ярцев заметил.
- Товарищ Чонкин, как прикажете истолковать ваш вырази-
тельный жест? Может быть, вы опять боретесь с жуком?
Чонкин встал.
- Вопрос, товарищ старший политрук.
- Пожалуйста.- Политрук расплылся в широкой улыбке, всем
своим видом показывая, что, конечно, Чонкин может задать
только очень простой вопрос и, может быть, даже глупый, но
он, Ярцев, обязан снижаться до уровня каждого бойца и
разъяснять непонятное. И он ошибся. Вопрос, может быть,
был глупый, но не такой простой.
- А правда,- спросил Чонкин,- что у товарища Сталина
было две жены?
Ярцев вскочил на ноги с такой поспешностью, как будто в
одно место ему воткнули шило.
- Что?- закричал он, трясясь от ярости и испуга.- Вы что
говорите? Вы меня в это дело не впутывайте. Он тут же
спохватился, что сказал что-то не то, и остановился.
Чонкин растерянно хлопал глазами. Он никак не мог по-
нять, чем вызвана такая ярость старшего политрука. Он по-
пытался объяснить свое поведение.
- Я, товарищ старший политрук, ничего,- сказал он.- Я
только хотел спросить....мне говорили, что у товарища
Сталина...
- Кто вам говорил?- закричал Ярцев не своим голосом.-
Кто, я вас спрашиваю? С чужого голоса поете, Чонкин?
Чонкин беспомощно оглянулся на Самушкина, тот спокойно
перелистывал "Краткий курс истории ВКП(б)", словно все
происходившее не имело к нему никакого абсолютно
отношения. Чонкин понял, что если сослаться на Самушкина,
тот откажется не моргнув глазом. И хотя Чонкин не мог
взять в толк, чем именно вызван такой невероятный гнев
старшего политрука, ему было ясно, что Самушкин опять его
подвел, может быть, даже больше, чем в тот раз, когда
устроил "велосипед".
А старший политрук, начав кричать, никак не мог остано-
виться, он крестил Чонкина почем зря, говоря, что вот,
мол, к чему приводит политическая незрелость и потеря бди-
тельности, что такие, как Чонкин, очень ценная находка
для наших врагов, которые только и ищут малейшую щель,
куда, не гнушаясь никакими средствами, можно пролезть со
своими происками, что такие, как Чонкин, позорят не только
свое подразделение и свою часть, но и всю Красную Армию в
целом.
Трудно сказать, чем бы кончился монолог Ярцева, если бы
его не прервал дневальный Алимов. Видно, Алимов бежал от
самого городка, потому что долго не мог перевести дух, и,
приложив руку к пилотке, тяжело дышал, молча глядя на
Ярцева. Его появление сбило Ярцева с мысли, и он спросил
раздраженно:
- Что вам?
- Товарищ старший политрук, разрешите обратиться.-
Алимов кое-как отдышался.
- Обращайтесь,- устало сказал Ярцев, опускаясь на пень.
- Рядового Чонкина по приказанию командира вызывают в
казарму.
Этому обстоятельству были рады и Чонкин, и Ярцев.
Отвязывая лошадь, Чонкин ругал себя, что черт его дер-
нул за язык. Может быть, первый раз за всю службу задал
вопрос, и на тебе такая неприятность. И он твердо решил,
что теперь никогда в жизни не будет задавать никаких
вопросов, а то еще влипнешь в такую историю, что и не
выпутаешься.

5

Старшина Песков сидел у себя в каптерке и суровой нит-
кой резал мыло, готовясь к предстоящему его роте банному
дню. В это время его позвали к телефону, и комбат Пахомов
приказал немедленно разыскать Чонкина, выдать ему оружие,
продпаек на неделю и подготовить к длительному несению
караульной службы.
Какой именно службы и почему длительной, старшина не
понял, но сказал "есть!" , потому что привык выполнять
приказания беспрекословно, согласно уставу. Каптенармуса
Трофимовича, который помогал ему резать мыло, он послал на
продсклад, а дневального Алимова отправил разыскивать
Чонкина. После этого нарезал остальное мыло, вытер руки о
полотенце и сел писать письмо своей невесте, которая жила
в городе Котласе.
После срочной службы старшина прослужил еще два года,
теперь хотел опять продлить срок, но невеста этого не одо-
бряла. Она считала, что женатому человеку лучше работать
где-нибудь на заводе, чем служить в армии.
Старшина Песков с этим был не согласен, он писал:
"А еще, Люба, вы пишете, что гражданская жизнь лучше,
чем военная. Вы, Люба, имеете об этом неправильное поня-
тие, потому что для каждого воина Красной Армии есть глав-
ное переносить все тяготы и лишения воинской службы. А
также воспитание подчиненных. Вы знаете, что наша страна
со всех четырех сторон находится в капиталистическом
окружении и враги только и метят на то, чтобы задушить
Советскую страну, а наших жен и детей угнать в рабство.
Поэтому в Красную Армию ежегодно призываются на военную
службу молодые воины, дети рабочих и трудового крестьян-
ства. И мы, закаленные воины, должны передавать им свой
боевой опыт и воинское мастерство в деле воспитания
молодого поколения. Но вопрос этот очень серьезный, к
людям надо проявлять ежедневную строгость, потому что ты
с ними будешь по-хорошему, а они к тебе обернутся свиньей.
Возьмем, к примеру, простую семью. Если не будешь воспи-
тывать ребенка в строгости, с ремешком, то он вырастет
жулик или хулиган, а дети, Люба, цель нашей жизни. А если
не иметь цели, то можно повеситься или застрелиться (вот
вам пример: Маяковский, Есенин)".
Старшина поставил точку, обмакнул перо в чернила и стал
обдумывать следующую фразу. Он хотел как-то связать вое-
дино вопросы семьи и брака и обороноспособности государ-
ства, но как именно сделать это, еще не знал, и тут
его сбили с толку - кто-то постучался в дверь.
- Войдите,- разрешил старшина.
Вошел Чонкин. Он был так огорчен своей оплошностью на
политзанятиях, что даже забыл, что нужно о своем прибытии
доложить по-уставному, и спросил просто:
- Звали, товарищ старшина?
- Не звал, а приказал явиться,- поправил старшина.-
Войдите и доложите, как положено.
Чонкин повернулся к дверям.
- Отставить!- сказал старшина.- Как нужно поворачивать-
ся кругом?
Чонкин постарался сделать все как надо, но опять пере-
путал и повернулся через правое плечо. Только с третьего
раза у него получился поворот более или менее гладко,
после чего старшина, наконец, снизошел к нему, разрешил
выйти и, вернувшись, доложить о прибытии. Потом сунул
ему в руки " Устав караульной и гарнизонной службы " и
отправил в казарму учить обязанности часового. А сам
остался дописывать письмо, наполняя его новыми, возникши-
ми в результате общения с Чонкиным мыслями:
"Вот, Люба, к примеру, у вас на заводе работает инженер
с высшим образованием и имеет в своем подчинении 10-12
человек. Он может приказать им что-нибудь только по ра-
боте,а после работы или во время выходного дня они ему у
уже не подчиняются и могут делать, что хотят, как говорит-
ся, ты сам по себе, а я сам по себе. У нас такого положе-
ния быть не может. У меня в роте 97 красноармейцев и мла-
дшего комсостава. Я могу им в любое время отдать любое
приказание, и они выполнят его беспрекословно, точно и в
срок, согласно Уставау и воинской дисциплине, хотя я имею
образование 5 кл.".
На этом месте его опять оборвали. Дверь отворилась, в
каптерку кто-то вошел. Думая, что это Чонкин, старшина, не
повернув головы, сказал:
- Выйди, постучись и войди снова.
Ему ответили:
- Я тебе постучусь.
Старшина волчком развернулся на табуретке, одновременно
вытягиваясь, потому что увидел перед собой подполковника
Пахомова.
- Товариш подполковник, за время вашего отсутствия в
роте никаких происшествий... начал было он, приложив руку
к пилотке, но подполковник его перебил:
- Где Чонкин?
- Отправлен для изучения Устава караульной и гарнизонной
службы,- четко отрапортовал старшина.
- Куда отправлен?- не понял Пахомов.
- В казарму, товарищ подполковник,- отчеканил Песков.
- Ты что - сумасшедший?- заорал на него подполковник.-
Его самолет ждет, а ты тут будешь уставами с ним зани-
маться. Я тебе по телефону что говорил? Немедленно
позвать Чонкина и подготовить к отправке.
- Есть, товарищ подполковник!- Старшина кинулся к двери.
- Погоди. Сухой паек получили?
- Трофимович пошел и все нету. Может, с кладовщиком
разговаривает?
- Я вот ему поразговариваю. Тащить его сюда вместе с
продуктами!
- Сейчас я пошлю дневального,- сказал старшина.
- Отставить дневального!- сказал Пахомов.- Не дневаль-
ного, а сам, и бегом! Погоди. Даю тебе пять минут. За
каждую лишнюю минуту сутки ареста. Понял? Бегом!
Со старшиной подполковник разговаривал совсем не так,
как час назад с командиром полка. Но и разговор старшины с
Чонкиным был мало похож на его разговор с подполковником.
Что касается Чонкина, то он мог в таком духе разговаривать
разве что с лошадью, потому что она по своему положению
была еще ниже его. А уж ниже лошади никого не было.
Выскочив на улицу, старшина поглядел на свои карманные
часы, засек время и пошел было шагом, но потом,
оглянувшись и увидев, что подполковник Пахомов следит за
ним в окно, побежал.
Бежать было метров четыреста - в противоположный конец
городка. На этом пути не было ни одного строения, за
которым можно было бы укрыться и тайком от комбата передо-
хнуть, и старшина Песков чувствовал себя, как на пристре-
лянной местности. Ему было двадцать пять лет, но за два
года сверхсрочной службы он бегал только один раз и то
по тревоге, когда уклониться от беганья не было никакой
возможности. Отвычка от этого занятия давала себя знать,
да и жара, надо сказать, стояла немалая.
На продуктовом складе было, как всегда, полутемно и
прохладно. Редкие солнечные лучи, пробиваясь сквозь дыры
в стене и в крыше, пронизывали помещение, вырывая из
полутьмы какие-то ящики, бочки, мешки и говяжьи туши,
подвешенные к перекладине поперек склада. У полуоткрытых
дверей сидел кладовщик Дудник и, подперев подбородок
рукой, дремал, разомлев от жары. Стоило ему заснуть, как
подбородок соскальзывал с потной ладони. Дудник ударялся
подбородком об стол, открывал глаза, смотрел на стол
подозрительно и враждебно, но, не в силах устоять перед
соблазном, снова подводил руку под подбородок.
Высунув язык, влетел на склад старшина Песков. Он
опустился рядом с Дудником на ящик из-под крупы и спросил:
- Ты Трофимовича не видел?
Дудник снова трахнулся об стол и осоловело посмотрел на
Пескова.
- Чего?
Старшина посмотрел с уважением на подбородок Дудника,
который выдерживает такие удары.
- Зубы целы?- спросил он.
- Зубы-то ничего,- сказал Дудник, встряхивая головой и
зевая.- Я вот боюсь - стол придется в ремонт отдавать.
Кого ты спрашивал?
- Трофимович здесь был?
- А-а, Трофимович. Трофимович был,- сказал Дудник,
закрывая глаза и снова подставляя руку под подбородок
- Погоди ты спать.- Старшина потряс его за плечо.- Куда
он пошел?
Не открывая глаз, Дудник махнул свободной рукой в
сторону дверей:
- Туда.
Поняв, что толку от Дудника не добиться, старшина вышел
наружу и остановился в раздумье. Куда идти? Он перебрал в
уме все места, где мог бы быть Трофимович,уно тот мог быть
где угодно, и придумать сейчас что-нибудь более или менее
вероятное старшине было не так-то просто. Он вынул
карманные часы и посмотрел на них. С момента получения им
приказания шла шестая минута. Старшина вздохнул. Он знал,
что подполковник Пахомов слов на ветер никогда не бросает.
И Песков вдруг только сейчас понял, что происходит, веро-
ятно, что-то сверхважное, раз Чонкина отправляют куда-то
на самолете. Может быть, сам Чонкин вдруг стал очень
важным? Его, старшину Пескова, ни разу не возили на
самолете. Мысль о важности происходящего заставила его
мозг работать продуктивней, старшина еще раз прикинул, где
именно мог прятаться Трофимович, и, уже не колеблясь,
бросился к военторговскому магазину.
Песков не ошибся. Трофимович стоял в пустом магазине
рядом с продавщицей Тосей и рассказывал ей содержание
фильма "Сердца четырех". На полу у его ног лежал вещмешок
с сухим пайком для Чонкина.
Через минуту после этого подполковник Пахомов, взглянув
в окно, увидел такую картину: по тропинке в сторону
казармы, с вещмешком на плече, мелко подпрыгивал
Трофимович; сзади, подталкивая его кулаком в спину, бежал
старшина Песков.
К вечеру того же дня, сидя в отдельной камере батальон-
ной гаупвахты, старшина Песков продолжал письмо своей
невесте из города Котласа.
" А вообще, Люба,- писал он,- жизнь армейская, конечно,
не сахар. Это же есть такие люди, которые пользуются своим
положением не для укрепления воинской дисциплины, а совсем
обратное, с целью, чтобы издеваться над своими подчиненны-
ми. И, конечно, в гражданской жизни такого положения не
бывает, потому что там каждый человек отработал свои во-
семь часов на производстве, считает себя свободным, и, ес-
ли какой инженер или мастер прикажет ему что-нибудь, так
он может послать его куда подальше и правильно сделает".


6

Вот уж правда, жизнь человека полна неожиданностей. Если
бы в этот день все текло по намеченному плану, то Чонкин
после политзанятий должен был привезти на кухню дрова,
потом обед, потом - сон, после сна - баня.
1 2 3 4 5